 |
| Православие.Ru | Ольга Ковалик | 21.02.2008 |
Накануне Крымской грозы
Накануне боевых действий в Крыму английская «Таймс» откровенно заявляла: «Главная цель политики и войны не может быть достигнута до тех пор, пока будет существовать Севастополь и русский флот… Взятие Севастополя и занятие Крыма вознаградят все военные издержки и решат вопрос в пользу союзников». Учитывая политическую ситуацию и предчувствуя неизбежную «эпопею Севастополя», Святейший Синод издал указ от 31 декабря 1852 года «О благоустройстве Балаклавского Георгиевского монастыря и его монашествующих», в котором говорилось:«1. Представить Вашему Преосвященству (архиепископу Иннокентию) войти предварительно с начальством Черноморского флота в сношение о том, можно ли обеспечить содержание иеромонахов.
2. Озаботиться удобным и приличным помещением иеромонахов, приспособив дом для посетителей.
3. Предоставить Вашему Преосвященству вызывать для служения в монастыре монашествующих из Киево-Печерской лавры, монастыря Задонского, Софрониевской, Глинской, Рыхловской и Святогорской пустынь.
4. Посылать монахов самых благонадежных. Всех неблагонадежных немедленно удалить».
Следуя указу, в Балаклавский монастырь прибыли 19 почтенных иноков из Киево-Печерской лавры, епархий Херсонской, Калужской, Воронежской, Харьковской и Курской. К маю 1853 года иеромонахи окормляли судовые команды двух сформированных и вышедших в море боевых черноморских эскадр.
Россия готовилась к войне. Монастырь готовился к обороне. Но Господь уготовал для обители испытание пленом.
14 июня 1853 года Николай I отдал приказ главнокомандующему Южной армией князю М.Д. Горчакову занять вассальские турецкие придунайские княжества — Молдавию и Валахию. Восточная (Крымская) война началась. И уже 18 ноября 1853 года балаклавские иеромонахи отличились в легендарном Синопском сражении, в результате которого эскадра Черноморского флота России под командованием вице-адмирала П.С. Нахимова нанесла сокрушительное поражение турецкой эскадре, а ее командующий адмирал Осман-паша был взят в плен. Через десять дней высочайшим указом участвующие в бою священнослужители «за примерное благочестие, с которым ободряли раненных на кораблях», получили в награду золотые наперсные кресты на Георгиевской ленте. Решение выглядит беспрецедентным потому, что рядовым священникам до тех пор вообще не полагалось носить наперсных крестов, за исключением награжденных бронзовыми наперсными крестами в память Отечественной войны 1812 года.
Иеромонаха Георгиевского монастыря Никандра, служившего на линейном корабле «Чесма», Нахимов особо отметил за храбрость и героизм. Во время обороны Севастополя о. Никандр остался на городских бастионах с экипажем затопленного судна, являя пример отменного мужества и жертвенной самоотдачи.
9 декабря 1853 года митрополит Агафангел получил письмо следующего содержания:
«Ваше Высокопреосвященство! Принося благоговейную признательность мою и всех сослуживцев моих, участвовавших в битве при Синопе, за светлые молитвы ваши, возданные Господу Богу за дарованную Им победу над врагом Отечества нашего, спешу исполнить желание Вашего Высокопреосвященства присылкою списка имен убитых и от ран умерших товарищей наших в этой битве для принесения молитвы о душах их.
При этом осмеливаюсь прибегнуть еще с почтительною просьбою к Вашему Высокопреосвященству о предстательстве молитвами вашими пред Господом, да окажет Он милость свою исцелить раненых и увечных, лежащих на одре страдания.
С благоговейным чувством глубокого уважения и совершенною преданностью, поручая себя святым молитвам вашим, имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорный слуга Павел Нахимов».
Через десять дней после Синопа русское оружие одержало крупную победу над турками под селением Баш-Кадык-Лар на Кавказе. Вскоре Англия и Франция вступили в войну и направили свои эскадры в Черное море.
