Богослов. Ru | Д. Разумовский | 15.02.2008 |
Современная религиозная ситуация на Западе
Эпоха модерна, желая «просветить мир» и «освободить человека», завершилась пламенем крематорской горелки в лагерях смерти, обнажив изнанку как «разума», так и «свободы». Модерн завершил процесс секуляризации, погрузив человека в ситуацию богооставленности, тоталитаризм сформировал тип «авторитарной личности» (Т. Адорно), капитализм породил «одномерного человека» (Г. Маркузе). «Сумерки Просвещения» обернулись катастрофой сознания, после которой одной из главных модальностей в западной культуре стало недоверие к разуму, наиболее полно выраженное в «анти-логоцентричной» программе деконструкции французского философа Жака Деррида, ставшей своего рода путеводной звездой для постмодернистских мыслителей. Пытаясь осмыслить трагедию превратившегося в тюрьму мира, в области богословской мысли появились «теология смерти Бога» и «теология после Освенцима», а также различные версии «теологии Освобождения». Однако на этом «Диалектика Просвещения», о которой писали Адорно и Хоркхаймер, не закончилась. Не всегда осознанно реализуя скрытую в работах М.М.Бахтина антирепрессивную программу «полифонической карнавализации сознания», постмодерн, сделавший из Холокоста аттракцион в Диснейленде, наполнил мир новыми призраками, попытавшись максимально адаптировать все, что модерн не смог уничтожить, а постиндустриальное общество еще не успело купить и превратить в потребительский продукт. В эпоху «необарокко», как некоторые исследователи называют постмодерн, одним из таких призраков может стать и Церковь, оказавшаяся в постсовременном пространстве радикальной трансформации.Описывая религиозную ситуацию эпохи постмодерна на Западе, доктор богословия Мария Видль отмечает в своей статье «Postmoderne Religiositaten» (Формы религиозности в эпоху постмодерна), что на фоне кризиса церковных институтов и массового «исхода» христиан из традиционной Церкви (как Католической, так и Протестантских Церквей) наблюдается рост новых религиозных движений, свидетельствующий об «актуальности категории религиозности в современном мире». При этом наряду с различными оккультно-эзотерическими движениями эпохи «Нью Эйдж» особое место занимают христианские движения («movimenti»): «Неокатехуменат», «Comunione e Liberazione» и другие, представляющие, по мысли исследовательницы, формы «зачастую далекого от богословия народного благочестия». Эти движения, — пишет Видль, — пользуются большой популярностью среди молодых людей как раз в то время, когда традиционные общины жалуются на полное отсутствие интереса к Церкви со стороны молодого поколения. Видль усматривает в подобного рода христианских движениях «эксплицитно церковный вариант постмодернистской религиозности» и видит причину популярности во многом именно в «новой форме, соответствующей духу времени», как «ответ на требования эпохи постмодерна».
Плюралистический мир эпохи постмодерна давно простился с биполярной системой, холодная война «закончилась», деконструкция бинарных оппозиций в культуре состоялась, поэтому, стремясь описать тот или иной «ландшафт» постсовременной религиозности на Западе, приходиться учитывать не столько традиционные противопоставления «религия-атеизм», «фундаментализм-либерализм», «католицизм-протестантизм», а скорее, приготовиться к восприятию пространства переплетения и взаимоналожения различных проблемных полей, главные из которых (Постмодерн, Нью Эйдж и Глобальный рынок) имеют явно ощутимое «квазирелигиозное» измерение.
Тезис о «непроективности» постмодерна стал общим местом в рассуждениях постсовременных мыслителей, размышляющих о ментальности эпохи и поддавшихся метафорической суггестии постмодернистской риторики, хотя некоторые события в социокультурной и религиозной жизни Запада свидетельствуют о том, что «постмодернистская чувствительность» вполне комфортно реализуется и в проективном пространстве, как это наиболее рельефно проявилось в богословской программе некоторых «движений» западного христианства.
Введение. «Эмерджентная церковь» эпохи постмодерна. «Emerging Church»
Одним из движений, развивавшихся в русле протестантской неолиберальной теологии, стало появившееся в англо-саксонском мире во второй половине 90-х годов 20-го века движение Emerging Church (русск. Эмерджентная Церковь = «П (р)оявляющаяся Церковь»). Emerging Church представляет собой децентрализованное, крайне разнородное движение, объединяющее христиан разных конфессий и являющееся своеобразной попыткой «ответить на вызовы времени». Сегодня, кроме Америки, движение распространилось в странах Западной Европы, Австралии, Новой Зеландии и Африке.Движение «Emerging-Church» осмысляется самими участниками как «провозвестие новой церкви эпохи постмодерна», а также как община XXI века, завоевывая все большее влияние в американских евангелических кругах, и обретая свое место в богословском пространстве других культур и конфессий. Не случайно, одно из программных произведений движения, написанных Деном Кимбаллом — «The Emerging Church: Vintage Christianity for New Generations» (Эмерджентная церковь: ретро-христианство для новых поколений) — было переведено на немецкий язык как «Emerging Church — Die postmoderne Kirche» (Эмерджентная Церковь. Церковь эпохи постмодерна). В состав движения входят, в основном, представители протестантизма (баптисты, пост-евангелики и пост-харизматики, лютеране, англикане, реформаты), в последнее время растет число католиков и сторонников «радикальной ортодоксии». Как правило, формально участники движения объединяются вокруг своей конфессии, конечно, сохраняя при этом установку на максимальную открытость и диалог через поиск «единства в многообразии».
