 |
| Православие и современность | Протоиерей Димитрий Лескин | 15.02.2008 |
В августе 2007 года перед самым Днем знаний Министерство образования и науки Российской Федерации обнародовало данные по числу учащейся молодежи и образовательных учреждений на текущий момент. Цифры крайне тревожные. Так, по сообщению главного образовательного ведомства страны, за парты российских школ в сентябре 2007 года должно сесть 14, 5 млн. детей и подростков. Увы, это на 260тыс. человек меньше, чем в прошлом году и на 1060тыс. человек меньше, чем в позапрошлом. До 2000 г. в России в среднем училось 20 млн. школьников в год. За 7 последних лет их число сократилось на 5,5 млн. На одного ребенка дошкольного и школьного возраста в современной России приходится 1,5 пенсионера, что свидетельствует о продолжающемся старении страны. Если подобные тенденции сохранятся и впредь, то к 2041 г. число учащихся в России составит не более 5, 7 млн. человек (в 2,5 раза меньше, чем сегодня).
Параллельно начался процесс закрытия школ в связи с их неукомплектованностью. Если в начале 1990-х гг. их было 67, 5 тыс., то сегодня лишь 58, 5 тыс. В 2007 г. было выведено из эксплуатации 1350 аварийных и ветхих школьных зданий, а введено 500. При сохранении данных показателей к тому же 2041 г. в России останется менее 30 тыс. школ, а это в 2, 6 раза меньше, чем в Российской империи к началу 1914 г[1].
В связи с этим вызывают недоумение заявления ряда чиновников (быть может, в угоду Президенту, обозначившему преодоление демографического кризиса в России в качестве первоочередной задачи?) о якобы наметившимся улучшении демографической ситуации. Сухие статистические данные говорят о том, что до выздоровления нации еще очень далеко, и оно не наступит, если государство и общество не осознают нравственной составляющей происходящего.
Процесс уменьшения числа детей в России носит отнюдь не только демографический характер в его социально-экономическом измерении. При тех же и даже меньших доходах на душу населения и несопоставимо худших жилищных условиях Россия конца 1940-х годов пережила настоящий «бэбибум». Материальная обеспеченность жителей Западной Европы не приводит там к росту населения. Нищие Африка и Азия, напротив, совершенно не знают о проблемах депопуляции. Да и социологические опросы наших соотечественниц выявляют неожиданный, на первый взгляд, факт: экономические проблемы оказываются отнюдь не главными причинами, препятствующими рожать женщинам России[2]. Демографический кризис имеет, в первую очередь, духовно-нравственную природу. Разрушение в сознании современного человека базовых понятий семьи, целомудрия, чистоты, верности и жертвенности привело к психологической неготовности идти на подвиг, которым всегда является рождение и воспитание ребенка. Недостаточность одних лишь экономических мер в деле преодоления депопуляции в России очевидна. Необходима активная пропаганда здорового образа жизни и традиционной отечественной аксиологии, смена мировоззренческих установок, которая в настоящее время целиком находится в области потребительской цивилизации, «по ту сторону добра и зла».
По глубокому убеждению Русской Православной Церкви, не раз озвученному Святейшим Патриархом Алексием II, возрождению осознания высокого назначения человеческой личности, жизнь которой не сводима к удовлетворению своих инстинктивных порывов, уважительного отношения к семье, а, значит, и реальному противостоянию вымиранию нации, будет во многом способствовать введение в школьных программах предмета «Основы православной культуры», цель которого и состоит в том, чтобы возвратить в русскую школу тысячелетние нравственные ценности отечественной традиции. Однако именно эта позиция Церкви встречает активное отторжение как образовательных ведомств, так и ряда влиятельных общественных структур и СМИ. Чувство глубокого, хотя уже и привычного, недоумения вызывает упорный отказ Минобразования приступить к какому бы то ни было конструктивному обсуждению данной проблематики[3].
