 |
| Православие.Ru | Ольга Ковалик | 20.02.2008 |
«Трудами и стараниями митрополита Хрисанфа…»
В 1787 году была основана Феодосийская викарная епархия. Из «Ведомости о Балаклавском монастыре», представленной викарным Феодосийским епископом Иовом 30 ноября 1793 года Святейшему Синоду, узнаем:
«Время основания неизвестно. В нем церковь великомученика Георгия из дикого камня малая. <…> Монашествующих: монахов — 4, иеромонахов — 3, иеродиаконов — 1. Итого — 8.
Заведен возле монастыря малый виноградный сад, имеется рогатый скот и овцы, но земли для хлебопашества и сенокоса, а равно других угодий нет, и монашествующие питаются с экономии и доброхотного подаяния».
Георгиевский монастырь тогда существовал без ценных икон и утвари: все это, согласно результатам расследования, проведенного епископом Иовом, ранее вывезли греки, переселившиеся в Приазовский край. Маленькая древняя Георгиевская церковь с престолом, выделанном в скале, три-четыре монаха, три полуразвалившиеся келии, большая трапеза да ветхая деревянная галерея с крылечком, соединяющая трапезу с храмом, — все, чем встречал паломников монастырь в течение еще нескольких десятилетий.
С 1808 года внимание к благоустройству святыни начала проявлять паства. Адмирал Феодор Ушаков (ныне прославленный в лике святых) внес в монастырскую казну значительное пособие — 3000 рублей; великий князь Николай Павлович пожертвовал 100 рублей, на такую же сумму расщедрился купец Кази. Архитектор И. Дамошников создал проект нового Георгиевского храма, одобренный Платоном, митрополитом Московским и Коломенским. Духовная консистория Екатеринославской епархии благословила «вместо старой строить новую церковь и прочие каменные здания». Но дела в обители оживились только в 1810 году — после назначения ее настоятелем 78-летнего митрополита Хрисанфа Новопатрского. «Весело было душе моей внимать словам старца, уже готового соединиться с перстию и духом возлететь к Несозданному, — писал прозаик Г. Гераков. — Он бодр еще, несмотря на то, что обтек Индостан, берега Малабаргские и Коромандельские, Персию и Бухарию… все почти европейские государства видели у себя почтенного архипастыря». Для Георгиевского монастыря владыка сделался подлинным зиждителем, привнеся в его бытие духовную мудрость и сердечный опыт, накопленные им за долгие годы служения Господу.
В 1810 году начался разбор древнего Георгиевского храма. Пока шли строительные работы, братия молилась в храме во имя святого Димитрия Солунского, упраздненном в 1866 году.
Современники с волнением отмечали опасность местоположения церкви святого Георгия, буквально висящей на узком уступе над морем. Судя по документам, описаниям путешественников, изобразительным материалам, старый монастырский храм являлся базиликой в три корабля. Внутри него располагались два-три ряда колонн с каждой стороны. В наружной храмовой стене наверху имелись два окна, над входной дверью еще одно окно. В камне перемычки было высечено изображение святого Георгия с драконом. Крышу покрывала черепица. Три стены были сложены из бутового камня на известковом растворе с цемянкой — так строили в Херсонесе до татарского завоевания. Следовательно, древнюю церковь возвели не позднее XV столетия. Ее особенностью являлся расположенный в естественной скале алтарь, направленный, по херсонесской традиции, на северо-восток.
Как раз в алтарной части разбираемой церкви строители обнаружили пещерный храм еще более древнего происхождения. Владыка Хрисанф рассудил, что в данном месте, «где арка в скале», найден таврический храм девы Дианы. Посетившему обитель 21 сентября 1820 года Геракову настоятель доказывал, что «нигде нельзя предполагать храма Ифигении, как на месте выстроенной им церкви». Пушкин, в компании генерала Н.Н. Раевского и его сына Николая знакомившийся с монастырем несколькими днями ранее, писал: «Тут же видел я баснословные развалины храма Дианы». Услышанные от владыки «мифологические предания» отстоялась в рифмах пушкинского стихотворения «Чедаеву». О беседах с настоятелем об античной достопримечательности вспоминал и литератор-географ Павел Свиньин.
