Война и «мифология конфронтации»

Кто и зачем давит на болевые точки истории?

КАЗУС КРАСНОВА

Одни символы прошлого способны объединить нацию, другие — расколоть ее. К последним у нас принадлежат символы, связанные с Гражданской войной и ее продолжением в измерении Второй мировой. К самой Гражданской войне все группы современного российского общества относятся как к дальнему прошлому, которое уже не трогает за живое. Борьба «красных» и «белых» давно не актуальна. Как справедливо написал наш современник Константин Крылов, Гражданская война окончательно «завершилась в 1991 году поражением обеих сил, которые принимали в ней участие».

В целом, большинство сейчас воспринимает Гражданскую войну как трагический раскол в истории России, кровавое недоразумение. Примирительное отношение к белогвардейцам начало формироваться еще в 1970-е годы благодаря фильму «Адъютант его превосходительства» (где, к слову, белогвардейцы были показаны на порядок чище и благороднее тех реальных белогвардейцев конца 1919 года, о которых писал в своих воспоминаниях политик и идеолог Белого движения В.В. Шульгин), экранизации булгаковских «Дней Турбиных» и «Бега».

На всех ли противников большевиков в Гражданской войне распространяется такое примирительное отношение? Так было бы, если бы некоторые из этих противников, оказавшись в эмиграции, не восприняли вторжение германских нацистских войск 22 июня 1941 года в советскую Россию как возможность возобновить Гражданскую войну и, с немецкой помощью, победить ненавистных большевиков. Самой знаковой фигурой этих «заблудших патриотов» является П.Н. Краснов, в 1918 году бывший главой Войска Донского — одного из опаснейших врагов Советской республики в Гражданской войне.

Примерно две недели назад депутат Государственной Думы от «Единой России», «донской атаман» (беру эти слова в кавычки, так как, в отличие от 1918−1920 гг., казачество сейчас — всего лишь одна из общественных организаций) Виктор Водолацкий озвучил инициативу по «реабилитации» Краснова. Это сразу всколыхнуло читающую и пишущую публику России и, судя по откликам в Интернет-сообществе, раскололо ее на два непримиримых лагеря: одни считают Краснова однозначно героем антибольшевицкой борьбы, другие — столь же однозначно предателем Родины, ибо он боролся против СССР вместе с гитлеровской Германией.

ОПРАВДАНИЕ РЕГИОНАЛЬНОГО СЕПАРАТИЗМА?

Как, оказывается, просто развести русских людей, именующих себя патриотами, по разные стороны баррикад! Для этого достаточно подбросить им крайнюю точку зрения на сомнительную историческую личность, и те, вместо конструктивного диалога о решении проблем современной России и созидании России будущей, станут до посинения спорить о небольшом фрагменте России прошлой и выяснять, кто же из них «истинный патриот», а кто — изменник русскому делу.

Люди, подобные Водолацкому, поддерживающие подобную инициативу, должны прекрасно понимать, что значит для большинства русского народа Великая Отечественная война. Она по сей день — один из главных исторических критериев лояльности России. Идея «реабилитации» бывших соотечественников, осужденных за сотрудничество с гитлеровцами в годы Великой Отечественной войны, всегда встретит дружный отпор со стороны граждан России разных политических взглядов, социальных групп и национальностей. А посему вброс подобных инициатив послужит не «реабилитации» Краснова и ему подобных, но лишь возбуждению страстей и росту негативного отношения общества к самой фигуре «реабилитируемого».

Думается, истинные инициаторы акции хорошо об этом знают. Следовательно, речь идет вовсе не о «возвращении исторической правды», как они заявляют, а именно о постоянном провоцировании несогласий среди русских патриотов, ибо скандалы вокруг памяти Краснова, Шкуро и т. п. зажигаются в последние годы с завидным постоянством.

Еще больше масла в огонь поджигают слова организаторов действа о «политической реабилитации» Краснова. О правовой реабилитации речь не идет, так как там все ясно. Хотя очевидно, что руководящим стимулом для вынесения смертного приговора была месть большевицкого руководства Краснову за все, начиная с 1917 года, но формально все было выполнено безупречно. Краснов был казнен за организацию, совместно с врагом, шпионско-диверсионной деятельности против СССР во время войны. А вовсе не за «измену Родине», как утверждает г-н Водолацкий. Советскому Союзу Краснов изменить, действительно, не мог, так как никогда не был его гражданином. Однако в общественном сознании не только граждан СССР-РФ, но и значительной части Русского Зарубежья, сочувствовавшей Советскому Союзу-России во время Великой Отечественной войны, Краснов всегда останется изменником национальному делу. Поэтому «политическая реабилитация» Краснова может быть воспринята, по конечному счету, как оправдание пособничества планам нацистов в отношении русского народа.

