Русская линия
Нескучный сад Андрей Кульба20.02.2008 

Любовь и расчет

Каждый год по всему миру появляются новые фильмы и сериалы по романам Джейн Остин. Чаще всего слишком экзальтированные в сравнении с выверенным, даже суховатым оригиналом. Кинематографисты прекрасно справляются с безумцами, бандитами, роковыми женщинами, но пасуют перед благоразумными девицами, всю жизнь которых составляют соблюдение приличий и остроты по поводу событий деревенского масштаба.

Приходилось ли Джейн Остин кормить свиней?

Джейн Остин занимала самую маленькую комнату в доме своего отца, сельского викария. Обитательница мшистой и болотистой провинции, она тем не менее соединяла в себе дары благовоспитанности и остроумия и прожила на свете сорок два года, почти не ведая особо сильных горестей. По невыясненным причинам романистка так и не вышла замуж, почти не покидала провинции, и круг ее общения был ограничен десятком вполне заурядных семейств. Однако уже к своим тридцати годам она сделалась главным авторитетом для англоязычных девиц в вопросах «охоты за женихами» и остается таковым до сих пор. Только теперь ее влияние превзошло все мыслимые пределы и распространилось на весь земной шар. Ее читают дамы всех возрастов, социалисты, юнгианцы, фаны «Звездных войн», раненые в госпиталях…Что, честно говоря, странно. Проза ее изысканна. Сюжеты незатейливы и рукодельны. Страсти, кипящие в потаенных уголках ее книг, никогда не достигают температуры хотя бы горячего кофейника. Тем не менее каждые несколько лет выходит новая книга о Джейн Остин. Каждый год появляются новые фильмы и сериалы, в основном не выдерживающие сравнения с первоисточником (исключение — фильм 1995 года «Разум и чувствительность»). Сюжеты в романах первой английской реалистки очень оригинальными не назовешь, куда важнее то, как они рассказаны. Кино же, освобожденное от авторской речи, от мимически выразительной фразы Остин, вынуждено накачивать несложное действие бурными чувствами и подтекстами, взятыми напрокат у более эффектных романистов. Новые экранизации прекрасно вписываются в линейки исторических фильмов и мелодрам, но от остроумия и вкуса великой английской затворницы в них остается мало. Сочувствие вызывают разве что выбранные для фона пейзажи, погода и упорство режиссеров в желании изобразить героинь Остин и ее саму сногсшибательными красотками.

Современники Остин не выделяли романы о провинциальных барышнях, выходившие без подписи автора, из числа прочих модных романов. Никто не озаботился тем, чтобы снарядить профессионального художника в Гэмпшир, где жила сочинительница, запечатлеть ее абрис. Даже родители не заказывали портрет своей младшей дочери, хотя других детей этой чести удостоили. До настоящего времени посетители в разных музеях Остин вынуждены догадываться о том, как она выглядела, по портретам ее сестры и братьев. Еще какое-то представление о внешности Джейн дают любительские эскизы, сделанные старшей сестрой Кассандрой. «Ясно, что она не была красавицей, хотя избежала оспы, которая уродовала многих из ее современников, — пишет исследовательница Кэрол Шилдс. — Друг семейства обмолвился об искреннем выражении ее лица, живом и полном юмора». Одна из соседок Остин, уязвленная популярностью ее романов, злонамеренно сравнила ее с кочергой. Другие корреспонденты говорят о миниатюрности ее фигуры, упоминают живость движений, быстроту шага. Темные или светлые были у нее волосы? Имеется широкий разброс мнений по этому пункту, поскольку единственный сохранившийся локон писательницы обесцвечен временем и не может поведать ничего сенсационного.

Детство Джейн Остин подвергают еще более беспощадному анализу. Родилась Джейн в декабре в отдаленной деревне графства Гэмпшир. В деревне жили не больше тридцати семейств. Неизвестно, смущала ли ее отца, священника, микроскопичность прихода. Во всяком случае, размеры собственной семьи позволяли ему полнее реализовать свой пастырский талант. К моменту появления Джейн сыновей у Остинов было уже четверо, а дочь одна — трехлетняя Кассандра, которая мечтала о сестричке. Так что новорожденной все обрадовались.