Нельзя забывать, что старец-митрополит был греком, и образно его мировоззрение могут проиллюстрировать росписи Благовещенского собора Московского Кремля, где лики святых гармонично соседствуют с лицами древнегреческих философов, прозревших в языческую эпоху Грядущего в мир с истиной. Митрополит Хрисанф имел несомненное уважение к великим мудрецам своей отчизны. Добавим, и уважение к ее мифам. Эпизод одного из них, где Артемида в момент жертвенного заклания Ифигении похищает ее с алтаря, подменив ланью, релевантен библейскому сюжету жертвоприношения Авраамом Исаака. Таким образом, в монастырском пещерном храме пересекались времена мифологические и исторические. А его алтарь, принявший бескровную жертву еще первых подвижников веры и очистившийся от языческой скверны, явился обретенной в России православной протосвятыней[1].
Новая, «прекрасной архитектуры» церковь во имя святого Георгия Победоносца строилась с 1811 по 1814 годы. Напоминание о «священном городе Херсонесе, именуемом по истории Корсунем», в предместье которого находилась обитель, побудило высокопреосвященного настоятеля обновить не только главную церковь, но и ветхие, развалившиеся хижины и пещеры иноков. На все было употреблено 40 000 рублей, собранных от добровольных пожертвований. Работы по убранству церкви закончили только в 1816 году. Тогда же был совершен чин ее освящения.
Мастера Севастопольского адмиралтейства создали резной деревянный иконостас с позолотой. Образа были писаны священником Никитой Буряновым из Новомосковска за 350 рублей. Иконы были в серебряных вызолоченных окладах, обильно украшенных бирюзой, топазами, рубинами, бриллиантами и стразами. В алтаре хранился чтимый образ святой Марии Магдалины в деревянной раме с позолотой.
На белой мраморной доске, помещенной справа от западных церковных врат, значилось: «Создан храм сей во имя великомученика и Победоносца Георгия проректорством и благодеяниями князя Александра Николаевича Голицына, помощью же адмирала Ушакова, иеромонаха Анания и многих православных христиан, трудами и стараниями митрополита Хрисанфа».
Упомянутый князь Голицын, друг императора Александра Павловича, обер-прокурор Святейшего Синода, президент Русского Библейского общества, глава Министерства духовных дел и народного просвещения, умер 23 ноября 1844 года в своем любимом крымском имении в Гаспре. Согласно воле покойного, его похоронили в монастыре, с левой стороны паперти Георгиевской церкви. За стенами этого храма находилась могила любимца Александра I, начальника южных военных поселений графа И.О. Витта, умершего в 1840 году.
Древнюю обитель дважды «осчастливить соизволил посещением» государь Александр I Благословенный. 17 мая 1818 года императора принимал митрополит Хрисанф, получивший из высочайших рук бриллиантовую панагию и знаки ордена святой Анны I степени. 27 октября 1825 года его величество встречал уже настоятель митрополит Агафангел. На сей раз визит оказался роковым для царя. Предпочтя горный, более короткий, путь верхом на лошади из Балаклавы в монастырь, он, легко одетый, простудился. Так и не оправившись от болезни, государь 19 ноября скончался в Таганроге.
Популярная легенда о перевоплощении императора в старца Федора Кузьмича имеет и севастопольский «извод»: дескать, намерение государя начать в Сибири подвижническую жизнь благословили именно в Георгиевской обители поначалу митрополит Хрисанф, а позднее митрополит Агафангел. Нет нужды опровергать столь нелепые вымыслы, оскорбляющие святую память о настоятелях, окормлявших со всевозможным тщанием вверенную им паству. Трудно вообразить, чтобы владыки, умудренные духовным, житейским, иерархическим опытом, осмелились советовать самодержцу великой России, помазаннику Божию отречение от мира, короны и ответственности за империю. Впрочем, личность Федора Кузьмича не есть наша тема; заметим только, что императрицу Елизавету Алексеевну, скончавшуюся вскоре после венценосного супруга, народная молва тоже «определила» в некую новгородскую пустынь под именем Веры Молчальницы.
Итак, по сведениям Муравьева-Апостола, обитель Георгиевскую при владыке Хрисанфе составляли «небольшой домик, к стене прислоненный, жилище архиепископа, за ним небольшие келии, над коими видны опустевшие, осыпающиеся пещеры, в коих прежние отшельники обитали; наконец, небольшая чистенькая, недавно построенная церковь». Монахи с узкой террасы, высеченной в скале перед монастырскими зданиями, могли видеть только небо и море.
