«Мужчины» и «Женщины»

Может быть, кому-то проблема, затронутая в этой статье, покажется не очень важной. Куда важнее и сложнее вопросы экономики, внешней и внутренней политики, инфляции и плохой погоды. Да, это так. Но ведь жить легче, если человек человеку — не безымянный чурбак, а интересная личность, единственная и неповторимая. О том, как мы обращаемся друг к другу, пойдет наш разговор.

Не столь давно я стала свидетелем трагикомической сцены. Некая запыхавшаяся особа вбежала в церковь и обратилась к священнику, который беседовал в тот момент с прихожанами:

— Мужчина!..

Батюшка (человек, надо сказать, по натуре экспрессивный) битых пятнадцать минут объяснял нежданной посетительнице, как и почему следует обращаться к священнику. Затем взял проблему шире:

— Ну что это за обращения у нас друг к другу: «Женщина!.. Мужчина!..»? Неужели нам самим это нравится — вот так, по половому принципу друг друга именовать?!

Тут выяснилось, что незадачливая «захожанка» вся уже в слезах:

— Батюшка или как вас там, не знаю, вы мне тут мораль читаете, а у меня ребенок болеет, я думала, может, молитву какую дадите или еще чего-нибудь…

Батюшка переключился на здоровье ребенка, пытаясь попутно объяснить бедной мамаше, чем отличается храм от аптеки. Прихожане вышли на улицу, обсуждая меж собой приключившийся инцидент:

— Ну, к священнику-то мы знаем, как обращаться. А просто незнакомого человека — как его еще называть?..

Это «…как еще называть?» встает на моем пути каждый раз, когда я пытаюсь возражать против омерзительных в своей вульгарности обращений к незнакомому человеку, привившихся почему-то в нашем обществе в последние годы: «мужчина» и «женщина».

Когда молодой человек, почти мальчик, обращается со словом «женщина» к той, которая годится ему в бабушки, — это отвратительно. Когда мужчина начинает диалог с ровесником с обращения «мужчина» — это уже просто неумная комедия. Лучше уж «братан» и сразу на «ты» — это, по крайней мере, не столь патологично. А когда представительница слабого пола… Впрочем, довольно.

Для меня такие обращения — предел нашего раскультуривания, утраты той культуры, в контексте которой одна личность воспринимала другую. Как ни странно это звучит, я вздыхаю порой даже по обращению «товарищ» — оно, при всей его идеологичности, все же придавало человеку какое-то положительное значение. То есть хотя бы во что-то его облачало. Но к «товарищам» мы не вернемся, хочется надеяться. Суховатое, но в принципе достойное обращение «гражданин» и «гражданка» отмерло, видимо, потому, что большинство населения ассоциировало его с милицией, судом и зоной. А «господина» и «госпожу» (равно как «сударя» и «сударыню») восемьдесят процентов населения будут воспринимать как насмешку, и ничего с этим в ближайшие лет пятьдесят не поделаешь. Получается, что кошмарное обращение «женщина» или «мужчина» нам действительно нечем заменить…

Но дело вот в чем. Не одни мы, как выяснилось, утратили традиционные обращения и оказались перед этой проблемой. Год назад я прилетела в Лондон — по приглашению британской коллеги — и была готова обращаться к незнакомым англичанам, как к современникам Шерлока Холмса: мистер, миссис, мисс. Но меня вовремя предупредили о том, что таким обращением я вызову добрый английский смех. Как ни жаль (мне — жаль, англичанам — почему-то нет), но из английского обихода эти обращения ушли. При том, вряд ли возможно представить себе англичанина, способного обратиться к незнакомке со словом «woman» или даже «girl» (эквивалент нашей старомодно-простодушной «девушки», очень мало зависевшей от возраста и мягко перетекавшей в «бабушку» лишь после шестидесяти лет).

— Но как же назвать незнакомого человека, — волновалась я, — чтоб это было politely, вежливо?

— А зачем его как-то называть?- удивилась коллега.- Если тебе понадобилось о чем-то спросить — на улице, например — начинай просто: «Excuse me…».

Это «excuse» («извините») выручало меня в Британии не раз и не два. Тем более что незнакомые британцы точно так же обращались и ко мне — когда на моем лице слишком явственно читались беспомощность и растерянность. Век буду пом­нить огромного англоафриканца, который, рявк­нув: «Excuse!..», помог мне сориентироваться в лондонской подземке — чрезвычайно запутанной, кстати, в отличие от нашего метро.

На самом деле, в большинстве случаев нет необходимости как-то именовать человека, с которым мы вступаем в диалог. Кассирше продуктового магазина, у которой нет сдачи с моей пятисотки, совсем не нужно называть меня как бы то ни было. Ей нужно сказать мне, что сдачи нет и что корзину с продуктами придется оставить — только и всего. Но она без устали барабанит: «Женщина!.. Ну что вы от меня хотите, женщина!.. Ну где я вам возьму сдачу, женщина!..».

Предложите ей заменить слово «женщина» словом «извините». Увидите, как она сразу осядет. Она лишится своего орудия. Обнажающе-бесцеремонное обращение «женщина» — это в данном случае орудие борьбы. Со мной, с моей пятисоткой, с колбасой в моей корзине, с моим правом заплатить за эту колбасу и выйти из гастронома.

Обращения, о которых мы здесь говорим, имеют подспудное назначение: сообщить человеку, что он… никто. Что он (или она) — человек из безликой толпы, текущей по улицам, наполняющей автобусы, втекающей в гастроном, в поликлинику, на почту. Что он, человек, лишен всякого значения. Все, что о нем можно сказать — это то, что он либо женщина, либо мужчина. От него, конечно, кое-что требуется. Чаще всего просто — не создавать лишних проблем. Но иногда нечто большее, и тогда он обязан исправно функционировать.

Если мы вернемся к тому месту, с которого начали, то есть к храму, мы ясно увидим, что для незадачливой особы «мужчина» в рясе и с наперс­ным крестом был только функцией. Он должен был незамедлительно выдать то, что от него требовалось («молитву какую или еще что-нибудь»), не читая нежданной гостье морали и вообще не создавая препятствий.

А ведь она и Господа воспринимает так же! Как некую безликую и постороннюю по отношению к ней силу, которой она может воспользоваться при какой-то своей нужде, которая вправе потребовать платы (например — соблюдения поста) и о которой, в принципе, можно забыть после того, как помощь получена, а мзда выплачена. Такое отношение к Богу сродни отношению к человеку, окликаемому вышеописанным образом. (Хотя, конечно, не одно только обращение о подобном отношении — к человеку и ко Творцу — говорит. Мне приходилось наблюдать сцены, когда к священнику обращались как положено, но разговаривали с ним при этом как с нерасторопным официантом).

Мне представляется, что если мы преодолеем дурную привычку, возникшую у многих помимо сознания, и откажемся от жутких обращений, то сделаем благое дело. Мы поможем обществу. Мы хотя бы немного расчистим пути для светлого потока. И еще раз убедимся в старой истине: своими поступками (иначе — своим поведением в каждой возникающей в жизни ситуации) человек разговаривает с Богом.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4610&Itemid=5