Приблизились сроки

Очерк первый из книги «Русский мир»

«СОДРАННАЯ КОЖА»

Часто мы рассматриваем общество как разумную систему, и это справедливо для стабильного общества или общества, имеющего четкие ориентиры развития. Между тем с конца 80-х годов и по настоящее время происходит распад защитной системы, социальных групп и общества в целом. Распад происходит по следующим направлениям.

Относительное экономическое благополучие, сильная социальная защищенность и явная социальная однородность в империи советского типа исторически одномоментно сменились социально-экономической катастрофой. Всеобщее обнищание — тривиальная констатация экономической жизни. Оно усугубляется поразительным разрывом уровней жизни основной массы населения и формирующегося криминально-компрадорского сословия собственников (в целом по России этот разрыв двадцатикратен, в Москве — пятидесятикратен). Немыслимые богатства неправедной кучки собственников (до сих пор не превратившейся даже в социальную группу) с еще большей силой контраста демонстрируют нищету основной массы населения, что провоцирует даже не сознательное, а подсознательное неприятие совершающегося передела собственности.

Но и этот уровень нищеты, давно преодолевшей допустимый порог выживания, не дает уверенности на будущее прозябание. Невыплаты зарплаты и пенсий превратились в государственную политику, и в психологии нищего народа утверждается негативизм как способ отношения к труду и обеспеченности его результатов государством. Со значительной степенью уверенности можно сказать, что в общественной психологии сформирован стереотип несправедливого государства и неправедности богатства. В этих условиях рост по экспоненте преступности, сращивание криминалитета с властью, правовой нигилизм (при декларируемом построении правового государства) лишают человека чувства личной безопасности, ощущение покинутости становится естественным восприятием жизни, а несправедливое государство представляется покровителем беззакония и уголовщины. По сравнению с 1985-м в 1995 году количество преступлений возросло на 94,5%. в том числе совершенных несовершеннолетними на 75,9%. Вполне понятно тогда, почему суицид (самоубийство) в России увеличился с 44,6 до 60,8 тысячи. Безнадежность — вот еще одно психологическое состояние, порожденное радикальным реформированием, в том числе и в правовой сфере.

Говоря о системе «ближней защиты», нельзя не отметить уничтожения таких компонентов, как медицина, образование и досуг. В случае болезни нищего заставляют платить за лекарства, больницу, и он непосредственно сталкивается с полным своим бесправием в этой сфере жизни. Образование становится привилегией состоятельных людей, и основная масса отбрасывается в «темные века». Досуг сводится к зрелищам или телевизионной жвачке, не требующей напряжения мысли и сложных переживаний. Примитивизация общества идет полным ходом и простые решения превращаются в единственный способ освоения мира и человеческих отношений.

В собственно производственной сфере уничтожен еще один защитный механизм, каким был профсоюз. При всех его недостатках в прошлом он был гарантом производственной деятельности, условий труда, справедливой оплаты труда и обеспечивал получение жилья и курортно-санаторного обслуживания работника и членов его семьи. Теперь прямые отношения работника и работодателя регулируются исключительно работодателем, следовательно, в условиях правового нигилизма зависят только от хозяина, и труженик возвращается в период первоначального накопления капитала, когда он был всего лишь «говорящим орудием» и ничем другим. То обстоятельство, что переход этот состоялся по нисходящей (от высшего к низшему) всего лишь за десять лет жизни одного поколения, не могло не вызвать, кроме явно выраженного чувства безнадежности, еще и латентно присутствующего в общественной и личной психологии возмущения произошедшим.

На все сказанное можно возразить указанием на нетождественность личности и общества. Возражение, конечно, сильное, но реальность такова, что за десять лет была уничтожена и защитная система социума. Можно сколь угодного долго оперировать цифрами и произносить пламенные декларации, но сопоставление мощи, организованности и боеготовности Советской Армии и Вооруженных Сил РФ показывает, что нынешние армия, авиация и флот (не говоря уже о преднамеренно разрушаемом военно-космическом комплексе) не способны выполнить свои задачи в случае конфликта даже регионального уровня.

Так называемые «прозрачные границы» — миф политиков и «малина» для компрадоров и «челноков». Государство без границ — нонсенс и историческая абракадабра. Для социума и национальной целостности «прозрачные границы» являются фактором разрушения и социума, и целостности национального бытия.

Утрата исторических и геополитических союзников и партнеров превратила нацию и государство в изгоя человеческого общежития, и национальная психология воспроизводит тот же комплекс неполноценности, который преднамеренно прививается обездоленным массам и цинично ограбленным личностям.

