Прямое слово

О книге Валентина Распутина и Виктора Кожемяко «Боль души»

«Бывают эпохи, где литература не может быть только художеством, а есть интересы выше поэтических интересов…»

Интересное умозаключение, не правда ли? К тому же ещё и подви­гающее нас задуматься: а не о нашей ли эпохе речь, когда и художества, и истинные художники слова далеко не в чести.

Как ни странно это кому-то может показаться, вышеприведенные слова принадлежат Ивану Сергеевичу Тургеневу. Классик словно бы прозревал сквозь столетия: «поэтические интересы» отброшены на самые дальние задворки.

И не по этой ли причине немало талантливых, имещих широкое признание писателей, то один, то другой, обращаются к читателю, что называется, впрямую — со словом неотложным, незамедлительным, то есть выражают свои сокровенные мысли, свое понимание современной жизни не через художественные образы, а глаголами, называющими вещи своими именами, и глаголы эти, по слову Пушкина, должны жечь сердца людей.

Кто не читал, кто не знает повести Валентина Распутина «Пожар» или «Дочь Ивана, мать Ивана»?! Как первая, так и вторая, имели широкий и громкий резонанс. О них в различных периодических изданиях зело похвально писали и рядовые, как мы их называем, читатели, и литератур­ные критики, и, казалось бы, чего ещё автору надо? Однако же, и в го­ды написания названных сочинений, и во время творческой паузы между ними Валентин Распутин, пусть и не часто, но постоянно, то устно, то письменно, вступал в тот самый прямой разговор с читателем.

«Ну, зачем он полез в публицистику? — слышалось с самых разных сторон и с самой разной интонацией. — Замечательный писатель, истинный художник слова — надо ли ему размениваться на газетно-журнальную мелочёвку!?» Посчитал нужным подать голос явного неодобрения даже стар­ший собрат из соседнего с Иркутском Красноярска. И только простому рядовому читателю не показалось, что любимый им писатель «полез» куда-то в сторону: распутинская публицистика читалась им с тем же заинтересованным вниманием, как и его повести и рассказы.

Тут, наверное, к месту будет сказать, что и сам Распутин ни китайской, ни какой другое стены не видит между публицистикою и литературой. Он даже считает, что «для русской литературы как раз характерна высокая публицистика, без нее русская литература никогда не существовала… „Слово о полку Игореве“ — это тоже публицистика. В публицистике писа­тель равен себе и своим идеям, своему народу. В публицистике писатель говорит о том, что происходит на его земле, с его народом».

Высокие слова! Высокое назначение писателя быть равным и самому себе и своему народу, и недавно вышедшая книга В. Распутина «Боль души» — убедительнейшее подтверждение этого патриотического постулата. Правда, на обложке значится еще одно имя — Виктор Кожемяко. Имя достаточно хорошо известное: В. Кожемяко — талантливый публицист с большим жизненным и профессиональным опытом. Известен он также не только своими замечательными статьями и очерками в защиту ныне затаптываемой отечественной культуры, но ещё и тем, что на протяжении многих лет нашего сумбурного, перестроечно-переломного времени, занимал и по сей день занимает свою твердую оппозиционную, если так можно сказать, позицию и нигде, ни в чем, ни разу от нее не отступил. И, как знать, не за это ли и взял его в собеседники Валентин Григорьевич. Обстоятельные, неторопливые беседы-разговоры писателя и журналиста и составляют содержание названной книги. Начало им положил для всех нас горько-памятный 1993 год. Продолжаются они и по сей день.

Беседы нынче называют диалогами или интервью, но это не так уж и важно. Важным, как было, так и остается то, о чем говорится.