Такое впечатление подчеркивается тем, что Краснов в 1942—1943 гг. частенько призывал казаков к освобождению из-под гнета Москвы и России, к созданию собственного независимого государства. Подобные призывы он делал и в 1918 году. Это, впрочем, не мешало ему в то же время делать громкие заявления об освобождении всей России от большевиков, о том, что без свободы России невозможна свобода казаков. Что из этого было искренним, что нет, что диктовалось тактическими соображениями, а что составляло цель политических стремлений Краснова — эту тайну атаман унес в могилу. Но очевидно, что в данном историческом контексте «политическая реабилитация» Краснова означает еще одно и, наверное, самое главное для текущего момента, а именно — политическое оправдание регионального сепаратизма. И этого г-н Водолацкий и его партийные коллеги также не могут не осознавать.

Краснов, если судить по его литературному творчеству, был, несомненно, глубоким русским патриотом. Издание его художественных произведений, носивших (в отличие от его практических действий в политике) отчетливый имперский пафос, гораздо больше способствовало бы формированию общественного позитива вокруг его имени, чем громогласные инициативы, вроде объявленной. Действительно, в Краснове очень много неоднозначного, и нельзя мазать его одной лишь черной краской. По крайней мере до 1941 года.

Но делать из Краснова символ большевицких репрессий — значит бросать вызов современному русскому национальному сознанию, которое во многом и сформировалось благодаря Победе в Великой Отечественной войне. Прежняя русская нация сгорела в огне Революции и Гражданской войны. Новая начала коваться в пламени Великой Отечественной. Победа 1945 года на века стала одной из главных точек отсчета исторической памяти России, одним из основных конструирующих компонентов русской нации. Те, кто был тогда с врагом этой новой нации, никогда не смогут стать для нее героями. Но при этом к ним возможно спокойное, взвешенное, непредвзятое отношение. Ценное, как известно, можно почерпнуть даже у врага (Краснов же не был таковым до начала Великой Отечественной). Но не в том случае, если на врага навязывается взгляд как на невинно убиенного и тебе же предлагают перед ним покаяться.

СИМВОЛЫ ВРАЖДЫ

Провокационный характер призывов реабилитировать пособников нацистов отчетливо вырисовывается в сравнении с нашим соседями — Украиной и Прибалтикой. Если у нас знаковые фигуры и символы Второй мировой кто-то настойчиво пытается использовать для разъединения и разобщения русской нации, то там они используются для национальной консолидации против России.

На Украине этим символом служат боевики ОУН-УПА. Понятное дело, что он не может консолидировать всю Украину, что он применим лишь к Западной Украине, а по отношению к Украине в целом он играет раскалывающую роль. Но Ющенко и его людям, полным ходом развернувшим политику реабилитации бандеровцев, и не нужно единства Украины. Они понимают, что центр, а особенно Восток Украины не настроишь и не повернешь против России. Поэтому их задача — консолидировать на почве русофобии сначала Запад Украины, сформировать совершенно антирусскую украинскую идентичность, чтобы потом постепенно вытеснять ею любые другие варианты украинского самосознания. А если не получится, тогда отколоть Запад (и, по возможности, центр) Украины и объявить другую часть Украины «находящейся под москальским игом». Одиозные, по крайней мере, для половины Украины, но боготворимые на ее Западе фигуры Бандеры, Шухевича и их приспешников служат для этого наилучшим знаковым выражением.

В Прибалтике положительными полюсами консолидации были сделаны эстонский и латышский легионы СС, а отрицательными — советские памятники Великой Отечественной войне. Здесь особенно ярко выразилось то, что символы национальной независимости стран Восточной Европы, если они относятся к эпохе Второй мировой, имеют четко заданную антироссийскую направленность. Но это касается не только Прибалтики. В Польше символ Второй мировой — Варшавское восстание 1944 года, которое Сталин якобы позволил немцам подавить, не подав помощи повстанцам. В Словакии — аналогичная вещь со Словацким национальным восстанием того же года. В Чехии — вход американских войск в западную часть страны (даже Пражское восстание мая 1945-го изображают так, будто повстанцы обратились за помощью к американцам, но их почему-то опередила Красная армия). В Болгарии уже не вспоминают революцию 9 сентября 1944 года. Там больше склонны жалеть о Македонии, временно приобретенной в ходе оккупации Югославии в 1941 году. Ну, а Румыния и Венгрия — те и вовсе воевали против нас (Венгрия — до апреля 1945-го, оставаясь последним союзником гитлеровской Германии).

Как видим, обращение к памяти Второй мировой войны в странах Восточной Европы неблагоприятно для нас. В сознании многих наших ближайших западных соседей прочно засело убеждение, что вместо обещанной свободы на смену гитлеризму к ним пришло другое тоталитарное иго. На этом убеждении, по большому счету, основаны как новая идеология национальной независимости этих стран, так и оправдание их атлантической ориентации. Вне мифов о «советской оккупации» не сработает интеграция этих стран ни в НАТО, ни в ЕС, да и само независимое существование многих из них лишится идейной опоры.

Конечно, можно использовать другие исторические символы, как связанные, так и не связанные со Второй мировой. Но пока кто-то искусно нажимает на соответствующие педали, и пропасть исторического взаимонепонимания и отчуждения, лежащая между Россией и странами, считающими себя пострадавшими от «русского коммунизма», только углубляется.

РОССИЯ В ЕВРОПЕ — ЭТО НЕ ТОЛЬКО СССР

Совершенно очевидно, что какие-то силы целеустремленно делают из памяти о Второй мировой войне яблоко раздора между Россией и остальной Европой, постоянно провоцируя конфликты на этой почве. А цель всего этого — сорвать любую возможность исторического примирения и консолидации европейских народов, а также не допустить, чтобы Россия заняла в этом концерте подобающее ей место и уж, тем более, стала авангардом такого примирения и объединения.

Необходимо адекватно отвечать на выпады в наш адрес, вроде переноса Бронзового солдата, героизации Шухевича и т. п. Но, как представляется, реагирование должно быть более разносторонним. От простого отбивания ударов пора переходить в наступление, используя при этом «стратегию непрямых действий», как учили древний китайский полководец Сунь Цзы и английский военный историк Бэзил Лиддел Гарт.

Например, что касается Прибалтики. Какая-нибудь крупная общественная организация России могла бы выйти с инициативой возведения в Латвии мемориала воинам Русской армии, павшим в 1915—1917 гг., т. е. в Первой мировой войне. Никакой «советчины». Но не просто воинам Русской императорской армии, а также и ее латышским стрелкам (латышские, а также армянские и другие национальные формирования были созданы еще в 1915 году, что являлось первым шагом к предоставлению автономии национальным регионам Российской империи, запланированному к осуществлению после победы в войне). Латвийское правительство не реагирует — что же, значит ему наплевать на память своих соотечественников. А мы тогда находим (или создаем) соответствующую общественную организацию в Латвии. Необходимый публичный резонанс получен — дело только за пиаром.

В 1914—1918 гг. в Галиции австрийские власти уничтожили в концлагере Талергоф свыше 60 тысяч русин за то, что они лояльно отнеслись к русским войскам, когда те занимали Галицию. Россия предлагает Украине совместно увековечить память этих страдальцев. Не обязательно нажимать на то, что они были убиты главным образом за отказ считать себя не русскими, а украинцами. Наоборот, нужно подчеркнуть, что ставится мемориал погибшим украинцам. Причем подданным Австро-Венгрии. Ну и заодно установить памятники воинам Русской императорской армии (среди которых на Юго-Западном фронте больше половины опять же составляли малороссы-украинцы), павшим на полях сражений в Галиции, Волыни и Буковине.

В 2010 году в Польше пройдут торжества в честь 600-летия победы в Грюнвальдской битве. Это по идее национальное торжество для шести стран — Польши, Чехии, Литвы, Беларуси, Украины и России. Выдающуюся роль в сражении сыграли войска Великого княжества Литовского, то есть главным образом нынешних Беларуси, Украины и Смоленской области России (из 91 полка союзного войска 43 были набраны в русских землях — по тогдашней терминологии, еще не знавшей разделения восточного славянства). А в кульминационный момент сражения только стойкость трех Смоленских полков помогла союзной рати привести себя в порядок, реорганизоваться и в итоге разгромить врага. Россия по праву могла бы взять на себя инициативу в организации международных мероприятий, посвященных славному юбилею.

Есть немало исторических символов, сближающих Россию с остальной Европой. Необходимо использовать их в нашей пропаганде по полной. Позитивный эффект от подобных пиар-акций способен превзойти любую кампанию, связанную с памятниками Второй мировой (хотя и их нужно проводить), ибо они будут лишены идеологической окраски. Негативная реакция на подобные российские инициативы в достаточной степени послужит к саморазоблачению правительств, которым они будут адресованы. Но для этого, конечно, надо хорошо поработать. Инициаторам пиар-кампаний, использующих символы прошлого, надо думать над этим, а не над реабилитацией одиозных фигур из Второй мировой.

Вместе с тем, на основе единичных акций не может быть преодолено негативное отношение многих европейцев к роли России в нашей с ними общей истории. Здесь нужна всеобъемлющая историческая идеология, универсальный символ, апелляция к которому не сможет вызвать отторжения по крайней мере у крупнейших наций Старого Света. Понятное дело, что 40 лет социализма в Восточной Европе, времена «холодной войны» едва ли не менее всего подходят на роль такого символа. Да, социализм в принципе способен выступить универсальной идеологией, но пока время для этого еще не наступило. На данном историческом этапе он выглядит проигравшим, а многое из того, что с ним связано, далеко не одинаково воспринимается у нас и к западу от наших границ.

Между тем, такой универсальный символ можно найти, обратившись к более отдаленному прошлому Европы.

(Продолжение следует)

http://www.rpmonitor.ru/ru/detail_m.php?ID=8067