 |
| Официальный сайт Нижегородской епархии | Юрий Смирнов | 06.03.2008 |
— Юрий Александрович, как вы стали археологом?
— Школьником (а я был подмосковным школьником), я ездил в Москву, в Кабинет школьника, организованный при Историческом музее, и после года занятий впервые поехал в археологическую экспедицию. Мне тогда было 13 лет, это были мои первые раскопки, которые возглавлял мой первый археологический учитель, тогда уже маститый археолог И.К.Цветкова. Мы раскапывали одно из неолитических поселений на берегу Оки, где я отработал подряд три полевых сезона. В одном из жилищ было открыто первое человеческое захоронение, которое я расчистил, зарисовал и описал (очень коряво, как мог в 14 лет). Это погребение произвело на меня настолько глубокое впечатление, что изучение погребальных обрядов стало делом всей моей жизни. В 1964 году я поступил на кафедру археологии Московского университета, а в 1969-м в Институт археологии АН СССР. Спустя десятки лет, когда я стал работать на обретениях мощей святых и честных останков церковных деятелей и подвижников, моя задача как археолога не изменилась. Я должен найти место захоронения (иногда приходится искать долго), очень аккуратно вскрыть его, расчистить и поднять искомое в том состоянии сохранности, в каком оно находилось к моменту вскрытия. Помимо главного, делается это и для того, чтобы впоследствии другие специалисты смогли качественно провести идентификацию личности и последующую консервацию мощей или же честных останков (консервация обычно проходит двумя путями: либо путем пеленания останков, либо путем опускания их в теплый воск, как издревле делал человек).
— Каковы древнейшие традиции захоронения умерших?
— Традиция хоронить в земле (ингумация) или сжигать умерших (кремация) появились почти одновременно примерно 100 тысяч лет назад. Как ученый на сей момент могу свидетельствовать, что произошло это впервые на Святой Земле, в пещерах горы Кармел — Кафзех и Кебара. Часто у разных народов захоронение и сожжение сменяли друг друга. К примеру, мы не знаем, почему у древних греков ингумация сменилась кремацией. Гомер описывает кремацию в «Илиаде», так как этот обряд был распространен в его время, а в эпоху Троянской войны, которой и посвящена поэма, греки кремации не знали. До христианства славяне, норманны и другие язычники кремировали покойников.
Во времена Иисуса Христа захоронение умерших в Иудее происходило в пещерах (мы знаем это по описанию погребений патриархов в Библии), то есть, собственно, в земле древние иудеи своих умерших старались не хоронить. Вспомним, что некто Иосиф взыскивал тела Христа, чтобы сохранить Его в своей (построенной для себя) новой гробнице, в пещере, в которую еще никто не был положен (Мк. 16, 46).
В своей книге «Лабиринт, или морфология преднамеренного погребения» в числе прочего я описал, как хоронили веро- и законоучителей. И если говорить о погребении Господа нашего Иисуса Христа, то вход в Его погребальную пещеру, вероятно, закрывался «плитой» (камнем) в виде жернова очень большого диаметра, а перед входом в гробницу выдалбливался желоб, по которому камень могли двигать. Камень у гроба Христа был, возможно, в полтора раза больше человеческого роста, так что жены-мироносицы его сдвинуть не могли, да и не помышляли… Что касается обращения с телом умершего, возможно, древние иудеи отчасти позаимствовали египетский способ — пеленание без бальзамирования (он же применяется и в отношении христианских мощей).
— Ваш первый опыт обретения?
— Впервые я участвовал в обретении мощей зверски казненного священника Константина (Голубева). Это было в Богородске (ныне Ногинске), под Москвой. Отец Константин был активным миссионером, обращал староверов в православие. В 1918 году его арестовали и расстреляли в лесу, на окраине города. Позднее он был прославлен в лике святых исповедников и новомучеников, в земле Российской просиявших. Его расстрел происходил на глазах у дочери. Один из солдат расстрельной команды был прихожанином церкви отца Константина. Он отказался выполнить приказ командира и был убит выстрелом в голову (мы нашли в могиле череп с пулевым отверстием). До этого отца Константина заставили выкопать себе могилу, в которую и бросили убитого солдата. Затем какая-то женщина вступилась за батюшку и, видимо, была заколота штыком (в ее честных останках пули не обнаружено, но она могла пройти навылет — мы это не фиксируем). Ее тоже бросили в эту могилу, за ней — отца Константина, раненого, не дострелянного, засыпав землей. Перед этим изверги потоптались на телах убиенных за отца Константина — я могу судить об этом по позам казненных. Его дочь умоляла убить отца, но этого не сделали, поставив охрану вокруг могилы. Приходившие к могиле говорили, что 2−3 дня земля еще колыхалась, то есть отец Константин жил и дышал.
