 |
| Нескучный сад | Алиса Орлова, Ирина Сечина | 08.02.2008 |
В теплом зале
Чтобы попасть в теплый зал без билета, надо дать дежурной 50 рублей. Граница между холодным залом (у входа) и теплым залом (ожидания), существует только ночью — дежурные ставят ограждения. Через некоторое время к нам присоединяется Тома, ее пускают бесплатно. Она без пальто и… в тапочках. Логично, ведь если на вокзале — дом, почему бы не ходить там по-домашнему?Тома вынимает из-за спины руки, разжимает кулаки, и молча показывает две конфеты в золотых бумажках — подарок кого-то из местных жителей.
Томе 19 лет, она уже два года живет на вокзале, в феврале у нее родится ребенок. Кстати, беременных среди женщин, живущих на вокзале очень много, там это обычное дело. Тома выросла в детском доме семейного типа — у супружеской пары в Рязани было на воспитании 25 детей. До 12 лет Тома называла своих приемных родителей папой и мамой, потом узнала, что неродная. После девятого класса ее определили в училище с общежитием: по замыслу приемных родителей, Тома должна была стать штукатуром. Но девочка штукатуром быть не хотела, и из училища ее скоро отчислили, из общаги выгнали. Приемные родители сказали, что ничем помочь не могут: у них теперь другие дети. Так Тома оказалась на вокзале. Документов у нее нет: паспорт она получить так и не успела.
Непримиримые
Живущие на вокзале — не бомжи, это определенная социальная ячейка, люди со специфическим сознанием. Самооценка, оценка реальности, критичность — все это нарушено. Эти люди попали в очень сложный клубок юридических, психологических и духовных обстоятельств, который нельзя просто так распутать. Часто они годами живут в ситуациях, которые кажутся нам дикими и невозможными.Вот беременная женщина ухаживает за здоровым мужчиной, живущим на вокзале. Женщина — горянка, у нее где-то на Кавказе есть дом, но домой она не уезжает — ее там зарежут. А у мужчины — свои причины, чтобы жить на вокзале. Сложный характер. Сложность и с документами, сложные отношения с родственниками. Женщина просит милостыню и тем его содержит.
Они все какие-то непримиримые. Непримиримые вообще ни с чем. Из-за ссоры с близким человеком они могут уехать и лелеять мысль, что вернутся и отомстят. Это общий изъян в голове или в душе, но это же и позволяет тут жить и выживать. В их разговорах всегда есть «боевые действия» — кого-то выгоняли, у кого-то что-то украли, девушку — пытались продать.
Без боевого настроя на вокзале и трех дней не проживешь. Вот, скажем, подходит мужичонка. Не обязательно быть медиком, чтобы прикинуть диагноз — туберкулез (кашляет и плюется) и цирроз (желтое лицо)… Чужие штаны, сумки огромные. Встает к стене и… «Бедный мужик, даже в туалет ему сходить негде», — мысленно жалеем его. А у здешней обитательницы Оли нет никаких оправданий: «Ты че, на сортир не заработал? Иди отсюда!» И все.
Первая проблема новичков на вокзале — голод. Оля здесь с 13 лет, сейчас ей 23. Она рассказывала, что в первый же день просто украла кусок хлеба. Потом научилась попрошайничать. Иногда сутками просила. Постепенно человек обзаводится полезными знакомыми. Олю взяла под крыло цыганка, защищала, учила различать людей. На вопрос «Что на вокзале самое сложное?» Оля отвечает: «Постоянная работа мозга, напряжение». Тут нужно постоянно просчитывать: где взять денег, как добыть еду, где отодвинуться, куда подойти, кому что сказать. Даже работая на плантациях, можешь прийти в свой барак, упасть на нары и расслабиться, а тут нельзя. Наш «проводник» Олеся с мужем Димой спали по очереди, чтоб детей не украли. К такой жизни нужна привычка, привыкают годами. Спят как волки — из глубокого забытья вдруг выныривают, внимательно оглядываются, и проваливаются снова — это если вокруг все в порядке. Или сразу включаются в ситуацию — если она вызывает опасения. Выспаться в таких условиях невозможно, хронический недосып здесь у всех, зато, если выработается способность так спасть, можно сохранить имущество, а то и свободу и жизнь.