К ведущим авторам-«идеологам» движения в США относятся: Erwin McManus, Brian McLaren, Dan Kimball, Leonard Sweet, Tony Jones, Rob Bell, Donald Miller, Spencer Burke, Doug Pagitt, Chris Seay.
Название движения: «Церковь в процесс п (р)оявления»: «эмерджентность», «ризома», «хаосология» или «определить значит ограничить».
Название движения Emerging Church носит программный характер, вписывая его в новую постмодернистскую парадигму, подчеркивая живую динамичность процесса становления движения, осознающего свою принципиальную незавершенность. В ходе дискуссий о названии — движение или «Церковь» — возникло опасение, что наименование «Церковь» привнесет возможность неправильного (= ограничивающего) понимания движения как некоей конфессиональной однородности. Поэтому многие отдают предпочтение выражению «Emerging Conversation» (Эмерджентный диалог), как более инклюзивному, или же «Emerging Churches» (Эмерджентные Церкви), что отвечает «плюралистической» установке на множественность и гетерогенность.
Кроме того, выражение «emerging» вписывается в контекст теории эмерджентности, анализирующей появление на макроуровне системы новых феноменов или структур в результате спонтанного взаимодействия ее элементов. Теория эмерджентности, в свою очередь, обнаруживает связь с теорией хаоса, теорией систем и синергетикой.
На языке постмодернистских образов семантика конвергенции связывает название движения с метафорой «ризомы» (своеобразного «корневища-луковицы»), ставшей одной из эмблем постмодерна, разработанную французскими постструктуралистами Ж. Делезом и Ф. Гваттари как образ не имеющей ни начала, ни конца запутанной ацентричной «системы» с нелинейной динамикой. «Ризома» была попыткой осмысления разнообразных сложных и несистемных ответвлений-новообразований, порождаемых в процессе взаимодействия с окружающей средой.
Все эти неслучайные ассоциации описывают ту интердисциплинарную и квазинаучную картину мира, сформировавшуюся в эпоху постмодерна и ставшую той культурной средой, в которой и возникла новая церковь. Уже на уровне названия движение стремилось, скорее, ускользнуть от определения, ориентируясь на четкую логику «определить — значит ограничить».
Именно название «проявляет» главное послание движения, которое мы и попытаемся рассмотреть в этой статье.
История появления движения. «Поколение Икс» и эпоха постмодерна. «Cogito ergo sum» Декарта как смирительная рубашка.
История движения Emerging Church в Америке началась в 90-ые годы XX века, когда в рамках течения Leadership Networks «прогрессивная» группа евангельских христиан занялась поисками ответа на вопрос, как донести христианскую веру до бесконечно далекого от религии и запечатленного в «культовом» романе Д. Коупленда «поколения Икс», социокультурное пространство которого было пронизано постмодерном. Вскоре после знакомства с постмодернистской проблематикой стало ясно, что речь идет о существенных изменениях в обществе, далеко выходящих за пределы проблемы смены поколений: произошла смена культурных парадигм, в корне изменившая ситуацию на Западе. Участники столкнулись с различными теориями постмодерна, в которых под вопрос была поставлена сама западная картина мира, сформировавшаяся как следствие эпохи Просвещения с ее культом разума и рационализмом. При более детальном ознакомлении с постмодернистским стилем мышления и различными проектами деконструкции парадигмы модерна многим христианам бросилось в глаза, что их собственная религиозная традиция содержит в себе намного более сильный отпечаток эпохи модерна, нежели это предполагалось ранее. Сегодня же, как посчитали многие, эти «наслоения стали на пути благовествования и жизни по Евангелию, и поэтому должны быть критически переосмыслены».
Обращение к постмодернистской проблематике пришлось как раз на тот кризисный момент, когда многим на Западе стало ясно, что «секуляризация победно завершена», а также, что «проект Церковь не работает». Соответственно, поиск выхода из кризиса часто осмыслялся как критический пересмотр Модерна в постмодернистском ключе, чем объясняется стремление дистанцироваться от современного христианства, которое неизбежно ассоциируется с модерном. Общая характерная особенность Emerging church с самого начала — стремление максимально органично вписаться в существующий социокультурный контекст эпохи постмодерна, соответствовать духу времени как на уровне форм, так и в содержательном отношении. Не удивительно, что постмодернизм и стал одной из главных сущностных характеристик движения, определяющих его богословский облик.
