«Духовная работа пахнет не ладаном, а потом»

Беседа с диаконом, профессором Свято-Тихоновского Богословского университета

Он — профессор Свято-Тихоновского Богословского университета. Преподает также в Православном и Богословском университетах, в МГУ, ездит с лекциями по городам России.

— Отец Андрей, вы общаетесь с разной аудиторией. На ваш взгляд, каково нынче духовное состояние общества?

— В стране, в которой десятилетиями разрушалась высокая духовная культура, религиозный инстинкт начал пробуждаться в совершенно варварских формах. Экстрасенсы, шаманы, колдуны, целители — все это не что иное, как рецидив примитивного, языческого мышления. На его фоне православие оказывается элитарной религией.

— Тем не менее, согласитесь, внутри самой церкви сосущестуют обрядоверие и философия, обновленчество и традиционализм, славянофильство и западничество…

— Существует, и в этом нет ничего страшного. Но я убежден, что будущее — за молодыми консерваторами. Молодежь ищет защиты против духа модернизма и реформаторства. Она бунтует против психологии потребительства, против макдональдизации духа. Пафос перестройки кончился, наступило время собирать камни. Гуманитарная молодежь, я сужу по МГУ, это очень тонко чувствует. Кстати, то же происходит и в церкви. Старшее поколение священнослужителей сочувствует переменам, молодое же, как это ни покажется парадоксальным, противится им.

— Далеко ли от консерватизма до национализма?

— Очень далеко. Ведь консерватизм христианский — консерватизм имперского чувства, а империя — как раз и есть исконное противоядие против национализма, потому что может существовать только в том случае, если народ, созидающий ее, не навязывает себя по мелочам всем остальным народам.

— Как вы считаете, так называемая мода на религию прошла?

— Думаю, ХХI век будет веком религиозным. Но это будет религиозность, скорее, языческая. Православие же модным не было никогда. Была мода на иностранных проповедников. Она точно ушла. Сейчас мода на оккультизм. В этой связи замечу, что в наших храмах в последнее время появилось много людей, которые пришли не потому, что полюбили Евангелие или Христа, а потому, что испугались. Они попробовали войти в мир религии через черную дверь — магию, оккультизм. И обожгли свои души. И теперь ищут защиту. На этом фоне становится понятней роль церкви. Она существует не для того, чтобы читать мораль или укреплять семью или государство, а — быть бастионом, который защищал бы людей от реальной энергии зла. Чтобы не попасть в ловушку, каждый должен знать правила религиозной безопасности.

— Мы видим, как быстро восстанавливаются храмы в Москве, других городах, в то же время сельские приходы влачат нищенское существование. А ведь православная Россия, скорее, за московской кольцевой дорогой…

— Я в принципе с этим не согласен. Если сто лет назад православие было крестьянской религией, то сегодня это религия городская. Да и о религиозности нынешнего русского крестьянства можно говорить в прошедшем времени. Я выезжаю каждое лето в деревню в Тверскую область. Так вот, в Москве сплошь и рядом останавливают на улице, что-то норовят спросить, а там, зная, что я священник, даже спьяну не приходят.

— Вы учились и в советской школе, и в церковной, теперь вот преподаете. Как, по-вашему, в какую сторону движется реформа нашего образования, если вообще движется?

— Не надо забывать, что задача школы — это не только дать какую-то информацию, но и сделать все, чтобы наши дети выросли нашими детьми, а не детьми наших соседей или заокеанских спонсоров. Как-то в Магадане беседую с выпускниками, чувствую у них какое-то странное восприятие России, православия. Когда такое восприятие не у одного ребенка, а у всего класса, понимаешь, что дело не в детях, а в учителе. Начинаю выяснять, как их учат. Оказалось, историю России они проходят по учебнику… Збигнева Бжезинского. Дело ученых академиков спорить о том, чья концепция истории России корректнее, но государственная школа не имеет права воспитывать детей на антигосударственных и антинациональных идеях.

— Есть ли какая-то золотая середина в отношении церкви и государства?

— Мне кажется, это современный европейский опыт. Практика западных стран — будь то Греция, Англия, Болгария, Германия, Италия — исходит из того, что государство гарантирует свободу религии перед законом, в области культурной у государства своя политика, направленная на сохранение национальных традиционных ценностей. Государство может вполне отдавать себе отчет в том, что подлинное знание русской культуры, литературы невозможно без ознакомления с основами православия, с историей Русской православной церкви. И здесь есть разные модели. Вот, скажем, финская. Там государство оказывает поддержку двум религиозным структурам, двум церквам — лютеранской и православной. Выделяются деньги на восстановление и поддержание храмовых комплексов, потому что это общенациональные памятники культуры и истории. И второе: на ознакомление детей с вероучениями этих религиозных течений. Скажем, если деревня в основном лютеранская, но там есть несколько семей православных, то школа будет оплачивать не только труд лютеранского законоучителя, но и труд православного. И наоборот, если это поселок православный, но там есть несколько лютеранских семей, то школа будет оплачивать труд преподавателя закона Божия и православного, и лютеранского. Так России надо помнить четыре религиозные традиции, которые внесли наибольший вклад в историю культуры народов России — это православие, ислам, буддизм, иудаизм — и оказывать им поддержку в осуществлении их благотворительных и культурно-образовательных проектов.

— Пока же, неоднократно приходилось слышать, к власти активно рвутся сектанты. Финансируют выборные компании, покупают депутатов, лоббируют через них свои интересы в органах представительской власти. Вам известны такие факты?