Что мы можем прочитать, взяв в руки, скажем, любую из самых многотиражных «комсомольских» газет «Московский комсомолец» или «Комсомольскую правду»? Из одной мы узнаём, как бойкий пиарщик дотошно выспрашивает только что из­готовленную на «фабрике звезд» полуодетую, безголосую певичку; в другой — два ученых мужа с ужасно умными физиономиями ведут диалог о том, какую великую свободу и, ничем не ограниченные права человека дала воцарившаяся у нас демократия затурканному треклятым тоталита­ризмом русскому народу и какие радужные перспективы теперь перед ним она открыла…

Если же заглянем в телевизионный ящик, и там увидим, как два политика — сын юриста и кудрявый нижегородский экс-губернатор — ведут у показушного барьера жаркий спор — это нынче называется дис­куссией — о том, кто из них больше вложил моральных и физических сил в развал государства, обманно и подло названный перестройкой.

Спор ведется азартно, эмоционально и самым весомым аргументом, которым он завершается, оказывается стакан то ли с фруктовым соком, то ли с водой, вдохновенно выплеснутый одним из спорщиков в разгорячен­ное лицо своего оппонента…

Внимание же наших собеседников, и Валентина Распутина, и Виктора Кожемяко сосредоточено на другом, а именно — на самых острых, самых важных для Отечества проблемах. Как уже сказано, беседы ве­лись в течение многих лет. И какими были эти годы! Какие беды и страдания довелось пережить нашей Родине!.. Это и расстрел парла­мента, и смена президентской власти, и царство Березовского с Гусинским, и дефолт, и принятие закона о продаже земли, и гибель «Курска», и парад олигархов на подиуме самых богатых людей планеты, и выборы, выборы, выборы… На земле и под землей пылали пожары, большие реки и малые ручьи с небывалым бешенством выбрасывались из берегов и шли на приступ человеческих поселений на севере и юге, на западе и востоке, урожаи сменялись недородом, каленые зимы впол­зали в неотапливаемые квартиры, падали самолеты…

Сами за себя говорят названия глав книги: «У нас — Поле Куликово, у них — поле чудес», «Бесконечные жертвы. Во имя чего?»,

«Слезы богатых и бедных», «Краденый венец», «Чья это страна?», «Исчужили Россию"…

Здесь наверное вполне уместно будет одно необходимое пояснение. Чаще всего диалоги ведутся или между оппонентами, имеющими противоположные взгляды на ту иди другую проблему, или — взгляды их в чем-то могут совпадать, а в чем-то разниться. И если в первом случае итог диалога сводится к простейшему — кто кого переспорил, то во втором аргументация оппонентов, доказывающих свою правоту, может представлять для слушателя ила читателя определенный интерес.

Особенность, если не сказать уникальность книги «Боль души» сос­тоит в том, что диалог ведут писатель и журналист, которых и оппонен­тами-то называть не хочется: они — одной веры, у них одна точка зрения на происходящее в стране и спорить им не о чем. Но когда они при рас­смотрении какого-либо события современной жизни, высказывают свое от­ношение к нему — событие это получает как бы двойное — с одной и другой стороны — освещение и становятся для читателя зримо-выпуклым во всем своем объеме. И не потому ли сказанное пять, а то и десять лет назад, ни одной фразой, ни одним словом не устарело, а и по сей день звучит так же актуально, как и сегодняшнее. Остается повторить, то, что уже было сказано в начале: Валентин Распутин и Виктор Кожемяко ведут друг с другом прямой, предельно откровенный разговор и потому их книга с первой до последней страницы читается с неослабевающим интересом.

Ну, а теперь, после того, как мы в общих чертах познакомились с содержанием книги, с тем, о чем в ней идет речь, наверное следовало бы сказать и о том, как она написана, хотя сделать это будет не очень-то просто. Валентин Распутин — один их лучших и самых читаемых совре­менных писателей — и этим, как говорится все сказано. Егo собеседник Виктор Кожемяко тоже владеет словом — дай Бог каждому журналисту. Так что пересказывать их беседы «своими словами» было бы и не совсем кор­ректно, как выражаются в нашей Думе, и вообще — не хорошо. Однако ж, если нельзя пересказывать, у нас все же остается возможность тот или другой текст «показать», то есть сказанное нашими собеседниками впрямую процитировать. Сделать это, естественно, можно лишь фрагментарно, но как любил говаривать Горький, чтобы почувствовать вкус щей, не обязательно съесть целый горшок, достаточно и двух-трех ложек.

Итак, несколько выписок из книги.

Отстоим ли родную землю?

В.К. В жизни нашей страны за минувший год для меня самым роковым событием стало принятие Земельного кодекса, в котором земля родная объявлена товаром, то есть предметом купли и продажи. Что вы думаете об этом?

В.Р. Достоевский говорил, что от характера землевладения зависит весь порядок в стране, а Толстой продажу земли прямо на­зывал воровством. На нынешних реформаторов это никакого впечат­ления не производит. У них есть цель и они ее добиваются. Их дер­гают за веревочки кукловоды — и они послушно дергаются, выполняя все необходимые упражнения, чтобы гражданам мира в скором времени иметь ранчо на Байкале и латифундии на Кубани. Ни для нас с вами, ни для аналитиков и думцев, ни для губернаторов и фермеров -ни для кого не секрет, что принятый недавно Земельный кодекс, с правом продажи земли — это только начало, приоткрытая дверь, но приоткрытая, больше уже не запертая, и в эту щель в «два процен­та» высматривается российское поле. Прошлогодний рекордный уро­жай, даже и без достаточного удобрения и достаточной обработки, — это что-то вроде прощального самопоказа нашей земли, на что она способна…

Спасем ли наш язык?

В. К. Над языком нашим тоже продолжают сгущаться черные тучи. Целями для ударов на уничтожение берут самое-самое! Земля, на которой русский народ испокон веку жил; язык, на котором он от рождения говорил, думал, слагал молитвы, былины, песни… Чего стоят телевизионные ток-шоу Михаила Швыдкого в его программе «Культурная революция»: одна программа называлась «Русского языка нет без мата», а недавняя была посвящена предстоящей реформе языка. Многое меня прос­то поразило, начиная с состава участников передачи. По-моему, не было ни одного писателя — и это в разговоре о судьбах языка. Впрочем, был Михаил Задорнов, он олицетворял всех русских писателей и всю русскую литературу. Естественно, в принятом сегодня хохмаческом тоне.

В.Р. Где, в каком государстве, в какой Европе, Азии или Африке будет позволено министру культуры заниматься издевательством над культурой своего народа и её сознательным разрушением? Можно такое представить? Нет, нельзя. Только в России невозможное возможно… Разрушить, изгадить, перевернуть, похоронить то, чем славилась Россия, заменить тем, что Россию, как культуру и духовность отменяет. Мат в ли­тературе? Необходим. Секс в культуре? Конечно. Русская литература? Нет больше такой…

Русский язык может быть спасён лишь в том случае, если видеть в нем не только средство элементарного общения, но и путь познания самого себя и своего народа, его психологии, этики, морали, веры, исторической поступи и, в конце концов, его души. Как народ выговарива­ет себя в устной и письменной речи, того он и стоит. Обезличенный народ скажет о себе немногое. Если бы мы задались целью самоспасения, нам бы и в голову не пришло изгонять из школы родной язык и литера­туру — нам бы, напротив, потребовалось расширить их познание, потому, что все остальные науки могут ложиться только на этот фундамент.

И еще одна, последняя выписка.

Исчужили Россию

В.К. КПРФ выступила с идеей референдума: народ хочет знать должны ли богатства недр, данных нашей стране Богом, принадлежать всем ее жителям или нескольким людям? Должны ли тем господам отойти земли, леса и воды? Ну и так далее. И если бы власть хотела переменить свою политику в сторону большей справедливости, она бы поддержала предложения коммунистов, чтобы заручиться мнением большинства народа, и опереться на него. Где там! Немедленно были сделаны поправки к закону о референдуме, дабы сделать осуществление идеи коммунистов невозможным.

В.Р. Всё так: отнимаются и права, и недра, и будущее. И от этого становится жутковато. Отнимаются национальность, традиции, культурные и нравственные ценности. Россия отнимается.