Неприятие декартовского принципа «cogito ergo sum», превратившегося с ходом времени в «смирительную рубашку», породило открытость для всего чувственно-эмоционального, иррационального как «живого». Человек хотел не только «мыслить», но и «чувствовать». Отклонение абсолютных истин и догматических вероучительных высказываний, выражающее сомнение в способности человеческого разума к достоверному познанию реальности, вело к поиску новых путей. Однако сама ситуация, равно как и маршруты выхода из этого тупика давно уже стали «архетипическим сюжетом» в западной культуре XIX—XX вв.еков (от романтизма до движения хиппи — перечисление всех звеньев этой цепи заняло бы не меньше страницы). Таким образом, этот путь стал одной из «фигур» эпохи, войдя в «культурное бессознательное» западной жизни после кризиса проекта Модерна.
Богословские тенденции: «теология блуждания» и «сброс на ноль»
В том, что касается богословия, в движении Emerging Church принципиально отсутствует однородность. Ряд авторов отстаивает позицию, согласно которой движение Еmerging church представляет, скорее, ситуацию диалога, пространство постановки богословских вопросов, или, точнее, вопросов о богословии. Многие пытаются сохранять верность своей богословской традиции в рамках конфессии в существенных вопросах, однако это воспринимается, скорее, как неизбежный фон, не играющий принципиальной роли, особенно если учесть отношение к догматике со стороны радикальных критиков разума. В рамках постмодернизма, изначально враждебно относящегося к самой идее систематизации, почти невозможен разговор о «систематическом богословии». Особенно после того, как на Западе в русле деконструктивистской теологии, развивавшейся вокруг осмысления идей основателя «метода» деконструкции Ж. Деррида, состоялись такие проекты, как теология «смерти Бога» (Г. Ваханян, Х. Кокс, У. Гамильтон, П. ван Бурен) и теология «смерти теологии» (Т. Альтицер, К. Рашке, М. Тейлор).Марк Тейлор, продолжатель деконструктивистской традиции, в своей книге «Блуждание: постмодернистская а/теология» предложил программу антисистематического богословия, в которой понятия истины и смысла как категории единственного числа были исключены из нового богословского лексикона. Развивавшая под прямым воздействием «номадологической» программы Ж. Делеза и Ф. Гваттари, выдвинувших новую формулу «кочующей» культуры" и образ «человека-кочевника», концепция «блуждающей теологии», стала восприниматься как «основной» вектор движения «нового богословия», актуальный и для Emerging Church.
В ситуации изменения культурной парадигмы эпохи актуальной становится установка своеобразного «обнуления» («сброса на ноль») как исходного пункта для развития нового богословского направления и непременного условия для адекватного приспособления к изменившейся социокультурной ситуации. В то же время с этой «революционной» установкой, являющейся, по сути своей, частью модернистской ментальности, одновременно выдвигается своеобразная программа «ретро-духовности», подразумевающая «возвращение к истокам».
«Контекстуализация»
Согласно «новому» пониманию, на место теологии должна встать миссиология, которая описывает самую главную характеристику Церкви — ее «миссиональный» характер. При этом «миссиональная» направленность движения, связанная с «новым» осмыслением проблемы евангелизации, фокусируется вокруг вопроса, «как донести веру до человека постхристианской эпохи постмодерна», не впадая при этом в «культурный империализм». И здесь центральным становится вопрос «инкультурации» или «инкарнации» христианства в существующее культурное пространство, когда Евангелие сначала должно найти путь воплощения в различные культуры и субкультуры. В связи с этим выдвигается требование «контекстуализации» миссии, зачастую ценой полной идентификации миссионера с окружающей его культурой ради максимального снятия культурных барьеров, могущих стать «препятствием, отделяющим человека от Бога».Концепция контекстуализации как синтеза христианства и культуры, восходя к идеям «либеральной теологии» и «культурного протестантизма», также перекликается с некоторыми мотивами программы «демифологизации христианства» Р. Бультмана, и, как считают отдельные участники движения, с некоторыми идеями К. Барта, концепцией «безрелигиозного христианства» Д. Бонхеффера, и, конечно, с программой движения «роста общины» (основатель McGavran), представляемого сегодня такими именами, как Петер Вагнер и Рик Варрен. Также большой опыт в осмыслении процесса инкультурации был собран в миссионерствующих по всему миру орденах Католической Церкви.
Движение Emerging Church пытается объединить и интегрировать в одну церковь самые разные культуры и субкультуры, а не только буржуазную культуру среднего класса, часто встречи участников движения происходят на так называемой «нейтральной территории», в клубах, кафе, парках. Этот подход в корне отличается от понимания, согласно которому необходимо «просто донести Благую Весть другим культурам», для эффективности миссии сегодня в культуре нужно «воплотиться».
