«Русского хлебом не корми дай поговорить о Боге»

— Александр Владимирович, расскажите, пожалуйста, немного о себе.

— По первому образованию я филолог, учился на факультете иностранных языков, диссертацию защищал по философии, сейчас занимаюсь практической журналистикой. В 70-е годы нас с супругой исключили из института, тогда к православным относились сурово. Я остался без диплома, пятнадцать лет работал на промышленных предприятиях в Смоленске и в Ленинграде. Мне не очень хочется вспоминать об этом периоде моей жизни, но опыт я получил бесценный и много чего умею: могу быть сварщиком, гальваностегом, слесарем, шофером. В 1994 году мне вернули диплом, после чего я смог преподавать, защитить диссертацию, устроиться на работу в редакцию. За пятьдесят лет моей жизни много всякого происходило, всего не перескажешь…

— Вы говорили о том, что Вас исключили из института, так как к верующим в советские времена нелояльно относились. А как Вы пришли в Церковь?

— Путь мой к вере начался в 1973 году — в храм я попал случайно в 17 лет. Я и мои сверстники о мире, нас окружающем, знали мало — цензура. И пользовались услугами «вражьих голосов» — слушали «Би-Би-Си» и «Голос Америки». Это были единственные свободные источники информации. Насколько правдивые и объективные — вопрос другой, но, тем не менее, мы узнавали, слушая эти «голоса», то, что было от нас закрыто.

Однажды в одной из передач рассказали про священника, который, живя в Советском Союзе, не боится проповедовать в храме. В то время это было запрещено. Не все священники рисковали нарушать этот запрет. Но один нарушил, и его из Москвы сослали в область, в маленькую деревушку Кабаново. При Сталине он сидел в лагере, был немолодым уже человеком… И мне стало интересно, захотелось просто посмотреть на смелого человека, ведь 17 лет — возраст, когда нужен кумир, образец для подражания. Маме я сказал, что еду в столицу, в Третьяковскую галерею, а сам отправился к этому священнику. Жили мы в Смоленске.

И вот — Кабаново. Небольшой поселок, станция, маленькая деревянная церковь. Как сейчас помню, был будний день, зима, солнце, мороз, снег под ногами хрустел. Я в этот храм зашел, а там батюшка готовился венчать пару, немолодых людей, лет по 40. Народу почти нет. И вдруг он у меня спросил: «Вы крещеный?».- «Да, крещеный».- «Будете шафером».- «А это что такое?». Объяснил: «Вот, нужно венец подержать». Я согласился. Венец держать было трудно, тяжело, но очень интересно — все вокруг было непривычно… А батюшку звали отец Димитрий Дудко. Это знаменитый был священник, который не одного меня в Церковь привел.

После этого я стал часто ездить к отцу Димитрию, он мне мозги на место поставил, душу поправил. Подлечил, человека из меня вылепил. А потом отпустил, никогда не приковывал меня к себе, хотел, чтобы я жил своей собственной жизнью.

— Вы выпустили три книги, одна из которых называется «Во что верит Россия». И во что же верит Россия?

— Этот вопрос мне задают почти всегда. Как родилась книга? Дело в том, что в свое время я работал на «Радио России» и много лет вел передачу с одноименным названием — «Во что верит Россия». В эфире я делился со слушателями своими наблюдениями о религиозной жизни в России, и рассказывал не всегда о Православии. И о католиках говорил, протестантах, мусульманах, иудеях — всеми занимался. Язычниками, кришнаитами, сектами всех мастей. Мне все это было очень интересно. Вот и книга — о том же. И назвал я ее так же, как и свою радиопередачу.

