Народное радио | Наталья Третьякова | 28.01.2008 |
Строил ее известный архитектор Матвей Казаков. Открытие больницы стало, конечно, целым событием в городе. Поначалу она была небольшая, рассчитанная на пятьдесят мест для людей самых разных сословий. Первое отделение, родильное, появилось именно в память о Смарагде Кантемир, в крещении Екатерины Дмитриевны Голицыной. Постепенно больница разрасталась, укрупнялась, и сейчас можем видеть в начале Ленинского проспекта (бывшая Большая Калужская улица) эту большую похорошевшую больницу. С этой больницей связана жизнь многих москвичей и пациентов из других городов и сел. При Голицынской больнице была основана церковь во имя царевича Димитрия, небесного покровителя князя Дмитрия Михайловича Голицына. Церковь имеет форму ротонды, украшена ионической колоннадой. И там же находилось надгробие князя Дмитрия Михайловича Голицына работы Фомы Гордеева, известного московского скульптора эпохи классицизма.
В XIX веке Голицынская больница была одной из самых лучших больниц в Европе. В 1803 году при ней была создана богадельня для неизлечимых больных. Голицыны считали, что для того, чтобы человек успешно проходил лечение и выздоравливал, ему, в первую очередь, нужно духовное очищение, и при больнице была построена церковь. Положительные эмоции, которые также способствуют выздоровлению, может дать изобразительное искусство, хорошая литература, поэтому в 1810 году в двухэтажном корпусе неподалеку от основного здания больницы открылась первая общедоступная картинная галерея. Она была составлена на основе двух коллекций князя Дмитрия Михайловича Голицына и его брата Александра Михайловича Голицына. Это заведение могли посещать не только больные, но в определенные дни и простые горожане. Сам Дмитрий Михайлович, завещая открыть при больнице эту картинную галерею, писал, что галерея должна быть доступна для всех, «кроме крестьян и в лапти обутых, совсем не понимающих изящности искусства». Здесь не было ущемления прав «крестьян и в лапти обутых». Просто в то время считалось, что народная культура достаточно самобытна, и крестьяне могут не понять тонкости западноевропейского и русского искусства.
Галерея просуществовала восемь лет и затем была распродана на аукционе, а вырученные от продажи картин, скульптур, гравюр и других произведений искусства средства попечители больницы пустили на строительство новых корпусов, на обновление и расширение больницы, чтобы в ней могло лечиться большее количество людей. Как правило, старший в роду Голицыных являлся попечителем больницы, и у них была такая традиция: каждый попечитель должен был давать средства на поддержку тридцати неизлечимых больных. По сей день мы обращаемся к ней, прибегаем к помощи врачей, который работают в больнице, построенной по завещанию Дмитрия Михайловича Голицына его двоюродным братом, вице-канцлером, послом в Лондоне князем Александром Михайловичем Голицыным.
Братья Бахрушины строили лечебные заведения не только в Москве, но и у себя на родине, в городе Зарайске, и потратили на благотворительность огромные суммы. Причем тут нужно заметить, что если на строительство больницы было выделено братьями 450 тысяч рублей, то из них 250 пошли на строительство самого здания и закупку оборудования, а оставшиеся 210 тысяч были положены на счет больницы с тем, чтобы обеспечивать тех пациентов, которые по каким-то причинам оказались без средств. Бахрушины, как и Голицыны, ежегодно выделяли деньги на поддержание неизлечимо больных людей. Лечение в Бахрушинской больнице было бесплатным, и больные именовались пенсионерами братьев Бахрушиных. В 1890 году при больнице построили дом призрения для неизлечимых больных. В нем содержалось сначала 150, а впоследствии 200 человек.
В 1901 году начал работать сиротский приют, на постройку которого было потрачено 150 тысяч рублей. Приют был совсем иного рода, чем многие существовавшие тогда в Москве. Мальчики там воспитывались до совершеннолетия, до выхода в люди. Там также существовала школа и мастерские для обучения их ремеслам, электротехническому и художественно-слесарному. Известно, что один из сыновей Александра Алексеевича Бахрушина также был известным меценатом и основал в Москве театральный музей, который теперь носит имя Бахрушина. Единственное, что позволяли себе Бахрушины, это присваивать свое имя лечебным заведениям, театрам и приютам, которые они основывали, чтобы напоминать своим потомкам о необходимости не только получать личную прибыль, но и жертвовать средства на благотворительность. Бахрушинская больница впоследствии была переименована в Остроумовскую, по имени ее первого главного врача.
Меня часто спрашивают, честным или нечестным путем наши благотворители, купцы и промышленники, добывали деньги. Конечно, все эти люди, поднимали, как мы бы сейчас сказали, наше производство, приносили огромную пользу своей стране и, естественно, зарабатывали очень большие деньги. Но в отличие от многих наших современных состоятельных людей, они тратили достаточно крупные суммы на благотворительность, потому что, как правило, они были очень верующими людьми, часто из старообрядческой среды, и они понимали, что просто необходимо этим заниматься.
Ко времени основания в Москве Морозовской детской больницы в центральной и северо-восточной части города уже действовали больницы святой Софьи на 100 мест, святого Владимира на 265 мест и святой Ольги на 400 мест, а густонаселенное Замоскворечье не имело детских стационаров, и больные дети госпитализировались во взрослые больницы — в 1-ю и 2-ю Градские больницы, что было крайне неудобно и для взрослых, и для детей. В завещании было высказано пожелание построить новую больницу в районе Рогожской заставы или в Замоскворечье и присвоить ей имя Викулы Алексеевича Морозова. Это пожелание, конечно, было удовлетворено, и все мы хорошо знаем знаменитую Морозовскую детскую больницу. На должность директора больницы и главного врача был вызван опытный педиатр из больницы святого Владимира Николай Николаевич Алексеев, а для организации хирургической службы пригласили Тимофея Петровича Краснобаева.