«Нарративная теология»
В свете критического отношения постмодернистского сознания к любым «мета-повествованиям» (Ж.-Ф. Лиотар) и в то же время обостренного восприятия «текстуального характера реальности» Emerging Church подчеркивает нарративный (повествовательный) характер теологии. Христианское Предание еще со времен Бультмана воспринимается как «миф общины». Сегодня на место единого Великого повествования приходит множество локальных историй, рассказывание которых происходит в ключе «радикальной ситуативности». «Абстрактной систематической проповеди» предпочитаются «живые рассказы», включающие экзистенциальную реинтерпретацию Священного Писания, личные переживания и вымышленные истории. Целью чтения Священного Писания теперь является не «извлечение из этой истории абстрактных догм путем систематического анализа», а «активное вмешательство» и помещение себя в эту историю при сохранении ее формы. Пример такого отношения к Библии дает написанная в форме истории апологетическая книга Брайена МакЛарена «The story we find ourselves in». Вообще, Священное Писание все чаще читают с привлечением арсенала текстуальных стратегий одного из главных представителей «текстологического проекта» постмодернистской философии, французского философа Жака Деррида. Не удивительно, что некоторые участники движения, описывая особенности современного богословского языка, говорят о том, что «юридическо-философский» дискурс предшествующей богословской традиции должен уступить место «поэтическому языку».
«Царство Божие»: «Сон», «танец», или «революция»
Одним из программных для богословского самоосмысления движения Emerging church становится понятие «Царства Божия», которое часто выражается в новых «антирепрессивных» поэтических образах, призванных снять напряжение, связанное с идеей власти и иерархии. В качестве альтернативных для обозначения «Царства Божия» используются такие понятия, как «Сон Бога», «Танец Бога», «Революция Бога», «Миссия Бога», «Вечеринка Бога» и другие. Миссия понимается не столько как активность Церкви, сколько как действие Божественной благодати, которая реализуется в жизни общины. При этом церковь призвана активно участвовать в жизни, способствуя исцелению язв мира и «формированию нового этоса», в основе которого — «радикальное следование Христу». Например, бывает, что в частных квартирах создаются «молитвенные бойлеры», где 24 часа в сутки совершается «непрестанная молитва». Вообще, ЕС- это, скорее, сеть «домовых церквей», или… «клубных», если учесть что некоторые течения внутри Emerging Church проводят свои «богослужения», молитвенные собрания и другие внебогослужебные мероприятия в ночных клубах. Популярна идея активного вмешательства Церкви в жизнь социума, вызывающая воспоминания о модернистских утопических проектах «построения Царства Божия на земле».
Органическая «неструктурная» экклезиология и децентрализованное руководство
В понимании Церкви центральное место занимает «органическая экклезиология», где Церковь, не мыслимая в отрыве от «общины», определяется как живой организм и, прежде всего, как «собрание верующих» вне обязательных для предшествующей традиции понятий институционализации и иерархии, которые постепенно сглаживаются, выражая не более, чем «формально-организационные» характеристики. Церковь — это, прежде всего, живое движение, которое невозможно закрыть в клетке всевозможных структурных рамок.В духе теории самоорганизации решается и вопрос руководства движением. Здесь на первый план выходят понятие «децентрализованного руководства», напоминающего о идее «всеобщего священства», построенного вокруг принципа-аббревиатуры «APEPT», согласно которому в общине должны быть свои апостолы, пророки, евангелисты, пастыри и учителя, равноправно совершающие свое служение согласно личному призванию, определяемому дарованной человеку «харизмой».
«Органическая экклезиология» в своем идеологическом антиинституциональном варианте — это следствие развития той репрессивной модели культуры, названной «герменевтика подозрения» (Ницше, Маркс, Фрейд), в рамках которой Церковь воспринималась, прежде всего, как институт власти и подчинения.
«Аутентичная община»
В центре внимания, что очень характерно для современной религиозной ситуации, оказывается жизнь в «аутентичной общине», которая теперь осмысляется не как средство «духовного роста» среди членов общины, но, скорее, как возможность «открыть вход в мир веры для людей, находящихся вне Церкви». В соответствии со стремлением преодолеть «умозрительно-головной», стерильно-рационалистический характер христианской веры, унаследованный от эпохи модерна, Emerging Church пытается утолить «тоску по истинным переживаниям, настоящей дружбе и открытым человеческим отношениям». Именно в общине открывается жизнь Церкви как «новая глава апостольской истории», в связи с чем ряд авторов пишет о «новоапостольском» характере движения, сочетающего коммунитаризм с идеей «социальной ангажированности», стремящейся к сочетанию «ортодоксии» с «ортопраксией» не только в рамках возрождения института диаконии. Некоторые течения внутри движения пробуют «новые» квази-монастырские модели церковной жизни. В то же время социальная ангажированность движения приводит к переосмыслению категории греха, которое, скорее, апеллирует к экологическим и социальным категориям: загрязнение окружающей среды, глобализация, социальная эксплуатация и злоупотребления властью.
Жизнь «Церкви» в сети и блогах
Движение Emerging Coversation характеризуется тем, что большая часть внебогослужебных мероприятий (наряду с такими традиционными формами, как конгрессы, конференции и симпозиумы) проходит в интернете, в пространстве различных церковно-практических и богословских блогов, за счет чего движение приобретает характер всемирной децентрализованной сети. Новая церковь активно осваивает пространство «community» как одну из новых моделей жизни (общины) в XXI веке.
