Мы хотим, чтобы воспитанницы нашей обители выросли добрыми, православными, нормальными людьми

Интервью с настоятельницей Пахомие-Нерехтского монастыря игуменией Алексией

— Да, место удивительно святое, и сейчас все больше и больше людей понимают, сколько здесь тишины и святости.

Монастырь наш очень древний, времен преподобного Сергия. В 14 веке преподобный Сергий ушел под Москву, на пустынножительство, а на это место пришел преподобный Пахомий, уроженец города Владимира, сын священника. Он там принял монашество, там был игуменом одного из монастырей, и оттуда ушел на высший подвиг монашества — пустынножительство. Долго искал место, и когда пришел сюда, уже не смог уйти. А жители Нерехты просили, чтобы он не оставался один, а построил монастырь, потому что далеко вокруг не было ни одного монастыря. А монастыри в 14 веке имели очень большое значение.

По благословению святителя Алексия митрополита Московского было разрешено построить первый храм в честь Святой Троицы. Престольную икону написал сам преподобный Пахомий, и весь монастырь был назван в честь Святой Троицы.

Быстро собралась братия. И этот малый уголок русской земли скоро стал святым благодаря молитвам и подвигам преподобного Пахомия и его сподвижников.

Еще при жизни за свои подвиги преподобный получил дар исцелений и прозорливости, и к нему приходило очень много людей. Когда преподобный Пахомий умер, монастырская жизнь не то чтобы не затихала еще долгие годы, но прямо-таки бурлила: был создан приют для мальчиков, монахи устроили благотворительную аптеку… И это в такой древности!

Изначально монастырь был весь деревянный. В 17 веке при покровительстве царской фамилии и на ее средства монастырь перестроили в камне. И когда копали под фундамент Троицкого храма, основного храма нашей обители, обрели мощи преподобного Пахомия — почти через 300 лет тело сохранилось нетленным! Об этом сообщили в Москву, и преподобный Пахомий был прославлен как всероссийский святой.

До 18 века монастырь был самостоятельным. А в конце 18 века он, как и множество небольших монастырей по всей России, был закрыт, стал просто приходским храмом. Поэтому до нашего времени от монастыря не дошло ничего — никаких построек, и даже фундаментов.

Приходской храм на месте древнего монастыря действовал вплоть до времени советских гонений, до 1937 года, когда последний служащий священник Василий Разумов был арестован и расстрелян. С тех пор и сам храм был подвергнут тяжкому разрушению.

Сначала помещение передали колхозу, устроили здесь какие-то хранилища, а потом он просто стоял и разрушался.

Отца Василия забрали в августе 1937 года сразу после службы прямо из храма. И больше его никто не видел. Об этом нам рассказали старенькие прихожане, которые были свидетелями этого, и были еще живы, когда мы сюда приехали.

Так что у нас есть два прямых покровителя: преподобный Пахомий, мощи которого здесь находятся под спудом, основатель обители, первый священник здесь. И последний священник нашего храма — священномученник Василий.

Когда мы, несколько сестер Богоявленско-Анастасьина монастыря, приехали сюда в 1993 году, то застали совершенно разрушенный храм. Реставрация уже началась тогда, но как только мы появились, то реставрация прекратилась, и нам остались старые и новые развалы. Нам было очень тяжело, никакого финансирования не было, да и сейчас нет. Все нужно было добывать и делать своими руками. Просили людей, ходили по предприятиям… Кто-то помогал деньгами, кто-то руками, кто-то материалами, и постепенно храм восстанавливался.

Первоочередной задачей для нас было — начать службу. И это удалось сделать просто удивительно быстро: мы приехали в апреле 1993 года, а 28 мая — основной праздник преподобного Пахомия — мы уже служили! Так через месяц после нашего приезда была совершена первая литургия. Мы думали, что это невозможно! И думали, что если будет — то будет одна, ради праздника, ведь в таком развале нельзя служить, и надеяться было не на что. Но с тех пор литургия стала постоянной.

Храм, в котором мы с вами сейчас находимся, он и стал нашим первым храмом. Здесь под спудом лежат мощи преподобного Пахомия, а сверху икона — бывшая крышкой его гроба. Но он обустроен как временный, потому что ему предстоит капитальная реставрация. Мы здесь служим уже 14-ый год, в то время как еще три храма у нас под капитальной реставрацией: преподобного Пахомия, главный — Святой Троицы и Покровский.

