 |
| Нескучный сад | Дмитрий Ребров, Михаил Агафонов | 26.03.2008 |
«Как же это возможно — пропить кирпичный завод? — удивляюсь я. — Это только Мистер Твистер, который владелец заводов и все такое, может себе позволить, а вы-то?» На Мистера Твистера мой собеседник не похож нисколько. «Пропили вчистую, — улыбается. — По кирпичикам разобрали, на два метра ниже уровня земли сейчас там яма. Сначала-то там еще мастера были, что-то пытались производить. Так мы станок раскроем, деталек разных навынимаем, и кожух обратно закрываем — как будто все в порядке, а не работает! А потом ушли мастера, охрана, директор ушел — ну тут уж мы в открытую все разобрали и пропили — с нескольких районов мужики до-олго гудели! С тех пор у нас работать негде».
Как попасть в рабство
ти события происходили полтора десятка лет назад в Пензе. Теперь наш рассказчик — гастарбайтер, трудовой мигрант. Сварщик — золотые руки (если не сочиняет), но — старше 50 лет, так что на высокооплачиваемую работу и не надеется. Время от времени в Пензу приезжает микроавтобус. Приглашают на заработки в столицу. Документов никаких не надо, хочешь — садись и поезжай. Месяца на четыре работников вселяют на объект — где работают, там и живут, когда в бытовках, когда прямо на стройке. Паспорт отдаешь «хозяину», окончательный расчет получишь по завершении работы. Или не получишь — это уж как придется…Платят шесть-девять тысяч за месяц — да еще вычеты за невыполнение плана, да билет обратно, да милиционера встретишь, не дай Бог… Иной раз тысячу домой привезет, иной раз — ничего. Иногда, если зарплата кончилась еще в Москве (или даже и не началась), — он идет жить на вокзал. Там ночует, а днем ищет новую работу — и опять на два-четыре месяца переселяется в бытовку, забитую разноплеменной публикой.
«Гастарбайтерами становятся люди, которые экономически нуждаются, а таких у нас и в сопредельных странах большинство, — говорит Олег Кузбит, сотрудник организации Коалиция „Ангел“, оказывающей помощь людям, ставшим объектами купли-продажи и подвергшимся сексуальной или трудовой эксплуатации. — Гастарбайтера приводят к работодателю, который забирает у него документы, если что, он может сдать работника властям. Приехавший готов абсолютно на любые условия, лишь бы заработать и большую часть денег отправить домой, чтобы родные не померли с голоду. Он не выдвигает претензий по поводу абсолютно невыносимых условий и отсутствия гигиены. Работодатель в некотором смысле вступает в права владения этим человеком на определенный период, пока из него можно что-то выжать».
Хороший хозяин покалечившегося работника сам в больницу отвезет, плохой выставит без документов на улицу — бомжуй и умирай! «Работая на стройке, я столкнулся с обманом, — рассказывает Сергей, приехавший из Ташкента в Москву подзаработать, а в итоге ставший клиентом группы помощи бездомным при Комиссии по церковной социальной деятельности. — Начинаешь выяснять причины невыплаты зарплаты, тут же выкидывают. Нас было набрано на стройку 56 человек. По мере того как выполнялись определенные работы и возникала необходимость платить деньги, рабочих стали выгонять. Находили любую причину и вышвыривали. Нанялись мы в мае, а к декабрю остался я один, так как не к чему было придраться: я не пил, работал по 17−19 часов в сутки. Трудно было прорабу и посреднику избавиться от меня, пока я не сломал ногу. Только тогда я оказался на улице».
Практика выставлять за порог работников-нелегалов настолько распространена на московских и подмосковных стройках, что регулярно возникают слухи о ее спланированности: дескать, националисты через лидера одной праворадикальной организации, якобы по совместительству руководящего спецподразделением в службе безопасности крупной строительной фирмы, наладили такую схему: нанимают на работу приезжих без регистрации, те несколько месяцев работают без зарплаты, а потом на них насылается милиция, а на их место набираются новые нелегалы. Так ли это в действительности — утверждать сложно, но чрезвычайно многие из приезжих и вправду проделывают этот путь: стройка — милиция — улица — обморожение и ампутация конечностей — автобус «Милосердие"…
Россиянам еще ничего, а каково живущим с ними в одних бытовках китайцам, узбекам, индусам и т. п. На обратный билет они скопить не могут, все деньги переправляют домой и там содержат семью — фактически ценой своей свободы.
«Уэр из май сокс?»