9 февраля 1854 года Россия объявила о разрыве дипломатических отношений с Англией и Францией. Оборона Севастополя казалась неизбежной. 81-летний старец-митрополит Агафангел предпочел удалиться с передовой линии предстоящих баталий. В марте 1854 года он, получив пожизненный пенсион, навсегда покинул монастырь и отправился на покой в Иерусалим. Перед отъездом владыка пожертвовал в престольный монастырский храм четыре иконы в окладах с драгоценными камнями.
Итак, подведем итоги 30-летней деятельности настоятеля Георгиевской обители. Они исключительны хотя бы потому, что при нем не только окончательно сформировался монастырский архитектурный облик, доминирующие черты которого актуальны и в настоящее время. Греческий иерарх, следуя завету митрополита Хрисанфа, концептуально определил значение монастыря в сакральной и культурологической жизни России и маркировал его духовную генологию. Как писал Л. Чернявский, маститый архиерей Агафангел «путями смиренномудрия и особенной приветливости ко всем посетителям монастыря достиг желанной цели». Результаты истового служения владыки очевидно проявились и в высоких подвигах его чад — братии Балаклавской обители — во время Крымской кампании
С отъездом митрополита Агафангела закончилась «греческая» эпоха в истории Георгиевского монастыря и начался новый период, когда все последующие его архимандриты были россиянами и службы стали проводиться на церковно-славянском языке.
Первый из них — отец Геронтий (Артюховский), из семьи священнослужителя, выпускник Киевской духовной академии, кандидат богословия, до назначения в Балаклавскую обитель настоятельствовал в Бизюковском Григорьевском монастыре. На его долю выпало тяжелейшее испытание — управлять обителью, занятой неприятелем в течение одного года и одиннадцати месяцев. Причем монастырь попал во французский плен как раз в праздник Воздвижения Креста Господня — 14 сентября 1854 года. В тот день войска англичан заняли Балаклаву. А накануне Севастополь перешел на осадное положение. Началась всемирно известная 349-дневная оборона Севастополя 1854−1855 годов.
Пленение
То было странное пленение. Приказ, отданный отряду зуавов, состоящему из 15 человек, гласил: «Монастырь святого Георгия поставлен под покровительство союзных войск. Военным и всяким иным лицам, следующим за армией, воспрещается входить туда насильно, тревожить каким бы то ни было путем его обитателей или нарушать права собственности. В Херсонесском лагере, 2 октября 1854 года». Подобное благодеяние со стороны противника, прославившегося варварским отношением к другим православным святыням Севастополя, кажется неестественным, тем более что двумя месяцами ранее фрегаты Великобритании «прославили» себя двухдневной бомбардировкой Соловецкого монастыря на Белом море. Этот молитвенный защитник всего северного русского Поморья подвергся мученической пытке, тогда как южный форпост отечественного Православия — томительному пленению. Впрочем, имелась «техническая» причина, позволившая обители избежать надругательства. Дело в том, что в апреле 1855 года один из монастырских домов «незваные гости» приспособили для помещения телеграфной конторы. Впервые в военной практике англичане и французы наладили коммуникации по черноморскому дну с территории обители и установили подводную кабельную телеграфную связь с Лондоном и Парижем через Варну. Новация требовала полной секретности, и не случайно высадка у монастырского берега была строго запрещена.Георгиевскую обитель не обошли вниманием первые лица военной антироссийской коалиции, например главнокомандующий Британскими экспедиционными силами лорд Ф. Дж. Раглан, генералы Дж. Симпсон и В. Дж. Кондрингтон, французский маршал А. Ж. Ж. Пелисье. В одном из монастырских гостиничных корпусов с комфортом проживали штабные офицеры союзнических войск, в другом разместился госпиталь, где, по легенде, выхаживала раненых знаменитая английская сестра милосердия Флоренс Найтингейл. Путешествовавший в 1874 году Гелфер в книге «Крым и Закавказье» писал, что покои, в которых она жила во время войны, «охотно показываются привратником, так как память этой леди почтительно сохраняется; их представляют для ночлега богомольцам и иностранцам».