Формирующаяся государственность переходного периода (августа 1991 года, Беловежского сговора и трагедии осени 1993 г.) показала всем и каждому, на что она способна для самозащиты и во имя «общечеловеческих ценностей». Государственная машина самодостаточна и потому рассматривает социум как производное (часто обременительное) от собственных целей и интересов. А суверенизация субъектов федерации вообще стремится покончить с национальной целостностью, то есть лишить ее внутренних защитных механизмов.

Перечисленные и иные факторы и условия, составлявшие защитную систему социума, ныне уничтожаются с той же последовательностью, с какой были уничтожены защитные механизмы личности. Только поэтому мы сочли возможным отождествить процессы разрушения защитной системы личности и общества, но не для того, чтобы посыпать голову пеплом, а для ясного понимания отверженности личности в новом «обществе».

«САМОЗАЩИТА»

Казалось бы, уничтожение защитной системы должно было вызвать сопротивление тех социальных слоев, которые оказались аутсайдерами «демократических» преобразований, и тех общественных движений и партий, которые не приняли ни переструктурирования социальной системы, ни вхождения в мировое сообщество ценой потери суверенитета, ни броска в эпоху первоначального накопления капитала. Что же происходило в этой области человеческого бытия?

Значительную роль в консолидации сил, сопротивляющихся слому защитных механизмов (государство, армия, социальная сфера и т. д.), сыграл Верховный Совет в последние полтора года своего существования. Законодатели и поддерживающие их общественные движения и организации (в том числе и не успевшие развернуться по горизонтали и вертикали комитеты в защиту Конституции и конституционного строя) не предотвратили, хотя и затормозили всеобщий распад. В тенденции Верховный Совет и Съезд народных депутатов могли перехватить политическую инициативу и создать законодательную систему, упраздняющую политический режим и восстанавливающую защитную систему социума и личности.

Но Верховный Совет боролся за власть, и эта перспектива была осознана как наиболее опасная для президентского окружения, и потому с 1992 г. развернулась кампания дискредитации законодательной власти. Одновременно «реформаторы» вели подготовку и юридическую (так называемое «конституционное совещание») и силовую (поиски наемников) — для уничтожения всей вертикали народовластия. Результатом стали пресловутый Указ N 1400 и расстрел Дома Советов. Эти события описывались уже неоднократно и останавливаться на них мы здесь не будем, хотя для темы данной статьи отметим, что в системе последовательного уничтожения народного сопротивления становится понятно, почему пострадали всего несколько депутатов, в то время как рядовые защитники Конституции расстреливались сотнями и избивались с жестокостью, превосходящей профессионализм гестаповских палачей.

Уничтожение народовластия «демократическим путем» сделало режим криминальным и сущностно нелегитимным. Но не случайно два года горланили о необходимости создать для новой государственности конституционную базу. Проект Конституции авторитарно-олигархической системы правления появляется осенью 1993 г., и дело остается за малым — утвердить «всенародным волеизъявлением» абсолютно антинародный Основной Закон. На такой шаг можно было пойти при двух как минимум условиях: при расчете на то, что народ настолько запуган, что не решится отвергнуть Конституцию, и при полной уверенности в лояльности тех оппозиционных структур, которые согласятся участвовать в трагикомедии выборов в Думу и референдуме.

Как показали выборы, запугать народ не удалось, если учитывать, что за «Выбор России», тогда представлявший власть и идейно-политически оправдавший и поддержавший расстрел и карательные акции, проголосовало минимальное число избирателей. Одновременно народ уже был дезориентирован, о чем свидетельствует несоразмерно большой процент голосовавших за ЛДПР, партию, глава которой (Жириновский) назвал расстрел Дома Советов блестящей военной операцией Ельцина.

Но как бы ни голосовали избиратели, проблема состояла в принятии или отвержении антинародной Конституции. Совершенно справедливо радикальная часть оппозиции всех цветов радуги призвала к бойкоту выборов и референдума. При осуществлении этой акции все последующие действия режима изначально были бы нелегитимными и потому проваливались бы с точки зрения любых правовых систем и норм. Де-юре народовластие продолжало бы сохраняться, что бы ни вытворяли правители со страной и народом де-факто. Это понимали идеологи реформаторского пути, потому и пошли на опасный эксперимент с уверенностью, что Конституция победившей олигархии будет протащена. И ее протащили при активном (или сознательном, или стыдливом, или неосознанном — не суть важно) соучастии КПРФ и ее дочерней организации АПР. Коммунистический и аграрный электорат определил необходимый минимум пришедших на референдум, а далее уже было делом техники и квалификации услуживающих протащить антинародную Конституцию в качестве волеизъявления народных масс. С декабря 1993 года закончилась история компартии и началась история социал-демократической организации под названием КПРФ. Поэтому странно звучат обвинения этой организации в оппортунизме и предательстве интересов народа — обвинения звучат не по адресу, потому что социал-демократический парламентаризм и не должен заниматься забастовками, массовым протестом и сменой режима. У него совсем другие задачи, и если мы здесь вспомнили о трансформации КПРФ, то по той лишь причине, что это превращение партии лишило народ самозащитной системы, каковой могла бы стать партия трудового народа.