Название немного пижонское, потому что на этот вопрос, конечно, ответить невозможно. Когда его задают мне, то ждут, что я скажу, что Россия — православная страна. Но Россия — страна не только православная. В названии книги нет вопросительного знака — в этом меня часто упрекают. Но я не претендовал на то, чтобы дать всеобъемлющую картину того, во что же верит Россия. Описать все нельзя, даже если над этим вопросом начнет работать целый институт, скрупулезно собирая информацию. Это была бы очень полезная, интересная, актуальная работа, но после нее невозможно будет ответить одной фразой на вопрос о том, во что верит Россия. Хотя, кажется, можно, но прозвучит ответ снова как-то немножко по-пижонски. Россия верит в Бога. Ответ соответствует вопросу. Вообще, в России любят говорить о Боге, поэтому и над передачей, и над книгой мне было работать несложно. Люди охотно говорят о том, во что они верят, ведь сам процесс разговора — это попытка понять самого себя. Поэтому что русского хлебом не корми — дай о Боге поговорить.

— Может быть, Россия верит в любовь и добро?

— Это высказывание я подверг бы некоторому сомнению. Далеко не все, кто верит в Бога, являются людьми любвеобильными и добрыми. Одно дело — вера, другое дело — исполнение заповедей, и уж совсем другое — твое собственное состояние. Заповеди Божии можно исполнять по велению сердца, души, а можно исполнять, осознавая, что они правильные. Последнее, наверное, хуже, но, тем не менее, лучше их исполнять, чем не исполнять. Вообще, это слишком тонкая материя, чтобы отвечать однозначно. Религия — это состояние. Когда ты описываешь веру, описываешь религиозные чувства — ты описываешь состояние человека. А попробуйте описать состояние группы верующих, состояние общины, Церкви.

Религия — это река, которая связывает человека и Бога. Религия — связь человека с Богом, разговор, общение с Творцом. Как это описать? Свое собственное состояние сложно понять, сформулировать в словах, а состояние других — сложнее сложного.

— Об интернет-портале «Религия и СМИ», который Вы возглавляете, можно сказать, что это попытка собрать воедино описания того, что описать трудно?

— Отчасти. Портал «Религия и СМИ» существует уже 5 лет. Он создавался для светских журналистов, поэтому у него немного странное название: «Религия и средства массовой информации». Мотивировка была очень простая: много было ляпов, ошибок, глупостей в светских статьях, теле-, радиорепортажах на церковную тематику. Религиозной журналистики не существовало, не было практики, опыта. 10−15 лет назад диктор на телевидении с трудом произносил словосочетание «икона Божией Матери». Сегодня же о Церкви говорят легко, даже может быть, чересчур, понимают ее проблемы и задачи, стоящие перед ней. И поэтому у меня возникла идея сделать сайт, на котором я и мои коллеги будем давать советы тем, кто пишет и снимает о религиозной жизни, обмениваться впечатлениями, мнениями, указывать на ошибки. Задача была очень практическая, и сайт планировался небольшим. От идеи до ее реализации прошло около двух лет: не могли найти денег на создание сайта, нанять сотрудников. Но когда и деньги, и люди нашлись, сайт «Религия и СМИ» заработал, и 2−3 года мы его развивали. Затем религиозная журналистика более или менее встала на ноги, профессиональный уровень «журналистов-религиозников» вырос, и у портала появился новый читатель, в первую очередь это чиновники исполнительной, законодательной ветвей власти, политики, эксперты и так далее, включая, разумеется, и журналистов. На «Религии и СМИ» опубликовано более 40 тысяч документов — это гигантский архив. Пишем мы обо всех религиях, которые есть у нас в стране. Главное место занимает Православие — в этом нас, кстати, часто упрекают. Но людей, которые считают себя православными, в России — большинство, и событий больше происходит, связанных именно с Православием. Вот и все. Никакого небрежения к представителям других религий нет.

— Александр Владимирович, не так давно Вы возглавили Клуб православных журналистов. Как Вы себе представляете его цели, его задачи? Каковы Ваши планы как председателя?

— Клуб православных журналистов существует уже несколько лет. Он был достаточно влиятельной и активной общественной организацией. Одно из условий существования Клуба — очень правильный принцип, который не дает ему умереть, — ежегодная смена председателя. Бывают повторные переизбрания, но сам принцип очень важен. Кроме того, сам по себе Клуб просто необходим. Церковь у нас большая, православных изданий много, редакторы — люди разные, придерживающиеся порой полярных взглядов не только на общественные, но даже и на внутрицерковные проблемы. Кто-то консервативнее, кто-то либеральнее. И Клуб православных журналистов — это площадка для общения, для поиска единого мнения.