У очевидца тех событий Милнера читаем: «17 монахов с настоятелем пребывали в монастыре во время занятия его окрестностей англо-французами. Остальные 20 были заняты на судах флота. Архимандрит, отец Геронтий, отличающийся от прочей братии золотым крестом на груди, был тогда же обеспечен от всяких тревог…»
В самом деле, монахи, находившиеся на боевых кораблях, совершали ратные подвиги, подстать бывалым морякам, о чем союзническое командование было прекрасно осведомлено. И никаких репрессий к их настоятелю, к их братьям во Христе. Архимандрит Геронтий позволил себе не допустить в монастырь турецкого главнокомандующего Омер-пашу и его свиту, пока те не сняли чалмы.
Насельники вели успешную торговлю с англичанами и французами и тщательно фиксировали все сделки в приходно-расходных книгах. В них сохранились сведения о продаже «36 штук скота рогатого», выдаче французским солдатам 24 рубля 25 копеек за провизию, привозившуюся в монастырь первого числа каждого месяца, причем дотошно расписаны и головки сахару, и ведра уксуса, и свечи, и ведра рому, и лимоны… Словом, хозяйство велось на широкую ногу.
Строго говоря, истории Георгиевской обители свойственна ситуация, которую мы определяем как сакральное двуязычие. В период мусульманского окружения большинство греческого населения в Крыму говорило и понимало только по-татарски, и, несмотря на то, что службы в Балаклавском монастыре велись на греческом языке, митрополит Игнатий, например, был вынужден говорить проповеди по-татарски. Во время же Крымской кампании дуалистическая языковая норма приобрела немаркированные черты. Действительно, в каком еще русском православном храме противник позволил бы пленным священнослужителям истово испрашивать победу враждебной ему стороны. Насильственно удерживаемые Георгиевские трудники веры совершенно открыто и беспрепятственно за каждодневными богослужениями возносили молитвы о «покорении всякого врага и супостата», о здравии императора. И как знать, не по молитвам ли насельников разразилась 2 ноября страшная буря на море, принесшая у берегов Балаклавы гибель одиннадцати кораблям союзников, в том числе парового фрегата «Принц» — гордости английского флота.
Благодаря сохранившемуся в Севастополе архиву обители, известны некоторые имена плененных в ней иноков. Это — иеромонахи Полифроний, Пахомий, Дамаскин, монах Яков.
Иеромонах Венедикт, 1823 года рождения. С октября 1852 года в Балаклавском монастыре. Отлично справился с пастырскими обязанностями во время служения в укреплении Гагры и был награжден медалью «За службу на Кавказе». После завершения обороны Севастополя архиепископ Иннокентий отметил о. Венедикта набедренником. В декабре 1856 года он удостоился благословения Святейшего Синода. С 13 февраля 1857 года служил монастырским казначеем, а позднее был назначен монастырским экономом.
Воины
Предстают во всей полноте подвиги служения тех иеромонахов Георгиевской обители, которые оказались на кораблях Черноморского флота. После затопления большинства военных судов у входа в Севастопольскую бухту 11 сентября 1854 года флотские священники перебрались с их экипажами на бастионы, где, по воспоминаниям современников, обязательно «в исходящем углу был прибит к столбику образ Спасителя». У икон каждый вечер теплились лампады и свечи, и «наши матросы и солдаты, несмотря на изрядно летающие бомбы и пули, с полным усердием молились пред изображением ликов святых».На батареях балаклавские монахи не только совершали богослужение, отправляли требы, но и помогали раненым, участвовали в вылазках и боевых операциях. Их подвиги — духовные и ратные — по прошествии 150 лет обрели несомненные житийные черты. Сведения о деяниях священников, приведенные в мемуарах, дневниковых записях, письмах, отстоявшись в народной памяти, предстали цельным, мощным образцом служения вере, царю и Отечеству. Получилась уникальная словесная картина, запечатлевшая величие простой человеческой верности религиозному и гражданскому долгу.