Смуглолицый египтянин Муди — нетипичный московский гастарбайтер с вполне типичной для трудового мигранта судьбой. Выпускник факультета истории и археологии Каирского университета, представитель крайне редкой национальности на востоке — копт. Копты — коренные жители долины Нила, населявшие ее еще до арабского завоевания, христиане по вероисповеданию. Приехал он в Россию работать управленцем (менеджером в области туризма), а попал в «маленький Киргизстан», как он сам выражается. Работодатель «ошибся» с визой и не принял молодого специалиста в штат, а после того как у Муди стащили бумажник практически со всеми сбережениями, пришлось искать и крышу над головой, и хоть какой-то источник дохода.«Я пытался играть на флейте возле метро, где-то на Арбате, но это не принесло денег. Тогда кто-то предложил мне поработать кальянщиком в ресторане, как мне сказали, хозяин ресторана может найти мне квартиру, и я согласился, — объясняет Муди. — В Египте кальянщик — хуже дворника, особенно для христианина, потому что христиане в нашей стране не курят табак». Большинство работников ресторанчика — выходцы из Средней Азии. Апартаменты, где «хозяин» за три тысячи рублей в месяц устроил жить своего нового работника, — двухкомнатная квартира в панельной девятиэтажке на окраине Москвы. «Мне сказали, что там будет жить пять человек. Но в первый же вечер в квартире все было как в египетском кафе! Много-много людей! Большинство из них уже спали. Кто-то показал мне мое место на полу. В первый же день когда я ночевал там, наутро я не смог найти носки. Спрашиваю: „Уэр из май сокс?!“ Вышел в коридор — а там как в обувном магазине! Огромное количество обуви. Но моих носков уже нет. Тогда мне сказали: все свои вещи держи рядом с собою.
Однажды сосед протянул мне какую-то грязную бумагу, свернутую в рулон. Это было расписание дежурств, кто когда моет квартиру и прочее. Там я увидел 32 имени», рассказывает Муди.
Копты привыкли жить в мусульманском окружении, и квартира гастарбайтеров на московских выселках напоминала Муди арабские кварталы Каира. «Все они мусульмане, — говорит о своих соседях по несчастью Муди, — но они почти ничего не знают об исламе, почти не молятся. И при этом живут очень дружно, поддерживают друг друга, что бы ни случилось. Мы как-то встретили бездомного из Киргизии, он не смог найти работы и жилья в Москве, а дома у него осталось трое детей, за которых он очень переживал. Сказал, что хочет домой. Мы помогли ему найти рабочее место в ресторане и ночлег».
«Женщины и мужчины в квартире живут порознь: одна комната для мужчин, другая для женщин, — рассказывает Муди. — Мужчины кормят семью, женщины часто приезжают, чтобы получить удовольствие от жизни. Наш официант (по национальности, как и многие в кафе, киргиз) сказал как-то про одну девушку 25 лет: она уже не выйдет замуж на родине — она приехала в Москву несколько месяцев назад, чтобы заработать денег и наслаждаться. Некоторые из женщин, живших с нами, наоборот, оставили своего мужа и работают здесь, имеют жениха, иногда много женихов».
Женщины-гастарбайтеры не работают сварщиками и редко — кальянщиками. Их сфера — розничная торговля, малярные, штукатурные работы, сервис и не в последнюю очередь проституция. Это не всегда добровольный выбор. Женщины часто оказываются в положении рабынь, вынужденных выполнять прихоти своих господ, зазвавших их незадолго перед тем в столицу обещаниями непыльной работы и скорого заработка. «Женщины из бывшей советской глубинки — Средней Азии, Молдовы, Украины — боятся не только депортации, но и огласки, — объясняет Олег Кузбит. — Бывали случаи, когда родственники не принимали ее домой как опозорившую свой род. Чаще всего волю человека ограничивают, не запирая на замок в подвале, а психологическим воздействием. От принуждения к выполнению дополнительной работы, денежных обманов страдают 95 процентов гастарбайтеров».
Братские и небратские народы
Коллективный портрет российских гастарбайтеров будет неполон без еще одного типа. Дело в том, что далеко не все они приехали в Россию добровольно. Многие при всем желании не имеют возможности вернуться на родину. «Наиболее заметная группа беженцев в Москве — это афганцы, как-то связанные в прежние времена с Советским Союзом, или с прокоммунистическим режимом Афганистана, или же люди, учившиеся в Советском Союзе, — говорит Елена Буртина, заместитель председателя организации помощи вынужденным мигрантам „Гражданское содействие“. — Афганцы обладают исключительными способностями выживания. В основном они занимаются торговлей. Их проблема была бы решена получением статуса беженца, но такого статуса в России реально не предоставляется. Сейчас их положение ухудшается из-за ужесточения паспортного режима, постоянных проверок на рынках. Довольно много беженцев у нас и из Узбекистана, где людей сажают в тюрьму за политические и религиозные убеждения и преследуют их родственников. Есть беженцы из Абхазии, жертвы грузино-абхазского вооруженного конфликта 1992−1993 годов. Есть русские, которые неуютно себя почувствовали в новых независимых государствах после того, как распался Советский Союз. Есть так называемые внутриперемещенные лица, то есть граждане России, которые в результате конфликтов уже на территории России вынуждены были покидать места жительства, — это жертвы осетино-ингушского конфликта 1992 года (в Москве их очень мало, большая часть в Ингушетии) и жертвы двух войн в Чечне, (сейчас их тоже сравнительно немного)».«Многие из моих соседей, живя в Москве, ощущают себя людьми второго сорта, — рассказывает Муди. — И многие мечтают когда-нибудь стать „первым сортом“, как русские. Все они боятся работников правоохранительных органов. Выходя из дома, всегда оглядываются: нет ли где полиции? Если что — дают полицейским деньги. Почти никто не имеет необходимых документов, чтобы работать, почти ни у кого нет регистрации».
Но даже и при наличии регистрации можно столкнуться с неправомерными действиями милиции. Вот что рассказал все тот же Сергей из Ташкента, которого мы уже цитировали выше:
«Устроившись на государственную работу в автобусный парк, даже при наличии регистрации я столкнулся с непорядочностью милиции. При проверке документов могли незаметно вытащить деньги. При первой проверке у меня было 3365 рублей, а после проверки осталось всего 15.
Мой паспорт утеряли в ОВД „Даниловское“, военный билет — в ОВД „Отрадное“. Создается впечатление, что милиции очень выгодно иметь много людей без документов, только для чего?
Существует же общество по охране животных! А человек? Иногда завидуешь бродячей собаке, она спокойно передвигается по городу. А ты, человек, как шпион в тылу врага, от дерева к дереву, от угла к углу…» Сотрудники Группы помощи бездомным рассказали истории трех подопечных-монголов: «Все трое по-разному попали в Россию. Один был женат на русской, поехал в Монголию на операцию, а по возвращении обнаружил, что жена ушла к другому. Второй приехал четырнадцать лет назад на строительство завода в Иркутске, а после решил подзаработать на ремонте квартир. Третий приехал три года назад, чтобы прокормить семью (у него в Улан-Баторе остались жена и ребенок). Работал торговцем на рынке, первое время даже получалось что-то отправить домой.
Но конец историй у всех троих один и тот же — милиционеры во время проверки документов отобрали паспорт, требовали денег, но, обнаружив, что с монголов-чернорабочих взять нечего, документы уничтожили. Так они оказались на улице. Здесь их постоянно избивали милиционеры. У одного все лицо в глубоких шрамах от этих побоев, некоторые струпья еще не сошли. Другой еле может говорить, потому что у него были выбиты зубы и повреждена щека с внутренней стороны».
Против трудовой миграции часто выдвигают экономические аргументы, утверждая, что для экономики она невыгодна. Справедливости ради можно было бы заметить, что и апологеты привлечения мигрантов на рынок труда (например, Федеральная миграционная служба в 2007 году повела ряд акций, направленных скорее на привлечение, чем на ограничение трудовой миграции) часто приводят в свою пользу экономические выкладки. Не вдаваясь в тонкости, отметим, что строить свое отношение к людям исходя из степени их полезности — не самый христианский подход. Православным людям это может стать более очевидным, когда объектом общественной нелюбви и даже преследования оказываются единоверцы. «Среди моих прихожан процентов семьдесят — приезжие, бывающие в Москве вахтовым методом, и только процентов тридцать — люди, живущие здесь постоянно, — рассказывает священник Федор Кречетов, настоятель московского грузинского храма св. Георгия Победоносца на Большой Грузинской. — Большинство из наших прихожан работают и в автосервисе, и в пекарнях. Трудиться они готовы! Но есть трудности с адаптацией. Это связанно с разобщением культур: молодежь, которая выросла в Грузии, плохо знает русский язык, нелегко адаптируется в России. Относиться к грузинам плохо из-за того, что они грузины, или из-за того, что они приезжие, — глупо! Грехи у всех народов одинаковые. Конечно, большой город таит в себе большие духовные опасности. Например, вести себя в Грузии развратно нельзя, это очень строго осуждается. Сама атмосфера большого города, оторванности от корней способствует тому, что человек может встать на неправильный путь. Но все-таки грузины — христиане, братский народ. Многие грузины, постоянно живущие в Москве, ходят в русские храмы. А те, кто старается не забыть свою культуру, пытается сохранить этническую особенность, ходят сюда. Один грузин мне как-то сказал, что иногда очень хочется хотя бы молитву услышать на грузинском, и уже от этого становится легче. Мы сейчас служим в храме почти полностью на грузинском. Только „Отче наш“ и Евангелие на Литургии дублируем на церковнославянском языке».
