 |
| Русский дом | Виктор Тростников | 05.03.2008 |
Сразу после кончины Феодора Иоанновича началась яростная борьба за власть. В ней победил опытный Борис Годунов, чему содействовал его «административный ресурс»: он был шурином царя Феодора и фактически правителем России. Но Божиего благословения ему царствовать не было: вследствие неурожаев начался голод, народ не считал Бориса законным монархом, распространялось ужасное подозрение в убиении им младшего сына Иоанна Грозного царевича Димитрия. Поэтому когда в 1605 году царь Борис умер, стрельцы моментально задушили его наследника Феодора, и династия Годуновых, состоящая из одного человека, тоже пресеклась.
К опустевшему трону рванулись самые разные претенденты — князь Василий Шуйский, польский королевич Владислав, три Лжедмитрия, семибоярщина — и, в зависимости от удачи, то занимали его на короткое время, то с позором покидали. А в низах начало твориться нечто страшное. Никто не сеял и не жал, на улицах городов и сёл лежали трупы, которых некому было похоронить. Уверенные в том, что Россия уже не поднимется, западные интервенты вторглись в её пределы и занимались грабежом. Поляки ввели в Московский кремль свой гарнизон, Патриарх всея Руси Гермоген был заточён в темницу, где и умер от голода.
Помимо иностранных разбойников на дорогах появились шайки своих. Общество раскололось. Неимущие отнимали добро у имущих под лозунгом отмщения за свои прежние унижения, и к этим бандам охотно присоединялись казаки.
Неожиданно для всех, в том числе и для русских, наша страна не погибла, а сказать точнее, — погибнув и обратившись в пепел, восстала как птица Феникс ещё более прекрасной, чем была до этого. Люди, видевшие в молодые годы весь кошмар Смуты, хорошего уже не ожидавшие, в пожилом возрасте могли похвалиться тем, что являются гражданами могущественнейшей державы Европы. На новый уровень было поднято материальное производство, расцвели ремёсла, закипела внутренняя и международная торговля, страна покрылась тысячами тех уютных «церквей XVII века», которые до сих пор являются лучшим украшением наших городов и сёл, возникли замечательные иконописные школы Симона Ушакова и Строгановых, расцвела изумительная архитектура «нарышкинского барокко», Украина воссоединилась с Россией, и хотя польские короли всё ещё зарились по инерции на какие-то русские земли, по их амбициям этим был нанесён сокрушительный удар. Русь, с которой ещё недавно никто не считался, теперь выступила на историческую сцену в качестве одного из основных действующих лиц.
Выразительное слово «смута», означающее разор, нестроение, вспомнилось нам в недавние 90-е — десятилетие, последовавшее за развалом СССР. И в средствах массовой информации, и в народе нередко называли этот период вторым Смутным временем. Аналогия, как мы дальше убедимся, вполне правильная, но со словом «вторая» согласиться нельзя. Мы забыли, что за 70 лет до этого была «революционная смута» — понятие в своё время широко употребляемое, следовательно «перестроечная» смута была третьей. Одно событие — событие, два схожих события — совпадение, а три — это уже закономерность, изучение которой может принести большую пользу.
Убедимся для начала, что все три наши Смуты — явления одного порядка. Это доказывается наличием у них двух совершенно одинаковых отличительных признаков: колоссального роста преступности и активного иностранного вмешательства в наши домашние дела с целью направить ход русской истории в сторону, выгодную не для нас, а для тех, кто вмешивается.
Первая Смута — династическая. Здесь всё очевидно: о грабеже, разбое и попытках соседей подчинить себе Россию не только дипломатическими действиями (поддержкой Лжедмитриев), но и прямым военным вторжением.
Вторая Смута — революционная. Во время Гражданской войны и сразу по её окончании разгул криминала достиг такого уровня, что основные усилия созданной в 1918 году ЧК тратились на борьбу не с контрреволюцией и саботажем (что тоже входило в обязанности Комиссии), а с бандитизмом. Ф.Э. Дзержинского нередко изображают вдохновителем политических репрессий, но это ошибка. Уже в 1921 году он перестал быть председателем ЧК и занял пост народного комиссара транспорта, а «охота на ведьм» развернулась гораздо позже. И тут надо заметить, что в деле уничтожения захлестнувшей страну уголовщины «железный Феликс» добился больших успехов. Что же касается иностранной интервенции сразу после революции, то она хорошо известна: немцы вторглись на Украину и в Белоруссию, французы — в Одессу, англичане — в Архангельскую губернию, японцы и американцы — на Дальний Восток.
Третья Смута — перестроечная. Тут и доказывать нечего, всё происходило на наших глазах. Разлившийся, как море, криминал и до сего дня никак не хочет улечься и напоминает о себе ежедневно. Вмешательство же в наши внутренние дела из-за рубежа (в основном из США) через подкупленные средства массовой информации, различные гранты (включая ставшую явно политизированной Нобелевскую премию), агентов влияния, маскирующихся под «правозащитников», не только всем известно, но и всем у нас изрядно надоело, и начинает вызывать уже усиливающийся народный протест.
Если болезнь, прозванная народом «смутой», трижды протекала с одними и теми же симптомами, значит и её причина во всех случаях была одинаковой. А поскольку два раза нам удалось этот недуг преодолеть, значит для избавления от него в третий раз, т. е. сейчас, нам следует принимать то же самое средство, которое применялось и раньше. Понять эту причину и назвать это лекарство — и будет извлечением уроков из истории, о котором так много говорят и так редко осуществляют.
Начало Смут было вызвано во всех случаях одной причиной: прекращением действия механизма центральной власти. На рубеже XVII века механизм перестал действовать из-за прекращения династии, в начале XX века — из-за свержения Царя, в конце XX века — из-за утраты контроля над страной дискредитированной в глазах народа коммунистической партией.
Спрашивается, почему прежняя власть не была сразу же заменена какой-либо другой? Ведь когда сам верховный правитель уходит со сцены, инстинкт самосохранения нации должен подсказывать создание какого-то коллективного органа администрирования.
Во всех других странах так бы и произошло, только не у нас. Каждый народ имеет свои особенности, в частности, специфическое отношение к власти, требования к ней, её идеал. Этот идеал вырабатывается историей, которая у всякого народа своя собственная. Но не только. На его формирование оказывают влияние этнические особенности, а ещё больше — тип верования, принятая этим народом религия. Поскольку тип верования есть ядро цивилизации, можно сказать, что понятие об идеальной власти есть понятие, прежде всего, цивилизационное, характеризующее данный культурно-исторический тип. А все цивилизационные характеристики, как показал Н.Я. Данилевский, необычайно устойчивы и не могут передаваться от одной цивилизации к другой («закон непередаваеваемости»). Власть, которая хороша для немца, для русского — смерть. И не потому, что немец лучше или хуже русского — просто они принадлежат к разным цивилизациям.
Немцы, благодаря истории и по своим национальным качествам и из-за протестантского верования, выработавшего в них индивидуализм и рационализм, весьма способны к самоорганизации. Поэтому от государственной власти требуют только координирования усилий местных администраций и выполнения некоторых функций, имеющих общенациональное значение — оборонных и дипломатических. Ясно, что идеалом для такого народа является парламентская республика.
У русских всё другое — и исторический опыт, и национальный характер, и вера. Это — православный народ, как говорил Константин Сергеевич Аксаков, самый православный народ в мире. Речь идёт, конечно, не о сознательном исповедании Православия, а о тех наследственных особенностях, которые сложились за века православной жизни, т. е. не о фенотипе, а о генетике. И по своему генотипу мы — монархисты. Мы всей своей интуицией знаем, что царство земное должно обустраиваться по типу Царства Небесного, а там нет никакой «демократии», а есть строгая вертикаль власти, начинающаяся от Бога и проходящая через девять ангельских чинов, расположенных в иерархической последовательности. И когда по каким-то причинам у нас единоначалие сменяется другой формой власти, начинается кризис.
Чем был преодолён кризис первой Смуты? Избранием на престол Михаила Феодоровича Романова, т. е. восстановлением единоначалия. А чем была преодолена революционная смута? Тем же самым — выдвижением национального вождя, товарища Сталина. Так не ясно ли, что пылающую смуту можно прекратить только так?
Белогвардейцы когда-то шутили: напишите подряд слова, ставшие главными для большевиков, «молот», «серп» и прочтите наоборот. Получится «престолом». Только престолом спасётся Россия от гибели — заключили они. Шутка шуткой, а ведь так оно и есть! Это лекарство дважды ставило нас на ноги, и искать иного — смысла нет. Это восстановление того, утрата чего вызвала заболевание.
Где же нам отыскать человека, который снискал бы всенародное доверие и стал бы нашим монархом? Называть его можно — вождём, национальным лидером, президентом, премьером, генсеком, Царём или просто «консультантом"… Об этом гадать нечего. Надо молиться, чтобы Господь послал нам его.