Прежде чем приступить к основанию в Москве этой больницы, и врачи, и архитекторы съездили в Англию и Германию и посмотрели, каким образом устраиваются детские лечебные заведения в Европе, с тем, чтобы построить в Москве суперсовременную детскую больницу. Учитывая, что каждое инфекционное заболевание тяжело само по себе, и что присоединение к нему второго заболевания отягощает его лечение, было решено, во избежание заражения детей, остановиться на павильонном типе строительства, чтобы для каждой инфекции был отдельный корпус, причем планировка корпуса должна была быть такой, чтобы при необходимости отделение могло быть разделено на две самостоятельные части, изолированные друг от друга. Так как переносчиком инфекции мог быть и персонал, решили в каждом отделении второго этажа оборудовать помещение для проживания персонала только этого корпуса, комнаты для фельдшериц и для нянь.
В 1900 году было начато строительство первого административного корпуса Морозовской больницы и трех первых инфекционных корпусов. В апреле 1902 года в Замоскворечье произошло знаменательное событие. На первом этаже административного корпуса была открыта амбулатория как для инфекционных, так и для неинфекционных больных. Стараясь уберечь последних от встречи с инфекционными больными, прием был организован следующим образом: при входе больных встречали привратник и фельдшерица и, уточнив характер заболевания, отправляли в главный вход или в боковые двери корпуса, в отдельные кабинеты для инфекционных больных. Такое устройство больницы позволяло максимально обезопасить детей от заболевания второй инфекционной болезнью.
Лечебной работой руководили выдающиеся врачи. Инфекционными болезнями занимались Борис Эгис и Владимир Александрович Колле. Главным терапевтом был доктор Вилле, а хирургом — Тимофей Петрович Краснобаев, основатель детской хирургии в России. Сегодняшним педиатрам, наверное, знакомы такие фамилии: Ланговой, Лебедев, Пономарев, Кисляк, Якунин, Токарева, Ковалевская. Это тоже все врачи Морозовской больницы. Здесь были впервые организованы специализированные отделения по детской неврологии, ревматологии, эндокринологии, гематологии и нейрохирургии. К 1906 году Морозовская больница очень сильно разрослась, было построено еще несколько лечебных корпусов, жилой корпус для медперсонала, а также часовня и хозяйственные помещения. Качество обслуживания в ней становилось с каждым годом все лучше. Сейчас, конечно, в Морозовской больнице принимают гораздо больше детей, чем делали это в момент ее основания. А если вы поедете в город Ногинск (бывший Богородск), вам обязательно покажут Морозовские (Богородско-Глуховские) больницы, тоже построенные на средства Морозовых. В наши дни там устраиваются Морозовские чтения.
Несколько лет назад я преподавала в школе историю искусств. Однажды на уроке, когда я показывала картину одного из русских художников, один мальчик-третьеклассник, Ваня Тихомиров, спросил меня, дорого ли стоит эта картина. Я ответила ему, что дорого, что это национальное достояние. Тогда он сказал: «А если она так дорого стоит, то почему мы ее не продаем?». И вот вместо темы, которую я приготовила для урока, я объясняла детям, почему мы не продаем эти картины, почему они являются нашим достоянием. Прошло несколько месяцев, и в классе появился новенький. Когда я рассказывала о картинах Брюллова, этот новый мальчик вдруг тоже спросил, почему мы не продаем эти картины, если они такие дорогие, на что уже Ваня Тихомиров встал и сказал: «Ну, что ты, это же наше национальное достояние. Как же можно его продавать?». Дети всегда с пониманием ко всему относятся, и надо обязательно им все объяснять, тогда, возможно, они вырастут хорошими людьми, и тоже будут заниматься благотворительностью.
Много лет назад я писала свой диплом, в котором, в частности, упоминалась Прохоровская часовня архитектора Покровского в Новодевичьем монастыре. Я тогда познакомилась с пра-пра-правнучкой последнего владельца Трехгорной мануфактуры Натальей Михайловной Прохоровой-Линд. К сожалению, она скончалась несколько лет назад, и теперь мы не услышим больше ее рассказов о ее удивительной семье. Однажды она мне рассказала, что когда умер ее пра-прадедушка, то рабочие Прохоровской мануфактуры несли его гроб на руках от дома до кладбища. Она говорила о том, что, конечно, производство было очень тяжелое, и очень много людей умирало, но ее пра-прадед старался максимально облегчить жизнь рабочих, строил больницы.
Современные газеты, журналы пестрят сведениями о том, кто из наших новых собственников сколько миллионов потратил или на свою свадьбу, или кто сколько платьев сменил за время свадьбы. Честно говоря, я принципиально не читаю большинство подобных изданий, но все это настолько лезет в глаза, что у меня все время невольно возникает вопрос: как же так, наши предки так много жертвовали на благотворительность, причем делали это не для себя, не для славы. Они делали свое дело для людей — для больных, для детей, для стариков, и было бы неплохо, если бы мои беседы о меценатах и благотворителях навели кого-то из наших новых предпринимателей на мысль, что распоряжаться своими средствами можно и так, как это делали Бахрушины, Солдатенков, Морозовы, Голицыны и многие, многие другие, кто строил больницы для бесплатного медицинского обслуживания исключительно из христианской любви. Для нашего времени это очень актуальный вопрос.
Следующую беседу мы посвятим Cолдатенковской (Боткинской) и Шереметьевской (имени Склифософского) больницам, а также постараемся восстановить в народной памяти имена благотворителей, которые были не только в Москве, но и в других российских городах.