Многие гастарбайтеры — мусульмане из Средней Азии, но даже здесь есть место для миссионерской приветливости (по выражению свт. Макария (Глухарева). «Раньше миссионеры за тридевять земель ходили, теперь все народы — в Москве, — говорит руководитель московского отделения Союза православных граждан Кирилл Фролов. — Миссионерствуй, крести — в вузах, на рынках, в спальных районах, где нет храмов, а районы эти крупнее иных епархиальных городов!» «Мусульманами многих гастарбайтеров можно назвать достаточно условно, — считает священник Даниил Сысоев, духовник татарской православной общины Москвы. — Гастарбатеры из Украины, Молдавии часто называют себя христианами, хотя многие, по сути, более склонны к оккультизму, чем к Православию. Безусловно, воцерковление человека — это лучший способ инкультурации! Если человек становится православным или хотя бы знакомится с Православием, он начинает понимать своих соседей, с которыми общается. Он начинает учитывать те нормы, которые существуют в нашем обществе, и перестает быть чужаком».
Двусторонняя адаптация
Белая эмиграция, не по своей воле разметанная в начале ХХ века по всему миру, тоже была «понаехавшей». Как в современной Москве туркмены и киргизы, русские белые офицеры работали в Париже и Константинополе шоферами, вахтерами, официантами, дворниками, брались за профессии, не интересные представителям коренных национальностей. О том, как они адаптировались в чужих странах, рассказывает доктор исторических наук, профессор МГИМО Андрей Зубов: «Когда дети первых эмигрантов получили образование в западных университетах, среди эмигрантов появилось большое количество людей престижных профессий: ученые, инженеры, некоторые даже получили высокие посты в армии и на флоте. В дальнейшем часть русской эмиграции ассимилировалась, и только русские фамилии напоминают своим владельцам об их происхождении. Другая часть сохранила русскую идентичность — многие ее представители стали вполне уважаемыми, даже знаменитыми людьми (глава французской академии наук — внучка российского эмигранта, глава лаборатории экономики и труда Европейского союза — внук великого русского писателя Зайцева, немного раньше Сикорский, и многие другие)».Сложность адаптации нынешних гастарбайтеров в том, что часто они не являются носителями иной культуры, а не имеют никакой культуры вообще. Условия, в которых они оказываются, не могут способствовать получению образования. Так что же, все-таки — «чемодан-вокзал-Баку»? Судя по опыту западных стран, где в мигрантах нет недостатка, справиться с проблемой помогает комплексная социальная работа по адаптации мигрантов в новое общество. Все чаще и в России предпринимаются шаги в этом направлении. Так, юристы и психологи открывшегося этим летом в Кондопоге Центра социально-культурной адаптации мигрантов, куда мы обратились, памятуя волнения на национальной почве, случившиеся в этом городе в 2006 году, ведут постоянное консультирование мигрантов, издают для них справочную литературу, а также работают с коренным населением. «Мигранты задействованы в разных сферах деятельности: грузины в Карелии — художники, врачи, азербайджанцы — больше в торговой сфере, чеченцы заняты в малом и среднем бизнесе и т. д, — сказал нам Николай Оськин, генеральный директор НП „Карельский ресурсный центр общественных организаций“. — Ситуация показывает, что экономике Карелии в ближайшие десять-двадцать лет не обойтись без мигрантов. Поэтому вариант, чтобы они все уехали, отпадает сам по себе. Вариант, чтобы их полюбили такими, какие они есть, не очень реалистичен. Слишком мы разные. Наиболее приемлем третий вариант: надо меняться и нам, и им. Только компромиссы и терпимость друг к другу, обычаям, культуре, языку являются единственно верным решением».
Пока готовился материал, один из его героев, египтянин Муди, собрав деньги и даже отдохнув в Санкт-Петербурге от «рабского» труда, отправился на Родину. «Когда я вернусь домой, — делится планами Муди, держа в руке авиабилет до Египта, — я устроюсь работать менеджером в один отель Хургады, где я работал раньше. Потеря денег и все, что со мной случилось, станет для меня важным опытом. Несмотря ни на что, Россия мне понравилась, хотя есть вещи, которые меня шокируют. Например, огромное количество бездомных на московских улицах. В Египте их гораздо меньше. Но я хочу вернуться сюда когда-нибудь, чтобы изучить русский, чтобы иметь возможность работать и с российскими клиентами. В любом случае, мне будет теперь что рассказать внукам».