Не смогла вырасти в реальную политическую силу ни одна патриотическая организация. Сказалось отсутствие организационного опыта, финансовой базы, абстрактность программных документов, да и обыкновенное махровое невежество. Идеология патриотизма не востребована массой населения до сих пор, хотя даже отпетые «демократы» используют патриотическую лексику для самосохранения. В целом же надо констатировать, что вся совокупность политических движений и организаций так и не превратилась в защитную систему населения, становится все более самодостаточной и уже поэтому исторически бесперспективной.

Формой сопротивления (преимущественно в Москве и больших городах) могли стать митинги и демонстрации, и они таковыми были в 1992—1993 годах, пока не превратились в ритуал с завзятыми жрецами-ораторами, не вовлекающий в сопротивление новых людей (что уж говорить о тех же «широких массах») и совершенно не опасный для набирающих ход «реформ».

Радикальные коммунистические оппозиционеры пять лет рассуждали и призывали к всеобщей политической забастовке, и эта форма сопротивления была бы наиболее действенной из всех других мирных средств перехвата власти. Где эта «всеобщность», хорошо известно — в декларациях и манифестах, ставших уже благоглупостью.

Поразительно проведение забастовок самими трудящимися. Они идут, целые отрасли вовлекаются в эту форму протеста, но достаточно ничем не подтвержденных обещаний правительства выплатить зарплату, т. е. отдать то, что принадлежит людям по праву, — и забастовки-голодовки прекращаются.

Поведение Думы здесь рассматривать не приходится. Обратим внимание лишь на то, что и думские оппозиционеры (за редким исключением) своей сервильностью и полной недееспособностью повторяют поведение людей с «содранной кожей», что говорит о тотальности уничтожения защитной системы.

Приходится признать, что одномоментное упразднение систем защиты личности и общества не позволило людям, социальным группам и классам выработать систему самозащиты. Внутренние механизмы жизнеобеспечения социума и личности не выработали иммунитета в условиях, когда общество и человек оказались с «содранной кожей», и шоковое состояние столь серьезно, что в допустимых пределах, но достаточно корректно, можно говорить о состоянии комы, в которую погружена сейчас в России значительная часть населения. «Кома» — тоже самозащита, но уже предельного уровня, за которым может последовать полный коллапс с последующим социальным и национально-государственным распадом.

«СИНДРОМ ЛЕММИНГОВ»

Можно констатировать, что основная масса населения лишена системы защиты, способна в лучшем случае к сопротивлению во имя экономической обеспеченности жизни, но и здесь сопротивление носит пассивный характер и погашается любыми внешними сигналами, знаками власти о восстановлении приемлемого уровня нищеты.

Это значит, что мы живем в период всеобщей десоциализации — личности, классов и общества в целом. Десоциализация эта преднамеренна, потому что снятие системы защиты произошло управляемо, целенаправленно и с прогнозируемыми результатами для криминально-компрадорских кланов и «мирового сообщества».

Столь болезненная и с непредсказуемыми последствиями (в условиях сознательного восприятия происходящего) глобальная операция требовала обеспечения определенным набором средств воздействия на личность, социальные группы и социум. Такая система была создана, и о всей ее сложности скажут, вероятно, ее авторы и специалисты различных отраслей знаний. Для данной работы лишь выделим идеологический аппарат режима (от «Фонда Горбачева» и «Стратегии» Бурбулиса до различных социологических служб и т. п.) и СМИ. Каждая по отдельности и все вместе занимались социальной мифологией, куда включались антиутопии о дореволюционной «парадигме несвободы» и тоталитаризме империи советского типа, а также утопии о скором (через два-три месяца, пятьсот дней, с весны следующего года и т. д.) благоденствии суверенных личностей и демократической России как составной части мировой демократии. Действенность этого рода социальной мифологии была в том, что чем более бесстыдной и лживой она была для человека разумного, тем более приемлемой (действенной и возвращающей устойчивость жизни) она становилась для социума и человека с «содранной кожей». Это была чистой воды манипуляция общественным сознанием, но задача была куда более сложная — преодолеть сознательный уровень восприятия, чтобы прямо воздействовать на подкорку и управлять общественной психологией.