Участник Синопской эпопеи иеромонах Иоанникий 1-й (Добротворский) в Георгиевский монастырь поступил 31 июля 1844 года в качестве флотского священника. Овдовев, он через четыре года принял постриг. До начала Крымской кампании служил на линкорах «Иегудиил» и «Гавриил», на корабле «Селафиил», на 84-пушечном «Урииле» и на линейном корабле «Двенадцать апостолов». В Синопскую бухту о. Иоанникий вошел на парусном фрегате «Кулевичи» под командованием капитан-лейтенанта Л.И. Будищева. В легендарном морском бою о Иоанникий одновременно хладнокровно и вдохновенно исполнял свою пастырскую миссию. Таким образом, в Восточную войну он вступил опытным корабельным священником и был приписан к 44-му флотскому экипажу.
В осажденном Севастополе о. Иоанникий с тщанием окормлял солдат на батареях и бастионах. Особенно он отличился в ночь со 2 на 3 марта 1855 года, когда, оказавшись в цепи 1-го батальона Камчатского полка, по свидетельству «Вестника военного духовенства», «с крестом в руках ободрял своим примером солдат, причем тут же на месте боя напутствовал умирающих и утешал раненых». Тогда им был взят в плен вражеский офицер.
Об иеромонахе Вениамине 1-ом оставил воспоминания журналист и художник, участник Восточной войны Н. Берг: «Он был человек самой строгой жизни и по-своему довольно образованный… был чрезвычайно усерден в исполнении обязанностей. Он ходил по бастионам с каким-то увлечением, и мы всегда боялись, если он долго не возвращался. Но Бог хранил его до конца. Мне известно, что во всю осаду он исповедал и приобщил с лишком 11 тысяч человек». До перехода на бастионы о. Вениамин служил на фрегате «Коварна». Во время Чернореченского сражения он не только совершал требы, но и выносил раненых с поля боя.
Не щадил себя, окормляя воинов, духовный пастырь иеромонах Арсений. Он служил на героическом Малаховом кургане. Там, на Корниловском бастионе, по сообщению «Морского сборника», «2 февраля 1855 года он был тяжело контужен ядром в голову с левой стороны, оглушен на левое ухо, лишен зрения левого глаза и страдает головной болью».
Имена балаклавских иеромонахов — героев Севастопольской обороны находим в приказе от 22 июня 1855 года:
«По представительству главнокомандующего Южной армией и военными сухопутными и морскими силами в Крыму о награждении некоторых священнослужителей за отличные подвиги и непоколебимое усердие при исполнении своих обязанностей во время геройской обороны Севастополя, государь император по всеподданнейшему докладу положения о сем Святейшего Синода всемилостивейше изволил удостоить ниже поименованных лиц следующих наград.
Орденом св. Анны II степени: Балаклавского Георгиевского монастыря игумена Георгия.
Орденом св. Анны III степени: Балаклавского Георгиевского монастыря, иеромонахов Иова, Иоанникия 2-го, Вениамина 1-го, Никандра и Кирилла.
Наперсным золотым крестом, из кабинета его императорского величества, на Георгиевской ленте: Балаклавского Георгиевского монастыря, иеромонахов Иоанникия 1-го Добротворского, Николая, Анатолия, Германа, Вениамина Святоградского, Арсения, Евфимия, Лаврентия и Серафима».
Беспримерный героизм продемонстрировал иеромонах Иоанникий 3-й (Савинов), участвовавший в кампании в составе 45-го флотского экипажа. Приказом по Южной армии от 16 июля 1855 года он был представлен к редкому для духовного лица ордену святого Георгия Победоносца IV степени «за совершение отличного подвига при вылазке с 10 на 11 марта 1855 года». Религиозное православное сознание, в границах которого мыслил свою жизнь о. Иоанникий, лежало в основе его жертвенного служения на поле брани. Молитва для него была хлебом насущным. Вера — почвой созидательного существования. Самоотречение — преображающей необходимостью.
