Русская линия / Библиотека периодической печати / Судьбы Божии

«Нет слепого случая! Бог управляет миром,
и все совершающиеся на небе и в поднебесной,
совершается по суду Премудрого
и Всемогущего Бога,
непостижимого в премудрости
и всемогуществе своем,
непостижимого в управлении своем».
Свт. Игнатий Брянчанинов

«Судьбы Твоя — бездна многа…»
35-й Псалом

ИМЯ ЕРМАКА В ПАМЯТИ НАРОДНОЙ

Четыреста с лишним лет прошло со дня гибели славного атамана Ермака Тимофеевича, «родом неизвестного, душою знаменитого», но память о нем не дает покоя потомкам и исследователям, людям, нередко далеким от веры христианской. Как будто сам Бог твердо стоит за его имя и дело, не давая сгинуть в истории и показывая, что Ермак «стал рода Его».

Многие рады носить это имя как талисман, как знак достоинства и чести. Одним это нужно, чтобы гордиться своими историческими корнями, другим — чтобы хоть как-то «узаконить» свои права на разграбление Сибири. Многие считают за честь породниться с этим человеком, отыскать в себе капельку его крови как, например, днепровские и донские казаки. Некоторые историки в пользу татарского населения и сами татары называют его Тимофей Аленин — хан и сын татарского народа, пришедший в Сибирь изгнать пришельца Кучума. Кто-то признает Ермака за еврея Евсея Каломбо, внука Христофора Колумба. В ходе дискуссий об этом человеке люди успевают познакомиться и найти компромисс. Да, в одном они едины: Ермак незаурядная личность. Так было между покойным рабом Божиим Анатолием Борисовичем Винниковым, беззаветно любившим Ермака, и одним его вечным оппонентом из нынешних лидеров татарской национальности. Последний уступил и сказал: «Ну, если хотите, ставьте памятник своему Ермаку». Видимо, посмотрел все же человек в корень, в летопись, где особенно видно, что не враг Ермак Тимофеевич ни тем, ни другим. А, может быть, и Бог вразумил этого мужика татарина. Разговор-то происходил во время Рождественских чтений 2004 года, и люди смягчились друг к другу.

Что же это за человек, которого в своих рассуждениях не чуждаются украинцы и евреи, русские и татары?.. История говорит о нем, как о православном христианине, хотя для нашего времени его христианский образ представлен мало. Иконы из походного храма Ермака Тимофеевича подносились в дар царствующим особам. А.И. Сулоцкий писал: «К шестидесятым годам XIX столетия «Ермаковых икон в Тобольском соборе, как это видно из описей соборных, сохранилось до настоящего времени до семи, между прочими икона Христа Спасителя с предстоящими в серебряных венцах. Из прочих, как замечательных исторически, Преосвещенными тобольскими одни были отправлены для поднесения государям императорам по случаю их восшествия на престол или коронования, а другие розданы в благословение важным лицам, например, сибирским губернаторам и воеводам… Другая достоверная икона из часовни Ермака — образ Николая Чудотворца, который в 1826 г. был поднесен в день коронации императору Николаю Павловичу». Такое великое почтение к памяти народного героя было у государей и на государственном уровне.

В истории церкви поднимался вопрос о причислении к лику святых этого великого человека. И, думается, только недостаток сведений (кто, откуда, где покоятся мощи, — авт.) или боязнь вызвать в церковной общественной среде противостояния из-за некоторых, скорее, кажущихся, разномнений, помешали решению этого вопроса. А, может быть, начало реформ патриарха Никона или опасение поднять авторитет гонимого казачества (это было время восстаний Разина, Пугачева, Болотникова, — авт.) послужили причиной того, что канонизация не состоялась. Но в истории государства Российского имя Ермака Тимофеевича по его духовным качествам и совершенному им делу смело можно поставить в один ряд с именами таких святых, как Александр Невский и Дмитрий Донской.