Рядом с нами — Галя, беженка из Таджикистана. На вокзале Галя дольше всех, с перерывами она живет тут с середины девяностых. Иногда ее берут на работу, иногда она просит милостыню. Паспорта у Гали нет, зато есть дочь, Катя. Катя воспитывалась в интернате, а теперь ей исполнилось 18, и ее выпустили… к маме, на вокзал. Скоро Катя получит паспорт.
Катя сидит в уголке и читает учебник.
— Она к вокзалу непривычная, — поясняет Галя. Плохо ей тут, надо думать, где жить, где работать, у нас один-то паспорт на двоих будет.
Время к ночи, женщины делают Катюше в углу постель. Стелют картонки, сверху какое-то тряпье, укрывают девочку маминым пальто. Катя еще не научилась спать сидя. Бывалая Оля таких презирает.
«Улыбаемся. И уходим»
То ли в этом году, то ли в прошлом на платформе убили девушку. Девушке было 17, ехала домой. Люди подошли, начали с девушки шубу снимать, она хотела закричать, ее и подрезали насмерть. За ужасами далеко ходить не надо. Наша молчаливая Тома задирает свитер, на ее круглом животе — большой шрам.— «Розочкой», вон в том углу. Хотели, чтоб я с ними пошла, а я — не пошла.
«Розочка» — это горлышко разбитой бутылки.
Но в случае чего бежать к милиционерам не надо. Надо орать: «Милиция». Может быть, придут — если совсем край и полный беспредел. Кстати, факт разрешения ситуации с помощью милиции ничего не меняет в отношениях. Хуже относиться после этого не начинают. А девушка, которую зарезали? Ей не повезло — говорят старожилы.
Бывает, что ночью с вокзала милиция всех выгоняет на улицу, но не каждую ночь — никто не знает, когда это произойдет. В оба раза, что мы были на вокзале, никто никого не выгонял.
Главное правило выживания, по мнению здешних жителей, такое: если собираешься жить на вокзале, будь всегда готов к конфликту. Не надо бояться идти на конфликт при общении с обслуживающим персоналом, именно с грамотно проведенной ссоры тут очень часто начинаются хорошие отношения. Главное — не переходить грань, за которой начинаются оскорбления. Тебя выгоняют, а ты не выгоняйся. Твоя задача показать: «Я не дам себя в обиду». Аргументируй: «У меня вот такие обстоятельства. Я беременная, больная, приезжая — меня нельзя выгонять».
Нам удалось опробовать эти советы на практике: «пахан» карманников напрягся при виде фотоаппарата: «Ты чего тут снимаешь? А ну, живо убери камеру, а то знаешь, что бывает?» Что бывает, мы, наверное, узнали бы, если б дали слабину. По какому-то наитию корреспондент, глядя прямо в лицо агрессору, ответила «Простите Христа ради!». Тот неожиданно удовлетворился и отошел и потом уже фотографировать не мешал, хотя отлично видел, что приказ его не выполнен. Но демонстрация уверенности в сочетании с извинением сделали свое дело — он понял, что шума от нас будет больше, чем вреда от фотографий. Характерно, что этот местный «авторитет» был единственным, кто возразил против съемки. Неизвестно, что подумали о нас остальные обитатели вокзала, но они смолчали.
Документы при себе нельзя держать, не заметишь, как украдут. Наш «инструктор» Олеся свои сдавала знакомой буфетчице — за шоколадку. Документы — за шоколадку, мобильник зарядить — три десятки. Мыться — в туалете, в «технологический перерыв», платишь дежурной, закрываешься и моешься. Олеся и пеленки тут стирала — вымоет как следует местное поломойное ведро и стирает. Сушила на себе. Заворачивалась в пеленку, так и сушила, и одежду тоже сушила на себе, поэтому и почки больные теперь.
