 |
| Православие и современность | Наталья Горенок | 16.01.2008 |
В течение практически всей долгой жизни он — один из самых популярных и «продаваемых писателей», обласканный критикой и многочисленными почитателями. Даже на склоне лет Грин — жизнелюбец, любитель парадоксов, путешественник и авантюрист. Наверное, подобным образом можно попытаться определить итоги жизни личной.
Или все же, подводя черту, следует приступить с другой стороны, заглянуть за всем известный «фасад»? Тогда жизнь Грина выглядит вовсе не столь счастливой и безоблачной: депрессии, внутренняя противоречивость, безрассудные поступки, вплоть до игры в «русскую рулетку», многолетняя зависимость от лекарств, без которых он не мог сомкнуть глаз, наконец, пристрастие к алкоголю, которое вернее всего свидетельствует о том, что душу человека разъедает ядовитая горечь… Признание в автобиографической книге: «Писательский труд — это форма терапии, и мне непонятно, как спасаются от безумия, тоски и панического страха (выделено нами.- Авт.), которые подстерегают человека на каждом шагу, те, кто не пишет книг, не сочиняет музыки, не рисует картин"[1].
Перед нами, без сомнения, глубоко страдающий человек. Между тем в середине ХХ века о Грэме Грине говорили как о писателе-католике, поднимавшем в своих произведениях темы обретения и потери веры, взаимоотношений человека и Бога. Если, оставив в стороне оценки критиков, просто перечитать сегодня некоторые из его произведений, рассмотрев их с христианской точки зрения, можно сделать вполне очевидный вывод: Грэм Грин — человек, который всю свою жизнь боролся с Богом, голос Которого ясно слышал и в то же время, по каким-то причинам, слышать не хотел.
Быть католиком в Англии
Грэм Грин родился 2 октября 1904 года в Берхэмстеде, городке в графстве Хартфордшир, окончил Оксфордский университет и начал свою профессиональную деятельность, устроившись на работу в городской еженедельник Ноттингема. Здесь же произошло событие, которое наложило отпечаток на всю последующую жизнь писателя: в начале 1926 года он перешел в католичество.Что значило стать католиком в Англии — стране, где на протяжении почти трех (XVII-XIX) веков велась непримиримая борьба с католицизмом, где господствовала и господствует Церковь англиканская и влиятельны пуританские общины? Конечно, в ХХ веке переход человека в лоно Католической Церкви уже не влек за собой поражение в правах (а ранее было и такое), но, с точки зрения светского общества, принять католичество — значило прослыть, как минимум, человеком странным, реакционером и мистиком. Для перехода в католичество были необходимы глубокие причины. Тем не менее, в первой трети ХХ века целый ряд представителей английской интеллигенции, писателей делает подобный выбор: Г. К. Честертон, Дж.Р.Р. Толкиен, Ивлин Во. Все их последующее творчество свидетельствует о том, что, выбирая католичество, они шли путем углубления своего христианства, искали Церковь, которая была бы не просто сообществом благонамеренных людей, как протестантские общины, но Телом Христовым, в котором таинственно действует Сам Бог.
Что касается Грина, то для него «внешним» поводом для перехода в католичество были отношения с Вивьен Дэйрел-Браунинг — его будущей женой. Многое показалось ему убедительным при прохождении обязательной катехизации. И хотя переход Грина в католичество выглядит осознанным шагом взрослого человека, при перемене имени для вступления в лоно Католической Церкви (такова традиция) он выбрал для себя имя Томас (Фома) — в честь апостола, которого принято считать сомневающимся. Грин называл себя «неортодоксальным католиком»: «Я человек веры, — говорил он, — но при этом еще и человек сомнений. Сомнение плодотворно. Это главное из хороших человеческих качеств"[2].
«Мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем"[3]
В «большую литературу» Г. Грин вошел в 1929 году как автор романа «Человек внутри». В 1938 году одно из религиозных издательств заказало ему документальную книгу о преследованиях католиков в Мексике, в Англии она вышла под названием «Дороги беззакония». Но в результате поездки в Мексику появился на свет и роман «Сила и слава» (1940). Как выразился один английский критик, «Дороги беззакония» послужили тем карьером, где добывался строительный материал для «Силы и славы».Что мог увидеть писатель в Мексике в конце 1930-х годов? Ее история в первой трети ХХ века очень драматична и во многом перекликается с историей России. В 1910—1917 годах в этой беднейшей стране произошла антифеодальная революция. На несколько последующих десятилетий Мексика погрузилась во мрак острейшей борьбы политических группировок, некоторые из которых были воинственно-антиклерикальными. Соответственно, в периоды их господства (1924−1928, 1934−1940 годы) происходили гонения, направленные против духовенства и верующих. В разные годы и в разных штатах они осуществлялись с различной степенью интенсивности, но настоящий взрыв насилия произошел в штате Табаско, где были созданы карательные отряды «краснорубашечников», поставивших своей целью уничтожение Церкви как таковой, открывших настоящую охоту на католических священников.
Именно в таких условиях происходит действие романа «Сила и слава». Его главные герои не имеют собственных имен. Это образы-антиподы: священник, пытающийся достичь границы и спасти свою жизнь, и лейтенант, ведущий на него жестокую облаву со взятием заложников и расстрелами невинных людей.
Есть такой факт: вскоре после войны режиссер Джон Форд снял в Голливуде по роману «Сила и слава» фильм «Беглец». Священник в нем представал безупречным праведником, а лейтенант — средоточием всех пороков. Г. Грин, по собственному признанию, так и не смог заставить себя посмотреть этот фильм. Действительно, в прямолинейности и идеализации гонимого героя (и Церкви в целом) самого писателя упрекнуть нельзя никак. Наоборот — он наблюдает и фиксирует самые разные проявления: и подъема человеческого духа, и гораздо более — человеческой немощи и страдания.
Действительно, на первый взгляд, его пьющий падре — одна сплошная немощь: «Худой, хилый, он казался человеком ничтожным, к тому же умученным болезнями и беспокойным характером"[4].
О нем говорят самые немыслимые вещи: «Одна бедная женщина понесла к нему сына — крестить. Она хотела назвать его Педро, но священник был так пьян, что будто и не слышал ее и дал ему имя Бригитта. Бригитта!"[5].
Он сам ощущает себя падшим и ни на что не годным человеком. У него есть незаконнорожденная дочь, зачатая в минуту душевного мрака и отчаяния. Он несет свой смертный грех как незаживающую рану: «Для него тогда будто наступил конец мира"[6]. И вместе — мучительную тайную любовь к дочери. В течение нескольких лет он единственный священник в штате, где пятерых его собратий расстреляли, а один — падре Хосе, повинуясь приказу властей, вступил в брак и сложил с себя сан: «Он единственный священник, которого запомнят дети. И от него они почерпнут свое представление о вере. Но ведь именно он, а не кто другой, влагал этим людям Тело Христово в уста. А если уйти отсюда, тогда Бог исчезнет на всем этом пространстве между горами и морем. Не велит ли ему долг остаться здесь — пусть презирают, пусть из-за него их будут убивать, пусть его пример совратит их. Эта задача была неразрешима, непосильна… Он поднес бутылочку ко рту…"[7].
А люди — нужен ли им священник, нужна ли Церковь — здесь, как кажется, в забытом Богом месте, среди нищеты, болотных испарений и стервятников? Опять, исследуя это, Грин рисует картины, почти карикатурные, далекие от всякой идеализации Церкви.
Вот женщина читает запрещенную, доставленную контрабандой книжку о «юном Хуане», мученике за веру, своим детям. Младшие девочки «напряженно смотрели на мать глазами-бусинками, упиваясь сладостной набожностью"[8]. Сын Луис, мальчик лет 14, невыносимо скучает. Книжка плакатно-слащавая, наивная: «Не верю ни одному слову, — с угрюмой яростью сказал мальчик.- Ни одному слову не верю"[9]. Отец детей относится к этому чтению снисходительно: «Церковь — это падре Хосе и пьющий падре. Других я не знаю"[10].