Во время крупнейшей вылазки с Камчатского люнета на позиции неприятеля, превратившейся в настоящее сражение, о. Иоанникий, видя, что французы, подкрепляемые резервами, начали уже одолевать наши силы, неожиданно для всех величественно, могучим голосом запел молитву: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое, победы благоверному императору нашему на сопротивныя даруй». Появление пастыря церкви в епитрахили, с поднятым крестом поразило солдат. Священник показался посланником Божиим, принесшим им новую силу и чудодейственную помощь. Враг же был смущен необычайностью представившегося ему зрелища. Воодушевленные о. Иоанникием, русские воины стремительно ринулись на французов, смятение которых все возрастало. Один из них бросился на безоружного пастыря, но Господь спас доброго служителя алтаря, обрекшего душу свою на спасение ближних. Юнкер Камчатского полка Негребецкий убил нападавшего врага. У священника от удара штыком пострадала лишь епитрахиль и левый рукав рясы. Французы бежали; отнятые ими позиции были опять в руках русских. Как вспоминали очевидцы, «видя успехи борьбы, о. Иоанникий обратил все свое внимание на раненых страждущих воинов, своих и неприятельских: одним подавал помощь на месте, других отправлял на перевязочный пункт; при напутствии им умирающих неприятельская пуля ударила в крест, который он держал в руках: нижняя часть святыни сломалась и отлетела в сторону, а сам он от сильной контузии лишился чувств, хотя скоро был приведен в сознание».
Вспоминая это сражение, участник обороны Севастополя А.А. Столыпин писал:
«Перед нами стоял тот же самый монах, которого я видел в начале дня; он нес три штуцера.
— Откуда вы, батюшка?
— Как откуда? Из траншей, я был там во все время дела.
— Что это у вас за трофеи?
— Два штуцера вырвал я из рук зуавов, спас их, может быть, этим от греха; а вот это ружье принадлежит злому человеку, он хотел меня убить, видите, и рясу всю порвал. <…>
— Батюшка, позвольте мне узнать ваше имя?
— Аника 3-й!
Так зовут матросы иеромонаха Иоанникия, так зовет он самого себя».
Через три месяца смертельно раненый о. Иоанникий скончался.
В Крымскую кампанию отличился преподобный Парфений, принявший мученическую смерть в 1866 году, будучи настоятелем крымского Кизилташского монастыря. С 1850 года он состоял в числе заштатных иеромонахов Георгиевской обители. Через два года его направили для служения в Тегинское укрепление Черноморской береговой охраны. За отличное исполнение треб во время обстрела с 28 февраля по 4 марта 1855 года вражескими судами Новороссийска о. Парфений был награжден наперсным крестом на Георгиевской ленте. 20 марта 1857 года Святейший Синод пожаловал ему наперсный крест «за личное мужество во время боевых действий и незаурядные изобретения». Имея общепризнанный талант инженера, о. Парфений получил личную благодарность от великого князя Константина Николаевича и контр-адмирала Г. И. Бутакова за «очень удобный и дешевый» проект подъема затонувших в Севастопольской бухте кораблей. Он также удостоился бронзового креста «В память о Восточной войне» и медали, специально учрежденной для служивших в Кавказской армии.
Все священнослужители Георгиевского монастыря после окончания Крымской кампании были награждены медалями «В память войны 1853−1856 гг.» и «За защиту Севастополя». Флотское духовенство получило наперсные кресты на Владимирской ленте «В память войны 1853−1856 гг.» с надписью: «На Тя, Господи, уповахом, да не постыдимся вовеки». Указом от 25 января 1857 года Херсонская духовная консистория от имени Святейшего Синода объявила братии Балаклавской обители благословение — «за отлично ревностную и полезную службу».
27−28 августа 1855 года, после второго генерального штурма Севастополя, взятия французами Малахова кургана и перехода русских войск по понтонному мосту на Северную сторону, оборона города была свернута и, как следствие, активные боевые действия в Крыму завершились. 30 марта 1856 года состоялось подписание Парижского мирного договора. Восточная война стала достоянием истории.
Последние войска союзников покидали Крым. Георгиевский монастырь освобождался от присутствия неприятеля. Предчувствие скорой встречи с возвращающейся в родную обитель братией, сражавшейся в Севастополе, ощущается даже в том, что монастырские запасы пополнились 80 литрами рома, закупленными у французов.