В чем же причина этого непрекращающегося противостояния, которое то уходит на глубинный уровень, то поднимается на поверхность и тот час же становится достоянием газетной и телевизионной шумихи, как это случилось с пресловутым «Письмом десяти академиков»? Естественно, одной из важнейших его составляющих остается, по меткому выражению Председателя ОВЦС Московского Патриархата митрополита Кирилла, «инерция атеистического воспитания». С этим согласен полномочный представитель Президента России в ПФО А.В. Коновалов, считающий, что российское общество «тотально расцерковлено», в связи с чем не готово к дискуссии о православно ориентированном предмете в школе. Однако думается, что основным мотивом выступает здесь боязнь растущего влияния Церкви, о чем свидетельствует традиционно высокий рейтинг, который она имеет в различных социологических опросах. К примеру, в конце ноября 2007 г. Институтом социологии РАН были обнародованы результаты исследования «Российская идентичность», которые наглядно подтверждают, что Президент и Церковь остаются теми социальными институтами, которым граждане России доверяют больше всего (86% и 64% соответственно). Вслед за ними идут губернаторы, ФСБ и армия.[4]
Интересны данные и по молодежи России. В 2005 г. социологическим факультетом МГУ под руководством заместителя декана факультета, доктора экономических наук, профессора И.П.Рязанцева в 26 регионах России было проведено исследование отношения российской молодежи к религии, в ходе которого опрашивалось свыше 1800 молодых людей в возрасте от 18 до 30 лет. 63% из них назвали себя верующими, 83% хорошо относятся к православной вере, 57% считает себя православными, 15% - атеистами. Важно отметить, что 75% молодежи признает православие основой русской культуры, 47% уверены, что предмет «Православная культура» необходимо включить в школьную программу, при этом 7% считают, что он должен быть обязательным.
Русская Православная Церковь остается сегодня единственным историческим общенациональным институтом, обладающим непрерывным преемством на протяжении более, чем тысячелетнего периода. Этот факт признается влиятельными представителями «экспертного сообщества», которое стремится активно воздействовать на российский социум. Многим памятно заявление одного из ведущих идеологов холодной войны и крупнейшего американского политолога З. Бжезинского, что после распада Советского Союза и системного ослабления российской армии, единственной имперской структурой на всем постсоветском пространстве остается Православная Церковь. Какими же характеристиками наделяют ее авторы этого круга? Их обобщил журнал «Неприкосновенный запас» в опубликованном (на двух языках) докладе «Русская Православная Церковь: итоги десятилетия».[5]
В данном аналитическом тексте утверждается, что Церковь все последние годы своего свободного существования постсоветской России последовательно отстаивала антилиберальные и антиглобалистские ценности. Русская Церковь «окончательно отказалась от идеи модернизации и адаптации к условиям пост-индустриального общества, хотя и эффективно использует некоторые его механизмы». Фундаменталисты и консерваторы во внутрицерковной дискуссии одержали полную победу над либералами, воспользовавшись стремлением «воцерковленных» к самоизоляции и их страхом перед современным миром. Соответственно, в течение десятилетия консервативные и фундаменталистские приоритеты в жизни Церкви (храмостроительство, отлаживание исполнения традиционных обрядов) все более подавляли либеральные (катехизацию, просветительскую и социальную деятельность). Для Церкви (и особенно ее иерархии) фактический разрыв с либералами не кажется значительным. Иерархия, придерживающаяся консервативных и фундаменталистских взглядов, надеется на свои связи с государственными органами, которые, как она полагает, должны влиять на отношение к Церкви «простого народа».
