Русская линия
Фома Дарья Рощеня07.02.2008 

Многодетная живопись Татьяны Чувашевой

Эту женщину многие знают по ее картинам: за последний год у нее было восемь персональных выставок в крупнейших столичных галереях. Можно много говорить о ее живописных полотнах, но мы хотим рассказать о «полотнах» другого рода: Татьяна Чувашева — многодетная мама. И она знает о героях своих картин нечто такое, что заставляет нас говорить с ней не только как с художницей.

Многодетная семья в сегодняшней России — для многих, увы, нонсенс. Поэтому немудрено, что в общественном сознании представление о многодетности превратилось в миф. Вернее — два.

Миф первый, отрицательный. Многодетность — это порок. Многодетные родители, как правило, — социально безответственные, распущенные люди, плодящие нищету. Их образ жизни, быт, наконец, число детей — тому подтверждение. Они не могут обеспечить даже элементарный социальный минимум своей семье, но все равно рожают. Миф второй, положительный. Многодетность — «подвиг самоотречения» родителей. Но к этому определению «доброжелатели» всегда добавляют: «подвиг», ведущий к деградации. Мол, не может не опуститься женщина, годами стоящая у плиты.

Чтобы понять, насколько эти мифы далеки от реальности, нужно снова и снова рассказывать о многодетных семьях — больших, счастливых, творческих.

Портрет многодетной мамы

С Татьяной Чувашевой, молодой матерью четверых детей, мы договорились встретиться у метро. Выходя на улицу, я глазами искала укутанную в платки женщину, с тоскливым лицом и в длинной юбке. У меня тоже есть стереотипы: ну не наманикюренная же дамочка с обложки глянцевого журнала выйдет меня встречать. Я почему-то была уверена, что многодетных видать за версту. Но ошиблась: Татьяна, в короткой курточке и джинсах, уже меня ждала. Она приветливо улыбнулась, сняла капюшон, и я сразу узнала ее круглое румяное лицо, длинную русую косу.

Всю дорогу до дома она весело щебетала. Я чувствовала, что так она не только готовит меня к встрече с детьми, но и инстинктивно пытается их уберечь от пытливых журналистских глаз. «Петя у нас на контакт не идет. Миша школьник. Маше два с половиной. Леночке уже десять месяцев. Встает. Квартира съемная, — объясняет она. — Мне не очень хотелось бы говорить об этом. Все очень сложно, и перспектив улучшить жилищные условия у нас немного… Конечно, это не то, о чем я мечтаю для своих детей… Кстати, звонок не работает, нам так удобнее, чтоб детей никто случайно не разбудил…»

Мы колотим кулаком по мягкой дерматиновой обивке. Дверь распахивается, и передо мной оказываются четыре пары любопытных детских глаз. Они с интересом рассматривают незнакомую тетю и без всякой паузы берут меня в оборот, начинают рассказывать, что на даче у них две комнаты: одна спальная, другая игрушечная, что поедут туда, когда выпадет снег. Старшие поправляют маленькую Машу: когда снег сойдет.

Еще рассказывают, что любят пить чай с молоком — это такой детский кофе. Тут же тащат свои игрушки, фотографии…

Чувство дома

Как создать уют в доме, когда дом — не твой и твое нехитрое богатство — это четверо детей, жена, ты сам и книги?! Обстановка съемной квартиры хозяйская, осталась еще с тех, кооперативных времен: шифоньер, забитый чужими вещами, кровати и кроватки, коробки, красный ковер на стене, как модно было в советских семьях с достатком. И все равно уютно. Дети, перебивая друг друга, комментируют фотографии, рассказывая о важных событиях своей жизни. «Вот костюм лейб-гвардии гусарского полка», — не без гордости говорит пятилетний Петя, протягивая мне красный китель.

В этом костюме все настоящее. И каракуль, которым оторочен воротник, и пуговицы, за которыми специально ездили, и чикчиры, и кивер, и султан из перьев. Мама сшила.

На Рождество они ставят елку. До потолка. Только живую, настоящую, душистую, с колючими иголками. И еще ставят спектакли, каждый год разные. Декорации из картона смастерил папа Андрей, вместе слепили из теста кукол, придумали сказку про гномов, которые отправились за Вифлеемской звездой. Было весело. В их семье никто не отменял Деда Мороза. Он присылает детям поздравительные открытки и просит забрать рождественские подарки на почте. И это тоже событие. Такое же важное, как Благовещенье, когда папа приносит в огромной золоченой клетке целую стаю разноперых птиц. Всю эту чирикающую братию дети вместе с отцом Леонидом (Калининым) после службы отпускают на волю. Однажды, когда Мишка, а вместе с ним и остальные дети болели ветрянкой и все, разукрашенные зеленкой, сидели дома, птиц выпускали в форточку. А еще Пасха. Они расписывают диковинными узорами яйца, пекут куличи и чуть не всю неделю ездят в Андроников монастырь звонить в колокола. Звонница открыта для всех, и потрезвонить могут даже малыши. Для Татьяны и ее мужа Андрея в этих семейных торжествах первостепенно ощущение всеобщего праздника, которое, в свою очередь, рождает такое необходимое семье чувство дома.

Вера из любопытства

Недавно они отметили десятилетие совместной жизни. Андрей и Татьяна поженились еще в институте. Они одноклассники и однокурсники: вместе учились в Московской средней художественной школе им. Сурикова (МСХШ), потом в Суриковском институте, где как-то незаметно окрепло их взаимное чувство. Неожиданно для всех однокурсников они венчались. В Спасо-Андрониковом монастыре.

— Монастырь стоит прямо рядом с общежитием, через дорогу, — говорит Андрей. — Мы поняли, почувствовали, что нужно венчаться.

Одна из Татьяниных подруг рассказывает, как однажды, работая на пленере в Андрониковом монастыре, решила зайти в храм погреться. Входит и видит толпу людей, среди которых замечает два знакомых лица.

— О, Андрей, Таня, а что здесь происходит?

— Венчание, — с улыбкой отвечают они.

— Как интересно. А кто венчается?

— Мы.

Андрей и Таня выросли в атеистических семьях, и оба пришли к вере, скорее, из любопытства. Или пытливости. «Понимаете, занимаясь искусством, нельзя обойти стороной христианство, — рассказывает Андрей. — Когда на экзамене по древнерусскому искусству тебе показывают икону и просят объяснить ее сюжет, а ты не знаешь, кто такой Авраам и не подозреваешь, как зовут его жену, становится неловко. Рядом с МСХШ стоит храм Иоанна Воина, который не закрывался даже во времена советской власти. Мы много рисовали его, там и практику проходили. Бывало замерзнешь, зайдешь отдохнуть, но больше — из любопытства. На последнем курсе школы Татьяна там крестилась. А потом в институте лекции по истории искусств читал ныне покойный Николай Николаевич Третьяков. Он был человеком религиозным и много говорил о Боге.

Честно говоря, поначалу мы посмеивались над ним, а на занятиях откровенно спали».

Однако то, что посеял в их сердцах Третьяков, потом выросло в настоящую веру. Не случайно они вспоминают именно этого человека.

«Жизнь духовная — очень личное дело. Мое и моего священника, — как-то даже строго говорит Андрей. — Не хочется это обсуждать, не хочу, чтобы кто-нибудь подсматривал за моей жизнью в замочную скважину. Это удел желтой прессы. Мы такие же сомневающиеся, нам так же как и многим, тяжело и одновременно радостно быть православными. Мы не хотим разливать елей и сыпать сахар, не хотим говорить о том, как все чудесно, или, наоборот, как тяжело… мы просто счастливы».

Им повезло со священником. Их духовник — отец Леонид Калинин — тоже художник по образованию. Это совпадение интересов, возможно, и обусловило столь необходимое взаимопонимание между батюшкой и его духовными чадами.

«Когда я прихожу к священнику, я ему не о том, что у меня сантехника течет, рассказываю. Ходишь в церковь, хочешь быть православным, вникаешь, стараешься понять. Батюшка хорошо мозги вправляет, зная нашу ситуацию, — поясняет Андрей. — Он сводит евангельскую притчу о зарытом таланте к одному слову, говорит просто: „Работайте“».

Ответственность родителей

Один многодетный папа верно подметил, что современное общество перестало считать многодетную семью традиционной формой общежития. Многочадие отпугивает, вызывает раздражение и протест. Особенно остро это ощущается в городе. В этом разобщенном мире, где и с соседями боишься познакомиться, мы сталкиваемся с непониманием не только посторонних людей, но даже близких. Многодетные родители оказываются один на один со своими проблемами и детьми. В этой ситуации степень ответственности папы возрастает неимоверно. Причем речь не об увеличении доходов, а о создании особого духа семьи. Да, Андрей работает активно и много, расписывает храмы, для них же набирает мозаики. Но в то же время ответственно подходит к воспитанию детей. Он понимает — дети в городе лишены возможности полноценно познавать мир. Хорошо летом, когда они выезжают на дачу: на месте не сидят и каждые выходные путешествуют. Это и монастырь под Малоярославцем, где в послушницах Татьянина сестра Ольга, храмы в окрестностях родины Андрея — Коломны, Бородино. Все вместе ходят в баню, на рыбалку, на пасеку, кормить белок в Измайлово.
Но вот на одной из семейных фотографий я вижу двух огромных зеленых раков.

— Это кто? — спрашиваю у Маши.

— Это Петя, — отвечает она.

Все хохочут. Папа приносит домой живых раков, чтобы рассматривали, смальту, чтобы старший постигал науку мозаики, книги с красивыми картинками. Они тащат в дом по весне найденную шкуру змеи, потому что она как каменный цветок. Подвешивают к потолку засохших стрекоз — любоваться. И в городской клетушке дети познают мир, как он есть, а не по упрощенным картинкам из телевизора.

Ответственность родителей состоит в том, чтобы верно сориентировать детей, и одновременно — не обделить любовью. И дети отвечают взаимностью.

О том, что они станут многодетными, ни Андрей, ни Татьяна даже не задумывались. «Мы не планируем детей, — говорит Таня, — они все желанные. Старшие просят родить еще, помощников». «Они у нас все такие еще маленькие. В помощники совсем не годятся», — по-доброму смеется она.

Отдыхаем, когда болеем

Я уже говорила о мифах про многодетность. Естественно, они имеют под собой основу. Многодетность — ­это действительно дар, Божье благоволение и колоссальное испытание.

Пусть те, кто еще сомневается в том, что многодетная мама — это тяжелая круглосуточная работа без выходных, попробует представить себе распорядок ее дня.

Подъем в семь. Завтрак для старшего, собирающегося в школу, и младшей. Тихие игры. Побудка средних, их завтрак. Укладывание младшей. Чтение книг. Стирка, глажка, уборка, приготовление обеда, прогулка. Обед. Тихий час и чтение книг. Ужин, обед. Уроки со старшим. Укладывание детей. Все это, заметьте, на плечах мамы. И еще она работает — в общепринятом значении этого слова. Татьяна художник. Несколько лет, сразу после окончания института, она писала портреты детей. Так, больше для себя. Выкраивала время только ночью. На очередной из квартир, которую снимала семья, писала на кухне. Много времени уходило, чтобы разложить кисти и краски, а потом их собрать. В новой квартире работать легче: здесь две комнаты, больше места. Правда, плохо со светом. Потому перешла Татьяна на серию небольших темперных портретов на левкасной доске. И работает все так же — по ночам.

«Когда рисую ночью, я ничего не теряю, все равно дети ночью спать не дают, — говорит она без всякой обреченности в голосе. — Правда, когда появляется новый малыш, предыдущий сразу начинает хорошо спать. В первую ночь старший удивленно просыпается с испугом в глазах, оглядывает комнату: кто может тут еще плакать, кроме меня? Успокаиваю, опять иду рисовать».

В детский сад Татьяна и Андрей своих детей не водят. «Болезней нам и так хватает. Миша всегда что-нибудь из школы приносит. Когда болеем, тогда и отдыхаем, — говорит Таня. — А еще по выходным дням я преподаю живопись. Если не работать, наступает уныние, все видится мрачным и безысходным. Начинаешь сокрушаться о том, какая тяжелая жизнь, жалеть себя, и все разваливается на глазах: старший учится плохо, младшие читать-писать не умеют. Распускаешься полностью. Но стоит себя взять в руки: уложить младшую спать, совершить все эти манипуляции с развешиванием белья и посудой и начать что-то делать, как жизнь чудесным образом преображается. И становится интересно идти в другую жизнь — в живопись по ночам. А оттуда, из живописи, утром возвращаться в жизнь домашнюю, повседневную. И тоже любимую».

Материнская живопись

Выпускников художественных вузов в Москве много, и каждый ищет применение своему мастерству. Кто-то рисует облака на потолках рублевских коттеджей, кто-то делает мультфильмы или предлагает заказчикам дизайн-проекты. А вот искусством ради искусства почти никто не занимается.

— Картины не на заказ — совершенно невостребованная область в наше коммерциализированное время, — говорит Андрей. — Зачем делать что-то, за что деньги тебе сразу не дадут? Татьяна тоже пыталась себя найти. Сидя дома, наблюдала малышей. Сначала заставляла себя писать, перебарывая лень. Что непросто: когда лежишь на диване, ничего не хочешь…

— А дивана и нет, — перебивает мужа Татьяна, — вот и лежать не получается. А телевизор из своей жизни мы решили удалить, когда Андрею надоело приходить домой и заставать жену перед экраном. Садилась кормить ребенка, и рука невольно тянулась к пульту.

На самом деле телевизор в семье все-таки есть. Он ютится в маленькой комнате, где работает Татьяна, высоко на антресолях. Смотрят его изредка — и, как правило, всей семьей. Но куда больше времени дети проводят за рисованием — за неделю изводят пачку бумаги в 500 листов. Даже маленькая Леночка научилась вставать к мольберту и калякать фломастером по бумаге, как взрослые братья.

Еще они слушают аудиокниги. Петя — забираясь в коробку или на столе, сидя на красном пластмассовом коне, как Медный всадник на набережной Невы. Миша — лежа на старинной карте мира и играя корабликами.

Отсюда и появляются образы Татьяниных картин: инфанта-коломбина, девочка Алиса, «Властелин мира». Ее детские портреты, с легкой руки известного искусствоведа названные материнской живописью, вовсе не серия «на продажу». Это то, что наполняет жизнь многодетной матери. Дети маленькие и взрослеющие, меняющиеся. Ни Татьяна, ни Андрей не ставят перед собой задачу продать свое искусство.

«Мы ищем тех, кто откликнется, поймет, задумается, остановится перед картиной. Татьянина работа — не ради денег на содержание семьи. Хотя благодаря ей и удалось купить удобный минивэн», — говорит Андрей.

Я начинаю жалеть Таню. Что же за творчество — с довеском в четверо детей. «Таня — подвижница, — уверен ее муж. — У нее был очень большой перерыв в творческих выставках. Она несколько лет рисовала „в стол“. А сейчас начался серьезный творческий рост. От работы к работе художник должен духовно расти и развиваться. Так же и в Церкви: можно десять лет в храм ходить и тереть подсвечники, а можно вырасти. Нельзя засыпать, нужно шлепать себя по щекам, заставлять кровообращение функционировать, как это происходит, когда читаешь книги дьякона Андрея Кураева. И вот за последний год у Тани было восемь персональных выставок. Я убежден, что даже в большой семье человек не только может, но должен, обязан меняться, развиваться. Что-то стараться себе доказать».

В живописи Татьяны Чувашевой есть определенное эстетство, а еще ее картины чувственны, иногда даже кажется — излишне. Но эмоциональность эта проистекает из главного и бесспорного достоинства живописи Татьяны — ее работы бесконечно материнские, переполненные любовью. Это любование своими детьми. Такие трогательные, нежные мамины поцелуи спящих младенцев. И фактом своего творчества Татьяна, мать четверых детей, доказывает, что в многодетности есть место талантам, которыми лично тебя наделил Господь. Многодетность много больше, чем подвиг самоотречения. В нем как нельзя лучше человек научается развивать данный Богом дар, смело, не унывая и не страшась неудач. Ведь рядом с тобой те, которые тебя так любят, мама.

http://www.foma.ru/articles/1438/


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика