Сталинградская битва

К 65-й годовщине победоносного сражения

«Вы можете штурмовать Небо»

Август 1942-го. К Волге движутся отборные войска Вермахта. Восхищённый ими, Гитлер возбуждённо произносит, обращаясь к генералу Паулюсу: «С вашей армией вы можете штурмовать Небо». Эти слова были наполнены смыслом, о котором безбожный предводитель Германии в тот момент не подозревал. Штурмовать, действительно, пришлось ещё и небо — в Сталинграде оно слилось с землёй. Из сотен тысяч участников наступления уцелело менее одного процента.

Но на исходе второго лета войны эти люди были бодры и веселы, лишь немногих посещали дурные предчувствия, как того итальянского солдата, что начертил мелом на вагоне, доставившем его к Сталинграду: «Мама, прощай, я не вернусь!»

Весной 1942 года советская разведка доложила, что главный удар немцы планируют нанести летом на Юге России. Захватив Кавказ, они могли лишить советскую армию горючего, отбросив её в начало века. Чтобы подстраховаться, Гитлер решил выйти к Волге в районе Сталинграда — перерезать главную артерию, по которой топливо доставлялось из Бакинских месторождений на фронт.

Советское командование пребывало в растерянности. Казалось, что основные свои силы, около 70 дивизий, фашисты сосредоточили на московском направлении. Значит, здесь и будет наступление. Как свидетельствует маршал Василевский, в этом были первоначально убеждены не только Сталин, но и большинство командующих фронтов. Чтобы сорвать возможные действия гитлеровцев на Юге, было начато наступление под Харьковом. Но, для того чтобы достигнуть успеха, не хватило сил, и это привело к катастрофе. Ударами с флангов фашисты окружили наши армии. Около 200 тысяч красноармейцев попали в плен, так же, как и летом-осенью 41-го, советская оборона была не просто прорвана, на протяжении сотен километров она просто испарилась. Без боя был сдан Ростов-на-Дону, открыт выход к Волге. Однако в этот момент в действия Вермахта вмешался высокопоставленный любитель.

Первоначальное наступление было настолько успешным, что Гитлер приказал 4-й танковой армии отправиться на Кавказ. В результате образовалась огромная «пробка», когда 4-й и 6-й армиям потребовалось в зоне действий несколько дорог. Войска намертво застряли, пытаясь разобраться во всей этой мешанине техники. Задержка была довольно долгой, и она замедлила наступление немцев на одну неделю. Благодаря этому в сторону Сталинграда успели двинуться эшелоны советской армии. Но немцы всё ещё опережали их.

«Ничего подобного мы никогда не видели»

23 августа 4-й воздушный флот германской армии превратил Сталинград в руины. Тысяча самолётов с чёрными крестами шли волна за волной. Они разрушили восемьдесят процентов зданий, громадный город, протянувшийся на 60 километров вдоль Волги, горел на всём пространстве. Это была роковая для гитлеровцев ошибка. Вскоре выяснилось, что разрушенные кварталы защищать легче. Было бы кому. Советских войск в Сталинграде почти не было.

То, с чем столкнулись немцы в начале сражения, кажется невозможным. Первый удар принял на себя 1077-й противовоздушный полк, сформированный из молодых женщин и девушек-добровольцев. Они должны были защищать город от налётов фашистских самолётов, а драться пришлось с 16-й танковой дивизией Вермахта. Девчонки плохо умели это делать, их не учили, но они сделали, что могли. Били по танкам до тех пор, пока все 37 батарей ПВО не погибли в бою.

Танки были и у нас. Они продолжали сходить с конвейера Сталинградского тракторного завода, не было только экипажей. Но вот один из рабочих сказал, что водил трактор у себя в деревне, другой — что был артиллеристом в Первую мировую. И машины, некрашеные, без прицельного оборудования, поползли за ворота. Бывший первый адъютант генерал-полковника Фридриха Паулюса полковник Вильгельм Адам позже писал: «Почти неправдоподобным показалось нам донесение генерала танковых войск фон Виттерсгейма, командира 14-го танкового корпуса… Генерал сообщил, что соединения Красной Армии контратакуют, опираясь на поддержку всего населения Сталинграда, проявляющего исключительное мужество… Население взялось за оружие. На поле боя лежат убитые рабочие в своей спецодежде, нередко сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Мертвецы в рабочей одежде застыли, склонившись над рычагами разбитого танка. Ничего подобного мы никогда не видели».

