О судьбах второго и третьего Рима

Понятно, что всякое сравнение хромает, ибо, по словам Гераклита, «нельзя войти в одну и ту же реку дважды». С другой стороны, не может не вызывать симпатии подход «historia est magistra vitae» — «история есть наставница жизни». Извлечение уроков всегда считалось насущной задачей исторической науки, и невнимание к ним политиков зачастую оборачивалось катастрофой для тех или иных стран и правительств, а проведение развернутых аналогий укоренено среди историков еще со времен Плутарха.

Сравнительно-цивилизационный подход, демонстрируемый автором, оправдан сам по себе и обоснован генетическим родством российской цивилизации с византийской. Прежде всего, нас связывает общность веры — православного христианства, с которым даже сегодня себя идентифицирует 61% граждан Российской Федерации.

Православие на Руси было воспринято не в малой степени благодаря проповеди византийских миссионеров и заботам византийских императоров — Михаила III (первое крещение руссов в 860 г.), Василия I (второе крещение руссов в 867 г.), Василия II (крещение Руси в 988 г.). В течение веков, вплоть до Флорентийской унии, русские князья и иерархи признавали эту связь и поминали на литургии византийского императора, так же как и Константинопольского патриарха. Из религии во многом проистекает и общность сознания — максима «един Бог, един царь, едина империя», верность религии, предпочтение государственного индивидуальному, примат обязанностей над правами, сравнительная слабость общественных институтов и сила государственных структур, осознание государства и внутреннего мира как непреходящих ценностей. Знаменитая формула «Православие, самодержавие, народность», во многом определявшая бытие государства Российского, во многом имеет византийское происхождение. Еще в 70-е годы XIX века Константин Леонтьев говорил о русском мужике, «которым спокойно и неторопливо правит полувизантийский государь наш».

Как это ни странно, но, несмотря на крушение Российской империи, целый ряд «византийских» стереотипов остался в общественном сознании. Это и принятие авторитарного характера государства, и господство идеократии, и желание создать некое идеальное общество, и подчиненность общественных институтов государству и т. д. Современные попытки реформировать Россию по западному образцу, создать так называемое гражданское общество с приматом свободно волящего индивида и его прав над общественными обязанностями, передать ряд полномочий государства общественным институтам, корпорациям или даже частным лицам (олигархам) создают целый ряд проблем и коллизий. В свете этого было бы полезно рассмотреть опыт византийской вестернизации, приведшей, в конечном счете, великую империю к падению, что, во многом, и сделано в фильме. Дело в том, что общественный строй Византийской империи до XI века очень трудно, если не невозможно назвать феодализмом, ибо в нем отсутствовали наиболее характерные черты классического европейского феодализма — безусловная наследственная собственность на землю, феодальная раздробленность, феодальная лестница, право смены сеньора, право феодалов вести между собой войны, наличие несвободного крестьянства. Всего этого не было в Византии — централизованной державе с условным держанием земли за службу и приматом свободного труда. Феодализация Византии проходила рука об руку с ее вестернизацией в ХI-XII веках и в конечном счете погубила империю.

Беспристрастный историк не может не согласиться с целым рядом положений, высказанных в фильме «Гибель империи».

Во-первых, аналогия между византийской знатью и советской номенклатурой, а также постсоветской элитой не является столь уж надуманной. Византийская знать (динаты) обладала условными земельными пожалованиями за службу и в достаточной степени тяготилась как условностью этого держания, так и жесткими рамками императорского законодательства. Сильные императоры в IX — начале XI века не мирволили динатам, сдерживали их грабительские поползновения по отношению к мелкими собственникам. Так, по новелле Констанина VII Багрянородного (издана в 947 г.), в случае незаконного отчуждения участка он возвращался законному владельцу абсолютно даром, без компенсации стоимости возведенных за время незаконного пользования строений. При Василии II Македонянине (976−1025) отменяется срок давности для узаконивания владения недвижимостью. С коррупцией зачастую боролись беспощадно: стоит вспомнить пример императора Феофила (829−842), который по обвинению в оскорблении величества сжег живым префекта Константинополя Никифора только за то, что он отнял у одной вдовы корабль с товарами, а своего шурина за отнятие участка земли у другой вдовы приказал подвергнуть бичеванию. Подобные жесткие рамки мешали динатам развернуться, к тому же манил пример западноевропейской знати с ее иммунитетом, привилегиями, возможностью бесконтрольно обогащаться и усиливаться. И после смерти Василия II, череды слабых правителей и военных мятежей Византия вступила на феодализированный путь развития с закрепощением земледельцев, установлением пронии — наследственного держания земли с крестьянами (нечто вроде западного бенефиция), щедрой раздачей государственного имущества динатам. Следствием явилась гибель стратиотского ополчения — войска свободных мелких собственников, но при этом Византия так и не создала своего рыцарства. Паллиативом явились наемные дружины франков, варягов, турок.

Результат использования наемников стал плачевным: во время штурма Константинополя крестоносцами в 1204 году варяжская гвардия императора Алексея V Мурзуфла стояла в центре города в боевом строю и… требовала от императора денег. Денег не нашлось — город был взят. Другой пример — Каталонская смута: чтобы избавиться от турок, грабивших Малую Азию в 1304 году, пригласили рыцарей-каталонцев. Те прогнали турок, но потребовали неимоверную плату за свои услуги. В ссоре погиб их предводитель Рожер де Флер, и каталонцы, мстя за него, целых десять лет опустошали византийские владения почище турок.