И это нисколько не преувеличение. Образ страны, образ Родины создается из видимого и невидимого, материального и духовного из глу­бин истории и высот святости. Нe зря же мы пели: «Жила бы страна родная и нету других забот». Но жила бы во всем своем многообразии, песнях и легендах, во всей своей красоте, простоте и вымученности. Да и вымученность ее вся была в том, чтобы сохранить себя, не отдать ни душу, ни тело, на которые постоянно находились охотники, ни древнего своего обычая, ни благочестивой скромности, ни многочисленных детей своих, взявших от нее все, чем она была.

Посмотрите, похожи ли мы теперь на себя? Нет, преображение удру­чающее. Обезличивание, обезображивание человека в нравственных и куль­турных чертах идет на всех парах. Как итальянцы отличаются от древних римлян, как греки отличаются от византийцев (но там для этого потребовались века и века), так мы в сверхскоростном порядке, за одну чело­веческую жизнь, отличаемся от себя же, какими была двадцать-тридцать лет назад. Такая поспешность, подобное выскакивание из собственной шкуры к добру привести не могут. Перед нами уже не Россия, а ее расхрис­танное подобие, нечто иное и малоузнаваемое.

Разве была когда-нибудь подобная жадность к деньгам, к долларам-евро? Разве вели себя наши люди когда-нибудь так по-хватски, будто мы последние, а после нас уже ничего не будет? Разве были так падки на пошлости и неприличия?

Могущество России исходило всегда от ее нравственных, духовных и культурных начал. Теперь эти начала отброшены, нравственность и культура попраны и загажены новыми хозяевами, живем в основном нефтью, обирая воровски будущие поколения и в нефтяной стране кто-то (правительство никак не может отыскать, чья это работа) поднимает цены на нефть до небесных высот, не давая в который уже раз убрать урожай.

Разве это Россия, сама себя обирающая — разве это она?

В.К. Конечно, сытно и сладко живется у нас сегодня не только тем, кого называют олигархами. Слой обеспеченных и даже очень обеспеченных вобрал в себя и какую-то часть интеллигенции. Хотя гораздо большая ее часть по-прежнему пребывает в ужасающей бедности.

Но каково отношение к этому наших интеллигентов? Если олигархов считать интеллигентами, то откровенней и ярче всех на этот счет высказался банкир Авен: «Нищета — не наша забота!» — вот как заявил он со страниц еженедельника «Аргументы и факты». Цинично, не правда ли? То есть мы свое вовремя отхватили, награбили, а кто не успел — «это забо­та не наша, пеняйте уж, бедняги, на себя». «Я вполне циничен, — оговаривается и сам олигарх. — Но цинизм в моём понимании — лишь умение смотреть правде в глаза"… Насколько я знаю, в Оксфордском толковом словаре в понятии «интеллигенция» есть специальный термин — «русская интеллигенция». И пояснение такое: это люди, неравнодушные к судьбе тех, кому живется хуже, чем им. Так было. Но что теперь происходит с этой интеллигенцией?

В.Р. К циничном откровениям Авена я могу добавить недавние откровения Чубайса. Этот постоянно не дает нам скучать, все чем-нибудь да позабавит. На этот раз в беседе с журналистом он ополчился на Достоевского: «Я испытываю почти физическую ненависть к этому чело­веку… Его представления о русских, как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывает у меня желание разорвать его на части». Вот даже как!

* * *

Не хотелось бы заканчивать наш разговор какими-то авенами и чубайсами, хотя они и считают себя хозяевами «этой» страны и пребывают в уверенности, что с той Россией, о которой болит душа Валентина Распутина, пришла пора прощаться.

«Нет, не кончено с Россией» — называется одна из глав книги. А в тексте это «нет» даже и повторено: «Нет, с Россией прощаться рано. Я верю — мы останемся самостоятельной страной, независимой, живущей своими порядками, которым тыща лет. Однако легкой жизни у России не будет никогда. Наши богатства — слушком лакомый кусок».

К сказанному остается добавить, что и сам факт публикации книги «Боль души» — этого прямого, обращенного к народу слова всемирно известного писателя является непреложным свидетельством того, что петь отходную по России рано. Россия жива и пребудет вечно!

http://www.voskres.ru/literature/critics/schurtakov1.htm