А взбешённый начальник генштаба сухопутных сил германской армии Гальдер записал в своём дневнике: «Сталинград: мужскую часть населения уничтожить, женщин — вывезти».

14 сентября берлинское радио объявило миру о падении города. Вечером того же дня Волгу форсировала 13-я гвардейская дивизия Александра Ильича Родимцева. Она отбила вокзал Сталинград-1 и Мамаев курган. В дело, наконец, всерьёз вступила регулярная армия. Скажем больше — Русская армия, к дивизии Родимцева это можно отнести в высшей степени. Командир батальона 13-й гвардейской Алексей Ефимович Жуков рассказывал: «У многих бойцов были нагрудные крестики, иконы. И у меня. Защитники молились, никаких запретов на это или преследований за веру на тот момент не было. Когда воевали, на берегу Волги стояли портреты святого Александра Невского, Суворова, Кутузова, и люди были близки к божественному осознанию».

Спустя много лет обнаружилось, что этим настроем дивизия была обязана в том числе своему командиру. Николай Крыжановский — сын белого офицера, родившийся в Сербии, — рассказал, что в 50-е годы был у Родимцева переводчиком. Однажды в Тиране — албанской столице — он зашёл в церковь, превращённую в музей, и, «оглядевшись, увидел в тёмном углу перед иконами коленопреклонённую фигуру. Когда человек поднялся и повернулся ко мне, я узнал Александра Ильича Родимцева. Он сказал мне: „Ты меня не видел“. Я ему ответил: „Я и сейчас вас не вижу“».

Этот короткий диалог мог произойти здесь и почти двумя тысячелетиями ранее. Среди воинов римской армии тайных христиан было больше, чем где-либо.

Дом Павлова

27 сентября сержант Яков Павлов из дивизии тайного христианина Александра Родимцева, батальона тайного христианина Алексея Жукова, получил приказ занять дом, который вошёл в мировую историю как Дом Павлова. Там, в подвале, прятались мирные жители. Первыми словами, которые услышали наши бойцы, были: «Господь послал нам своих…»

Ударные группы, подобные павловской, формировались из лучших, прошедших огонь и воду солдат. Ночью сержант с тремя бойцами вышел на разведку. Наткнувшись на фашистов, отряд перебил их. Решено было дом не оставлять. Подобные здания — самые крепкие, пережившие бомбардировки — очень ценились. Их превращали в крепости с гарнизонами человек по десять-двадцать. Вскоре к Павлову прибыло подкрепление: пулемётный взвод — семь человек, группа бронебойщиков — шесть человек с тремя ПТР, трое автоматчиков. Через несколько дней подошли четверо миномётчиков с двумя 50-миллиметровыми миномётами. Пространство перед зданием заминировали, заложив среди прочего 20-килограммовый фугас. Стали обживаться, понаделав дыр во внутренних перегородках, чтобы быстро передвигаться, меняя позиции.

По ходу дела познакомились, а потом подружились с населением дома. У новорождённой Зиночки жили здесь бабушка с дедушкой, работали дворниками. Её мама перебралась к ним в самом начале бомбардировок. Отец — плавильщик металлургического завода «Красный Октябрь» Пётр Селезнёв — погиб в уличном бою с фашистами, так и не узнав о рождении дочери. Надежда, что ребёнок выживет, была мала. До прихода наших не было ни еды ни воды, да и после стало немногим лучше. Через Волгу, кипевшую от взрывов и осколков, везли в первую очередь пополнение и боеприпасы. Защитники голодали.

Как пишут православные публицисты Людмила Красник и Фёдор Андреев, Зиночка угасала. Но однажды пулемётчик Илья Воронов, орудуя ломом, пробивал ход в стене и наткнулся на сундук. Там были продукты — вермишель, крупы, подсолнечное масло, а сверху лежала икона. Часть найденных сокровищ получила мама с младенцем. Илья о них заботился. Его портянки стали первыми пелёнками девочки, если не считать маминого платья.

Икону, найденную в сундуке, взял в руки один из солдат. Рассмотрел её, потом, перекрестившись, отдал матери умирающей девочки со словами: «Может, поможет вашему горю…» Мать прикрепила икону к «пелёнкам» и обратилась с молитвой к Пресвятой Богородице. Пресветлая услышала, с этого момента дитя пошло на поправку.

Когда удалось прокопать ход к Волге, гражданских эвакуировали, а Воронов долго потом ещё бился за Дом Павлова. Но однажды во время контратаки заел его пулемёт, однако Илья, всё тело которого было иссечено осколками, изрешечено пулями, продолжал сражаться, отбиваясь гранатами. Врачи извлекли из него потом 20 пуль и осколков, ногу пришлось отнять.

Откуда он такой взялся, этот парень под метр девяносто, с пудовыми кулаками — душа гарнизона, любимец генерала Родимцева? Когда богоборцы начали разорять храм в его селе, Илья тайком выносил из него иконы, передавая старухам на сохранение. За это бывал бит, и смог закончить всего три класса школы — советской власти такие были не нужны. Пока не началась война. Он был камнем, отвергнутым строителями, тем, на котором стояла Россия.

58 дней длилась битва за Дом Павлова.

Обеты

Кратко скажем о мифе, много досадившем архимандриту Троице-Сергиевой лавры Кириллу (Павлову). В 1990 году «Комсомольская правда» напечатала статью о том, что именно он и был тем самым Павловым, который… Затем об этом выдала сюжет телекомпания НТВ. Прихожане лавры рассказывают, как однажды перед юбилеем Победы в Сергиев Посад пожаловали чины из местного военкомата для выяснения «павловского вопроса». Когда отцу Кириллу доложили, кто к нему приехал, настоятель, болезненно сморщившись, бросил: «Скажите, что я умер».

Но участником Сталинградской битвы архимандрит Кирилл действительно был, и здесь нужно пояснить, что весь город был «Домом Павлова», трудно назвать место, где сражение шло менее ожесточённо. Где-то в руинах стоял насмерть пулемётчик Алексей Коноплёв, будущий митрополит Калининский и Кашинский, а будущий отец Борис Васильев командовал взводом разведчиков. Священник Дмитрий Степанов в начале 42-го был комсоргом роты. Чудом уцелел, дав обет стать сельским батюшкой после войны.

«А меня спасла молитва моих младших братьев и сестёр, — рассказывал отец Серафим из Смоленской области, кавалер двух орденов Красного Знамени и ордена Славы. — От нашего взвода остались в живых всего шестеро раненых бойцов, в их числе был и я. Мы прекрасно понимали, что следующая атака фашистов будет для нас последней. У нас осталось не более 10 патронов и 2 или 3 гранаты. И мы, не сговариваясь, стали негромко, кто как умел, молиться, просить друг у друга прощения за все обиды, вольные и невольные. А ночью я отчётливо услышал голоса своих родных, которые молились за всех нас, называя каждого поимённо: „Господи, сохрани рабов Твоих, защитников Твоих!..“ На утро следующего дня мы увидели огненное зарево и услышали артиллерийскую канонаду со стороны наших войск… Буквально через два часа нас освободил передовой отряд нашей дивизии… Войну закончил под Прагой в звании капитана и ни разу не был ранен».

Глаза в глаза

Обстрел был страшный… Выстрел из 600-миллиметровой германской мортиры оставлял воронку на месте довольно большого дома. А толку? Через час в этой воронке начинали обустраиваться русские солдаты, в завалах битого кирпича рядом с ней появлялась огневая точка. Немецкие танки не могли передвигаться посреди груд булыжников высотой до 8 метров. Когда находили щель, получали оттуда снаряд или нарывались на фугас. Ожесточаясь с каждым днём, гитлеровцы начали проявлять несвойственное им упорство: лезли в лоб на укрепления, шли на пулемёты.

В один из дней немецкому офицеру Вельцу Фидлеру доложили о прибытии пяти сапёрных батальонов: «Отовсюду шлют сюда самые сильные батальоны. В Крыму, на Дону, на севере их грузят на машины или в самолёты и прямым ходом к нам, в Сталинград. Они уже здесь, теперь дело пойдёт!» Вельц был в восторге. На следующий день началась артподготовка. Там, где почти одновременно тысячи снарядов кладутся рядом, выжить нельзя. Допустим, рассуждали немцы, русского не убили осколки, но когда взрыв происходит в метре от человека, взрывная волна разрывает его на части. Следом пошли бомбардировщики, эскадрилья за эскадрильей. «Там уже не должно быть ничего живого, — пишет Вельц, — сапёрам остаётся только продвинуться вперёд и занять территорию». Пять свежих батальонов уходят вперёд, им даже не придётся добивать раненых. Вдруг они залегают под ураганным огнём — появляется «уничтоженная» русская пехота… Этого не может быть! Это всё равно что мост, построенный по самым точным расчётам, даже не проваливается под тяжестью машин, а улетает, как дирижабль… Всё затихает. Появляется немецкий солдат. Наверное, связной с донесением. Следом идут ещё несколько «связных». Это всё, что осталось от пяти сапёрных батальонов: «Что за наваждение, уж не приснился ли мне весь этот бой?» — пытается сохранить рассудок Вельц Фидлер.

В истории Сталинградской битвы нечем поживиться любителям заявлять, что на каждого убитого немца мы теряли десять красноармейцев. Потери были равными, в битве за какую-нибудь водонапорную башню обе стороны теряли полнокровные полки. Немцы неохотно учились воевать ночью, чего с ними прежде не случалось, мечтали, правда без особого результата, освоить штыковой бой.

Rattenkrieg — «крысиной войной» называли происходящее в Сталинграде немцы, горько шутили иной раз, что кухню уже захватили, но до сих пор бьются за спальню. По ночам солдаты слышали дыханье противника, днём не слышно было собственного дыхания.

14 октября началось новое наступление немцев. Город бомбили в течение нескольких часов сотни самолётов. Затем фашисты перешли в наступление. Тракторный завод и завод «Баррикады» защищали одна танковая бригада и три пехотных дивизии. Когда командира 37-й гвардейской генерала Желудкова командующий спросил: «Как же всё-таки отдали вы противнику завод?» — тот ответил, что его дивизия не отступила, она погибла.

Напряжение обоих командующих достигло предела. У Паулюса развился неконтролируемый тик глаза, а Чуйков переживал появление на нервной почве экземы, из-за чего ему пришлось полностью забинтовать руки. Ничего не брало только русских старух, снующих по окопам и подвалам с иконками, самодельными крестиками. Том Янин, которому было тогда шесть лет, рассказывал о бабке Карпеихе, ставшей «комендантом» Банного оврага, где прятались жители. Она давала указания штурмовавшим Мамаев бугор красноармейцам, а потом отступавшим и раненым, схоронила в палисаднике убитого командира, а неподалёку — расстрелянного дезертира, переодевшегося в женское платье. Походя диктовала молитвы, учила их петь и привязывать записки на шнурки. На немецкой стороне в Свято-Духовом монастыре игуменья Павла скручивала из тряпочек свечи и тоже диктовала, переписывала молитвы. Обитель была закрыта в 1923-м, но матушка не оставила её. Под бомбами монастырь снова стал действующим.

Неверующих оставалось всё меньше. Офицер СМЕРШ Георгий Ильич Голубев рассказывал, что получил приказ доставить командованию секретные документы. Двигался ползком. Когда, мокрый и грязный, достиг цели, один из встречавших и помогавших ему бойцов сказал: «Ильич! Пока ты на брюхе полз, мы все такое видели — Божья Матерь была в небе! В рост и с Младенцем Христом! Теперь точно порядок будет». Председатель Совета по делам Русской Православной Церкви полковник Карпов получил донесение, что свидетелем чуда стала целая воинская часть. Что делать в этой ситуации, полковник НКГБ Карпов не знал. Конечно, можно сказать солдатам, что Богородица в небе — плод их воображения. Но ведь самого за сумасшедшего примут.

«Бой в городе, — писал Василий Иванович Чуйков, возглавивший оборону Сталинграда, — это особый бой. Тут решает вопрос не сила, а умение, сноровка, изворотливость и внезапность… Немецкие лётчики и артиллеристы, опасаясь задеть своих, утрачивали действенность своего огня… Мы сознательно шли на самый ближний бой. Гитлеровцы не любили, вернее, не знали ближнего боя. Они не выдерживали его морально, у них не хватало духа смотреть в глаза вооружённому человеку в форме воина Советской Армии». Всё лишнее во время боёв обдиралось, выгорало. Монахи знают — это первое условие будущего преображения.

Сталин знал, кому поручить оборону города. Генерал Чуйков не умел сдаваться — это было наследственное. Его мать, Елизавета Фёдоровна, служила старостой храма Николая Чудотворца в посёлке Серебряные Пруды, стоящем между Москвой и Тулой. Когда богоборцы решили взорвать церковь, Елизавета Чуйкова пешком отправилась в Москву. Шёл 1937 год. Как она попала на приём к Сталину, объяснению не поддаётся, но храм уцелел — единственный в районе. Сыну эта женщина сказала однажды: «У нас с тобой цель одна, сынок, только дороги разные. Я тебе не мешаю, а ты меня не суди. Я молюсь за тебя, и Бог нас рассудит». После Сталинграда Чуйков стал открыто посещать уцелевшие храмы на пути своей армии.