Не боятся ли подобных последствий апологеты так называемой профессиональной высокооплачиваемой армии, которая в любой момент может стать армией наемной и перейти на содержание того или иного олигарха, может быть скуплена вероятным противником Российской Федерации или просто откажется сражаться, если в казне не окажется денег?

Приватизация по-византийски обогатила не только своих магнатов, но и иностранцев, которым императоры были вынуждены уступать различные привилегии в обмен на помощь. Вот лишь один пример: в середине XIV века генуэзцы собирали в Константинополе пошлин на двести тысяч золотых в год, в то время как императорская казна — в десять раз меньше. Чтобы заставить генуэзцев делиться, пришлось перед Константинополем затеять настоящее морское сражение, в котором генуэзцы потопили весь императорский флот — девять кораблей — и в конце концов остались при своих барышах. В конечном счете, итальянские предприниматели задушили византийскую торговлю и ремесло.

Разве не стоит и нам опасаться подобной судьбы при обилии иностранных предприятий и компаний на территории России и стремлении иностранных монополий установить полный экономический контроль над Российской Федерацией?

Во-вторых, образ Византии как враждебной и еретической державы действительно сформировался на Западе в эпоху Крестовых походов и явился причиной как позорного разгрома Константинополя в 1204 году и свирепых грабежей в 1305—1315 годы, устроенных наемниками-каталонцами, так и религиозных гонений против православных, которые проводили крестоносцы на захваченных византийских территориях. Вот всего лишь один из примеров: в 1231 году на Кипре по приказу кипрского короля после суда инквизиции были сожжены 13 православных монахов монастыря Богородицы Кариотиссы только за то, что они предпочитали служить литургию на квасном хлебе, а не на пресном. Отношение к православным было ничем не лучше, чем к мусульманам или язычникам. Характерны инструкции Франциска Ассизского своим ученикам: «Если вы отправитесь проповедовать в страны язычников, или сарацин или греков…». Итак, православные греки поставлены на одну доску с сарацинами (то есть мусульманами) и язычниками.

Справедливы наблюдения и относительно коррупции в Византийской империи, которые временами напоминают печальные образцы недавнего ельцинского прошлого. Вот примеры византийского «сращивания государственного аппарата с преступным миром». В самом конце XII века начальник константинопольской тюрьмы Лагос по ночам выпускал на свободу наиболее дерзких воров «на промысел», а те, возвращаясь утром, делились с ним добычей. Состоятельных граждан он бросал в темницу и занимался вымогательствами. Как тут не вспомнить о примерах 1990-х годов, когда мафия снабжала милицию деньгами, в том числе и на бензин, и даже сдавала ей своих не в меру зарвавшихся «братков», или не столь давние случаи того, как милиционеры собирали налоги с наркоторговцев, взамен обеспечивая безопасность их преступной деятельности.

Другой еще более красноречивый случай. Муж одной из сестер императрицы Евфросинии, супруги императора Алексея III (1195−1203), мегадука (адмирал императорского флота) Михаил Стрифи, по кличке Толстопузый, вкупе с друнгарием (вице-адмиралом) флота Стирионе открыто торговал имуществом из арсеналов военно-морского ведомства. На продажу шло все: якоря, паруса, канаты, гвозди, весла… В результате, к моменту прихода крестоносцев противопоставить им было нечего: на рейде не было ни одного боеспособного корабля.

Все это живо напоминает наши 90-е годы, когда Российский Военно-морской флот, наследник советского, второго в мире по численности и качеству, сократился в несколько раз в результате так называемого сокращения вооружений, а на самом деле — грабительской приватизации (только подводных лодок было уничтожено около 200 единиц, зачастую их бездарно резали на металлолом). В результате, когда в 1999 году встал вопрос о посылке Черноморского флота к берегам Югославии, не нашлось ни одного боеспособного корабля, годного для похода. А когда в 2000 году затонул «Курск», не нашлось соответствующих задачам спасательных подводных аппаратов, они были… проданы. Пришлось кланяться вчерашним вероятным противникам.

Общность сюжета — налицо.

Фильм не свободен от недостатков. Так, допущена ошибка с Виссарионом Никейским: он никак не годится на роль беглого олигарха, гораздо лучше бы подошел Алексей IV Ангел, участвовавший в организации IV Крестового похода. Чрезмерно упрощенно представлен сюжет с Сербией и Болгарией. Действительно, во время III Крестового похода в 1190 году и сербский правитель Стефан Неманя, и болгарские цари Петр и Асень искали союза с германским императором Фридрихом Барбароссой против Византии, но сам Фридрих на него не пошел, предпочитая договариваться с византийским императором Исааком Ангелом. Позднее болгарский царь Иоанн Калоян, несмотря на внешнюю унию с Римом, стал жесточайшим врагом крестоносцев и разбил их в битве при Адрианополе в 1205 году.

Однако эти частные погрешности не умаляют общего благоприятного впечатления от фильма, который являются грозным предупреждением для всех нас. Если мы не хотим разделить судьбу Византийской империи, все мы, а не только власть имущие, должны стяжать изрядный запас трезвомыслия, прозорливости, мужества и жертвенности. Именно к этому призывает обсуждаемый фильм.

Владимир Василик, доцент кафедры истории славянских и балканских стран СПбГУ

http://www.pravoslavie.ru/jurnal/80 227 123 310