Меня пригласили в этом году Клуб возглавить — и это было достаточно неожиданно, но при этом это очень важно для меня. В самое ближайшее время представлю свой план работы. Мне примерно ясны устремления, желания коллег, которые легли в основу этого плана, поэтому сейчас я подробно о нем говорить не буду.

Вообще, мне хотелось бы повысить авторитет Клуба православных журналистов, усилить его влияние. Хочется, чтобы к его мнению, заявлениям прислушивались — ведь часто в решении непростых ситуаций требуется единая точка зрения, консолидированное мнение. В пример могу привести конфликт, связанный с газетой «Московский комсомолец», ведь это уже не проблема взаимоотношений протоиерея Всеволода Чаплина с журналистом Сергеем Бычковым, а противостояние газеты «Московский комсомолец» во главе с редактором Павлом Гусевым и православной общественности. И Клуб православных журналистов может и должен высказаться по этому вопросу.

Для того чтобы наша точка зрения была услышана, мы должны сделать так, чтобы нас уважали, прислушивались к нам. Нужно, чтобы мы могли влиять на ситуацию. Поэтому мы должны быть сильными. А мы сильны будем тогда, когда усилим авторитет Клуба. Нужно, чтобы он был не междусобойчиком, не посиделками за чаем, а стал инструментом, защищающим права Русской Православной Церкви и нашего православного журналистского сообщества.

— Скажите, а каковы, на Ваш взгляд, основные проблемы в сфере церковной журналистики?

— Вы знаете, меня много раз критиковали за разделение на светскую и церковную журналистику. Вроде бы получается, что церковная журналистика находится в подчиненном положении по отношению к светской. Профессионально светская журналистика намного сильнее, чем журналистика церковная. Почему? Это вопрос кадров, образования, финансирования. Если бы церковное издание могло себе позволить пригласить в штат суперпрофессионалов, поставило бы перед ними задачу сделать журнал или газету, то это было бы интересно.

— Как же все-таки изменить ситуацию с церковной журналистикой, как сделать, чтобы она перестала быть «второсортной»?

— Решить проблему можно только одним способом — наращивать профессиональность. Не бояться приглашать на работу светских людей, может быть, нецерковных. Приглашать тех, кто может научить. Не жалеть денег на хороших фотографов. Быть смелее, быть открытыми. Я не призываю к тому, чтобы печатать все подряд, но журналы и газеты должны быть красивыми. Это товар, понимаете? Это товар, у которого есть содержание и миссионерские задачи. А их можно решать по-разному. Можно проповедовать в храме, можно ходить по улицам и раздавать листовки, можно нести свет веры личным примером. Но если вы беретесь за прессу, то сталкиваетесь с тем, что СМИ — это продукт, и он должен делаться по определенным правилам. Он не может быть сделан иначе, как-то «по-православному». И не надо этого бояться.

Например, возьмем рок-музыку. Есть среди рок-музыкантов воцерковленные люди. Они пришли в Церковь и при этом продолжают заниматься своим ремеслом, своей профессией, остаются музыкантами. Юрий Шевчук — верующий, православный человек, при этом пишет просто хорошую музыку, которая может православного человека на что-то натолкнуть, на какие-то мысли.

Православный журнал должен у любого человека вызывать желание взять его в руки, полистать, начать читать. Журнал — это предмет, несущий интеллектуальную нагрузку. На его страницах есть то, что вызывает движение мысли, чувства. Бывает, что и слезы наворачиваются. Поэтому журнал — это лицо. В буквальном смысле — должно быть лицо на обложке. И показывать его надо лицом, хотя сегодня часто на светских журналах не лица, а совсем другие части тела… В этом случае нужно вводить законодательные ограничения.

— А как Вы думаете, нужна ли цензура?

— Я цензуры не боюсь. На какие-то вещи нужен прямой запрет: на детскую порнографию, гомосексуализм и т. п.

— Каким образом сегодня должен строиться диалог между Церковью и светскими журналистами? Можно ли научить их писать адекватно?

