 |
| Правая.Ru | Дмитрий Меркулов | 17.01.2008 |
Вы, оправдывающие себя законом,
остались без Христа, отпали от благодати,
а мы духом ожидаем и надеемся
праведности от веры.
Гал.5,4
Человеческая совесть требует от закона справедливости:
наказывать зло и утверждать добро.
Митрополит Иоанн. «Одоление смуты».
Минувшие выборы в Государственную Думу наглядно продемонстрировали, что усовершенствованная в последние годы суверенно-демократическая модель «машины голосования» уже не дает сбоев, так что объявленные проценты голосов, на которые она запрограммирована, неизменно появляются потом в конечном результате. Если с той же безупречностью она сработает и в марте 2008 года, то можно будет утверждать, что власть в России вновь, как в советское время, научилась воспроизводить себя с надежностью 99%. Однако ответ на вопрос, хорошо это или плохо, существенно зависит от точки зрения. То, что хорошо для разного рода временщиков во власти, может совершенно не годиться для тех, кто думает о будущем страны.
Одним из уроков смутного времени, из которого наши предки сделали серьёзный вывод, был вопрос об устойчивости государственной власти.
Смута показала, что власти в России не достаточно быть юридически законной и сильной, ей нужно ещё нечто, чтобы быть устойчивой. Предки наши, измученные годами смуты, изгнавшие поляков и собравшиеся на Земский Собор 1613 года, даже выбрав законного государя, никак не могли добиться от него и его родителей (царь Михаил был ещё не в совершенных летах) согласия на Престол. Слишком уж печально сложилась судьба предшествующих соборно избранных монархов Бориса Годунова, Фёдора Годунова и Василия Шуйского.
Пришлось русским людям прибегнуть к крайнему средству — соборной клятве, за себя и за всех своих потомков, клятву верности русского народа царскому роду Романовых. Сама по себе эта клятва заслуживает отдельного изучения. Но, в данном случае, не она нас будет интересовать, а обстоятельства, которые к ней привели.
Нам было бы весьма полезно вернуться к причинам породившим смутное время, с точки зрения народного характера и общественных понятий, которые складываются под влиянием этого характера. Ведь новое смутное время, начавшееся в феврале 1917 года, очевидно, несло в себе те же характерные национальные черты, свойственные нашему народу, проявившиеся в его определённом ответе на обстоятельства. И ничто не гарантирует изменения этого ответа в современной ситуации. Сложатся подобные обстоятельства — и народ, скорее всего, ответит аналогично. Характер народа, как показывает наша история, менее всего подвержен переменам, являясь своего рода инвариантом (постоянной частью) исторического процесса.
Слово иностранного происхождения «легитимность» (от латинского legitimus — законный), является синонимом слова «законность», однако его употребление в последнее время всё более несёт отпечаток наших национальных проблем. Именно поэтому, вероятно, и появились оба эти слова — законность и легитимность — употребляемые в несколько различных смыслах, так что, в глазах русского человека, то или иное явление может быть законным, но не легитимным, а другое, наоборот, легитимным, но не законным. Такое расхождение родственных понятий имеет место не только в России, но только у нас оно является исторически решающим в вопросе о власти. Покажем это на примерах.
Так, Борис Годунов был царём законным, избранным законным путём, но так и не обрёл легитимности в глазах народа, чему в итоге мы обязаны началом смуты. И наоборот, незаконные, с формальной точки зрения, действия русских, направленные к обретению легитимной власти привели, в конце концов, к бунту против законных царей, войне с иноверцами и созыву Земского Собора, положившего начало легитимной власти Романовых.
Таким образом, вопрос о соотношении законности и легитимности имеет примерно тот же характер, что отношение формы и содержания. Законность есть явление формально-юридическое, имеющее на Руси относительную и вспомогательную роль и значение. В отличие от латинян, положивших основания римскому праву, в отличие от иудеев или немцев, не мыслящих жизни без формальной законности, наше отношение к ней всегда было своего рода уступкой необходимости упорядочить отношения в условиях, когда нарушался закон Правды Божией.