— Помню, близнецы у меня заболели. Во-он там стояла коляска, мне в церкви подарили. Лежат они у нас в коляске, маленькие, больные, а я на них смотрю и реву… А Дима, муж, не плачет никогда, у него только желваки на скулах ходят… Конечно, в любой момент милиционер придет и скажет: «Забирайте своих щенков и идите отсюда!» Хорошо, что теперь у нас дом есть. Ветхий, холодный, но — свой дом, никто не выгонит.
Мужчина в мятом пиджаке пытается с нами познакомиться. Олеся быстро формулирует принцип защиты:
— Улыбаемся. И уходим.
Когда опасность миновала, поясняет:
— Что женщина против мужика? Он ударит, и ты упадешь. Злить их нельзя. Поэтому — улыбаемся и быстро уходим. Попробуй вон там одна посидеть. Знаешь, сколько их подойдет? Я если одна, всегда с бабушками сижу и книжку читаю.
— И много прочла?
— Много! Штук сорок уже, не меньше!
В «холодном» зале слышится шум драки, уже не в первый раз за вечер. Туда направляются милиционеры. За ними бежит веселый щенок и несет тапочек, видимо, стянул у кого-то из вокзальных жителей. Вдоль стены крадется беременная кошка. Ворочается на своей картонке Катя.
Олеся рассказывает: «Женщина как-то рядом со мной заснула, прошел человек, начал сумку у нее срезать с ремешка. Я говорю: «Не надо!!» а он говорит: «Она тебе кто?»
Я отвечаю «Мама». Он говорит: «Извини» и ушел.
На вокзале живут бездомные, сбежавшие, потерявшиеся, но не только. Достаточно сказать, что жизнь на вокзале — один из вариантов для родственников жителя провинции, госпитализированного в московскую больницу — например, ребенка. Зарекаться от этого не стоит, поэтому важно знать: на вокзале все-таки можно выжить и жить годами. Но вокзальная жизнь влияет не только на физиологию (от спанья сидя опухают ноги, от бесконечного доширака и хлеба всухомятку портится желудок), но и на психику, задержавшись дольше обычного, вы рискуете остаться здесь на всю жизнь.
Их надо посещать
Есть, однако, и другой повод оказаться на вокзале: здешние жители нуждаются в нашей помощи. «Люди, живущие годами на вокзале, находятся, конечно, в лучшей ситуации, чем те, кого принято называть „бомжами“. — говорит диакон храма Покрова Пресвятой Богородицы в Красном селе Федор Котрелев, руководитель приходского движения „Люди вокзалов“, оказывающего помощь обитателям зала ожидания Ярославского вокзала. — Многие социальные навыки у „вокзальных“ сохранены: способность что-то заработать, соблюдение гигиенических норм и т. п. И все же такое существование неполноценно, ущербно. Общество должно, и главное, имеет возможность помогать таким людям. Как? Познакомьтесь с теми, кто там живет, узнайте, кому что нужно, подкормите, оденьте по сезону, просто поговорите о жизни! Практика показывает, что действуя так, можно решить и более серьезные жизненные проблемы „вокзальных“. Нам часто удавалось созвониться с родственниками человека, а потом отправить его домой. Бывает, что людям нужно купить лекарство. Недавно один из „вокзальных“, больной туберкулезом в последней стадии, попал в больницу. И только благодаря тому, что об этом знали „Люди вокзалов“, этот человек умер, исповедовавшись и причастившись Св. Христовых Таин. Так что постоянное население вокзалов — это категория, нуждающаяся в помощи не меньше, чем те, кто живут на улицах».http://www.nsad.ru/index.php?issue=45§ion=10 003&article=818