Вот полузаброшенная нищая деревня, где не видели священника более 5 лет. Смертельно уставшему беглецу не дают отдохнуть и пяти минут. Просьбы о крещении, исповеди, причастии. «Жалко, если солдаты придут и мы не успеем… Такое бремя на бедных душах, отец…"[11]. — Но уже через несколько строк — признание, что крестьяне вовсе не испытывают особой духовной жажды, просто — «надо уважить падре. Как по-вашему, зачем он сюда пришел?"[12]
Грину настолько чужд всякий пафос, он так беспристрастно фиксирует все самое низкое и мелочное в человеческой натуре и жизни, что какие-то проявления жизни духа возникают в его повествовании как лучи света, всегда неожиданно и ясно. Они удивительны — и оттого правдивы, несомненно истинны. Такова, например, ночная месса в сельской хижине, где священнику было разрешено отдохнуть несколько часов, в те напряженные минуты, когда вокруг этого дома сжимается кольцо облавы: «Он чувствовал вокруг нетерпение и приступил к освящению Даров (облатки у него давно кончились — вместо них Мария дала ему кусок хлеба. Нетерпение вокруг разом исчезло. С годами все потеряло для него смысл, кроме: ?Кто в канун для Своих страданий взял хлеб в святые и досточтимые руки Свои…?. Пусть те движутся там, по лесной тропе, здесь, в хижине, никакого движения не было. ?Hoc est enim Corpus Meum?[13]. До него донеслись облегченные вздохи. Господь снизошел к ним во плоти — впервые за последние шесть лет"[14].
Считается, что истина рождается в споре. Но у Грэма Грина истина рождается… в парадоксе. Когда гонимый оказывается в полной безопасности, он возвращается, зная точно, что идет на верную гибель. Жертвует собой, понимая, что никому не нужна его жертва: не может отказать умирающему в исповеди, осознавая, что идет в поставленную ловушку: «Да ведь знаете, лейтенант, чувство долга есть даже и у труса"[15].
Здесь есть и свой Иуда — метис, причем Иуда, укоряющий того, кого предает, в собственном предательстве и требующий благословения священника, который по его вине идет на казнь. Есть мальчик Луис, который с презрением относится к простой религиозности матери и восхищается героями революции, подтянутым лейтенантом и его оружием. Есть сам лейтенант, который желает, ни много ни мало, дать людям счастье, «освободив» их от Церкви и веры. Но почему-то после казни священника «действенная любовь, заставлявшая его палец нажимать на курок, выдохлась и умерла"[16]. И очевидно, почувствовав это, в ответ на приветствие лейтенанта «мальчик сморщился и плюнул сквозь оконную решетку — плюнул точно, так что плевок попал прямо на револьверную рукоятку"[17]. В конце романа Луис делает то, чего невозможно было ожидать от него на протяжении всего повествования, — припадает к руке нового священника, пришедшего искать тайное прибежище в его доме.
Важно только одно — быть святым
В произведениях по-настоящему талантливого художника часто возникают прозрения, неожиданные для него самого, выводы, к которым невозможно прийти просто с помощью логических размышлений. В этом — тайна творчества. Биографы Г. Грина свидетельствуют о том, что он был плохим католиком и сам понимал, принимал это. Мы не знаем, хорошо ли он был знаком со Священным Писанием. Но у апостола Павла есть мысль, которая наверняка очень понравилась бы ему своей парадоксальностью: сила Божия совершается в немощи (ср.: 2 Кор. 12, 9).В романе «Сила и слава» воссоздана легко узнаваемая по нашей собственной истории ситуация, в которой власть поставила своей задачей полное уничтожение Церкви. Но, несмотря на всю злобу «князя мира сего», несмотря на человеческую немощь духовенства и современных христиан, Церковь не умирает, не исчезает с лица земли, ростки веры пробиваются в сердцах все новых людей, иногда, по виду, совершенно до того момента окамененных. Потому что Церковь — это дело не от человеков (ср.: Деян. 5, 38), а установление Божие. Именно поэтому название романа отсылает нас к священническому возгласу: «Яко Твое есть Царство, и сила, и слава», — который адресуется непосредственно Господу. Как говорит Апостол, сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была [приписываема] Богу, а не нам (2 Кор. 4, 7).
И еще одну очень важную вещь о призвании христианина «плохой католик» Грин сообщил своим читателям, описывая чувства священника в последние мгновения его жизни: «Слезы лились у него по щекам; в эту минуту не проклятие было страшно ему, даже страх перед болью отступил куда-то. Осталось только чувство безмерной тоски, ибо он предстанет пред Богом с пустыми руками, так ничего и не свершив. В эту минуту ему казалось, что стать святым было легче легкого. Для этого требовалось только немного воли и мужества. Он словно упустил свое счастье, опоздав на секунду к условленному месту встречи. Теперь он знал, что в конечном счете важно только одно — быть святым"[18].
Такая разная любовь
Роман Г. Грина «Конец одной любовной связи» вышел в свет в 1951 году. Пожалуй, самая восторженная его оценка принадлежит Уильяму Фолкнеру. «Это один из самых лучших, самых правдивых и трогательных романов моего времени», — заявил американский коллега Грина по писательскому цеху, лауреат Нобелевской премии по литературе. Однако другие рецензенты не были столь единодушными: люди, далекие от Церкви, упрекали писателя в том, что он превратил художественное произведение в трактат по проблемам теологии, а многие католики, наоборот, усмотрели в книге оскорбление религиозных чувств. Почему?Действительно, на первый взгляд, перед нами — классический любовный роман. Герой, от имени которого ведется повествование, — тоже писатель, Морис Бендрикс. Конечно, вряд ли его можно полностью отождествлять с автором, но без сомнения, Грин передал ему много собственных мыслей и чувств. В образе героини, Сары Майлз, тоже угадываются черты реальных женщин. Узнаваемы, по мнению биографов, и некоторые ситуации, которые имели место в жизни писателя и его возлюбленных. Все это дает нам основания видеть в той борьбе, которая происходит в душе вымышленного героя, отголоски тех чувств, которые владели самим автором.
Завязку романа можно описать по-бытовому банально: преуспевающего писателя без объяснений бросила любовница — жена человека, который считает этого писателя своим другом. Проходит несколько лет, и Морис понимает, что его чувства к Саре не угасли. Он нанимает частного детектива, чтобы выяснить, кто его «счастливый соперник».
Конечно, Грин остается Грином, и его мастерство, внимание к неоднозначности людской природы, искренность и напряжение чувств не оставляют места банальности в описании человеческих отношений. Вот герой романа получает от детектива обрывок письма, доказывающий, что у него есть соперник: «Я увидел чистый и смелый почерк Сары <…>: ?Мне незачем Тебе писать или говорить с Тобой, Ты все знаешь раньше, чем я скажу, но когда любишь, хочется говорить и писать, как всегда, как прежде. Я еще начинаю любить, но мне надо отдать все и всех, кроме Тебя, и мешают мне только страх и привычка?… Эта любовь сломала клетку слов, не могла скрываться"[19].
Личность «соперника» раскрывает украденный дневник Сары. Это — Бог. Когда человек осознает Его присутствие в своей жизни, ему приходится делать острейший нравственный выбор: между своими собственными пристрастиями, привычками — и необходимостью, даже внутренней потребностью жить по заповедям. Выполнять ли свои обещания Ему? Продолжать жить по-своему — или доверить свою жизнь Богу? Этот выбор не бывает легким. Чаще всего, он причиняет сильную боль.
И Морис, и Сара начинают свою борьбу с Богом на грани любви и ненависти к Нему (вопрос Сары из дневника: «Господи, дорогой, что же мне делать, я хочу любить?). Только борьба Сары приводит к обретению веры и принятию Бога как Личности, а Морис настолько не может смириться с потерей возлюбленной, что даже после ее смерти ведет с «Соперником» борьбу бессмысленную и отчаянную. Истинная причина этой борьбы — страх перестать быть самим собой, в котором он признается умершей: «Хорошо тебе любить Бога. Ты умерла. Ты с ним. А я болен жизнью, страдаю здоровьем. Если я Его полюблю, я не могу тут же умереть. Мне придется что-то делать… Если я вот так полюблю, всему конец. Когда я любил тебя, я не хотел есть, не глядел на женщин, а полюблю Его — все будет пусто без Него. Я даже работать не смогу, больше не буду Бендриксом. Сара, я боюсь!"[20].
Борьба человека с Богом, творения с любящим Творцом — тоже понятие парадоксальное. Не только потому, что силы несоизмеримы, но и потому, что добровольно уступивший, предающий себя в руки Божии человек получает неисчислимые дары от Него. «Проигравший» — выигрывает. Последующие события жизни Г. Грина дают основание полагать, что писатель, как и его герой, «не сдался» и произнес вместе с ним страшные слова: «Господи, Ты сделал достаточно, Ты много отнял у меня, я слишком устал, слишком стар, чтобы учиться любви, оставь же меня в покое!"[21].
Там, где не пишут биографий
Очень верные заметки о творчестве Грина и его отношении к вере и жизни оставил другой английский писатель — Дэвид Лодж, который встречался с Грином и очень тепло к нему относился: «Из романов самого Грина, начиная с? Ценой потери? (1961), явствует, что его собственная вера в Бога претерпевает изменения и истощается. Если раньше он называл себя? пишущим католиком?, то теперь подобрал другое определение: ?католик-агностик?. В одном из интервью он проводит границу между религиозными убеждениями, которых лишился, и верой, которую сохранил, хотя эта последняя скорее напоминает тоскливую надежду на то, что вся христианская мифология в конце концов чудесным образом обернется правдой. Я и сам, пожалуй, в чем-то католик-агностик (или агностик-католик), но мне все-таки кажется, что самые сильные, выдержавшие проверку временем романы Грина те, в которых он без всяких компромиссов следует каноническому учению о Боговоплощении и конце света; ни он, ни я в период нашего знакомства уже не разделяли подобных взглядов"[22].Заметки Д. Лоджа были написаны после смерти Грина и выхода в свет нескольких его биографий, авторы которых сосредоточились на некоторых интимных подробностях. Отметив, что „никакие разоблачительные открытия, касающиеся личной жизни писателя, не должны влиять на наше мнение о его творчестве“, и указав на то, что Г. Грин был глубоко страдающим человеком, Лодж завершил свои заметки сочувственными словами: „Да пребудет душа его в мире — там, где не пишут биографий“.
Эти его слова чем-то напоминают просьбу о молитве. Конечно, человек, не имеющий веры, не может молиться, но даже у него есть некоторая надежда на милосердие Божие к тем, кого он любит. И эта надежда небезосновательна. Потому что несмотря ни на что право подвести итоги человеческой жизни принадлежит только одному Богу.
Редакция журнала благодарит Фрэнсиса Грина, Люси Сандерс и профессора Ричарда Грина за предоставленные фотоматериалы
[3] 2 Кор. 4, 9.
[4] Грин Г. Сила и слава // Грин Г. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2. С. 14.
[5] Там же. Т. 2. С. 28.
[6] Там же. Т. 2. С. 68.
[7] Там же. Т. 2. С. 65.
[8] Там же. Т. 2. С. 26.
[9] Там же. Т. 2. С. 51.
[10] Там же. Т. 2. С. 28.
[11] Там же. Т. 2. С. 45.
[12] Там же.
[13] «Сие есть Тело Мое» (лат.).
[14] Грин Г. Сила и слава // Грин Г. Собр. соч.: В 6 т. М., 1993. Т. 2. С. 70−71.
[15] Там же. Т. 2. С. 181.
[16] Там же. Т. 2. С. 208.
[17] Там же. Т. 2. С. 209.
[18] Там же. Т. 2. С. 200.
[19] Там же. Т. 2. С. 492.
[20] Там же. Т. 2. С. 584.
[21] Там же. Т. 2. С. 590.
[22] Лодж Д. Разные жизни Грэма Грина // Иностранная литература. М., 2001. N 12; а также http://magazines.russ.ru/inostran/2001/12/lodge.html.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4563&Itemid=118