При этом авторы доклада с обеспокоенностью признают высокую степень доверия к Церкви со стороны россиян, которую не удалось обрушить шквалам антицерковных публикаций и откровенных диверсий (попытки расколоть Церковь по вопросу об ИНН и проч.). Об этом свидетельствуют социологические рейтинги, устойчиво ставящие Церковь в число наиболее популярных общественных институтов. У Церкви в России есть мощное общественное и политическое прикрытие, она имеет возможность влиять на электорат и небезуспешно позиционирует себя в качестве «государствообразующей конфессии», а также выразителя духовных и культурных традиций русского народа. Все это заставляет органы власти «от областного уровня до мелких поселков достаточно активно финансировать церковные инициативы, в том числе строительство храмов». Поддерживается Церковь и коммерческими структурами России. Священники и епископы реально стали членами федеральной и региональной элиты, «получение от государства благ органично для духовенства, оценивающего себя, в том числе и в качестве соработника государства и ключевой фигуры общественной жизни». Согласно мнению экспертов «Неприкосновенного запаса», окрепшая за 1990-е годы РПЦ все более агрессивно относится к любой инаковости и особенно иноверию, нападки на которое с ее стороны стали более резкими и открытыми. Сама же Церковь, по мысли руководителя учебно-научного центра изучения религии РГГУ Н. Шабурова, утрачивает динамизм, не желает никаких перемен и ориентируется на традиционалистские, консервативные круги — «те самые слои общества, которые болезненно воспринимают рыночные реформы, которые настроены антизападнически, изоляционистски». Именно этот сегмент общества «обслуживает» современное Русское Православие[6].
Естественно, Церкви выносится суровый приговор: она «упустила свой шанс вписаться в современный мир, стать одним из ключевых институтов формирующегося в России и других государствах постсоветского пространства гражданского общества. Она все более и более костенеет в своем консерватизме и одновременно разлагается организационно, превращаясь в замкнутое и плохо управляемое сообщество регионального значения. При общем антидемократическом тренде в политике России РПЦ может стать важной составляющей консервативной государственной националистической идеологии (что звучит для экспертов как приговор — Д.Л.). Однако пока ее путь такой же, как у других больших «государственных» конфессий в Европе: она стала прибежищем людей с низким уровнем образования и социальной активности, посмешищем для интеллектуалов и молодежи, а главное, наблюдателем и критиком, но не участником текущих политических и социальных процессов"[7].
Ясно, что данный текст представляет собой собрание мифов и фобий, свойственных определенному сегменту российской общественности. Он выдает желаемое за Действительное и маскирует свои реальные опасения (например, наличие в Церкви серьезных интеллектуальных сил и все возрастающий осознанный приход в нее молодых людей) за бравурной риторикой. Однако вышеизложенная позиция позволяет сделать вывод, что причины борьбы с «Основами православной культуры» как формой образования и воспитания подрастающих поколений в духе национальных духовных и культурных традиций имеют более глубокие основания, чем ссылку на «посткоммунистический синдром». В этой учебной дисциплине определенные круги усматривают попытку Православной Церкви усилить свое влияние на общественные процессы, протекающие в стране, чему либералы готовы решительно противодействовать, видя в Церкви институт, препятствующий вхождению России в систему «нового мирового порядка».
Вероятно, этим и объясняется странная, на первый взгляд диспропорция: Православная Церковь имеет домовые храмы более, чем в 500 колониях общего и строго режима и лишь в 30 с небольшим вузах (и совсем не потому, что сама Церковь стремится идти в тюрьмы, а не в школы!) Если православие готовы терпеть в сообществе отбывающих наказание преступников, то вовсе не желают его видеть в качестве активного участника формирования образовательного пространства России и, тем более, ее интеллектуальной элиты.
Вместе с тем, становится все более очевидным, что забвение человечеством базовых религиозных понятий грозит ввергнуть его в бездну нравственного одичания и умственного невежества. Если еще совсем недавно слышались яростные протесты против сближения областей религии и морали (собственно, уже эпоха Просвещения с ее идеалом светского гуманизма и возвращением к софистическому принципу «человек есть мера всех вещей», окончательно встала на точку зрения исключительно «антропных» источников человеческой нравственности, не зависящих от религии), то сегодня, во времена торжествующего культа вседозволенности и отпущенного на свободу инстинкта, эти голоса явно стали тише. Также многим становится очевидным, что экстремизм и нетерпимость являются следствием религиозной безграмотности.
