Радонеж | Сергей Худиев | 12.03.2008 |
Понятно, что при разделе советского наследия все хотя забрать себе подвиги (Ющенко ездил на годовщину освобождения Освенцима, что трудно объяснить, если он не числит Украину наследницей СССР, чья армия, собственно, и освобождала) и отдать другим преступления. Мы, однако, не можем и не должны с этим соглашаться.
Термин «геноцид» предполагает, что жертвы определяются по этническому признаку — а палачи к этому этносу не принадлежат. Армяне не участвовали в геноциде 1915 г, а евреи — в Холокосте. Между жертвами и палачами в случае именно геноцида пролегает этническая граница. Именно эту этническую границу нам и предлагается признать, признав термин «геноцид» применительно к голодомору. Именно это и вызывает возражения. Голодомор не был преступлением одной нации против другой; и уж точно он не был преступлением русских против украинцев; он был преступлением интернационального коммунистического режима против людей самых разных национальностей.
Надо однако отметить, что Россия сама подставляется восточноевропейским националистам, отказываясь разобраться со злодеяниями сталинского режима. Желающим легко отождествлять нас со Сталиным, поскольку у нас однозначного растождествления со Сталиным не произошло. Ни государство, ни общество пока не смогло определиться по отношению к злодеяниям коммунистической эпохи. У нас до сих пор довольно громко звучат голоса, именующие Сталина «великим»; память мучеников сталинской эпохи отмечает Церковь, немногочисленные политические группы, но не государство.
До тех пор, наше собственное государство не заняло однозначную позицию — мы признаем своими мучеников бутовских, а вот «Отец Народов» никакой нам не отец — мы будем легкой мишенью тех, кто рвется отождествить Россию с Джугашвили. Зачем им это надо — понятно. В рамках любой националистической мифологии «наши» это всегда герои или жертвы, но никак не палачи. Палачи — это этнические чужаки. Понятно, что соглашаться с чужой националистической мифологией нам было бы странно. Только вот зачем нам надо подыгрывать этой публике, воздерживаясь от однозначного осуждения тирана и увековечивания памяти его жертв — непонятно. Нам следует осознать голодомор как преступление интернационального богоборческого режима против народа — в том числе, русского народа. Иначе закрепится та модель Голодомора — и вообще сталинских преступлений — которую продвигают восточноевропейские националисты.
Пока мы не определили Голодомор — и другие преступления большевиков — как преступления, их будут определять за нас. Может быть, именно через это Промысел указывает нам на необходимость осознать наше прошлое — прославить мучеников и отвергнуть палачей.