В день, когда английский флот оставил Балаклавскую бухту, в монастыре отслужили молебен двенадцати апостолам и помянули всех, погибших на поле брани.
Наступила мирная жизнь со своими духовными радостями и будничными хлопотами.
«Драгоценное напоминание глубокой старины…»
«Вся экономия вверенного мне монастыря разорена неприятелем: лес в 17 десятин, большей частью дровяной, уничтожен с корнями: виноградный сал в 3 десятины истреблен; до 100 деревьев фруктовых и небольшая дубовая рощица в 1 десятину искорежены. 36 голов рогатого скота и 25 лошадей угнали. Кроме того, все хозяйственные заведения на хуторе уничтожены, не говоря уже о том, что в самом начале прибытия они воспользовались шестью стогами сена, приготовленного на зиму, и стогом пшеницы, которой не успели смолотить», — писал архимандрит Геронтий в Херсонскую духовную консисторию. По мнению настоятеля, монастырь понес убытков на 20 370 рублей серебром.Но с Божией помощью жизнь обители налаживалась. Братия возобновила виноградники, фруктовый сад, обзавелась домашним скотом, занялась пчеловодством.
После того как в 1860 году о. Геронтия назначили настоятелем Новгородского Юрьева монастыря, на его место был поставлен архимандрит Никон — «протоиерейский сын», управлявший Георгиевским монастырем до 1867 года. Монашеский постриг он принял от епископа Тамбовского и Шацкого Афанасия (Телятьева) в 1829 году. Был настоятелем Лебедянского Свято-Троицкого Яблонового и Шацкого Черниева Николаевского монастырей, а также Черноморской Екатеринино-Лебежской Николаевской пустыни. Отец Никон пережил «зверские меры к разрушению Соловецкой святыни» от англичан.
Видимо, в таком опытном пастыре нуждалась разоренная балаклавская обитель. Новый настоятель рассудил, что «при расчетливом поддержании экономических отраслей монастырь всегда может находиться в цветущем состоянии и равняться с лучшими монастырями российскими».
25 августа 1861 года о. Никон с братией встречали императора Александра II, который двумя днями ранее собственноручно заложил в Херсонесском монастыре Владимирский собор на месте крещения святого великого князя. Венценосный гость пожаловал с супругой Марией Александровной, великим князем Сергеем и великой княжною Марией. Августейшая семья получила от насельников бочонок святой монастырской воды. Государь пожертвовал для строительства нового настоятельского дома, спроектированного зодчим Вяткиным, 500 рублей.
Стараниями архимандрита Никона была возведена колокольня «с сделанием шпиля в готическом вкусе». Александр II распорядился выделить на отливку нового монастырского колокола 100 пудов меди.
Отец Никон передал монастырь в ведение архимандриту Агапиту в полном благолепии.
С 1872 года настоятелем обители был архимандрит Михаил. При нем находились 3 иеромонаха, 1 священник, 3 иеродиакона, 2 мантийных монаха, 2 послушника. Монастырь получал казенное содержание 3000 рублей годовых.
Следующим настоятелем являлся архимандрит Антоний (Люцернов), «из студентов Новгородской семинарии». В 1883 году его поставили наместником Александро-Невской лавры.
Об архимандрите Ювеналии (Знаменском), настоятеле Балаклавской обители в 1883—1891 годах, известно, что, окончив курс в Московской духовной академии в 1840 году со степенью магистра, он занимал должность профессора и инспектора в Вифанской семинарии. В 1847 году возведен в сан архимандрита, был ректором с 1849 года Вологодской, а с 1860 года Рязанской семинарий. В 1867 году оставил училищную службу и был настоятелем двух монастырей Казанской епархии: Зилантова Успенского и Свияжского Успенского.