Из «Книг Балаклавского Георгиевского монастыря о приходе, расходе и остатке флотской суммы» видно, что, например, в августе 1820 года запасы его были пополнены говяжьим салом, сахаром, соком, чаем, кофе, икрой, луком, маслинами, пшеном, коровьим маслом и маслом конопляным. Всегда в обители было свое парное молоко и свой виноград. У балаклавских греков 7 сентября, к трапезе праздника Рождества Пресвятой Богородицы, иеромонах Парфений закупил побольше свежей рыбы.
В монастыре в то время подвизалось 11 насельников. По «Формулярным ведомостям» обители можно установить их имена.
Отец Парфений, 1770 года рождения. Постриг принял 11 апреля 1806 года. В Георгиевский монастырь поступил в январе 1820 года, рукоположен в иеромонаха митрополитом Хрисанфом. Отец Парфений был опытным флотским священником. Участвовал в русско-турецкой войне 1828−1829 годов и был отмечен медалью на Георгиевской ленте. С 16 ноября 1832 года по 9 сентября 1833 года на фрегате «Штандарт» в составе миссии, возглавляемой чрезвычайным российским посланником Н.Н. Муравьевым-Карским, побывал в Турции и Египте. Удостоился двух медалей от турецкого султана Махмута III. 5 июля 1835 года за усердную службу получил благословение Святейшего Синода.
Отец Моисей, 1771 года рождения. В Балаклавской обители подвизался с 6 июля 1815 года. Десять лет служил флотским иеромонахом.
Отец Симеон (Соколовский), 1791 года рождения. Закончил Киевскую духовную академию. Знал латинский и греческий языки. Рукоположен во священника в 1814 году. За отличное служение в первоклассном Пустынно-Николаевском монастыре указом императора Александра I в 1820 году был определен во флотские иеромонахи с последующим переводом в Георгиевский монастырь.
Отец Григорий (Деминовский), из казаков, родился в 1776 году. Рукоположен во священника архиепископом Екатеринославским, Херсонским и Таврическим Платоном (Любарским) в 1810 году. Образования не получил, но умел читать и писать.
Рясофорный послушник Димитрий Чернинский (Чернов) родился в 1737 году в городе Сабина в семье австрийского солдата. Безграмотный. В Георгиевском монастыре оказался после плена «в Аравии». Пострижен был в 88 лет по благословению Екатеринославского, Херсонского и Таврического архиепископа Феофила (Татарского).
Об иеромонахе Исаакие известно, что, когда в 1820 году он поступил в Балаклавскую обитель, ему исполнилось 54 года. Митрополит Хрисанф сразу же отправил о. Исаакия в распоряжение командования Черноморским флотом. Местом его служения оказался корабль «Скорый».
Иеромонах Гервасий значился в Георгиевском монастыре с 1820 года. Был образцовым флотским священником и служил примером для остальных насельников в течение долгих 30 лет. За отличную службу во всех боевых операциях получил в награду набедренник, палицу, наперсный крест и медали. В 1848 году митрополит Агафангел волновался, что «удрученный старческой немощью» о. Гервасий может скончаться в его отсутствие. Потому владыка распорядился «погребсти его в могиле, устроенной при новом кладбищенском храме, на паперти по правую сторону входа, для него предназначенной мною при самом устройстве таковой». Настоятель ходатайствовал перед архиепископом Херсонским и Таврическим Иннокентием (Борисовым) о рукоположении «старца иеромонаха Гервасия во игумена — не собственно для него, но для меня и в пример другим». В августе 1850 года 75-летний о. Гервасий мирно отошел ко Господу и был похоронен в указанном митрополитом Агафангелом месте.
Крымский филолог Е. Черноусова, изучающая материалы о пребывании Пушкина в Крыму, определила, кто сопровождал поэта во время его знакомства с обителью. Это был 45-летний иеромонах Платон, родом из дворян. В навигацию 1820 года 11 июня он ушел в море на 74-пушечном корабле «Максим Исповедник» и был списан на берег 31 августа, как раз к приезду Пушкина и Раевских. В монастырь о. Платон поступил в 1810 году. После окончания Киевской духовной академии в 1804—1810 годах служил ризничим и казначеем в Екатеринославском архиерейском доме. В 1808 году архиепископ Платон (Любарский) наградил его набедренником. В сентябре 1810 года о. Платона поставили во иеромонаха Георгиевского монастыря, в 1829 году возвели в сан архимандрита, «с присовокуплением сей степени лично ему, а не месту, им занимаемому», и вскоре определили настоятелем Нежинского Благовещенского монастыря. Похоронен в Балаклавской обители в 1842 году.
Сам старец-митрополит Хрисанф мирно отошел ко Господу 18 февраля 1824 года. Завершился яркий в истории обители 14-летний период его настоятельства. Похоронили всеми любимого и почитаемого владыку рядом с монастырской колокольней. Над его могилой попечением балаклавских греков в конце XIX века возвели сохранившуюся до сих пар часовню, освященную в 1893 году во имя Всех святых.
Флотские батюшки
Российский Черноморский флот нуждался в духовном окормлении. Повеление императора Петра I от 8 апреля 1719 года «на каждом корабле иметь по одному иеромонаху» требовало неукоснительного исполнения. 23 марта 1806 года синодальный указ определил местом пребывания флотских иеромонахов Георгиевский монастырь. Как отмечалось в письме духовного ведомства к императору Александру I, «оный состоит в десяти верстах от Севастополя, в месте, изобилующем источниками хороших вод, виноградниками и фруктовыми садами, и по этим отношениям весьма выгодном для монашества». Надлежало «принять все нужные меры к тому, чтобы в монастырь этот выбираемы были монашествующие, отличающиеся нравственным поведением; и чтобы отстранены были всякие поводы к невыгодным отзывам на монашествующих того монастыря», — подчеркнуто в указе. В свое время Петр Великий велел иеромонахов для флота «брать из Александро-Невского монастыря». Таким образом, Балаклавский Георгиевский монастырь стал очевидным преемником флотских духовных традиций, заложенных в великой Петербургской лавре. И граф де Сегюр был абсолютно прав, говоря Екатерине II: «Основанием Севастополя Вы довершили на Юге то, что Петр начал на Севере».В монастыре по утвержденному штату положено было находиться настоятелю — игумену или архимандриту. В 1808 году по именному указу архимандриту производили жалованье игуменское по 200 рублей. К настоятелю и пяти монашествующим надлежало приписать тринадцать иеромонахов черноморского флота. Все находились на казенном содержании.
Окормлять корабельные команды, находящиеся в море, — дело трудное и опасное. Паства, ежедневно противостоящая один на один стихии и привыкшая к пограничной ситуации жизни и смерти, напрочь лишена какой бы то ни было сентиментальности. Вера от этого не только укрепляется, она становится строже. Оказаться подстать таким духовным чадам чрезвычайно сложно. Судя по документам, балаклавские иеромонахи достойно несли возложенное на них послушание. На кораблях их уважали и ждали.
Бывали и случаи, когда моряки, являвшие своим поведением целомудрие и сдержанность во всем, уходили в монастырь. Как, например, архимандрит Тихон (Богуславец, 1859−1950). После окончания морской военной службы он поступил в Инкерманский Климентовский монастырь, а через некоторое время его перевели игуменом в Балаклавский Георгиевский. Отец Тихон являлся духовным сыном оптинского старца Амвросия. В конце жизни своей, когда Крымскую кафедру возглавил святитель Лука (Войно-Ясенецкий), старец был его духовником.
С начала XIX века установилась трогательная традиция. Проплывая мимо монастыря, моряки отдавали ему честь пушечными выстрелами. А насельники под колокольный звон благословляли их иконами.
Перед настоятелями обители все время возникала проблема, где набрать требуемое количество флотских иноков на корабли, число которых постоянно возрастало. Ситуация не изменилась и в 1830-е годы при настоятеле Агафангеле. Из письма к нему начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала М.П. Лазарева от 18 декабря 1832 года узнаем, что, получив его отношение «о недостатках иеромонахов для укомплектования некоторых кораблей и фрегатов, к отправлению в море изготовляемых», он ходатайствовал перед епископом Гавриилом (Розановым) о прикомандировании восьми священнослужителей из разных епархий к Георгиевскому монастырю. С 1831 по 1834 год общими усилиями флотского и духовного руководства удалось пополнить монастырскую братию восемью иеромонахами и четырьмя вдовыми священниками.
В декабре 1834 года настоятель митрополит Агафангел «на основании духовного регламента о житии в монастырях священнослужителей» разработал уставные дополнения:
«По 18 пункту. Монахи и в монастыре пребывающие священнослужители не должны быть праздны.
По 19 пункту. Они не должны иметь прислуги, кроме старых.
По 20 пункту. Не позволять никому из братии звать к себе в гости.
По 21 пункту. Да и сами они не должны ходить в гости без благословения настоятеля, а в отсутствие его — благочинного. Особо строго запрещается ходить в мирские дома.
По 22 пункту. Вещей монастырских, как съестных, так и питейных и прочих, не продавать.
По 23 пункту. Пищи, от трапезы оставшейся, да не берут никогда, кроме кваса.
По 25 пункту. Пища, питание и одеяние да будут всем всегда равно.
По 26 пункту. Никому в монастыре чужих денег и пожитков не держать, кроме книг.
По 34 пункту. Жен в келию не пускать, разве гостиной келии, кому оное положено».
В 1839 году Георгиевской обители был положен «добавочный штат 12-ти человек, для укреплениев, строящихся на Восточном берегу Черного моря». В следующем году семь иеромонахов начали там свою нелегкую духовную службу.
Балаклавские священнослужители принимали участие в русско-турецкой войне 1828- 1829 годов и в Босфорской экспедиции 1833 года. 30 апреля 1830 года командующий флотом адмирал А.С. Грейг получил предписание о посылке крейсеров для охраны побережья Кавказа от иностранной контрабанды. Суда Черноморского флота стали нести круглогодичное боевое дежурство у Кавказских берегов, одновременно высаживая десанты на побережье. Во время этих операций и в боевых дежурствах иеромонахи монастыря исполняли пастырские обязанности. Причем рисковать им приходилось ежечасно. Случалось, оказывались и плененными, как, например, иеромонах Самуил. В Великий пост 1837 года он попал в плен к черкесам, когда ездил на требы в укрепления Бомборы и Пицунда. Позже какой-то турок выменял священника на кусок материи, после чего решил «выручить» за отца Самуила 700 целковых от российской стороны. Об этой истории упоминает А.Н. Демидов в книге «Путешествие в южную Россию и Крым… совершенное в 1837 году»: «Во время нашего посещения монахи были не все в монастыре: пятеро из них находились на флоте, а один находился в плену у черкесов, и монастырь собирал мало-помалу и с большим трудом 8 000 рублей, нужных для выкупа его».
Хозяйство Балаклавского монастыря было (и, заметим, остается) очень хлопотным. Все, приезжающие сюда летом, восхищаются «картиной спокойствия и тишины» в теплые благодатные дни. В остальное же время года стихия по большей части враждебна обители. Потому всяких благоустроительных работ здесь хватает ненадолго. Настоятель Агафангел справедливо сетовал в одном из писем: «С вступлением моим в 1825 году в монастырь сей в звание настоятеля застал я в нем келии монастырские, или, лучше сказать, лачуги, полуразрушенные; морской берег, на котором стоит монастырь, обвалившимся и угрожающим опасностию монастырю; не было в нем ни ограды, ни врат, и одна только небольшая каменная церковь и ветхие настоятельские келии составляли все здание и украшение монастыря».
Владыка, не покладая рук, созидал благополучие обители, но и в 1833 году, как отмечал Гермоген (Добронравин), епископ Таврический и Симферопольский, монастырь отличался бедностью, а «его храмы, братские келии, гостиница, службы… требовали значительного ремонта». Не случайно главнокомандующий Черноморским флотом адмирал М.П. Лазарев писал командиру Севастопольского порта вице-адмиралу А.П. Авинову в 1835 году:
«Каждому из находящихся здесь (в Севастополе) господ генералов, штаб и обер-офицеров Черноморского ведомства, без сомнения, известно, в сколь бедном положении находится с давнего времени около Севастопольского порта монастырь во имя святого Георгия.
Так как обитель сия, по случаю постоянного употребления иноков на службу по судам флота Черноморского, сделала б более сану, принадлежащего сему последнему, а потому, по известнейшему мне чувству глубокого благоволения в особенности мореходцев к сим святым местам, я прошу Ваше превосходительство пригласить… всех находящихся здесь господ генералов, штаб и обер-офицеров Черноморского ведомства в пожертвование из жалования их в течение двух лет хоть по одной копейки с рубля на улучшение и украшение означенного монастыря. Объявив притом совершенную уверенность мою, что каждый истинный христианин примет живейшее участие в этом незначительном, но богоугодном приношении, которое, конечно, еще будет увеличено единовременным добровольным сверх того пожертвованием».
Кстати, Лазарев построил на территории обители двухэтажный дом, где любил отдыхать. Руины его дачи сохранились до сих пор.
При отеческом попечении владыки Агафангела
Митрополит Агафангел был настоятелем Георгиевского монастыря 30 лет. Результаты его управления ощутимы по сию пору.Владыка происходил из благородного греческого рода Тибальдо. Еще учась в Духовной академии города Арготолиона Кефалонского Палатинского графства, существовавшего под протекторатом Венеции до 1797 года, он в 19 лет принял постриг от правящего архиерея митрополита Иоанникия. Широко образованный молодой инок был замечен Константинопольским Патриархом Каллиником V и был принят в его клир. В 1804 году о Агафангел был рукоположен в архимандрита с назначением экзархом в Валахию и Молдавию, в 1808 году — во епископа и поставлен на Трипольскую митрополичью кафедру в Сирии. Через семь лет Константинопольский Патриарх Кирилл VI благословил митрополита Агафангела на кафедру острова Корфу — главного из семи Ионических островов, объявленных независимой республикой под покровительством России, Англии и Турции. «С восточного побережья Корфу отчетливо видны берега Греции, а с противоположной стороны мы различали, но лишь как облако на горизонте, берега Италии… - писал А.Х. Бенкендорф. — Все население острова, за исключением нескольких венецианских семей, которые там обосновались, следуют греческой вере. В кафедральной церкви находятся мощи святого Спиридона; в день этого святого их с большим почетом проносят по всему городу. Войска тогда под ружьем, весь окрестный деревенский люд стекается, чтобы почтить своего покровителя; колокола по всей стране и пушки укреплений разносят вдаль весть об этом торжественном празднике».
Потом владыка служил на острове Кефалония, откуда летом 1822 года был вынужден уехать «по смутным обстоятельствам греков», то есть из-за жестокого подавления 30-тысячной турецкой армией греческого восстания против ига Порты, начавшегося в 1821 году под предводительством русского князя греческого происхождения Александра Ипсиланти.
Освободительное движение в то время охватило Аттику и Пелопоннес. В нем участвовал Байрон. В Молдавии ссыльный Пушкин жаждал устремиться вослед своему кумиру. Но Россия не поддержала это движение. Более того, Александр I, «укоренившийся в школе» властелина тогдашней европейской политики австрийского канцлера Меттерниха, сообщил Порте о верности российско-турецким договорам и уволил из состава русской армии князя Ипсиланти — «великодушного грека», как характеризовал его Пушкин.
«Благородный муж» Иван Каподистрия, в то время со-глава (вместе с проавстрийским К.В. Нессельроде) Министерства иностранных дел и единственный среди приближенных к Александру I противовес Меттерниху, будучи греком-патриотом, покинул Петербург в середине августа 1822 года и перебрался в Швейцарию.
В новых европейских реалиях для греческого владыки, находящегося под юрисдикцией Константинопольского Патриарха, оптимальным пристанищем могла оказаться только Россия. Тогда же он вынужденно довольствовался кафедрой в Венеции, хотя, согласно воспоминаниям графа Бенкендорфа, греки «питают отвращение к туркам, но почти столь же ненавидят своих прежних хозяев — венецианцев. Единственное иностранное влияние, которое они, похоже, способны сносить, это влияние России: одна Церковь объединяет две нации».
В 1822 году митрополит Агафангел удостоился аудиенции у Александра I во время пребывания императора 2 октября — 2 декабря на конгрессе Священного союза в Вероне. Государь выказал митрополиту горячую симпатию и 8 декабря пожаловал ему наперсный бриллиантовый крест. Есть резон предположить, что протекцию владыке составил его земляк и ровесник, уроженец острова Корфу граф Иван Каподистрия, возможно, при посредничестве князя Голицына, кстати, выступившего переводчиком при первой встрече царя с греческим иерархом. Через полтора года, когда встал вопрос о преемнике почившего настоятеля Георгиевского монастыря митрополита Хрисанфа, император указом от 6 августа 1824 года определил на его место владыку Агафангела с единовременным пособием в 5000 рублей серебром и назначением казенного содержания в размере 2000 рублей годовых. Правда, Георгиевским монастырем уже несколько месяцев управлял прибывший от Константинопольского Патриарха греческий архиепископ Иаков (Сидон). Но его кандидатуру, конечно же, не удалось согласовать со Святейшим Синодом. Воля императора, как административного главы Русской Православной Церкви, решала все.
Вообще, к Балаклавскому монастырю Александр I проявлял что-то вроде отеческой заботы. И дело не только в том, что монастырь окормлял флот. Еще в 1818 году вдохновенно рассказанная венценосному гостю митрополитом Хрисанфом повесть об обретении в древней монастырской пещере храма Дианы, где жрица Ифигения чуть было не принесла в жертву своего брата Ореста, конечно же, произвела сильное впечатление на государя, вообще расположенного ко всякого рода мистическим совпадениям. Жертвенник Ифигении, ставший алтарем для христианских подвижников, являл собой символ прямого наследования Россией духовных сокровищ Греции-Византии.
В обитель митрополит Агафангел прибыл летом 1825 года. А 27 октября он уже принимал там государя в сопровождении малочисленной свиты. Это была их последняя встреча. Впрочем, вступивший на престол Николай Павлович не обошел владыку монаршей милостью. С 1847 года митрополит Агафангел был пенсионером по разряду награжденных орденом святой Анны I степени. Имел он еще орден святого Владимира II степени и греческий орден Спасителя II степени — Большой Командорский Крест. В 1845 году, к 20-летию служения настоятелем Георгиевского монастыря, владыка удостоился чести получить алмазный крест для ношения на клобуке. В феврале 1835 года митрополит Агафангел принял российское подданство.
За весь период настоятельства владыки качество монастырской жизни претерпело существенные перемены. В 1838 году по проекту известного крымского архитектора И. Колодина в обители возвели новую трапезную. «Попечением митрополита устроены следующие здания: два каменные двухэтажные корпуса для жилья братии, крытые железом и с красивыми балконами, устроенные в 1837 и 1842 годах; два корпуса каменные одноэтажные, покрытые железом, на скале для помещения богомольцев, с двадцатью нумерами, выстроенные в 1847−48 и 49 годах. Неподалеку от монастыря конюшенный двор с службами, а на углу двухэтажный гостиный дом и колодец, глубиною до десять сажень, устроенный в 1851 и 1852 годах. Независимо от сего митрополит заботился и о будущем поддержании монастыря. Для чего он, исходатайствовав у благотворительных лиц довольно значительные суммы, внес оные на вечные времена в Государственный банк», — писал архимандрит Никон.
Новые каменные контрфорсы, двумя рядами поддерживающие весь комплекс Георгиевского монастыря, — важнейшее из всего сделанного митрополитом Агафангелом. При покровительстве генерал-губернатора Новороссийского края М.С. Воронцова и поддержке Таврического губернатора М.М. Муромцева архитектор Южного берега Крыма С.П. Дево спроектировал контрфорсы обители. Подряд взял вольноотпущенный крестьянин Ф. Медведев. В конце июня 1840 года после молебна строители, крепостные люди из села Еропкино Калужской губернии, приступили к работам. Севастопольский купец 2-й гильдии Л.А. Бородин пожертвовал монастырю 5000 рублей, необходимые для возведения контрфорсов. С 1843 года и до сих пор эти «сделанные по всем правилам архитектуры» великолепные укрепления поддерживают площадку с монастырскими строениями. Ранее по ее краям для безопасности находились и железные перила.
В октябре 1843 года «помощью десницы Господней» крымский купец Иаков Гущин с сыновьями архитектурно оформил находящийся в основании контрфорса святой источник. Вода в нем, по общему признанию, самая лучшая в Крыму. Ниже устроили резервуар, в котором собиралась стекающая из источника вода; она шла на полив монастырских садов и огородов.
На монастырском кладбище была сооружена каменная Крестовоздвиженская церковь.
Необходимость нового храма настоятель мотивировал тем, что Георгиевская церковь, построенная 20 лет назад, уже не вмещала всех верующих, особенно в дни больших праздников. Возражений от епархиального начальства и Святейшего Синода не последовало. Правда, и средств на постройку Синодальное отделение духовных дел не пожелало отпускать. Помощь, позволившая существенно продвинуть богоугодное дело, пришла 10 сентября 1837 года, когда в обитель приехал император Николай I с императрицей Александрой Федоровной, цесаревичем Александром Николаевичем и великой княжной Марией Николаевной. Через месяц здесь побывала и великая княгиня Елена Павловна, влиятельная супруга великого князя Михаила Павловича.
Высочайшее дозволение на сбор средств по подписке для строительства Крестовоздвиженской церкви не замедлило явиться. И тотчас буквально вся Россия пришла в движение. К 1845 году от жертвователей поступило 3797 рублей. Значительным прибавлением к этой сумме стали взносы от митрополита Московского и Коломенского Филарета (Дроздова), светлейшего князя М.С. Воронцова, глав различных губерний. Всего набралось 10 685 рублей.
Храм возводился по проекту архитектора В.А. Рулева, инженера-поручика морской строительной части. В июне 1845 года к владыке настоятелю обратился архиепископ Херсонский и Таврический Гавриил (Розанов): «Имев честь получить от Вашего Высокопреосвященства известие о заложении предположенного Вами храма на возвышенности Георгиевской обители, и именно на монастырском кладбище, с тем Вас, милостивый архипастырь, имею честь поздравить, желая и моля Господа, что, как святую церковь врата адовы не одолевают, так чтобы Вы в здравии и долгоденствии неколебимы были».
С одобрения Святейшего Синода митрополит Агафангел отправился в паломничество по святым местам Воронежа, Киева, Москвы и Петербурга. Эта поездка, длившаяся с 19 мая по 11 сентября 1846 года, имела еще целью существенно пополнить монастырскую казну пожертвованиями для строительства Крестовоздвиженской церкви.
Новый каменный храм возвели «со всевозможным вкусом и благолепием». Резьбу деревянного иконостаса исполнил мастер Рыбаков из Охты. Утварь заказали благолепную. Образа написал Н.М. Алексеев, академик живописи из Петербурга, известный своими работами в Исаакиевском соборе. Иконы же и стенные росписи доверили академическому живописцу Силину, которого рекомендовал вице-президент Императорской Академии художеств граф Ф.П. Толстой — прославленный автор эскизов к декору врат храма Христа Спасителя.
Под церковью была устроена усыпальница — склеп со сводами, где нашли упокоение граф В.А. Перовский и княжна А.А. Оболенская. Вокруг храма соорудили ограду, которая с одной стороны была глухой каменной стеной, а с другой — чугунной решеткой художественного литья.
Монастырская летопись не сохранила точной даты освящения Крестовоздвиженской церкви. Впрочем, резонно предположить, что торжество состоялось 21 мая 1850 года, в день прославления святых равноапостольных «первого царя во христианех» Константина и его благочестивой матери царицы Елены, обретшей в Иерусалиме Крест Христов, и праздник сретения чудотворной иконы Пресвятой Богородицы Владимирской. Не случайно тогда обитель «изволил осчастливить своим посещением» именинник — великий князь Константин Николаевич. В том же 1850 году монастырь во имя великомученика Георгия Победоносца обрел статус «первоклассного, общежительного».
11 апреля 1851 года скончался товарищ и благодетель монастыря, главный командир Черноморского флота М.П. Лазарев. Проводив в последний путь адмирала, в сентябре митрополит Агафангел в качестве главного попечителя «Русского Афона» — проекта по возобновлению и устроению крымских монастырей, разработанного выдающимся богословом архиепископом Херсонским и Таврическим Иннокентием (Борисовым), — предпринял паломническую поездку на Святую землю. Оттуда он вернулся в июле 1852 года и нашел Россию в преддверии событий, по словам Ф.И. Тютчева, «столь важных и столь роковых, что никому из живущих ныне не охватить умом ни значения их, ни размаха». Начало Крымской кампании было не за горами.
(Окончание следует.)