По этой же схеме была развернута и успешно осуществилась избирательная кампания Ельцина. Имея хорошо проработанный задел с периодом «сталинщины», «тоталитаризмом» коммунизма и его же «пустыми прилавками», пропагандисты к июню 1996 г. слепили такой образ врага, который успешно был внедрен в социальную психологию за три недели массированной антикоммунистической истерии перед вторым туром президентских выборов. Расчет был сделан в соответствии с законами и механизмами внушения для больших социальных групп и в связи с той внушаемостью огромного социального массива, которая создалась после снятия защитной системы.

Упразднение общественного сознания из общественной жизни, замена его общественной психологией и прямое воздействие на бессознательное являются открытой формой социального конструирования, где разум не принимается в расчет, мифотворчество становится нормой отношений власти и народа, идеологов и власти, пропагандистов и потребителей пропаганды.

Манипуляции с общественным сознанием и общественной психологией продолжаются по меньшей мере уже свыше шести лет. Для истории этот срок ничтожен, и он лишь опосредованно может повлиять на будущее национально-государственной жизни. Для жизни поколения этот срок значителен, и ему, поколению, еще понадобится время, чтобы прийти в себя и вернуться к сознательному отношению к жизни и созидательной деятельности. Для личности это огромный период, который искажает человеческое восприятие бытия, разрушает социальные связи и превращает в норму неадекватную реакцию на внешние раздражители любой сложности.

Вышеупомянутые преступность и суицид — лишь один из многих вариантов поведения людей, лишенных защитной системы. На самом деле уже сейчас можно говорить о социальной фрустрации1 как норме восприятия жизни, где преступность и суицид не исчерпывают всего многообразия ответных реакций на снятие системы защиты.

Надо готовиться к тому, что будут расти десоциализированные псевдообщности радикального и криминального типа — социальная фрустрация иных сообществ не порождает. Тенденции к агрессивности перерастут в непредсказуемые формы и способы агрессивного поведения отдельных личностей и псевдообщностей. В случае дальнейших экономических неурядиц можно прогнозировать вспышки луддизма на производстве и немотивированных разрушительных действий где угодно. Зоологизация бытия в рамках социальной фрустрации может дать резкий скачок тяжких преступлений — индивидуального и группового разбоя, насилия над личностью, убийств.

Особенностью этого рода социальной фрустрации может стать безоглядность деструктивных действий вплоть до самоуничтожения фрустрационных субъектов (людей, групп, псевдообщностей), из-за чего и стоило употребить термин «синдром леммингов"2.

Всплеск социальной фрустрации общественно опасен, но опасность возрастает потому, что различные политические авантюристы попытаются оседлать фрустрацию больших социальных групп или приписать «немотивированную» ярость толпы своим политическим оппонентам. Возникает дурная бесконечность, когда из-за политико-экономических целей людей довели до состояния фрустрации, а затем саму социальную фрустрацию пытаются превратить в средство политической борьбы.

Можно было бы описать технику и технологию вывода человека из состояния фрустрации. Но когда речь идет о социальной фрустрации, то не инструментарий, а концепция жизни, социально приемлемая цель исторической деятельности и восстановление защитной системы способны вернуть людей и социум к сознательному восприятию мира, а общественное сознание сделать достоянием этнической целостности. Политики привели к социальной фрустрации, они должны освободить общество от дела своих рук.

Сказанное не оставляет надежды на то, что освобождение осуществит правящий режим или «оппозиция». Освобождение возможно только и исключительно через диктатуру, в которой равно заинтересованы национальный капитал, обездоленный народ и само государство. И промедление в этом благом деле уже смерти подобно.

1 Фрустрация — психологическое состояние человека, характеризующееся тревогой, гневом, апатией из-за столкновения с непреодолимыми препятствиями. Мы сочли возможным этот термин психологии использовать применительно к большим социальным группам и обществу, так как упразднение защитной системы делает фрустрацию достоянием личности, социальной группы и общества как такового.

2 Суть «синдрома леммингов» в том, что в определенные времена года и при до конца не проясненных обстоятельствах полчища леммингов (полевых мышей тундры) несутся к морю и гибнут в его водах.

Профессор Эдуард Володин

http://www.voskres.ru/idea/volodin3.htm