Нескучный сад | Алиса Орлова | 28.03.2008 |
Александр ИЛИЧЕВСКИЙ родился в 1970 году в Сумгаите. Окончил Московский физико-технический институт. С 1991 по 1998 год занимался научной работой в Израиле и Америке. С 1998 года живет в Москве. Прозаик, поэт. Лауреат премии имени Ю. Казакова за 2005 год и премии журнала «Новый мир».В 2007 году его роман «Матисс» стал лауреатом «Русского Букера» и вышел в финал национальной литературной премии «Большая книга».
В Сан-Франциско бездомные счастливее
«Так и есть, — согласился Александр Иличевский, — но я думаю, что моя зависть не уникальна. Любой человек время от времени испытывает желание все бросить и уехать. На Западе есть такое явление, как даун-шифтинг. Когда человек долго работает на бирже и решает серьезные финансовые вопросы, а годам к 35, к возрасту моего героя, „завязывает“ с биржей и на все заработанные деньги покупает гектар земли на юге Франции с виноградником и домик. В России вариант виноградника не проходит. Поэтому приходится развивать в воображении другие варианты.А наблюдать „бездомную“ жизнь может каждый. Поменьше брезгливости и больше внимания. Большую часть бездомных, которых я видел я, наблюдал в Америке, в Сан-Франциско. Американские бездомные кажутся счастливей наших. Я думаю, это напрямую связано с вниманием общества к ним. Когда я приехал в Сан-Франциско, месяца два ходил везде, даже туда, куда туристы обычно не заглядывают, иногда попадал в довольно опасные места. Мне показалось, что американские бомжи более коммуникабельны, но при этом они более зловредные. По крайней мере те, которых я наблюдал, были не вполне добрыми людьми. Был случай, когда меня хотели ограбить в процессе разговора».
Роман Иличевского «Матисс» получил Русский Букер и вышел в финал другой престижной премии «Большая книга». Удивительно, что роман имеет такой успех, хотя никто специально его не «продвигал», своих читателей книга нашла сама, безо всякого пиара. Это не детектив, не фантастика, основные персонажи — не политики, не светские тусовщики, не звезды.
Поначалу семейная пара бездомных для главного героя романа, ученого по фамилии Королев — просто неприятные соседи, одни из многих бомжей, ночующих в его подъезде. Потом, когда он, решив изменить свою жизнь, уходит из дому, они становятся его попутчиками и даже наставниками.
Уроки по чекам, добытым из урны
Своих героев автор описывает с любовью, вниманием. Говорит не только о внешнем, но и о том, чего глазами не увидишь. Бомжиху Надю люди видят молчаливой дурочкой. Автор рассказывает о прошлом Нади, о том, как боролась ее мама, отвоевывая своего ребенка у немоты, ежедневно проговаривая тихой дочке большой и страшный мир. После смерти матери Надя оказалась на улице — к сожалению, так бывает не только в книгах. Бездомная Надя, чтобы не забыть мамины уроки, и не дать черноте окончательно захватить свой разум, каждый день столбиками складывает цифры на чеках, добытых из урны возле магазина. Наде везет: она, почти немая и беспомощная встречает говорящего Вадю, который ее не только понимает, но и оберегает, как может.Соцработники, которым приходится общаться с бездомными, отмечают, что рассказы их подопечных о себе нужно «делить на десять». Вот и у героя Иличевского Вади биография разделяется на два потока, имеет два варианта. Какой из них рассказать, он выбирает под настроение, а правда и ложь перемешаны в обоих.
— С Королевым, моим героем, происходит вот что — человек уходит в себя, потому что он понимает, что он богаче, чем тот бедный мир, которым он порабощен. Поэтому он превращается в странника. Он выбирает себя и получается, так что он выбирает и родину тоже. Он отправляется в странствия. Сначала он ищет настоящую Москву, потом движется на юг, — рассказывает Иличевский. — В моем понимании Королев со своими спутниками двигались к Иерусалиму, но дошли в реальности кажется, только до Крыма.
География романа широка — от Москвы до Каспия и южных республик бывшего СССР. У многих героев есть прототипы. Бездомные, гастарбайтеры, сумасшедшие, бизнесмены, ученые, студенты, торговцы и строители написаны с реальных людей, хорошо знакомых автору и просто случайно встреченных на улице.
«Матисс» — это попытка увидеть в перспективе и осмыслить последние несколько десятилетий русской жизни. Здесь нет готовых схем и решений, но есть страницы, на которых сжимается сердце. Женщина случайно видит плачущего интернатского мальчишку и покупает ему альбом и карандаши со словами: «Мне твоя мама поручила». Девочка из горного села в праздник приносит пленным русским свою игрушку. Суровая старуха, соседка главного героя, неожиданно заступается за бездомных, обживших лестничную площадку.
В Иерусалим! В Иерусалим!
Иерусалим в романе противоположность Москвы. Москва — гулкий, оглохший город, имя которого заканчивается детским вскриком: «Вааа». Герои романа ищут под личиной этой внешней Москвы другую столицу, подлинную. Вадя, наивно мечтающий о кладе, находит в канаве, разрытой дорожными рабочими, разноцветные аптечные склянки и пузырьки позапрошлого века и остается вполне доволен. А Королев то спускается в подземелья метро, где неведомые пассажирам коридоры скрывают много тайн, то поднимается на поверхность в поисках прошлого, чтобы другими глазами посмотреть на знакомые улицы: «…простая автомобильная мойка на окраине Белорусского вокзала оборачивалась входом в спутанный до бесконечности вагонный город — в путевую проекцию всей страны, заполнившую запасные пути».Герой идет сквозь время, чтобы найти Москву детства: «Он шел по Москве — и повсюду для него открывались то деревня, то перелесок, то роща, то овраг, то пахотные земли, болотца, вместо шоссе — распутица многоколейного тракта, отражавшая полосы мокрого неба, снежные облачка, редкий лес…»
Зачастую внешняя жизнь, которую мы видим на улицах, настолько безлика, бедна, скучна, ничтожна даже, что когда вдруг замечаешь пару бездомных: женщина гладит мужчину по голове — это производит такое впечатление, что сердце разрывается.
«Моя прабабка, мамина бабушка, ходила в Иерусалим пешком, — рассказывает Александр Иличевский. — В конце 19 века овдовев, она ушла туда, потом вернулась, потом опять ушла. Прислала только два письма. О ее судьбе мало что известно. Когда я был в Иерусалиме, я видел на храме Гроба Господня среди прочих надписей имя Георгий и дату 1885 год. Моего деда звали Григорием.
Я и сам жил в Иерусалиме. Это для меня город, в котором я хотел бы жить всегда».
http://www.nsad.ru/index.php?issue=13§ ion=14&article=870