Литургические инновации и «ретродуховность», григорианский хорал и DJ
Многие отмечают как ярчайший признак движения Emerging Churches — всевозможные литургические «инновации». Однако понятно, что как для Протестантских Церквей, так и для Католической Церкви после Второго Ватиканского собора «литургические инновации» давно стали вполне обычным явлением церковно-практической жизни. Хотя часто подчеркивается, что представители движения Emerging Church не придают особого значения богослужению как центральному элементу церковной жизни, многие течения внутри движения Emerging Churches активно участвуют в поиске «новых форм» богослужения, призванного сегодня, прежде всего, к созданию «пространства события-переживания».Здесь выделяются две тенденции: с одной стороны, привлекаются новые средства (видео-презентации с помощью Power Point), обращенные к ориентированному на зрительное восприятие («image-oriented») человеку времен постмодерна, с другой, в рамках программы «ретро-духовности» происходит «обретение утраченного времени» как времени сакрального: в богослужебную практику возвращаются элементы традиционной богослужебной практики, ушедшие из протестантского богослужения (ладан, свечи) и другие «средства организации сакрального пространства».
В рамках консервативного протестантского дискурса это часто воспринимается как влияние католицизма и отступление от идеалов Реформации. Сегодня богослужение в целом должно, скорее, нести «мультисенсорное» сообщение, нежели ограничиваться акцентом на проповеди как центральной части. Важную роль играет принцип максимально активного участия всех верующих и неверующих участников в богослужении. Искусство и любое творчество получает необычайно высокую оценку в раскрытии понимания человека как «образа Божьего». Интересно, что в рамках «ностальгического дискурса» в храмы возвращаются иконы (причем, все чаще православные), которые, правда, нередко соседствуют с изображениями, заимствованными из восточных «духовных традиций» (буддизм, даосизм, индуизм). В то же время общины часто предоставляют свои помещения для размещения выставок и галерей. Иногда во время богослужения художник рисует картину на тему проповеди. На богослужениях можно услышать как григорианский хорал, так и столкнуться с музыкальным фоном, который создает ди-джей.
«Deja vu N1»: богословский интертекст Еmerging church
Даже беглый просмотр основных богословских тенденций движения Emerging church создает ощущение, что «все это уже было» так или иначе ранее «проговорено» в западном модернистском богословии. «Дежа вю» — важная компонента постмодернистской ментальности, воспринимающей мир, культуру, человеческое сознание через призму «интертекстуальности» (Р. Барт, Ю. Кристева). Спектр богословских, философских, социологических, культурологических, микроэкономических и прочих гуманитарных традиций, концепций и авторов, оказавших влияние на формирование богословского пространства, в котором появилась Emerging Church, довольно широк. Нового здесь очень мало.Движение Emerging Church включило в себя и продолжило импульсы либеральной теологии и «культурного протестантизма» в осмыслении проблемы «христианство — культура», идею растворения Церкви в мире и, как следствие, мысль о необходимости «контекстуализации», контекстуальную библейскую экзегезу «теологии освобождения», «безрелигиозное христианство» Д. Бонхеффера и «демифологизацию христианства» Р. Бультмана, деконструктивистское богословие Харви Кокса с его идеей «Мирского Града», М. Тейлора и идею «смерти теологии», идейное наследие движения «роста общины» (Рик Варрен) и общую этическую проблематику «теологии после смерти Бога». В плане новейших влияний прослеживаются идеи «новоапостольской реформации» радикального крыла" неохаризматического движения (Петер Вагнер), концепций «Новой духовности», на развитие которого наложили отпечаток идеи католического священника Томаса Мертона, Хенри Ноувена, квакера Ричарда Фостера и других. В последнее время все сильнее звучат голоса последователей идей «радикальной ортодоксии» (Джеймс К. А. Смит и др.), взывая к памяти имя немецкого богослова Карла Барта.
«Проявляющая Церковь» являет собой логическое завершение этой цепи передачи «либерального предания» (термин, конечно, более чем некорректный) в западном христианстве. В целом, можно было бы без проблем вписать движение в богословский контекст предшествующей эпохи, как модернистское по своей сути, однако взаимодействие с постмодернистскими идеями, которые обретают в ЕС чуть ли не «догматический» статус, «проявляют» иную картину.