Данные выводы делаются самыми представительными учреждениями западного мира. Стоящая на весьма либеральных позициях Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) еще в 2005 году приняла рекомендацию «Образование и религия», в которой в частности говорится, что «террористические акты, расизм, ксенофобия, межнациональные конфликты имеют религиозный аспект». При этом в семьях знание религии уходит, а невежество и фанатизм растут. ПАСЕ призвала правительства входящих в нее стран «обеспечить обучение основам религии в государственных начальных и средних школах», причем речь идет, в первую очередь, о христианском вероучении.
В большинстве европейских стран предметы религиозной и теологической направленности являются неотъемлемой частью образовательного процесса как в высших, так и в средних учебных заведениях. Позволим себе привести два примера, которые наглядно характеризуют форму преподавания данных дисциплин в Европе: теология в Оксфордском университете (Великобритания) и система религиозного образования в средних школах земли Северный Рейн — Вестфалия (Германия).
1. В Оксфордском университете теология является престижной базовой специальностью. Исторически уже вслед за нею идут история, классическая филология, юриспруденция, далее весь комплекс естественных наук. Теология, история и классическая филология составляют фундамент национального гуманитарного образования и не могут быть заменены друг другом. Отличием теологии является изучение и развитие предельных ценностных онтологических систем, выявление внутренних закономерностей их существования, функционирования религиозного феномена. Важность теологии в том, что эта дисциплина в плоскости образования и науки сохраняет самоидентификацию национальной духовной традиции, обеспечивая полноценность всей области гуманитарного знания.
В Оксфорде теология развивается исключительно на платформе культурообразующей религии. Изучение других религий в рамках учебного плана подготовки теолога ведется исходя из мировоззренческой позиции Англиканской церкви. Навыки мышления базового теологического образования позволяют выпускникам работать во всех областях гуманитарной науки, культуры, социальной практики, управления, консультирования в государственном, общественном и коммерческом секторах экономики Великобритании, в исследовательской и преподавательской деятельности.
Практически во всех крупных университетах Европы и США теология представлена отдельным структурным подразделением (факультет, институт, колледж), в рамках которого ведется как образовательная, так и исследовательская деятельность. Помимо Оксфорда можно назвать десятки других вузов, в том числе Кембриджский университет (Великобритания), Йельский и Гарвардский университеты (США), Берлинский университет (Германия), университеты городов Страсбурга и Тулузы (Франция) и многие другие.[8]
2. В Германии преподавание религии (именно религии, а не культурологического предмета, подобного «Основам православной культуры») входит в общеобразовательную сетку часов и является обязательным предметом для всех учебных заведений: основных, реальных и общих школ, а также гимназий. Обычно урок религии преподается дважды в неделю и занимает от 6,5 до 10% всего учебного времени: 10% в 1−3 классах, 8% - в 4 классе, 7,5% - в 5−9 классах, 6,5% - с 10 класса. По общему количеству часов религия превосходит биологию, химию, физику и даже историю.
Преподавателей религии, как и других педагогов, готовят государственные вузы. Время обучения занимает обычно 5 лет: 3 года — общетеоретический курс; первый государственный экзамен; 2 года практики; второй государственный экзамен. Подготовленный специалист не имеет права приступить к учебным занятиям без одобрения со стороны Церкви. Он проходит специальное собеседование: missio canonica у католиков, «вокацион» (призвание) у лютеран. Церкви имеют право отклонить преподавателя, если его личная жизнь и нравственные качества не соответствуют статусу преподаваемой дисциплины. При нехватке кадров церкви могут по согласованию с органами власти направить в школу священника (естественно, с государственной зарплатой) или, опять же за счет государства, подготовить специалиста в собственных учебных заведениях. Церкви также имеют право наблюдать за деятельностью преподавателя религии в учебных заведениях и заботиться о повышении их квалификации.