— Диалог должен строиться, конечно, на доброжелательности. Надо помнить, что СМИ — это бизнес, большой мир, который живет по своим законам. Журналисты совершенно не обязаны писать о Церкви так, чтобы это нравилось церковным людям. Они могут писать то, что придет в голову — и это их право. Все сегодня зависит от позиции журналиста или редактора. Если Павел Гусев позволяет своим журналистам хамить священнослужителям, это его редакторская и личная позиция. С этим ничего не поделаешь.

— Александр Владимирович, как Вы оцениваете возможности Интернета в православной миссии?

— Интернет — это замечательная вещь. Интернет — это свободная дискуссионная площадка. Потому что есть вещи, которые в официальном епархиальном издании обсуждать нельзя, а в Интернете можно. Интернет более свободен, более мобилен, более гибок. Но, естественно, и здесь должны соблюдаться определенные правила ведения дискуссии. Опять же — у Интернета оперативность, его плюс — невероятная скорость передачи информации. Например, как только письмо Владыки Диомида попало в Интернет, оно моментально стало известно всем.

Кроме того, Интернет — это преимущественно молодежная среда. Хотя и люди моего возраста активно им пользуются. Есть вещи, которые мне в Сети не нравятся, например «Живой Журнал». Мне не нравится форма дневников в ЖЖ. Это не получение информации, это копание в чужом несвежем белье. Не понимаю, зачем выносить свои комплексы, свои болячки душевные на люди? Я считаю: хочешь исповедоваться — иди в храм. Сейчас я говорю, разумеется, о православных «жжиистах». Раньше, например, юноши и девушки вели дневники — молодой человек всегда одинок, в 15−18 лет ему в этом мире тяжело и страшно жить. Когда человек становиться взрослым, то находит на чердаке или в гараже свой юношеский дневник, перечитывает и в ужасе сжигает, чтобы дети и внуки не прочитали то болезненно сокровенное, что мучило его в подростковом возрасте. И правильно делает. В Интернете же сжечь запись невозможно. Не знаю, правилен ли мой взгляд на это дело или нет, но к публичным дневникам я отношусь брезгливо. Я сталкиваюсь сейчас с тем, что, скажем, достаточно известные православные люди, молодые политики, молодые публицисты пишут в ЖЖ так, что стыдно читать эту стилистическую помойку. Порой человек открывается с неожиданной стороны. Публично — приличный респектабельный человек, а в «Живом Журнале» — мелкий закомплексованный злобный человечек, злоупотребляющий матерной лексикой.

У нас на форуме, на «Религии и СМИ», материться запрещено. Сначала пытались со мной ругаться, потом форумляне привыкли и перестали материться. Форум открыт для нормальных людей, пусть говорят о чем угодно, высказывают любые точки зрения. Много есть критических замечаний в адрес Церкви, их право — пусть пишут. Форум создавался как площадка для свободного обмена мнениями. Главное же условие — чтобы это было корректно. Как только появляются оскорбления — все безжалостно удаляется, хотя, может быть, в самой записи есть толковые замечания. Я не люблю хамство.

Беседовала Наталья Волкова

Справка

Щипков Александр Владимирович родился в 1957 году в Ленинграде. Журналист, социолог религии, кандидат философских наук. С 1991 по 1992 год — литературный редактор газеты «Рейтинг» (СПб), затем — редактор «Христианского информационного агентства». В 1994 году становится обозревателем газеты «Смена» (СПб), в 1996-м — редактором программ «Радио России». С 1998 по 1999 год преподает на философском факультете в Санкт-Петербургском государственном университете. С 2001 по 2003 год занимает пост директора региональных проектов «МедиаСоюза», с 2004-го по 2006-й — главного редактора интернет-журнала «Новая Политика», при этом является главным редактором сайта «Народы России» и ведущим программ радиостанции «Маяк». Председатель Гильдии религиозной журналистики. С 2007 года — председатель Клуба православных журналистов и ответственный секретарь Попечительского совета Императорского Петропавловского собора Санкт-Петербурга. Главный редактор интернет-портала «Религия и СМИ».

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4706&Itemid=274