«Deja vu N2»: Анализ языка. Связь с Нью Эйдж. «Новая духовность»: от Ницше к Ошо
Важным для уяснения смысла движения становится анализ языка, используемого теоретиками-идеологами, основателями общин, сформировавших ядро новой «церкви», который в соответствии с «поэтической фазой» развития богословского дискурса образует актуальный срез пространства «предания», лежащего в основе Emerging Church. Именно «поэтический язык», соседствующий с «техногенной» терминологией, создавая «карту местности», т. е. картину мира, «проговаривает» очень многие сущностные вопросы, касающиеся «экклесиологии» и «сотериологии» движения, выдает тайны «устроения духовной жизни», в общем, отвечает на «не-политкорректный» для постмодерна вопрос о спасении.Показателен в этом отношении язык книг Дена Кимбалла, Брайена МакЛарена и, прежде всего, дипломированного психолога и выпускника баптистской семинарии Эрвина МакМануса, популярного проповедника, создателя принадлежащей к Emerging Church общины «Мозаика» в Лос-Анджелесе. Анализ языка показывает глубокую укорененность сознания главных идеологов не только в особой «постмодернистской чувствительности» эпохи, но и глубинную связь с движением «New Age» в его новой постмодернистской фазе. Теоретические размышления постоянно сопровождаются ссылкой на ключевые понятия движений, представляющих новое религиозное сознание эпохи «New Age». Речь идет о «новой духовности» и «холизме» (новой целостности), о «трансформации» культуры, общества, «трансформации» личности, сознания, о «новом веке» глобальных изменений, о «творческой силе воображения», о «новой парадигме», о «раскрытии божественного потенциала человеческой личности» и о жизни как о «духовном путешествии». «Духовная трансформация» личности изображается через классические «эзотерические» элементы: ветер (воздух) — вода — дерево — огонь — земля.
Именно рассмотрение метафорического поля проливает свет на многие стороны той картины мира, которая проглядывает в программных текстах движения, где мы столкнемся с несколько неожиданными для христианского мироощущения образами: «новых апостолов» как «визионеров-провидцев, видящих «сны, которые снятся Богу», с новым осмыслением пути христианина в XXI веке как «пути варвара», отбрасывающего репрессивные конвенции «корректной и прилизанной социальной жизни» и разрушающего мешающие полноте христианской жизни стереотипы. Образ варвара (тоже, кстати, из программы Делеза-Гваттари) многое объясняет в антицивилизационных установках участников культурного проекта движения. Столкнувшись с кельтским языческим образом «мистического воина», и размышлениями о необходимости «некоторой одержимости», понимаешь, что попал в суггестивное пространство романтической риторики, оформившейся в свое время также под знаком Контр-просвещения.
Пастырь в таком мире, прежде всего, «духовный художник», живописующий «безбрежный океан непознанного», и провозглашающий «революцию», известную также в образной системе произведений авторов движения как «танец Бога». «Движение начинается, — пишет МакМанус, — презирая традиции. Святое и дерзкое одновременно. Из неизвестности в историю. Без имени и без привилегий. Неудержимое. Революционное». Романтическая стилистика в данном случае отсылает мгновенно к «революционному» дискурсу главного провозвестника эпохи постмодерна Ф. Ницше и «беседам» центрального для постмодернистского этапа развития Нью Эйдж «неоиндуистского гуру», известного как Бхагаван Шри Раджнеш или «Ошо» («Океанический»), как называли его «ученики». Связывал этих двух бойцов невидимого фронта освобождения человека от оков «слишком человеческого» образ Заратустры, превратившийся у Ошо в идеал Зорба-Будды, соединяющего свойственное древним грекам принятие жизни во всех ее проявлениях и восточную созерцательность. Вспоминаются такие разные авторы Нью Эйдж, как Джидду Кришнамурти и Ричард Бах, а также многие другие мыслители «Нового века», пытавшиеся осмыслить понятие «свободы». Все поле «сновидческой образности», минуя всевозможные романтические источники, заставляет вспомнить о «пути воина», которому индейский шаман Дон Хуан обучал Карлоса Кастанеду, при этом «искусство сновидения» было одной из важных частей обучения. Через Кастанеду вспоминаются и сюжеты наркотической субкультуры, сформированной поколением хиппи, «психоделический рай» Вудстока и «культурная революция» на Западе, начавшаяся с волнений студентов в мае 68 года.
При реализации программы «новой ретродуховности», призванной «интенсифицировать богообщение», «Emerging Church» привлекает и Иисусову молитву наряду с различными восточными медитативными практиками, древними мантрами и новыми дыхательными техниками (такими, например, как «холотропное дыхание» или «реберфинг» Станислава Грофа, лечившего в 60-е годы шизофрению с помощью… галлюциногенных наркотиков и стоящего у истоков развития «трансперсональной психологии»). Экспериментальное экуменическое пространство «новой духовности» максимально открыто для любого диалога. В «трансформационном духовном опыте» движения христианство легко сплавляется с дзен-буддизмом, суфизмом и даосизмом, а также с различными теориями «синергетического менеджмента», использовавшимися, например, такими экспертами в этой области, как создатель империи «МакДональдс» Рей Крок или основатель компьютерной фирмы «Apple», говорящий о своей компании как о «послании Божьем» и называющий своих продавцов «евангелистами»: «Anything goes» (все сойдет) — именно так обобщил Пауль Фейерабенд главный принцип постмодернистского эклектизма в области эстетики.
Конечно, надо оговориться, что «Нью Эйдж" — составляющая является «факультативным» компонентом богословской программы движения, впрочем, как и все остальные. То есть, одним из многочисленных полей «многоуровневого (или «шизофренического») кодирования» (термины Чарльза Дженкса, развернувшего дискуссию о постмодернизме в архитектуре). Исходя из такой модели, можно понять, как, например, в программном для немецкого литературного постмодернизма романе «Парфюмер» П. Зюскинда можно прочитать, с одной стороны, триллер, создающий востребованный сегодня в массовой культуре образ «гениального» серийного убийцы-маньяка, а, с другой, можно погрузиться в мир «аллюзий и реминисценций», где смешались европейская романтическая традиция и новейшие философско-литературные теории.
Преодоление «культурной шизофрении». Антирепрессивная психотерапия? Или просто путешествие «блуждающей теологии» в эпоху постмодерна?
Эклектичный мир постмодернистской церкви Emeging Church выстроен по принципу мозаики, как называется причисляемая к движению община Эрвина МакМануса в Лос-Анжелесе. «Мозаика» представляет собой образец новой, с каждым годом растущей «постмодернистской» общины, состоящей из людей разных национальностей, среди которых много деятелей культуры: художников, музыкантов, «основателей церкви и других деятелей искусства».Именно образ мозаики раскрывает принцип построения того культурного поля, которое складывается вокруг движения. «Мозаика» построена на коллажно-монтажной технике, воплощающей калейдоскопическое восприятие реальности и реализующей конститутивный для постмодернизма принцип «интертекстуальности», один из актуальных «трендов» которого — помещение артефактов «классической» культуры (вернее, их копий) в «гиперсовременный» контекст. Мозаика — это игра, в пространстве которой сочетаются эстетический эклектизм с мировоззренческим плюрализмом, что воспринимается многими критиками движения как явный релятивизм, являющийся обратной стороной «внекритического, нон-догматического кросс-культурного диалога», который проповедует «растворяющаяся» церковь.
С этой же точки зрения, знаковой для богослужебной практики выступает «символическая» в постмодернистском культурном пространстве фигура DJ, часто создающего «музыкальный фон» богослужения, вплетающего в культурную ткань службы новый контекст, состоящий из фрагментов «актуальных» композиций, чужих сакральных текстов, богослужебных песнопений, культурных кодов, обрывки «духовных практик"… DJ в метафорическом театре постмодерна — это «безымянное поле письма», «место пересечения бесчисленных текстов и дискурсов», «анонимное поле цитат», «скриптор» как новое переосмысление образа автора, до неразличимости растворившегося в (кон)тексте. Однако «ди-джей» в подряснике (уже появившийся в пространстве клубной культуры) напоминает сегодня, прежде всего, о главном герое «культового» фильма эпохи «Матрица» по имени Нео. Не надо забывать, что перед съемкой актеру, помимо Кастанеды, было поручено ознакомиться и с постмодернистской теорией симулякров Жана Бодрийяра. Слоган «God Is a DJ» («Бог — это ди-джей») уже стал названием песни (Pink), нескольких спектаклей, ток-шоу, перформансов, «пати», обнаружив еще один ход постмодернистской метаморфозы.
Так же и богословское пространство Эмерджентной церкви собирается как конструктор «Лего». Эпоха постмодерна погрузила христианство в пространство радикального культурного плюрализма, который стал сегодня для одних финальной стадией «культурной шизофрении» эпохи, для других формой исцеления, снимающей противоречия за счет соединения несоединимого как своеобразный способ терапии за счет синтеза конфликтных ранее полюсов. В результате этой терапии и появились такие гибриды, как «богослужение в кафе» или молитвенное собрание в ночном клубе, посвященное теме «Когда Христос спит, Будда медитирует», или, наоборот, Иисусова молитва под музыку в стиле «Buddha-lounge»: на границе между христианской службой, медитацией и танцполом.
Западная культура уже адаптировала экзотические восточные традиции, создав такие суррогаты, как «суфизм-light», «дзен-буддизм для чайников», «нирвана для непосвященных», «даосизм за 90 минут» в рамках коммерческого проекта новой «облегченной духовности» в стиле «карма-кола», в рекламе которой христианская молитва — синоним медитации, «аутентичная мантра» одной из «древних духовных традиций», раскрывающейся через «метафору Креста». Так же постмодерн пытается адаптировать и христианство, впустив в свой контекст и примирив его со всеми альтернативными «проектами», ни один из которых «не лучше, и не хуже другого».
Во многом социокультурный характер движения определила фоновая история его возникновения. В поисках ответа на вопрос — как донести веру до крайне дистанцированного от религии, разочарованного «Поколения Икс» — люди, стоящие у истоков движения, разработали, по сути дела, блестящую маркетинговую стратегию, кстати, подхваченную затем миром рекламы, превратившую понятие «Generation X» в элемент рекламного слогана товара. Целевая аудитория была определена и изучена и на прилавки «духовного супермаркета» поступил очередной продукт со своими специфическими рекламными коннотациями «новой аутентичности» и «ретро-духовности».
«Культурная программа» создает богатые возможности для создания экзотического медитативного мифодизайна жизненного пространства личности и всевозможных самоинсценировок, бесконечного «креатива» и бескрайнего самовыраженияи с привлечением арсенала таких постмодернистских форм, как хеппенинг и перформанс. В свете утверждения МакМануса, что «Бог — это ветер истории», путешествие «блуждающего богословия» Эмерджентной церкви в эпоху постмодерна превращается в странный виндсерфинг — особенно «увлекательный», если поверить в то, что карта и компас — всего лишь концепты тоталитарного сознания, навязанные репрессивной культурой. Хотя, впрочем, у движения есть своя альтернативная «картография», в которой мир представлен в виде хаотической «ризомы», где человек — «номада» или «блуждающий кочевник» (в коммерческом варианте — турист).
На примере движения Emerging Church можно проследить, как романтические импульсы в постиндустриальном обществе, реализуя антирационалистическую и антирепрессивную идеологию Контр-просвещения, могут привести, по сути своей, к нью-эйджевской программе, оформленной в постмодернистской стилистике. Или, наоборот, можно сказать, что главное «послание» движения Emerging Church — это сама эпоха постмодерна в интерьере «ретро-духовности».
Катастрофа Модерна и проекта Просвещения радикальным образом изменила судьбу Разума в эпоху постмодернизма. Разум оказался репрессивным, так как украл у человека чувства, радость, счастье и свободу. Секуляризованная западная культура, пытаясь как-то смягчить эту травму, «реанимировать подавленный мир живой жизни», выработала не так много маршрутов и стратегий выхода из этого «архетипического» для XX века тупика.
Одна из таких, по большому счету, «психотерапевтических клубных стратегий антирепрессивного характера» и была реализована в движении Emerging Church, у истоков которого стояли выпускники евангелических семинарий, стремящиеся донести «живую веру Христову» до людей постхристианского мира эпохи постмодерна.
Думается, имеет смысл вспомнить, что хаотический, эмерджентный образ «ризомы"(грибовидной луковицы-корневища), ставший одним из ключевых для осмысления движения, создавался Делезом и Гваттари как своего рода фигура «анти-памяти», противопоставляемой образу «книги-дерева», далеко не случайному в мире христианской традиции. Стремясь ускользнуть от «мак-дональдизации Церкви», основатели нового движения создали «духовный Диснейленд», без сомнения, актуальный и востребованный в «эпоху репрессивной толерантности», родившейся из желания максимально де-колонизировать «жизненный мир» современного человека.
Кстати, в мире Нью Эйдж прослеживаются те же самые тенденции, свидетельство чему «проект Гоа», о котором пишут и говорят как о «пляжно-клубном рае», куда съезжаются «кочующие паломники-туристы» со всего мира, представляющем «трансперсонально ориентированный» проект жизнеустройства в «эзотерическом дизайне», подаривший клубной индустрии популярный в конце прошлого тысячелетия стиль GOA-TRANCE.
Информация о движении Emerging Church из свободной электронной энциклопедии WIKIPEDIA:
На англ. яз.: http://en.wikipedia.org/wiki/Emerging_church
На нем. яз.: http://de.wikipedia.org/wiki/Emerging_Church
Отдельные книги некоторых авторов движения:
Brian D. McLaren: The story we find ourselves in, Further adventures of a new kind of Christian, Jossey-Bass, 2003
Dan Kimball: The Emerging Church: Vintage Christianity for New Generations, 2003. Zondervan, (forewords by Rick Warren and Brian McLaren), пер. на нем.: Emerging Church — die postmoderne Kirche, Gerth Medien, Asslar, 2005,
Eddie Gibbs, Ryan Bolger: Emerging Churches: Creating Christian Community in Postmodern Cultures, Baker Academic, 2006
Erwin Raphael McManus:
— An Unstoppable Force. Daring To Become The Church GOD Had In Mind (2001), пер. на нем.: «Eine unaufhaltsame Kraft. Gemeinde, die die Welt verandert» (2005),
— Seizing Your Divine Moment. Dare to Live a Life of Adventure (2002), пер. на нем.: «Gottes Traume leben. Aufbruch in ein heiliges Abenteuer» (2004),
— The Barbarian Way. Unleash The Untamed Faith Within (2005), пер. на нем.: «Go wild! Schlu? mit dem braven Christsein» (2005),
— Stand Against The Wind. Awaken The Hero Within (2006).
Более подробно о Emerging Church:
Denton Gandy, Die Emerging Church Bewegung (DOC, 35 Seiten), Facharbeit fur Missiologie, 2005.
Kester Brewin: «The Complex Christ», немецкое название: «Der Jesus-Faktor — Eine leidenschaftliche Theologie der Veranderung», C & P Verlag, Glashutten 2005.
Rudolf Ebertshauser: «Wohin fuhrt die «Emerging Church"-Stromung?» von Rudolf Ebertshauser
D.A. Carson: Becoming Conversant with the Emerging Church: Understanding a Movement and Its Implications, Zondervan, 2005