— Работать в таких местах, наверное, страшно?
— Самое страшное место, где мне пришлось работать, — это Бутовский расстрельный полигон. В 1997 году этими работами руководил мой коллега-археолог С.Н. Алексеев (ныне гендиректор Выставочной компании «Узорочье», работающей в Нижнем, Москве и Ярославле). На Бутовском полигоне не отдельные могилы, а большие расстрельные рвы, выкапывавшиеся (под расстрел!) экскаватором (судя по размеру ковша, марки «Комсомолец») в 1937 году! В одном из самых длинных рвов — 300 м — на площади примерно 3×4 м мы обнаружили останки 59 человек!
Считайте, сколько людей лежит в этом рву и сколько тысяч на этом полигоне. Остатки плоти сохранились хорошо, — этому способствовала очень влажная глинистая бутовская почва: у некоторых сброшенных в ров (или расстрелянных на его краю) сохранились даже глазные яблоки (при этом по положению костей видно, кто был сброшен, а кто упал убитый). Органика вообще хорошо сохраняется либо в очень сухих условиях, либо в очень влажных, или же по промыслу Божию, независимо от условий, когда законы природы не действуют.
Запах там был устрашающий, положение костяков самое неимоверное: их бросали как в помойку, сверху закидывая резиновыми перчатками (исполнители работали в перчатках!), а потом всяким мусором и землей.
— Возможно ли идентифицировать останки в Бутово?
— Вопрос этот — к антропологам и судмедэкспертам, я здесь человек некомпетентный. Но в 1997 г. благословение Святейшего Патриарха Алексия II было дано только на вскрытие небольшого участка одного из расстрельных рвов, без поднятия костных останков. Думаю, что сейчас ни у кого нет ни сил, ни средств для проведения масштабных раскопок и идентификации всех погребенных в Бутове. Этот полигон много больше той площади, которая сегодня обнесена забором. В 2001—2002 гг. мы с археологом М В. Фроловым (ныне гендиректором архитектурно-археологического общества «Кром», с которым нам в 2001 году посчастливилось обретать мощи прп. Иосифа Волоцкого) занимались выяснением границ расстрельных рвов в Бутове. На плане, предоставленном Бутовской общине органами ФСБ, обозначено от силы 9 рвов, мы нашли 15, три из которых уходили за границы, отмеченные забором. Сейчас составляются мартирологи по Бутову, уже вышло несколько томов, в них речь идет о тысячах убиенных. Дело в том, что в Бутове не только происходили расстрелы на полигоне, но туда свозили и тех, кого расстреливали в других местах, в частности на Лубянке. Известно также, что часть «ранних» рвов была перекрыта дачами НКВД-КГБ, которые строились на местах этих рвов. Мы раскопали «всего ничего» — участок 3×4 метра. Предположительно в этих рвах находятся костные останки не только невинно убиенных, но и самих палачей (механизм убийства не прерывал своего движения, а полигонов было не так много), поэтому Святейший Патриарх и не дал благословения на поднятие останков. Там кого только нет: представители всех наций, полов и возрастов! Рядом с Бутовым есть и второй расстрельный полигон — Коммунарка. Как считается, это место убиения более привилегированной части населения Москвы. Предки моих знакомых и друзей, занимавшие высокие посты, погибли и захоронены именно на Коммунарке.
— Как вам работалось на Соловках?
— Там было очень странно. Во время обретения мощей архиепископа Воронежского Петра (Зверева, перед этим епископа Балахнинского) пришлось вскрыть часть общей могилы тифозных больных. Отец Петр был сослан на Соловки и умер в 1929 г. от тифа. История обретения его мощей достаточно сложная. Мы три дня пытались найти место его захоронения. Остров Анзер (где он был похоронен), расположенный в 5 км (кратчайшее расстояние) от Большого Соловецкого острова, был крайним местом ссылки внутри Соловецкого лагеря. По воспоминаниям очевидцев, отец Петр был похоронен где-то на полугоре за алтарем храма (а храма было два). От верхнего храма идет склон и относительно ровная площадка, которую можно считать полугорой, от нижнего — тоже. Рабочий отряд был отправлен туда с игуменом Дамаскиным (Орловским), под чьим непосредственным руководством проходили работы по обретению многих святых, в которых мне — Господь сподобил — приходилось участвовать. Три дня мы шурфовали на полугоре к востоку от алтаря Голгофской церкви и ничего не могли найти. Затем перешли на другую сторону — к Воскресенскому деревянному храму, занялись исследованием этого места и натолкнулись на две общие могилы, где были захоронены умершие от тифа больные (могилы ничего кроме ужаса не вызывали). По воспоминаниям очевидцев, все больные, умершие от тифа, имели черный цвет (я не знаю, почему от тифа чернеют). И только одно тело, как позже подтвердилось — отца Петра, было белого-белого цвета. История его захоронения была ужасна: сначала лагерное начальство разрешило захоронить его в отдельной могиле, потом отказало.
Рассказывают, что даже татарская часть насельников лагеря возмутилась: дескать, у вас святой умер, а вы не можете его отдельно от всех похоронить. Наконец, все-таки добились разрешения, и отец Петр был похоронен в отдельной могиле среди леса: «В головах сосна, в ногах две пихты». Мы нашли ее. Интересно, что в общих могилах все кости действительно были черного цвета, а в отдельной — даже не в гробе, а в ящике из тонких дощечек — лежали кости абсолютно белые, и только одна нога была черная. Дело в том, что еще в Балахне отец Петр был на строительстве храма, и сверху ему на ногу упал кирпич, с тех пор она у него постоянно болела. Поскольку только берцовые кости и стопа его левой ноги были черными, у нас не было сомнений в их принадлежности. Но дело в том, что по могиле протекал ручей, и кости его главы подверглись очень сильной деформации.
Все мощи и честные останки в обретениях с моим участием проходили через отдел судебно-медицинской экспертизы идентификации личности Российского центра судебно-медицинской экспертизы, которым руководит профессор, заслуженный врач РФ, д.м.н. В.Н. Звягин, мы работаем с ним в паре, в связке — иначе нельзя. Когда они были привезены в Москву, специалисты (видимо, по причине сильной деформации останков) только на 50 процентов высказали уверенность, что это могут быть мощи св. архиепископа Петра. И хотя ни у кого из нас, участников первых раскопок, сомнений не было, в следующем году на Анзер опять была отправлена рабочая группа, чтобы или снять сомнения судмедэкспертов, или подтвердить их. Как археолог руководил раскопками мой коллега Л.И. Верещинский. Была раскопана вся площадь на «полугоре» у Воскресенской церкви, найдена еще одна общая могила (умерших от тифа) и три одиночных. Останки были переданы в тот же отдел судебно-медицинской экспертизы, и выяснилось, что никакие останки из вновь найденных в одиночных могилах ни по возрасту, ни по другим показателям нельзя идентифицировать как останки отца Петра.
Кстати, вторая группа обрела чудом уцелевшие мощи прп. Иова Анзерского (в схиме Иисуса, основателя Голгофо-Распятского скита), которые сохранились под полом каменной Голгофской церкви, буквально подтверждая церковное предание о том, что мощи прп. Иова находятся именно на Голгофе Анзерской.
Представьте себе историю Соловков в XX веке: Соловецкая тюрьма особого назначения (СТОН), Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН). Лагерные стройки и перестройки. Уничтожение всего святого и тысяч, тысяч жизней в период богоборческой власти. Другими словами, и их подтверждает мой, пусть небольшой, опыт работ на этой ниве Господней: Господь Бог хранит Своих угодников!
— Какие условия необходимы для успешного проведения работ по обретению?
— Есть два момента, без которых эта работа практически невозможна. Археолога одного всегда мало, ибо один в поле не воин, а уж на этом поприще тем более. Без напряженной работы всех участников обретения: с одной стороны, телесной и интеллектуальной трудников и профессионалов, а с другой — молитвенной помощи священников, монахов и монахинь — ничего не свершается!
Мы, археологи, делаем все возможное, чтобы обретение совершилось, независимо от того — мощей святого или честных останков церковного деятеля. Но без духовной помощи священнослужителей нам, мирянам, участвующим в таких работах, воля Божия, как мне кажется, проявлялась бы с большими трудностями. Во время подобного рода действий постоянно идет взаимодействие храма и мира: служатся литии, прямо у мощей во время работы днем и ночью читается Псалтирь. С другой стороны, поскольку каждое такое действо покрыто некой тайной, лучше, если непосвященные при сем не присутствуют. Присутствие просто любопытствующих — молящихся, монашествующих или даже священников — отвлекает и, если честно, иногда ужасно мешает сделать все как надобно. Проще говоря, без сосредоточения над действием можно что-то нарушить или не довести до конца. И это самое страшное, так же как страшна безусловная уверенность в своей полной правоте, когда найденные останки заранее объявляются мощами. Как известно, в разное время было обретено энное количество лжемощей, а потом развенчано.
— Обретением должны заниматься православные археологи?
— Безусловно. Во всех случаях, когда мне, с Божьей помощью, довелось в этом участвовать, помощниками были православные христиане, не только профессионалы, но и трудники (им — отдельное спасибо!). Не перечисляя поименно тех священнослужителей (братьев во Христе и сестер), без духовной поддержки которых на этом поприще просто не состояться, я хотел бы сказать о тех, без чьей помощи я бы просто не смог обойтись. В Дивееве, Нижнем Новгороде, Капотне, Ногинске, Болхове и на Соловках мне помогали и помогают: братья Глеб, Иван и Борис Седовы, Андрей Чемиков, Виктор Державин, Михаил Фалеев, Борис Поваров. (Помощь последнего просто неоценима: во время работ в нижегородском Крестовоздвиженском монастыре я в силу возраста и инвалидности — у меня 3 шунта в артериях — просто физически в тех условиях не смог бы заняться расчисткой. Борис, помимо фотографирования происходившего, забирался в склепы (а своды их не демонтировались) и под моим руководством успешно занимался расчисткой честных останков матушек игумений. И тогда кроме него доверить это было некому).
В обретениях в Дивееве мне помогал Михаил Прохватилов. В 2000 году, когда Господь сподобил нас на открытие св. мощей матушек первоначальниц Александры, Марфы и Елены, и в 2007-м. В сентябре 2007 года состоялось обретение мощей прп. исповедницы Матроны (Власовой) в селе Суворово (бывшее Пузо) под Дивеевом (это самое последнее обретение, в котором я участвовал). Она была насельницей Дивеевского монастыря, занималась в художественной мастерской иконописью. После его закрытия в 1927 году прп. Матрона почти 25 лет провела в лагерях и тюрьмах. В 1956 году вернулась в Пузо (брат, что называется, вызволил), занималась иконописью. Сохранились три образа ее письма, сейчас они в Дивеевской обители, спасибо родным племянницам и внучатому племяннику — он нашел краски и кисти, которыми писала исповедница. После каторги она вязала платки, вела тихую жизнь мирской затворницы, но к ней постоянно обращались за духовными советами. В 1963 году она скончалась. Работы по подготовке к обретению ее мощей начались в 4 утра 17 сентября 2007 года и закончились в 5 часов следующего утра — больше суток непрерывного труда. Мы увезли мощи в Дивеевскую обитель, а Михаил остался с трудниками снимать навес и восстанавливать могилу.
Существует определенный порядок действий вскрытия любого погребения, и обретение должно совершаться по максимуму в один прием. Пока работа не доведена до конца, непрерывно днем и ночью идет служба, идет работа, читается Псалтирь. Так происходит обретение. Низкий поклон всем трудникам, всем низкий поклон!
— Приходилось ли вам сталкиваться с необычными феноменами при столь уникальном опыте?
— Мой опыт достаточно небольшой — 20 обретений, но я всякий раз удивляюсь тому, что даже в самых ужасающих условиях, когда речь идет об оскверненных могилах, сохранность останков святых людей невероятная. В моей практике были два склепа с захоронениями конца XIX века, оба осквернены, в обоих — свалка и помойка, но все останки целы, они сохранились! Да, анатомический порядок нарушен, часть облачений уничтожена, но останки в целости и сохранности — и это самое удивительное. Иначе как промыслом Божьим я это назвать не могу. Тут все обстоятельства, вся их судьба после осквернения могил должны были привести к тому, чтобы в результате ужасающего вмешательства они не сохранились, были либо раздавлены, либо сломаны! Ведь на них топтались, искали золото, а они, хоть и разметаны по склепу, но все целы, ни одна не сломана и все есть! Господь бережет Своих угодников, — все те обретения, в которых я участвовал, свидетельствуют именно об этом. Были еще два случая, когда корневая система березы пронизывала все погребение, но сохранность мощей на удивление была хорошей.
Обычно дерево уничтожает останки, да еще ужасным образом усложняет момент вскрытия мощей, а здесь — нет: мощи прп. Феодора (Ушакова), восстановителя Санаксарского монастыря (дяди прп. воина Феодора (Ушакова), адмирала флота), и св. новомучениц Пузовских Евдокии, Дарьи, Дарьи и Марии, принявших мученическую смерть (зверски казненных) в 1919 году, — их мощи сохранились!
— Каков ваш личный опыт веры?