Еще есть четвертый храм, в городе, при новом корпусе для сестер и детей. Который построится уже совсем скоро, осталась только внутренняя отделка. Там будет все, что нужно для жизни монастыря. Храм там будет домовый монастырский во имя святителя Алексия.

— Много у вас сестер?

— Много! У нас возраст насельниц от 8 до 95 лет. Пожилые сестры живут в богадельне, на полном уходе. А все основные работы ведутся сестрами: и богадельня, и реставрация, и дети, и хозяйство — у нас большое, ведь монастырю нужно жить! Кроме того сестры и дети приучаются к труду.

— Вы не раз говорили о детях… И детей у вас много! Как попадают в монастырь такие юные девочки, ваши воспитанницы откуда?

— Первые девочки появились у нас в 1996 году. Просто две девочки сами пришли из дома, захотели жить в монастыре. И сейчас они живут у нас, уже послушницами. А следом пошли еще. Очень разные пути, разные судьбы — неведомыми нам путями Божьими потянулись к нам дети. Большинство из них, конечно, в жизни были лишены элементарных условий, родительской опеки, воспитания.

Мы брали в монастырь только в особо тяжелых случаях, когда невозможно было отринуть. У нас не было таких планов — устраивать детский приют. Брали — потому что таких несчастных, обделенных людей невозможно было не приютить. Но теперь они не просто наши воспитанницы, они — наши младшие сестры. Так что эти дети обрели здесь не просто кров и пропитание, они обрели здесь семью. Мы стараемся создать такие условия здесь для них, чтобы они чувствовали себя, как в семье.

Сейчас у нас 25 девочек разного возраста. Над нашим приютом взяла опеку одна из лучших Нерехтских школ. Основные предметы преподают девочкам учителя этой школы, их восемь человек, а также наши сестры с высшим педагогическим образованием: музыкальную грамоту и основы церковного богослужения, швейное дело, золотошвейное, рисование и иконопись. Сестры присматриваются — к чему каждый ребенок способен, и потом стараются именно этому девочку обучить. Чтобы к окончанию школы, каждая из них имела бы кроме обычных школьных знаний и просто навыка обычного хозяйствования, еще и определенный профессиональный, специальный навык.

— А девочки останутся у вас, примут постриг? Или вы их выпустите в мир?

— Кто же это может предсказать?! Как у кого сложится. Наша задача — чтобы они выросли добрыми, православными, нормальными людьми. Мы любим их как своих родных и надеемся, что эта любовь сделает свое дело, они утвердятся в добре и вере и смогут сами верно выбрать свой путь.

— Для внешних людей, даже и православных, а для нецерковных и подавно, монашество представляется как нечто постное, аскетичное, печальное… Монашеские радости — это даже звучит как-то странно… И представить, как в монастыре, среди этой непонятно-грустной атмосферы — могут расти дети — невозможно. Ведь ребенок по существу своему существо радостное, шумное и непосредственное…

— Понимаете, мы для детей создаем другие условия. У них своя, вполне детская, жизнь. Просто под нашим присмотром, под нашим покровительством. Под нашими заботами.

Они живут в отдельном своем корпусе, у них свой, не очень строгий режим — но конечно он есть, порядок же должен быть! Ребенку монашеский устав понести трудно! Если кто идет на этот путь — это должно быть сознательно, а не потому, что жизнь так сложилась и ему некуда деться. Нет! У детей — своя детская жизнь, насколько это возможно в рамках монастыря. Для них специально создана библиотека, да даже и телевизор у них есть! Только за ним, конечно, мы тщательно следим. Чтобы не смотрели фильмов, которые психику разрушают.

— Матушка Алексия, когда я посмотрел на ваших девочек, вспомнил о дореволюционных институтах благородных девиц. Вот как Вы считаете, может быть стоит такой опыт распространять? Не все же в монастырь попадают! Должны быть аналогичные светские заведения?

— Мне трудно о других рассуждать. Ведь эти наши девочки — они нам как родные стали. Мы их не воспитываем как внешняя воспитательно-образовательная организация, а как в любой семье. Так что нельзя сказать, что у нас есть опыт устройства института благородных девиц! Я не знаю, как можно этот опыт описать и передать. Это наша жизнь.

Беседовал Сергей Канев

http://blagoslovenie.su/index.php?option=com_content&task=view&id=50&Itemid=43