С 1891 года настоятелем Балаклавского монастыря был игумен Никандр (Чуватин). Свое служение он начинал в Архангельской епархии послушником, а в 1872 году принял постриг в Соловецком Преображенском монастыре, где через четыре года его рукоположили в иеромонаха и позднее назначили ризничим. В марте 1886 года на о. Никандра возложили ответственное послушание — возродить основанный в XVI веке преподобным Трифоном Печенгский монастырь. Деятельность настоятеля оказалась столь плодотворной, что уже через год эта обитель считалась духовным, образовательным, культурно-просветительским центром всего Мурманского края и оплотом Российского государства на крайнем севере. Когда о. Никандра поставили в управители Георгиевским монастырем, он перенес в его богослужебную практику положенное Соловецким уставом неусыпное чтение Псалтыри с поминовением. Молитвословие совершали в пещерном Рождественском храме шесть избранных настоятелем старцев, которые каждые два часа сменялись по призыву колокола, пожертвованного харьковским купцом Рыжовым. Записки о здравии и за упокой братия получала по почте со всей России.
Игумен Никандр (Чуватин) с братией монастыря
Отец Никандр сразу же после прибытия в Балаклавскую обитель с творческим подвижничеством воспринял ее бытие. Он решил отметить 1000-летие Георгиевского монастыря, подразумевая, прежде всего, древность этого единственного по красоте и истории места, ведь основание крымской иноческой святыни не поддается точной датировке. Как справедливо заметил А.Л. Бертье-Делагард, «определенное тысячелетие существования какого-либо монастыря дело редкое, а в России… даже и вовсе неимоверное». Тем не менее, юбилей обители, находящейся хоть и в живописном, но глухом уголке, привлек к ней внимание не только паломников и редких попечителей. Стараниями петербуржца А. Хвостова удалось издать прекрасный фотоальбом с монастырскими видами. Благодаря его распространению Георгиевская обитель обрела таких жертвователей, как император Александр III, великие князья, король и королева Греции, ректор Петербургской духовной академии епископ Выборгский Антоний (Вадковский), годом ранее рукоположивший о. Никандра во игумена, о. Иоанн Кронштадтский, обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев и многие другие.Насельники много потрудились над благоустройством обители: привели в порядок гостевые флигеля, вымостили двор, провели две дороги к морю — для путешествующих верхом и для пешеходов, обновив около 800 каменных ступеней.
14 сентября 1891 года, в праздник Воздвижения Креста Господня, началось монастырское торжество, возглавляемое епископом Таврическим и Симферопольским Мартинианом. Вначале отслужили заупокойный молебен обо всех ранее здесь подвизавшихся и о почивших во время Крымской кампании. Затем встретили принесенную из Мариуполя чудотворную икону святого великомученика Георгия византийской работы XI—XII вв.еков, бывшую когда-то домовой митрополита Готфейского Игнатия. Великую святыню, как и ковчежец с мощами святого великого князя Владимира из Херсонесского монастыря, с благоговением поместили в Крестовоздвиженский храм.
Следующий день начался Божественной литургией. Далее свершился уникальный крестный ход по морю, который навсегда запечатлелся в памяти многочисленных паломников. Под величальное пение святому Георгию архиерейского хора все спустились к морскому берегу, откуда в лодках отправились к Святоявленской скале, с которой связана легенда об основании обители греческими моряками. После совершения молебна у этого чтимого места верующие поплыли в обратный путь.
В обители всех ждала трапеза. Для почетных гостей и духовенства настоятель предложил обед в своих покоях. Общее настроение прекрасно выразил министр внутренних дел тайный советник Е.В. Богданович. Он отметил, что «праздник этот является не для одной Тавриды, а для всей необъятной Руси праздником торжества из торжеств! Здесь каждая пядь земли служит для нашего Православия драгоценным напоминанием глубокой старины… Чтимый во всем христианском мире угодник Божий Георгий неустанно во все века своим заступничеством охранял посвященную его святому имени райскую обитель — эту колыбель русской веры».
Словом, монастырь в те сентябрьские дни пережил исключительный подъем. И последующие восемь лет игумен Никандр молитвенно созидал его благосостоятельное житие. В 1897 году на свои средства настоятель построил двухэтажный больничный корпус для насельников. Через год, 17 октября, в обители в присутствии императорской четы Николая II и Александры Федоровны епископ Никон (Софийский) заложил Вознесенский храм в память о чудесном избавлении в 1891 году цесаревича Николая Александровича от покушения в Японии. Монастырский собор с двумя приделами во имя святителя Николая и великомученицы Александры задумывался как патронажный правящей царской фамилии. Тогда император пожертвовал обители 3000 рублей. В 1909 году был закончен проект Вознесенской церкви. Но построен он не был.