— Я не был верующим с детства. Крещение принял в 1990 году, под влиянием моего учителя Дмитрия Витальевича Деопика (он был моим учителем, когда я еще учился на истфаке в МГУ, руководителем моей дипломной работы). Он пригласил меня в качестве помощника на обретение мощей отца Константина (Голубева). Но поскольку ему в прошлом году уже исполнилось 75 лет, вместо него на обретения стал ездить я, то есть принял его «эстафету». До крещения мне не доводилось бывать на обретениях, да и кому бы в голову пришло пригласить некрещеного человека. А не так давно мы осознали, что у нас, археологов, которые обретают мощи святых, есть свой небесный покровитель — Нестор Летописец! В «Повести временных лет» он описал, как сам обретал (с искушениями!) мощи прп. Феодосия Печерского. И теперь каждый раз в молебне перед началом обретения мы обязательно поминаем прп. Нестора, чтобы он помогал нам.
— Взаимодействие с мощами святых — самый близкий контакт, который возможен при жизни. Вы ощущаете связь между вами?
— Безусловно. В первое мое обретение мощей — о. Константина (Голубева) — о. Дамаскин (Орловский), когда мощи уже были положены в гроб, после заупокойной службы, сказал: «Юрий Александрович, приложитесь к мощам и просите у угодника, мощи которого вы обрели, то, что для вас очень-очень важно». Я попросил, и исполнилось! Это было первое обращение к святому, и с тех пор обращение к святым угодникам Божьим стало для меня и правом, и правилом. И еще тем, что становится обрядом: обретенная глава обязательно передается священнику, и все участники действа прикладываются к только что открытым мощам и просят каждый о важном для себя.
В моей божнице, кроме образов Господа нашего Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы, образа всех тех святых, кого мне, с Божьей помощью, довелось обрести, с частицами их мощей. Я ношу мощевик, в котором тоже хранятся частицы св. мощей. Без них я — никуда и ничто. В своих ежедневных молитвах обращаюсь к каждому поименно. И я эту связь чувствую: без нее я не могу ни выйти из дома, ни вернуться — св. угодники помогают. Но надо сказать, что ни одно из обретений без искушений — больших или малых — не обходится (и это только мой опыт). Враг рядом, особенно когда происходит что-то очень важное, а тем более обретение мощей святого. С людьми, принимающими непосредственное участие в этом, происходят всякие неприятности — до, во время или после… вплоть до смертных искушений. Не было ни одного раза, чтобы обошлось без искушений. У меня был такой случай в Дивееве. Я выходил за территорию монастыря, и, когда возвращался, на меня сзади вылетел боком автомобиль и чуть было не сшиб (и не только меня, но и семью: папа, мама, ребенок в коляске, которые шли в Троицкий храм помолиться).
Это было в день обретения мощей блаженной Паши Саровской, и автомобиль замер буквально в 2 метрах от нас — ровно против того места, где когда-то находились могилы преподобных дивеевских жен: Александры, Марфы и Елены, в обретении мощей которых я участвовал. Именно на этом месте остановился автомобиль, на полной скорости летевший под гору!
— А помощь покровителя Дивеева батюшки Серафима вам приходилось чувствовать?
— О, конечно. Когда в 2000 году мы с коллегами впервые оказались в Дивееве, то пошли на молебен и приложились к его открытым мощам. В дальнейшем, в ходе работы, нас благословили одеванием его чугунка на голову и прошлись (крестообразно) по нашим спинам его мотыжкой — очень помогает, особенно нашим искривленным в работе и мирской лени позвоночникам. А в 2007 году, Господь сподобил, игуменья Сергия благословила надеть мне на руки его рукавички. Ведь руки археолога почти как руки хирурга, особенно когда речь идет об обретении святых мощей, тронуть что-то, нарушить — не дай Бог!
Самую тонкую работу я всегда делаю сам, пока Господь позволяет. Поэтому для меня это было особой радостью: надеть на руки вещь святого, да еще такого, как батюшка Серафим! Руки — главный инструмент археолога, после головы! Описать это я не могу. Было ощущение, что мне в руки вливается какая-то чудодейственная сила. Это такая радость! Радость оттого, что батюшка Серафим не только призвал меня (нас!) на восстановление дивеевских святынь, в четвертом уделе Богородицы, но и помогает нам во всех уделах Господа нашего! Отче Серафиме, моли Бога о нас!
Беседовала Светлана Высоцкая
e-mail: vysozkaya@mail.ru
Бутовский полигон 1937−1938. Книга памяти жертв политических репрессий. Том третий. Москва, 1999 г.