В Германии существует развитая система учреждений, занимающихся повышением квалификации работников образования. Ряд из них находится в ведении католической и лютеранской церквей. В их рамках любой педагог имеет возможность получить переквалификацию и сдать соответствующий экзамен. Церкви имеют право заниматься повышением квалификации всех учителей, кроме преподавателей физкультуры и других религий. При этом государство на 50% финансирует эту работу. Церковные институты повышения квалификации имеют возможность вводить религиозные блоки и в другие гуманитарные и естественнонаучные предметы, изучаемые в общеобразовательной школе. Преподаватель истории или биологии, желающий обогатить свои представления в области религии, может записаться на специальные курсы, которые обычно проходят 1 раз в неделю в течение семестра. На этот день учитель освобождается от уроков с сохранением заработной платы.
Естественно, в Германии существуют и собственно церковные школы: католические и лютеранские гимназии и колледжи, уровень образования в которых, чаще всего, выше, чем в государственных учебных заведениях. Церковь пользуется особым доверием со стороны государства, гарантирует выполнение государственного образовательного стандарта и имеет право выдавать аттестаты государственного образца. Основной тариф зарплаты педагогов конфессиональных школ начисляет государство. Также государство берет на себя большую часть (до 90%) расходов на строительство и содержание церковных учебных заведений. К примеру, земля Северная Рейн-Вестфалия тратит ежегодно около 1 млн евро на религиозное образование учащихся[9].
Система религиозного и теологического образования повсеместно является областью партнерства государства и культурообразующей конфессии. Нормой является государственное финансирование теологических программ. При этом контроль над содержанием образования и квалификацией преподавателей относится к сфере ответственности культурообразующей религии. Таков опыт Великобритании, Германии, Франции, Австрии, Италии, Испании, Нидерландах, Дании, Швейцарии, Греции, Польше, Чехии, Болгарии, Эстонии. То же справедливо для исламской теологии в Турции, Бахрейне, Ливии, Сирии, Египте, Саудовской Аравии. [10]
Подобная веками складывавшаяся система взаимодействий религиозных и государственных институций остается в ближайшей исторической перспективе недостижимой для России. Вместе с тем, определение твердого места теологических и религиозно-культурологических дисциплин в современной отечественной школе и приближение к европейским формам их присутствия в учебном плане может стать свидетельством подлинного демократического развития нашего государства.
Однако учитывается ли данный опыт (не говоря уже о собственном дореволюционном) при построении отношений между Церковью и государством в области образования в современной России? Мы вынуждены признать фактически отсутствие правового пространства, в котором данное взаимодействие могло бы получить системный характер. Последние двадцать лет Россия переживает период становления церковно-государственных отношений, который, к сожалению, весьма затянулся (если учитывать опыт бывших стран соцлагеря, уже его прошедших) и идет весьма драматично. В современной России до сих пор на психологическом уровне не разведены конституционное понятие «светскость» и идеологическое — «атеистичность». Как видим, это в первую очередь касается области образования. Россия остается фактически единственной страной в мире, где дипломы об окончании церковных вузов государством не признаются и их выпускники считаются людьми без высшего образования. Также не признаны государством научные степени духовных образовательных учреждений. В ноябре Госдумой в первом чтении был принят законопроект о наделении религиозных вузов этим правом (выдавать дипломы государственного образца). Разработчики были вынуждены признать, что из всех некоммерческих организаций только религиозные не имеют право на аккредитацию своих образовательных программ. Однако и здесь не обошлась без недоразумений. На дипломе духовного учреждения, согласно законопроекту, не может быть изображения государственного герба России! Это тем более странно, что любой негосударственный вуз выдает дипломы с российским гербом, да и сам герб, полученный в наследство от православной Византии, христианский по своей сути. При этом некоторые депутаты продолжают считать, что такое ограничение очень важно. Так Степан Медведко признался: «У нас почти два года ушло на обсуждения. Найден разумный (?) компромисс: диплом единого образца, но без госсимволики. Таким образом, мы сняли противоречие (какое? — Д.Л.) и привели норму в соответствие с законодательством». Что такое диплом государственного образца без государственной символики вряд ли кому-то известно.