— Известны, конечно. Скажем, в Ярославле радикальная протестантская секта «Новое поколение» выдвигала своих кандидатов на выборах в местные органы власти, хотя зарегистрировала себя как христианско-демократическая партия. Я был в Ярославле, встречался с кандидатами в депутаты от этой секты. Поразило то, что русские мужики, поучившись у американских проповедников, и по-русски то говорят с американским акцентом. И после этого удивлялись, почему вдруг бабушки русские в деревнях за них не голосовали. Было время, когда в Москве оказывалась минимальная поддержка православным школам со стороны департамента образования, но зато сплошь и рядом действовали оккультные секты, департаментом образования издавался даже оккультный журнал, а усилиями методистов из окружных управлений по образованию проводились семинары по обучению преподавателей оккультным доктринам. Так что я бы не назвал нашу школу, наше образование вполне светским. В Московской городской думе одного из созывов, между прочим, был депутат, который занимался координацией деятельности образовательной политики и одновременно являлся членом оккультной секты. Более того, он эту оккультную секту под названием «Лаборатория грядущего» создал в самой городской думе. И за счет бюджета думы проходили там всевозможные уроки медитации, астрологии, магии. И этот человек от думы курировал все вопросы образования в московских школах!

— Чем опасно такое проникновение сектантов в органы государственной власти?

— Государственная поддержка помогает сектанту еще активнее взламывать души людей, осуществлять свою деструктивную деятельность в стране. Потому что если народ расколоть на несколько десятков секточек, то Россия перестанет существовать как единый духовный организм. А здесь будут «соединенные штаты» Евразии. Кроме того, нельзя забывать, что наиболее популярные сегодня оккультные секты несут с собой совершенно антинаучную идеологию. Люди теряют навыки критического мышления, и по сути дела рождается еще одна форма утечки мозгов, когда люди, которые могли бы быть учеными, уйдя в секту, теряют, во-первых, мотивацию к научной работе, во-вторых, навыки научного мышления.

— А что питает религиозный экстремизм?

— Основная причина религиозного экстремизма — в нарушении естественных культурных границ. Идея слияния разных культур чрезвычайно катастрофична по своим последствиям. Согласитесь, когда границы между странами ясны, конфликтов не бывает. То же и в мире духовном. Если, скажем, между христианством и буддизмом границы ясны, нет конфликта. Как между христианами и мусульманами. В течение веков мы научились жить вместе за счет некой взаимозамкнутости, как ни странно. Не открытости, а именно замкнутости. Православный священник шел в русские дома и в русские селения, а мулла посещал исламские семьи. И конкуренции не было именно потому, что мы в какой-то степени жертвовали универсализмом наших традиций: ведь ислам, как и христианство — мировая религия, которая не знает разделения наций и которая обращена как бы ко всем. Но мы согласились во имя того, чтобы не было войн, смотреть на самих себя как на национальные традиции. А там, где границы не ясны — скажем, между православными и католиками — конфликт. Не ясны потому, что католики создали подделку под православие — униатство. Одежда, убранство храма, молитвы православные, а служат католики. Эта маскировка и создала взрывоопасную ситуацию, например, на Украине.

Религиозный экстремизм рождается и в ответ на оскорбление национально-религиозных чувств. В этом была причина еврейских погромов в начале века. В этом же причина православного антисемитизма, который сегодня, безусловно, есть. Но православный антисемитизм в России не питается чисто религиозными чувствами. Скорее, это чувство обиды, зависти на бытовом уровне у тех, у кого религиозное и национальное чувства всерьез не воспитаны. Как они будут реагировать на тезис одного из публицистов, который написал: «эта водочно-христианская культура»? Подобное было в либеральной прессе предреволюционных лет. И стало одним из главных мотивов тех страшных эксцессов, которые назвали погромами.

Религиозный экстремизм нужно гасить воспитанием у людей чувства ответственности за свои слова.

— А раскол, религиозная вражда на Украине — это экстремизм?

— Не думаю, что это экстремизм религиозный. Те, кто захватывают храмы, избивают православных священников, вряд ли делают это ради Бога. В христианстве на этот счет есть мощные сдерживающие факторы. Помните, Христос говорил: что вы сделаете одному из братьев ваших, то мне сделаете. Дело в ином. В условиях, когда религиозная иерархия в России была разрушена, как и система церковных школ, религиозной культуры, традиции высокой философской мысли, национально-патриотическое чувство, как и религиозное, одичало и теперь вот принимают уродливые формы. Исправлять их надо не через проповедь космополитизма и экуменизма, а через проповедь нормальной традиции патриотизма и национализма. Возвращение в т р, а д и ц и ю. Потому что традиция христианская в себя нетерпимость не включала. Был случай. На заседании московского тюремного комитета доктор Гааз предложил смягчить условия содержания заключенных. Митрополит Филарет возразил: мол, это же преступники. Доктор спросил: «Вы уверены, что там все преступники?». «Раз осуждены, то да». Тогда доктор сказал: «Владыка, вы забыли о Христе». Митрополит, задумавшись, ответил: «Это не я забыл о Христе, когда говорил те глупости, а Христос забыл про меня». Поэтому, я убежден, спасение от религиозного экстремизма — не научный атеизм, а действительная воцерковленность и действительное воспитание веры и любви. Даже к преступнику.

Беседовал Александр Калинин

http://www.stoletie.ru/obschestvo/diakon_andre_kuraev_duhovnaya_rabota_pahnet_ne_ladanom_a_potom.htm