Это будет позже. В ноябре 42-го, после трёх месяцев бойни, немцы достигли берегов Волги, захватив 90% разрушенного города. На реке образовалась корка льда, мешавшая подходу лодок. Армия Чуйкова была рассечена на три части. Но немцы не думали о победе, а русские — о поражении.

«Меня пугает человек XX века»

«Штатские русские смотрят на нас с жалостью», — пишет итальянский капеллан Альдо Дель Монте. Он начал замечать это задолго до того, как Паулюсу стало ясно, что его армия обречена. С каждым днём Дель Монте проникается любовью к русским всё больше, видит их сострадание друг к другу, их веру. Что это за народ?

Он пишет в своём дневнике: «Меня пугает человек XX века. Не тот, которого я вижу страдающим на улицах этой страшной, кровоточащей Голгофы, но тот, что верховодит, тот, что хочет диктовать закон… Два самых характерных типа, по-моему, немец и русский. Один уничтожает мир вне себя, других; другой уничтожает мир внутри себя, своё „я“. И всё же, наверно, нравственнее русский, потому что он принижает себя ради братства, в то время как немец истребляет других, чтобы возвыситься».

19 ноября 1942 г. советская армия начала операцию «Уран». Через четыре дня в районе Калача вокруг армии Паулюса замкнулось кольцо окружения. Выручить 6-ю армию попытался фельдмаршал Манштейн. У него почти получилось. В какой-то момент немецким дивизиям осталось до цели сорок километров. Они не знали, что танковая армия Малиновского, стоявшая на их пути, осталась без горючего. Выручила смекалка. Генерал решился на «авантюру», не имеющую прецедентов. Около 600 боевых машин, сжигая последнее топливо, выползли из оврагов и балок. На открытой местности они выстроились по всей линии фронта, имитируя готовность к атаке. «Вся степь усеяна советскими танками» — полетело паническое сообщение в Берлин. Через несколько часов пришёл ответ: «Переходите к обороне». Для армии Паулюса это стало смертным приговором.

Немцы в Сталинграде больше не хотели возвыситься. К католическому Рождеству Курт Ройбер, врач 16-й танковой дивизии, превратил свой блиндаж в художественную студию. Один из рисунков был выполнен им куском угля на обратной стороне русской географической карты. Впоследствии он получил название «Сталинградская Мадонна». На нём изображена Богоматерь, нежно обнимающая Младенца Иисуса. Надписи гласят: «Ночь в котле. Крепость Сталинград. Свет, жизнь, любовь». С одним из раненых рисунки удаётся отправить в Германию. Сам Курт Ройбер умер в лагере для немецких военнопленных в Елабуге 20 января 1944 года.

3-го января 1943 года был сбит немецкий самолёт «Хейнкель», возвращавшийся из окружённой сталинградской группировки. На борту, кроме раненых, оказалась почта — письма солдат на родину. Вот две выдержки:

«…Я уже хорошо знаю мир. Это — долина скорби. Один Бог может дать нам счастье».

«…Я слыхал, что нас скоро вытащат отсюда, но когда и куда — неизвестно».

Минувшим летом они отправились штурмовать Небо. К середине зимы достигли цели. За несколько месяцев эти люди снова превратились в людей. Просто цена оказалась слишком высокой.

Русские в Сталинграде тоже не хотели больше уничтожать мир внутри себя. После того как армия Паулюса сдалась в плен, военную часть будущего архимандрита Кирилла (Павлова) оставили в городе нести караульную службу. «Здесь не было ни одного целого дома, — рассказывал он. — Однажды среди развалин дома я поднял из мусора книгу. Стал читать её и почувствовал что-то такое родное, милое для души. Это было Евангелие. Я нашёл для себя такое сокровище, такое утешение!.. Собрал я все листочки вместе — книга разбитая была, и оставалось то Евангелие со мной всё время. До этого такое смущение было: почему война, почему воюем? Много непонятного было, потому что сплошной атеизм был в стране, ложь, правды не узнаешь. А когда я начал читать Евангелие — у меня просто глаза прозрели на всё окружающее, на все события. Такой мне бальзам на душу оно давало. Я шёл с Евангелием и не боялся. Никогда».

В подготовке материала использованы статьи и книги: «Сталинградское знамение» Л. Красник и Ф. Андреева («Вестник военного и морского духовенства»); «Сталинградская битва» А.М.Самсонова; «Спасённые молитвой» И. Кучменко; «Тогда Россия поднялась во весь рост» А. Уткина и другие.

http://www.rusvera.mrezha.ru/557/4.htm