Судя по записям местного натуралиста, зима в тот год случилась необычно холодной. Ягнята примерзали к земле, садовые деревья были объедены зайцами, в кухни заглядывали дикие птицы. Никто без особой необходимости носа на улицу не высовывал. При родах обошлись без доктора — да его в деревне и не было. Сам отец и покрестил новорожденную. Три первых месяца своей жизни девочка провела исключительно на руках у матери. А весной ее впервые вынесли на открытый воздух и… отдали в семью кормилицы. Пока девочка не овладела ложкой, родные ее только навещали.

Многие биографы считают резкое отлучение от материнской груди ключевым событием в однообразной жизни будущей романистки. Этим объясняют и недостаток нежности в ее характере, и тайные мечты ее героинь о собственном доме. Но внимание к этому эпизоду объясняется скорее недостатком более существенных подробностей. Джейн Остин не вела дневников, насколько нам известно. Все автобиографические мотивы в ее литературном и эпистолярном наследии спрятаны, как швы у профессиональной швеи. Детство — картинка для чайной чашки. Ребенка не отослали в раннем возрасте на фабрику, как это случилось с Диккенсом. Отец не избивал мать, как у другой знаменитой тогда писательницы. Даже в общей школе они с сестрой проучились только год, а все дальнейшее образование получали в родном, весьма шумном доме. Ни приход, ни ферма не давали необходимого дохода, но размеры дома — семь больших комнат и три чердака — позволили отцу организовать здесь деревенскую школу и брать платных учеников.

Отец был по должности священником, а по нужде скорее фермером. (Замечательна догадка режиссера последнего фильма о юности Остин, заставившего ее задавать корм свиньям.) Жили Остины просто, гостеприимно, дружно. У одного из старших братьев Джейн сознание с какого-то возраста отказалось взрослеть, он так и остался вечным младенцем. Но родные всю жизнь заботились о нем. «Утешение в том, что этот ребенок не способен быть плохим или злым», — говорил о нем отец. Об этом брате известно еще меньше, чем о Джейн. Но интересно, что в одном из своих взрослых писем она обмолвилась, что владеет языком глухонемых. Уж не в играх ли с братом и не в уходе ли за ним овладела Джейн азбукой жестов?

В доме было полно лестниц, и для спуска вниз мальчики пользовались только перилами. А поскольку ковров семейство Остин не покупало, можно представить, насколько повседневный тарарам подходил для сосредоточенной работы мысли. Тем не менее с одиннадцати лет Джейн тайно от всех писала романы. Не позволяла смазывать петли у двери в свою комнатку, чтобы иметь возможность, услышав скрип, тут же прикрыть рукопись. Специально писала на клочках бумаги, которые умещались под любой книжкой.

Когда ей был двадцать один, она закончила первый вариант своего лучшего романа (тогда он еще назывался «Первые впечатления»). Пастор Остин отвез труд своей любимицы издателю, но тот, узнав о возрасте автора, читать впечатления отказался. Семь лет отвергнутый роман лежал в ящике стола. Волей-неволей девушка продолжала обдумывать его, а когда в конце концов переписала, литература получила не просто милую вещицу, а «миниатюру на слоновой кости» — «Гордость и предубеждение»:

«Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену.

Как бы мало ни были известны намерения и взгляды такого человека после того, как он поселился на новом месте, эта истина настолько прочно овладевает умами неподалеку живущих семейств, что на него тут же начинают смотреть как на законную добычу той или другой соседской дочки…»

Сказка о Золушке с экономическим уклоном

Горизонт комфортабельного мира Остин омывался океаном. Почему-то эта затворница прекрасно описывала гавани. Ясно, что, будь у английской девушки хоть малейшая возможность попасть в одну из английских морских экспедиций, Джейн наверняка бы обогатила науку этнографическим описанием алеутов или хотя бы новой идеей происхождения видов. Но женщин на парусники не брали. Ничего не осталось, как описывать англичан — добряков-помещиков, мамаш, раскладывающих пасьянс из окрестных молодых жуиров, и тетушек, выгадывающих лишнюю серебряную ложку при дележе наследства…

Теперь мы знаем, что жизнь в английской провинции своей размеренностью напоминала распорядок тюрьмы. Как узник радуется любой весточке с воли и все упования связывает только с часовыми прогулками, так английские девицы жили письмами друг другу и сельскими балами. Из-за наследования по мужской линии все девушки были «бездомны». Замужество было столь же грандиозным и трудноосуществимым проектом, как побег для пожизненного заключенного. «Героини Остин впечатляют тем, что в социально-экономической системе, ставящей их в невыгодное положение, пользуются реальной властью, — пишет наша современница Кэрол Шилдс. — Читая романы Джейн Остин, мы видим, что ее женщины не просто знают, чего хотят, — они выработали четкую стратегию, как этого добиться». Похожим образом пишут, наверное, в учебниках для военных училищ и в руководствах по современному менеджменту.

На самом деле те, кто примутся искать в романах Остин прямого руководства к действию, будут разочарованы. Несмотря на практичность главных героинь Остин, вынужденных соизмерять силу своих чувств к избраннику с размером его годового дохода, они не используют какие-то хитрости. Если разобраться, они, наоборот, совершенно немеркантильны, и богатство в придачу к любви им просто преподносит великодушный автор. Перед этим, правда, героям приходится открыть несколько простых истин — из числа тех, которые родители безуспешно пытаются передать своим детям.

Истории Остин всегда о судьбе ребенка. Молодые люди с состоянием используются ею как разной силы пружины для развития сюжета. Ежегодная рента обеспечивает внимание читателей и все им, казалось бы, объясняет. На самом деле это не более чем дымовая завеса, потому как главные героини не придают богатству решающего значения. И Элизабет Беннет («Гордость и предубеждение») и тем более Фанни Прайс («Мэнсфилд-парк») от своих избранников ожидают благородства и нефальшивой внутренней серьезности. Ну чтоб не только солонку умел передать и на коне скакать. Чтобы все честно, красиво и раз и навсегда. А уж потом пусть к этому будет и фамильное поместье.

Остин иногда пытаются представить ядовитой старой девой, зацикленной на соблюдении приличий. Но не будь в ней искренней любви к обыкновенным людям, разве смогла бы она заметить в них столько интересного? Под пером Остин повседневность — это полная приключений ежедневная драма, в которой каждый жест имеет значение, как в азбуке глухонемых. Талант особой моральной чувствительности позволял ей видеть, что самый заурядный сельский бал или коллективная прогулка куда интересней пьес Шекспира. Вот эту миниатюрность мира, эту поэзию такта и благоразумия редко могут уловить современные деятели киноискусств с их высокотехнологичными студиями и бюджетами, сравнимыми с бюджетом всей Британии конца XVIII века. Единственная безусловная удача — фильм «Разум и чувствительность», получивший «Оскара» за сценарий. Хотелось бы верить, что сценарист, когда получал награду, прихватил на сцену и показал присутствующим книгу, из которой он выстриг свою работу.

Все романы Остин кончаются счастливо, но загадка ее собственной судьбы превращает ее произведения в шараду с открытым концом. «Гордость и предубеждение», прочитанные в отрочестве, в молодости и в зрелом возрасте, — это три совершенно разные книги. Да и моральная чувствительность для большинства современных читателей — материя совершенно таинственная. Может быть, в нашем воспитании просто не хватало сельских балов?

Чего нет в письмах?

Всего Джейн Остин оставила шесть оконченных романов. Кроме того, сохранилось сто шестьдесят ее писем. Остальные эпистолярные сокровища были уничтожены Кассандрой после смерти сестры. Кассандра не сожгла только самые пустячные послания, какими, думала она, уважающие себя исследователи должны пренебречь. Но исследователи набросились на эти обрывки и сражаются с ними до сих пор, точно котята — с бумажными бантиками.

Получается, что жизнь Джейн заслонена Кассандрой, спрятана за ней, как за маской. Мы практически не знаем, что за человек была Джейн Остин, не слышим ее собственного голоса. В романах она всегда острит, в письмах всегда отцензуирована сестрой. Только раз в дошедших до нас словах Джейн Остин проявляется неподдельная человеческая интонация. Незадолго до смерти она произнесла: «Господи, дай мне терпения. Молитесь за меня!»

http://www.nsad.ru/index.php?issue=44§ ion=14&article=828


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика