Самый лукавый из декретов Ленина

«Всевышняя благодать сообщала человечеству два великих дара: священство и царство (императорскую власть). Первое заботится об угождении Богу, второе о прочих предметах человеческих. Оба же происходят от одного и того же источника и составляют украшение человеческой жизни»
6-я новелла Кодекса императора Юстиниана

2 февраля 1918 года Советом народных комиссаров РСФСР было принято постановление, названное «Декретом об отделении церкви от государства и школы от церкви». Если вторая часть этого декрета более или менее понятна — в ней имеется в виду недопущение в государственные и общественные образовательные и воспитательные учреждения в качестве преподавателей представителей Церкви, — и тут можно сказать лишь то, что сегодня это положение не соблюдается, то первая его часть остаётся совершенно загадочной. Фраза: «У нас Церковь отделена от государства» повторяется весьма охотно, и однажды она прозвучала из уст Президента, но, как известно, от частого повторения какого-либо предложения его смысл не проясняется, а утрачивается, стирается, т.к. происходит просто привыкание к звучанию слов, и люди перестают вдумываться в их содержание. А в данном случае смысл изначально был фальшивым, так что утрачиваться было нечему.

Приняв декрет об отделении Церкви от государства, Совет народных комиссаров воображал, что совершает революционные нововведения, ломает изжившую себя мрачную традицию. На самом деле, если бы действительно произошло отделение Церкви от государства, провозглашённое в декрете, это был бы возврат к IV веку нашей эры — ко времени образования первого в истории христианского государства. Подписывая в 313 году Миланский эдикт, делающий христианство легальной религией империи, Константин Великий с самого начала имел в виду раздельное функционирование Церкви и государства. Этот замысел получил юридическое оформление в Кодексе православного императора Юстиниана (VI век).

А вот как понимал этот принцип один из самых замечательных византийских кесарей Иоанн Комнин (1124 — 1130 гг.): «Во всём моём управлении я признавал две вещи как существенно отличные друг от друга: духовную власть, которую Христос дал своим ученикам, чтобы вязать и разрешать людей, и светскую власть, ведающую делами временными и обладающую тем же правом в своей сфере. Обе эти власти, господствующие над жизнью человека, отдельны и отличны друг от друга».

Право «вязать и разрешать» есть право священника принимать исповедь и отпускать грехи, и понятно, что светское начальство не может этого за него сделать — она может прощать не грехи, а преступления, а это разные вещи. Преступления же и наказания за них относятся к сфере компетенции гражданской власти, Церковь в неё не вмешивается.

Самостоятельность каждой из двух инстанций — Церкви и государства, т. е. их отделение друг от друга, есть необходимое условие нормального общественного жизнеустройства. Иначе и быть не может! Очевидно, что для полноценной жизни людей должна осуществляться забота как об их душах, так и об их телах. Светская власть не может взять на себя попечение о душах по той простой причине, что она в данном вопросе не компетентна, поэтому она предоставляет это Церкви, у которой есть и знание, и умение, и тысячелетний опыт. Заботиться же о телах, т. е. о материальном устроении общества, требующем знаний и опыта в сфере политики, экономики и хозяйствования, Церковь не может, здесь она не обладает профессиональной подготовкой — это должно взять на себя государство, имеющее все необходимые институты. И когда принцип разделения Церкви и государства по роду деятельности соблюдается, т. е. Церковь не вмешивается в дела государства, а государство — в дела Церкви, проявляя этим подлинную заботу о народе, такое сотрудничество называется «симфонией», в переводе с греческого «созвучие».

Симфония, предусматривающая отделение государства от Церкви, является идеалом и для Западной христианской империи, и для Восточной христианской империи (Византии), и для православной России. Любое отклонение от разделения обязанностей и прав Церкви и государства приводило к печальным последствиям. Если Церковь пыталась брать на себя какие-то функции государства, получался «папоцезаризм», если государство пыталось делать то, что должна делать Церковь, получался «цезарепапизм». Ни в том, ни в другом случае ничего хорошего не выходит, ибо это та самая ситуация, когда сапоги тачает пирожник, а пироги печёт сапожник. Примером папоцезаризма является понтификат папы Григория VII, который имел такую власть, что заставил императора Генриха IV три дня стоять перед ним на коленях в Каноссе. Но это было в XI веке, а цезарепапизм лучше проиллюстрировать более свежим примером. Такого рода перекос возник у нас в России 300 лет назад, когда Пётр I упразднил Патриаршество и подчинил Церковь Синоду, который представлял собой одно из государственных министерств. Так начался у нас синодальный период, имевший очень плохие последствия: авторитет Церкви стал падать, святых людей становилось всё меньше, и сложилось положение, о котором сказано в Евангелии:

«Жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9, 37). Духовная жажда народных масс не находила должного удовлетворения, возникали всё новые и новые секты, и это сыграло немалую роль в развитии революционной обстановки.

Таким образом, ленинский декрет, если верить тому, что в нём написано, возвращал отношения между Церковью и государством к допетровскому состоянию раздельности, исправляя ошибку нашего великого реформатора, но вся беда как раз в том, что ничему сказанному или написанному большевиками никогда нельзя было верить. Вчитываясь в текст декрета и вдумываясь в его смысл, обнаруживаешь, что он не соответствует названию. Как вы думаете, если это и вправду закон об отделении Церкви от государства, то сколько раз в его восьми пунктах должно встретиться слово «Церковь»? По меньшей мере восемь раз, скажите вы, — хотя бы по разу в каждом пункте. Не угадали, оно не встречается в расшифровке декрета ни разу! Понятно почему. Под вывеской отделения Церкви от государства, которое могло бы устроить и верующих и неверующих, устанавливался запрет на любые проявления религиозного чувства и христианской веры. А так как религиозность по самой своей сути не может не проявляться внешним образом, постановление метит дальше: на полное её уничтожение. Эта истинная цель декрета особенно явно проглядывает в пятом и шестом его пунктах:

«5. Свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательствами на права граждан Советской республики.

6. Никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей».

Сказано достаточно откровенно. Порядок всей жизни целиком должен быть таким, какой установлен в республике революцией. А чем определяется этот порядок? Конечно же, учением Маркса. Вот тут-то и лежит ключ ко всему, в т. ч. и к разгадке таинственного декрета об отделении Церкви от государства. Дело в том, что марксизм обычно считают идеологией, тогда как в действительности он выступил в качестве новой религии. Маркс был одним из тех лжехристов, которые предсказаны в Евангелии (Мф 24, 24): он обещал праведникам, в роли которых у него фигурировали «трудящиеся», земной рай, называемый коммунизмом. В свете этого становится совершенно естественным, что марксизм-ленинизм поставил своей главной целью полностью искоренить христианство — это была конкурирующая вера, чью нишу необходимо было занять, вытеснив её оттуда. То, что программа состояла в замене прежнего верования новым, доказывается фактом, который нельзя понять ни с какой другой точки зрения: пресловутый «Дворец Советов» коммунисты взялись строить не где-нибудь, а именно на месте снесённого ими храма Христа Спасителя. Прежний главный собор должен был быть наглядно заменён новым собором, где отправлялись бы марксистские обряды вроде пения «Интернационала», выноса знамён и пр.

Вера в кабинетную выдумку под названием «научный коммунизм» долго не продержалась, ибо ложь имеет «короткие ноги». Наш народ постепенно возвращается к Истине, не вычисленной теоретиками, а данной в Откровении. И только теперь можно ставить вопрос об отделении Церкви от государства не в ленинском, а в юстиниановском смысле — о программе их параллельной работы, направленной на благо всего народа. Русская Православная Церковь готова к такой симфонии, так что дело за государством.

http://www.rusdom.org/node/66