Православно ориентированное общеобразовательное учреждение, даже имеющее государственную аккредитацию, как правило, не получает никаких субсидий из федерального и регионального бюджетов (некоторые исключения только подтверждают общее правило). Волей губернских властей в ряде регионов предмет «Основы православной культуры» введен в качестве предмета регионального компонента, что не раз вызывало плохо скрытое раздражение чиновников Министерства образования. Статус данной дисциплины столь шаток, и сомнения в его будущем столь велики, что даже новый законопроект «О внесении в некоторые законодательные акты РФ (в части изменения понятия и структуры государственного образовательного стандарта)», в котором упраздняется само понятие «региональный компонент», был многими воспринят, как акция против ОПК.[11]
Следует признать, что выстраивающаяся форма присутствия религиозного образования в российских школах весьма далека от приведенных выше европейских стандартов и базируется на весьма туманном (или глубоко скрытом) основании. Ситуация парадоксальна даже в свете западного, весьма либерального, подхода. В начале 2007 года комиссар по правам человека Альваро Хиль-Роблес на встрече с Патриархом Алексием II был вынужден заметить: «Отказ в разрешении преподавать предмет «Основы православной культуры» в стране, где более людей 60% считает себя православными, является нарушением прав человека». Как сильно это разнится с тем, что под этим термином понимают наши, взросшие на западных грантах, правозащитники!
И все же, несмотря на юридическую неопределенность, отсутствие выверенной государственно-конфессиональной политики, правовой и финансовой поддержки, система православного образования в России возрождается впечатляющими темпами. Дошкольные, основные, средние специальные, высшие православно ориентированные учебные заведения — несомненная и весьма впечатляющая сила. Последние годы ознаменовались осознанием существенности религиозного фактора со стороны многих общественных организаций и государственных структур. Как образовательная система, православная школа имеет мощный и, что самое главное, все нарастающий потенциал, с чем уже невозможно не считаться.
Директор Православной классической гимназии г. Тольятти,
заведующий межвузовской кафедрой теологии и истории религии
на базе Самарского государственного университета путей сообщения
доктор философских наук, кандидат богословия протоиерей Димитрий Лескин
[2] В качестве иллюстрации приведем характерный рассказ известного московского священно служителя протоирея Димитрия Смирнова: «Мы сумели, согласовав с главным врачом роддома, организовать промежуточный пункт — структуру, которая существовала между женщиной, идущей на аборт, и медицинским кабинетом, где ее готовили. С женщиной, решившейся убить своего ребенка, проводили беседу. Рассматривали все ее аргуенты и предлагали любую помощь — начиная от жилья, что не так уж дешево, и кончая материальным содержанием. Один за другим опровергали ее аргументы в пользу убийства младенца… Вы знаете, ни одна женщина из тех, с которыми разговаривали (а это была сотня женщин), не согласилась на то, чтобы взять какие-то материальные средства. Ни одна! Значит, не в этом — причина.
Причина только в одном: родить и воспитать ребенка — это подвиг. Всегда. Женщина, решающаяся на убийство, просто не хочет лишать себя комфорта, не спать ночами и т. д… Мы видим подмену: человек на самом деле не хочет сказать себе правду, что сама излишняя забота его отягощает. Человек, переставший быть христианином, стал бояться естественного подвига — чего не боится ни воробей, ни кошка, ни собака, ни носорог, ни слон — они вообще об этом не думают: родился — выкормили…"// Священный дар жизни: материалы международной медико-педагогической конференции, посвященной «Основам социальной концепции Русской Православной Церкви». — М., 2001. — С.22−23.
[3] Одним из последних примеров такого отношения стал ответ Министерства образования на открытое письмо граждан Саратовской области в поддержку введения в общеобразовательных школах «Основ православной культуры». Данное письмо, под которым поставили свои подписи 15 тысяч (!) саратовцев было направлено в адрес Президента России, Председателя Госдумы, Секретаря Общественной палаты, министра образования. В нем с болью констатируется: «Российская школа после двух десятилетий активного реформирования отказалась от традиционных для нее воспитательных функций. Практически утрачена связь семьи и школы. Сам институт семьи близок к развалу, не в последнюю очередь потому, что сегодняшние тридцатилетние не получили необходимых уроков нравственности ни в школе, ни в семье». Авторы письма убеждены, что Православие обладает огромным воспитательным и интеллектуальным потенциалом и замечают: «По-настоящему ограниченным человеком растет не тот ребенок, который прочитает Евангелие, а тот, кого с детства не интересует ничего, кроме развлечений». В ответ Минобразование пишет «…Государство должно обеспечивать светский характер образования в государственных и муниципальных образовательных учреждениях…Основываясь на законе, светское образование включает изучение исторических и культурных основ традиционных религий в качестве основы для формирования у обучающихся представления о религии как о важнейшей составляющей мировой культуры, воспитания межнациональной, межконфессиональной толерантности, развития способности самоопределения, осознанного выбора мировоззрения на основе знаний и понимания ценностных систем и этических практик ведущих мировых религий. Поэтому знания об исторических и культурных основах традиционных религий включены отдельными темами в курсы истории, литературы, обществознания, мировой художественной культуры. Также религоведческая (культурологическая) тематика может преподаваться в форме факультативных занятий, элективных или специальных курсов, в различных формах внеучебной познавательной и воспитательной деятельности». // Православная вера. Издание Саратовской епархии. — N25 (355), декабрь 2007. — С.4. Как видим, авторы писем общаются на двух разных языках.
[4] Приведем еще несколько интересных данных из исследования Института социологии РАН. 83% россиян считают своими основными национальными чертами доброту и гостеприимство. Главными жизненными ориентирами, которые необходимо прививать детям, называются трудолюбие и ответственность. Важно отметить, что в Европе в аналогичных исследованиях превалируют политкорректность и толерантность. За 10 лет число тех, кто считает Россию «домом народов» снизилось с 64% до 48%. Замечателен комментарий к исследованию «Российская идентичность», который дал Н. Кричевский, руководитель проектов «Института национальной стратегии»: «Результаты соцопроса вполне закономерны. Единственное, что настораживает — очень высокий процент доверия президенту и Церкви. Думаю, что на самом деле он гораздо ниже. Просто людям нужно кому-то доверять, а кого они еще способны назвать? Так что этот ответ — от безысходности». — О себе, любимом// Новые известия. — N 218 от 30.11.2007 г.- С. 1−2.
[5] Неприкосновенный запас. — N32. — 2003.
[6] Никонов А. Люди отвернутся от православия, если православие не отвернется от власти: Интервью с Н. Шабуровым //Новая газета. — 12 января. — 2004.
[7] Русская Православная Церковь: итоги десятилетия// Неприкосновенный запас. — N 32. — 2003.
[8] Наиболее систематизированный материал на русском языке представлен в книге: Понкин И.В. Теологический факультет государственного университета. Европейский опыт правового регулирования. — М., 2006.
[9] Использованы данные доклада Йоттена Лео Диттера (Германия) на конференции «Православная культура в светской школе»: XIМеждународные образовательные Рождественские чтения (январь-февраль 2003 г., Москва).
[10] Лескин Д., прот. Нестеров С. прот., Церковь и государство: юридический, философский и исторический аспекты: конспект лекций. — Самара, 2007. — С. 210- 218.
[11] На самом деле, данный законопроект, принятый в первом чтении Госдумой, в значительной степени меняет систему российского образования. Так, в соответствии с п. 1.7, образовательное учреждение в праве само разрабатывать, утверждать и реализовывать образовательные программы. Разработка базисных учебных планов и примерных программ курсов становится компетенцией субъектов РФ. Государство оставляет за собой надзор за соблюдением «единых требований к результатам освоения, к структуре и условиям реализации основных образовательных программ». Таким образом, в скором времени содержание учебных планов Калужской губернии и Татарстана, к примеру, может существенно разойтись (фактически это уже свершилось). На взгляд многих экспертов, данный законопроект ставит под вопрос сам факт существования единого образовательного пространства в России, хотя цели декларируются противоположные.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4624&Itemid=60