В 1899 году новым настоятелем обители стал игумен Филадельф. При нем там подвизались 7 иеромонахов, 3 иеродиакона, 1 диакон, 16 монахов, 1 указной послушник и 32 испытуемых. С 1903 года монастырем управлял игумен Сильвестр, а с 1909 — игумен Нафанаил.
Во время Первой мировой войны иеромонахи отправились в боевые походы на военных кораблях. В самом же монастыре был устроен лазарет. Вообще в те тяжелые для России дни в Балаклавскую обитель стекалось много паломников. Они с сугубым усердием обращались к чудотворной силе святого Георгия Победоносца и молились о замирении и милосердном покровительстве всем сражавшимся воинам.
15 мая 1915 года государь император Николай II с августейшим семейством последний раз посетил монастырь. По рассказу графа С.Д. Шереметева, когда Николай II, будучи в Севастополе, неожиданно приехал на молебен в Георгиевском монастыре, два схимника, долго не покидавшие своих келий в скалах, прозрели присутствие императора и, выйдя к нему, поклонились будущим страданиям царя-мученика. А, может быть, и страданиям всей Российской державы.
19 июля 1916 году архиепископ Таврический и Симферопольский Димитрий (Абашидзе) освятил восстановленный в монастыре храм во имя святого Димитрия Солунского, упраздненный при архимандрите Никоне.
Осенью 1916 года в Георгиевскую обитель прибыл из Соловецкого монастыря новый настоятель архимандрит Мельхиседек. Он стал последним управителем этого святого места.
Октябрьская революция не скоро докатилась до Балаклавы. Только в 1929 году монастырь решили упразднить и отдать под санаторий. В Крестовоздвиженском храме еще год совершались богослужения. Однако и его, «по просьбам трудящихся», закрыли.
О Георгиевской братии нет никаких сведений. 12 насельников буквально «растворились» в круговороте новых социалистических будней.
Монастырь разграбили, Георгиевский храм срыли бульдозером и обломки сбросили в море. Святой источник засорили нечистотами. В Великую Отечественную войну в районе мыса Фиолент шли тяжелые бои. Некоторые монастырские постройки были разрушены. Оставшиеся заняла воинская часть.
Когда советские власти в течение 63 лет медленно уничтожали монастырь, его жизнь продолжилась на Екатеринодарском подворье, где в 1903 году был возведен храм во имя святого Георгия — единственный, не закрывавшийся в Краснодаре после революции.
Но святую церковь врата адовы не одолевают. В 1991 году, в особенный для монастыря праздник Воздвижения Честнаго и Животворящего Креста Господня, началось постепенное возрождение древней обители. В 1994 году ей вернули часть монастырского комплекса. Ревнитель веры Христовой архимандрит Августин (Половецкий), жизнь свою посвятивший воскрешению монашества в Севастополе, собрал нескольких насельников и вместе с ними занялся ремонтом старой трапезной для зимовки. Летом же иноки спали в палатках. Черноморский флот Российской Федерации, как мог, поддерживал насельников, а те, помня о своей флотской принадлежности, учились окормлять моряков.
Сейчас восстановлена пещерная Рождественская церковь, построен в прежнем своем виде Георгиевский храм, ремонтируются остальные монастырские здания, приводится в порядок святой источник. Словом, с Божией помощью работа кипит. Однако настоятель обители игумен Иов (Бородулин), молитвенными усилиями которого благоустраивается как Балаклавский монастырь, так и Климентовский в Инкермане, считает главным духовное совершенствование вверенной ему паствы, симфоническое созидание внутреннего монастырского бытия.
Но возрождение былого процветания древнейшей обители возможно только при условии возвращения ей прежнего статуса «флотского убежища». Экипажи же российских кораблей сейчас, как никогда, нуждаются в духовном окормлении опытными иеромонахами.