Но как только закон Правды Божией восстанавливал своё влияние, так стеснительные юридические законы отставлялись в сторону. Не случайно, первый наш свод законов, составленный Ярославом Мудрым, так и назывался: «Русская Правда», а такой учитель русской духовности и словесности, как первый русский митрополит Илларион, составил даже особое «Слово о законе и благодати», опираясь на Евангелие Христово и отдавая предпочтение именно благодати Божией, то есть Любви и Правде.
Самодовлеющее значение закона свойственно иудаизму, католицизму и протестантизму. Русские люди со времени Православного Крещения Руси предпочитали жить и спасать свои души благодатью и любовью, а не формальным законничеством.
Легитимность (как складывающееся современное понятие) соответствует нашим национальным представлениям о праведности власти. Поэтому полезно будет здесь уточнить три её аспекта: юридическую (закон формальный, государственный), нравственную (закон Божий) и психологическую (народное представление о справедливости, соответствие традициям).
Легитимность как понятие, в которое народ русский вкладывает своё желание поддержать власть, или, если таковой нет, стремление обрести её, является скорее духовно-психологическим качеством, чем юридическим, или какой-нибудь механической суммой этих компонентов.
Так, например, для нас традиционно простительно отступление от формального закона, ради исполнение нравственного Закона Божия. Поэтому легитимным, в конце концов, может оказаться юридически незаконное деяние, совершённое ради торжества Правды и справедливости. Проще говоря, мы понимаем того милиционера, который отпускает преступника, если преступник совершил своё преступление не из корысти, а из невозможности иным путём восстановить справедливость. Излишний же формализм законников противоречит нашим национальным традициям и неминуемо осуждается народной совестью.
Конечно, хорошо, когда имеют место все три компонента легитимности: исполнен и формальный закон, и Закон Божий, и соблюдены традиции, то есть удовлетворено, таким образом, народное чувство справедливости. Но так бывает далеко не всегда. В жизни нередки противоречия. И в том, какой выбор делает, в том или ином случае народ, проявляется его национальный характер, его нравственность и его правосознание.
Есть также и ещё одна сторона в связи с проблемой устойчивости власти. Это — отношение легитимности власти и её силы. Прежде всего, может возникнуть практический соблазн эти позиции перепутать. Сильная власть кажется устойчивой, однако это не вполне верно. Временная устойчивость может быть обеспечена силой (тиранией), но длительная только легитимностью (праведностью).
Для настоящей (полной) устойчивости, как правило, необходимо и то, и другое. Однако российская история ХХ века являет нам и противоположные примеры. Власть может быть сильной, но нелегитимной, и, наоборот, легитимной, но не имеющей силы. Тогда возникают соблазны государственных переворотов.
Наша современная затянувшаяся смута тоже имеет свою точку попранной исторической легитимности. Эта точка — февраль 1917 года, когда Помазанник Божий — Святой Царь Николай II с помощью клеветы, насилия и обмана в результате государственного переворота, совершенного окружавшей его группой предателей-масонов, был отстранён от власти и, в последующем, в 1918 году злодейски убит большевиками вместе со всей своей семьёй.
По вере Православной легитимная Царская власть в России временно перешла к самой Небесной Владычице Богородице, о чём свидетельствует факт обретения иконы Божией Матери Державной в селе Коломенском под Москвой 2 марта 1917 года. То есть именно в день отречения Государя от Престола. На этой иконе Небесная Владычица изображена сидящей с младенцем на троне со скипетром и державой в руках.
Власть Государя Императора была легитимной, но хитростью врагов Православия была отрезана от поддерживающей его народной силы. Действительно, Государь под угрозой новой смуты и в условиях окружившего его плотным кольцом антимонархического масонского заговора отрёкся от трона в пользу брата, брат в пользу Учредительного собрания, что не было предусмотрено Законом о Престолонаследии Российской Империи, и, что ещё более существенно, не предусмотрено Православной Церковью. Царь Николай II до самой своей мученической кончины оставался Помазанником Божиим.
Все остальные захваты власти были уже последствиями февральского переворота. Власть Временного правительства не имела ни законности, ни легитимности, ни силы и поэтому была обречена. Большевики воспользовались идеей справедливости, чтобы захватить власть. Однако и их нелегитимность очень скоро стала очевидна всем, включая сторонников. Но у них была сила, основанная на международной поддержке врагов России, временном заблуждении части народа и террористической силе интернациональных отрядов.
Большевики вообще не заботились о легитимности, преступая все законы, теоретически провозглашая тиранию классового насилия: «диктатуру пролетариата». (Потом в Китае председатель Мао облек это в форму афоризма — «Винтовка рождает власть!»). Поэтому они, не церемонясь, разогнали Учредительное собрание — «Караул устал, расходитесь граждане и гражданочки!» и приступили к кровавым погромам, которые продолжались пока не было уничтожено всё потенциально способное к сопротивлению.
Советская власть, отказавшаяся от юридической преемственности (то есть, в момент своего создания юридически беззаконная) и учредившая новую псевдодемократию, за которую голосовало 99 процентов советских избирателей, в дальнейшем формально-юридически была узаконена (опиралась на своё законодательство). Но итоги советских формальных выборов были заранее предопределены, получены тоталитарным насилием, то есть, лишением избирателей свободы волеизъявления, что явно противоречит и нравственному закону, и чувству справедливости и национальным традициям. Поэтому режим этот был нелегитимным, и защищать его в 1991 году оказалось некому.
Тем не менее, справедливости ради надо сказать, что в сталинско-брежневский период существования СССР идеологической верхушкой коммунистов было сделано немало для того, чтобы придать некоторую легитимность существующему режиму. Сталин добивался этого не усилением тоталитарного страха, а конкретными шагами по увеличению своей популярности в массах. Внешнему облику государства всё более придавался традиционный имперский вид, широко пропагандировались идеи классовой справедливости, практическая политика пресекала растущие материальные аппетиты управляющего слоя — номенклатуры.
Во времена Брежнева системная несвобода стала сдавать позиции. Сказалась своего рода «усталость металла». Понадобились новые — моральные скрепы, и был выдуман моральный кодекс «строителя коммунизма», коммунистический слепок с заповедей Моисея. Однако, этот кодекс не спас положения. Подлинная легитимность так и не была обретена. Либеральная ржавчина всё больше разъедала жёсткие силовые конструкции социализма, а нравственные скрепы не сдерживали общества из-за давления неоправданного насилия, отсутствия у власти веры в Бога и из-за разрушения традиций.
Мысль о том, что советский строй был легитимным, может прийти в голову только в связи с нашей победой в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 годов. Поскольку очевидно, что кровь, пролитая советскими воинами на полях сражений, и сама грандиозная дарованная Богом Победа означают Божественную милость, совершившуюся над Россией в это великое время. Те из русских, кто из сопротивления коммунистам стал тогда на сторону врага (власовцы и др.), оказались в положении презренных предателей Отечества.
Это так. Но здесь придётся сделать необходимую оговорку. Униженная и разгромленная большевиками, но не потерявшая свою силу Русская Православная Церковь, в лице её верных служителей в России и за рубежом, усердно молилась Богу не о победе коммунистов, а о спасении России. Или, говоря современным языком, Церковь молилась о защите Русской Цивилизации, одеяние которой (СССР) было всего лишь рубищем на её крестном пути.
Именно в это время Сталин совершил ряд вынужденных шагов к возрождению Церкви. Легитимность здесь обреталась не режимом, а конкретными исполнителями воли Божией на тот исторический момент, то есть теми, кто трудился для защиты и спасения будущего России.
Героическим подвигом наших воинов и вымоленной Церковью помощью Божией была сохранена политическая и нравственная возможность возрождения России как Православной страны. И ради этого будущего Господь и дал нам одержать Победу.
Но богоборческий коммунистический строй не мог удерживать дарованную ему благодать. Хрущёв, совершивший ряд морально противоречивых деяний, боровшийся с Церковью, утратил всякую популярность в массах и стал посмешищем в глазах народа. О Брежневе охотно рассказывали анекдоты. Власть после Сталина постепенно теряла и силу, и авторитет.
Переворот августа 1991 года, начатый ГКЧП и законченный Ельциным, был ещё одним звеном беззакония. Если бы ГКЧП или Ельцин (безразлично) действовали, опираясь на патриотизм и национальную идею, совершённые ими действия были бы формально незаконны, но легитимны, и это привело бы к абсолютно другим итогам последнего десятилетия.
Бывшие члены ЦК КПСС Ельцин, Кравчук и Шушкевич, как порождения взрастившей их системы, в декабре 1991 года о легитимности своих решений беспокоились меньше, чем о наличии водки и закуски, чтобы «обмыть» расчленение страны.
Расстрелявший Верховный Совет танками в октябре 1993 году узурпатор Ельцин также мало интересовался тонкими вопросами человеческой и Божественной законности, когда в декабре того же года предложил на референдум новую Конституцию РФ, по которой мы живём, и за которую по официальным данным проголосовало всего 25% граждан (На самом деле, и того меньше). Не значит ли это, что более 75% россиян фактически проголосовали «против», что обеспечивает нелегитимность даже по демократическим меркам.
Но и это не самое прискорбное. В конце концов, отними у нас кто-нибудь упомянутую конституцию, и 99% российских граждан даже ничего не заметят. Обходится же без конституции, например, такая страна, как Израиль. Мы тоже прекрасно без неё обходились почти тысячу лет своей истории, имея основным законом государства — Евангелие Христово.
Если же учесть, что, как минимум, 25 миллионов русских из «ближнего зарубежья», не лишённых к 1993 году российского гражданства, которые также должны были бы по справедливости принять участие в голосовании, а их этого права необоснованно лишили, то врождённая нелегитимность существующего ныне государственного режима становится ещё более очевидной. Ни с точки зрения юридической, ни с точки зрения нравственности, ни с точки зрения наших традиций невозможно оправдать тот факт, что русское большинство, в силу сговора интернациональной части правящего слоя, оказалось в России совершенно бесправно. Даже имя русского народа, составляющего более 80% населения России, не упомянуто в конституции.
Правительство и законодательные органы России продемонстрировали всему миру, что им не нужны коренные русские, показав свою чужеродность по отношению к русскому народу. Это прямо напоминает жестокий сталинский отказ от русских людей не по своей воле попавших в плен к немцам в 1941 -1945 годах.
Не менее незаконны и те решения власти, которые разделили страну и государственную собственность между номенклатурными выдвиженцами.
«Это что же такое вы утверждаете?!» — возмутится какой-нибудь бдительный читатель, озабоченный возможностью возникновения хаоса и анархии. — «По-вашему получается, что вся современная власть абсолютно незаконна, и, стало быть, можно делать всё, что угодно?!»
Да, бдительный читатель, именно всё, что угодно, и делают сегодня в России очень и очень многие российские и зарубежные граждане, осознавшие этот факт, и заботящиеся только о себе, о своём удовольствии и своих личных интересах. Такие люди очень бывают обижены и огорчены, когда внезапно оказываются в поле зрения правоохранительных органов: «Почему, собственно взяли меня, ведь все ведут себя так же, ведь всё сегодня в России беззаконно?». Но общество и государство так жить не могут. Поэтому прокуратура и милиция требуют (хотя и избирательно) исполнения существующих законов, не выясняя вопросов законности принятия Конституции. А депутаты создают свои поправки к законам, не вспоминая о том, какими способами избрали их в Государственную Думу.
Нет, мы не считаем, что существующая в России власть абсолютно не законна. Всякий закон относителен. А в русской традиции, тем более. Для нас, православных, — лучше худой закон, чем никакого закона.
Гораздо больше нас сегодня волнует её нелегитимность. Ибо только в условиях легитимности можно добиться высокого правосознания граждан, доверия к реформам и практического исполнения законов, а, главное, добиться от наших людей сознательного и безусловного служения России.
У нашего беспокойства есть и ещё одна сторона: устойчивость. Власть в России сегодня не имеет не только легитимности, но и достаточной силы, поэтому она может быть лёгкой добычей авантюристов — необольшевиков, не сделавших для себя никаких выводов из нашей истории. И хотя такая авантюра была бы для них самоубийственна, от неё не застрахован никто. Ведь так же, как и в 1917 году, западная поддержка им обеспечена.
Ответственные политики должны понять, что ничего, кроме наказания Божия, за непрекращающуюся цепь преступлений, страну нашу не ожидает до тех пор, пока мы благоразумно не вернёмся к исходной точке нашего падения…
Эта статья является главой из книги Д.Н. Меркулова и В.М. Бобровника «Контрреволюция и национальная идея России», второе издание которой готовится к выходу издательством «Алгоритм».