В народе его с любовью называют «младший брат Ильи Муромца», а глас народа — глас Божий. Писатель и журналист А.С. Суворин в повести «Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири» пишет: «В Сибири у всякого крестьянина, даже самого бедного, висит в избе портрет атамана-князя».

Народ наш с Божией помощью поразительно точно и благоговейно сохранял для потомков память о Ермаке. Вся Сибирь говорила единомысленно, не преукрашая и не умаляя истины, не давая пропасть и забыться славным делам Ермака Тимофеевича и его дружины. А такие люди, как С.У. Ремезов, Г. Ф. Миллер, Савва Есипов и др. собрали эту память воедино для напоминания потомкам, кого избрал Господь наш Иисус Христос даровать нам Сибирь. Истинно, если нужно, «то из камней может Господь воздвигнуть детей Аврааму» (Лк., гл.3:8).

Каждый историк, изучая Есиповскую, Кунгурскую летописи, другие документы того времени, всегда находил что-то новое, дополняя и открывая для нас образ этого великого человека. Так, В. Тоболяков, исследуя жизнь Ермака, обнаружил в старинном фолианте И.Е. Фишера за 1774 г. следующие строки: «Ермак хотя и был разбойником, однако имел при том страх Божий». «Он имел при себе пять священников и одного монаха, которые отправляли Божью службу». О дружине Ермака Г. Ф. Миллер в «Описании Сибирского царства» (далее сокращен.: ОСЦ, — авт.) пишет: «Хотя сии люди безбожным образом несколько лет житие свое провождали, да еще в ту пору (когда шли в Сибирь) от того отстать не могли; однако ж не можно сказать, чтоб они страха Божия совсем в себе не имели».

Во времена создателей Есиповской, Кунгурской летописи, историка Г. Ф. Миллера, не было необходимости подробно раскрывать понятие «страх Божий». Священники, что были взяты в поход Ермаком, служили духовным потребностям самих казаков. Современным татарам стоит понять, что мусульманами они остались благодаря Ермаку Тимофеевичу, его мудрой, лишь православному христианину присущей, веротерпимости. Если бы на эту землю пришли иные народы, татары могли бы стать католиками или принять любую другую веру. Сам Кучум насаждал мусульманство среди язычников-татар мечем и огнем.

О том, как казаки жили на Волге, Кунгурская летопись говорит: «И в каковой храбрости Герман в дружине своей Ермаком прослыв и атаманом наречень, яко зрачен, воюя бусы по Хвалынскому морю и на Волге со многими вои яко и царскую казну шарпал"…

О Ермаке у С.У. Ремезова читаем: «Воевал и разбивал на Оке и Волге и на море суды и катарги торговых караваны в скопе с 5000 человек, хотя идти в Кызылбаши, для своей власти, с Донскими и Яицкими». Ермак как человек государственного ума, будучи волжским атаманом, хотел изменить жизнь на Волге, сделать земли ногаев, ослабленные междоусобицами, форпостом безопасности России и землями поселения казачества, по примеру донских казаков. Если бы не ватаги смельчаков и казаков, ногаи беспокоили бы Русь набегами… Далее Ремезов пишет, что Кызылбашских послов кто-то пограбил, прикрывшись именем Ермака (это же утверждают и некоторые историки, — авт.), но для желающего мира с ногаями царя Иоанна это было пределом его терпения: «Слышав благочестивый царь Иоанн Васильевич, на таковых взыскание посла (ногайского), сильных своих вои, повелел вся избити, а началных поимавь скончати, на не имут казны его разбивати и пути запирати» (Летопись Сибирская краткая Кунгурская [далее сокращ. К.л. — авт.], с.4). «…а те Атаманы и казаки прежде того ссорили нас с Ногайской ордою, Послов Ногайских на Волге на перевозех побивали и Ардобазарцов грабили и побивали, и многие грабежи и убытки чинили» (О.С.Ц., гл. 3, § 3. Из письма Царя Иоанна Грозного к Строгановым). И если Ермак совместно с Донскими и Яицкими казаками хотел освободить Волжские степи для России окончательно от ногайской орды, то его замыслу не суждено было сбыться, их преследование было только на руку ногаям. «Ермак же советом с дружиною, услыша грозное слово и дело, августа с 29 числа. И с возрастом думали бежать в Сибирь разбивать, обратя струги по Волге и по Каме вверх. И тот их государев указ на станах не застал (К.л., с.5).

Ермак с дружиной какое-то время был в преследовании. Положение оказалось крайне тяжелым, казаки были измотаны, на них висел ярлык государственных преступников. Их возможный план объединиться и самостоятельно захватить ногайские земли, потерпел крах. Видимо, прослышав о трудном, может быть, безвыходном, положении казаков, «умные Строгановы» предложили сим 5-ти храбрецам службу честную». Н.М. Карамзин пишет: «К числу буйных волжских атаманов принадлежали тогда Ермак (Герман) Тимофеев, Иван Кольцо, осужденный Государем на смерть, Яков Михайлов, Никита Пан Матвей Мещеряк, известный удальством редким; слыша, как они ужасают своей дерзостью не только мирных путешественников, но и все окрестные улусы кочевых народов, умные Строгановы предложили сим пятерым храбрецам службу почестную: послали к ним дары, написали грамоту ласковую (6 апреля 1579 г.), убеждали их отвергнуть ремесло, не достойное христианских витязей, быть не разбойниками, а воинами царя Белого, искать опасностей не бесславных, примириться с Богом и с Россией; сказали: «имеем крепости и земли, но мало дружины; идите к нам оборонять великую Пермь и восточный край христианства». Видя столь великое увещевание и доверие, «Ермак с товарищами прослезился от умиления, — как пишут, — мысль свергнуть с себя опалу делами честными, заслугою государственною и променять имя смелых грабителей на имя доблестных воинов Отечества тронула сердца грубые, но еще не лишенные угрызения совести». Казаки задумывались о разбойничьем образе жизни, испытывали угрызения совести и тужили о злых делах своих, о том, что кроме врагов убивают и братьев христиан. Многие втайне искали выход из положения, пагубного для души. Потому, как предоставилась возможность уйти от злого ремесла, казаки с радостью показали внутреннее созревшее желание своего сердца. Но до внутреннего перерождения им было еще далеко: Г. Ф. Миллер пишет, что казаки «пришли к Строгановым, хотя и не с такими разбойничьими поступками, какие они на реке Волге чинить обыкли: однако ж и не совсем так мирно, чтоб сих гостей причины опасаться не было». Меж тем, первый шаг был сделан, и такое описание их душ делает им великую честь в последующем.

Согласно Кунгурской летописи и высказываниям историков у Ермака в отряде в Сибирском походе были священники. Карамзин называет Пермь «восточный край христианства». Уже в XIV в. Св. Стефан Великопермский просветил эту землю и учредил здесь епископскую кафедру. В тех местах Строгановыми был основан монастырь. «Равным образом первый городок Строгановых, которой они по жалованной грамоте от 4 апреля 7066 (1558) г. при р. Каме построили, назван от них Канкара. В 1570 году построили там монастырь, под которой сей городок со всеми ближними местами от р. Лызвы до речки Нижней Пыскорки отдали,… монастырь тот назван Преображенским на Пыскоре. До постройки городка, «то место называлось еще Орлом прежде, нежели городок построен был». Миллер пишет: «Между сими убежавшими (от царского гнева) казаками был атаман Ермак Тимофеев с товарищи, которые бежали вверх по р. Каме до р. Чусовой или как в Тобольском летописце пишет, до Строгановского городка Орла». Вот куда их Бог привел, вот где они принесли свое покаяние, — в монастыре Преображения Господня. И погиб Ермак в ночь, когда церковь праздновала Преображение Господне. Начало и конец…

Ведь это не рядовое событие в жизни города Орла. Туда приходят казаки «не совсем так смирно», то есть, будучи еще разбойниками. И вдруг они решают каяться, клянутся умереть друг за друга, дают обет целомудрия, желая загладить свои вины и получить прощение. «… Взяв вожатых, толмачей, иереев; отпев молебен…, Ермак с обетом доблести и целомудрия… отплыл р. Чусовою…». Игумен, зная желание казаков, должен был иметь разговор с местным епископом, и только после этого мог решиться вопрос об окормлении войска священством. Только с его благословления священники могли уйти из монастыря, прихода, взять антиминсы, святые сосуды и прочее необходимое для богослужения. Иначе их просто бы запретили в священнослужении. Священники в походной часовне совершали Божию службу каждодневно, делили все тяготы с казаками, помогая духовно Ермаку и его дружине изменить нравственный облик. Этим священникам, возможно, было благословение от Епископа на столь дальний поход — как знак Божьего Благословения.

Бытует скептическое мнение, что в войске Ермака был беглый монах, как дополнение к «отбросам общества». Но исторические документы говорят другое: «У него (Ермака) были три попа («поп» в переводе — пастырь овец православных, — авт.) и один беглой монах, которые обыкновенную Божию службу отправляли». Чтобы отправлять обыкновенную Божию службу необходимо уметь пользоваться двенадцатью книгами (минеи, 300−400 страниц современной печати каждая, октоих по 500 страниц, триодь цветная, постная по 250−300 страниц), знать порядок и последовательность службы. Пение в то время было не по нотам, а по крючкам, что требовало особого слуха и умения, которые могли развиться в человеке только многолетним трудом. Тогда как немногие монахи умели читать и писать, такие образованные люди были на особом счету. Их основное послушание — вести службу — требовало знаний. И как понимать: за провинность бежал монах, или по своей воле ушел с казаками, — это не одно и тоже. Если в монастыре что-то не устраивало, можно было взять благословление у игумена и уйти в другой монастырь. А здесь такие испытания, и не только они, сам настрой казаков заслужить прощение царя живыми или мертвыми…. Духовные лица были рядом с дружиной в этом испытании, значит, и «беглой монах» хотел разделить их участь. С.У. Ремезов пишет: «Что были 3 попа, да старец бродяга, ходил без черных риз, а правило правил и каши варил, и припасы знал, и круг церковный справно знал» (т.е. был или чтецом, или уставщиком, или псаломщиком, службу вел и знал ее хорошо, — авт.). Это был человек, который служил завхозом-кладовщиком (по церковному: келарем, — авт.), т.к. «припасы знал». В запасах были и хлеб, и вино, и вещи для Богослужения, и все необходимое для жизнедеятельности войска на год. И нужен был человек твердый, добросовестный, аккуратный, чистоплотный и способный уберечь от расхищения и порчи казацкие склады. Не каждый может устоять на таком месте. К тому же нужно было опасаться и кражи. Обстановка духовная, особенно в первом походе, была напряженной, многие грех почитали за норму жизни и хотели разбоя… О Ермаке же Г. Ф. Миллер пишет, ссылаясь на Тобольского летописца: «Имел проницательное рассуждение и особливой разум, которым он во всех случаях полезные способы скоро умел выдумывать». Стало быть, старец-«бродяга» был единомышленником Ермака и тот, как человек проницательный, возложил на него столь важное дело.

В христианском понимании «старец» — это человек, имеющий духовный разум и опыт, познавший козни диавольские и твердый в искушениях. Недаром историки упоминают о неком старце Ионе, бывшем в войске Ермака. У С.У. Ремезова об этом человеке, как видим, сказано очень много. Старец-«бродяга» имел по сути дела духовное образование, читал, писал и пользовался неограниченным доверием Ермака Тимофеевича, без сомнения за определенные духовные качества.

Придя в Сибирь, Ермак и здесь увидел возможность достичь своей цели, попытаться присоединить теперь уже Сибирские земли. Те же татары с остяками и вогулами беспокоили «восточный край христианства». И здесь он мог исполнить свой план, расширить земли России, пусть даже ценой самой жизни, но достичь своего, дать покой России и искупить свои вины с единомышленниками-казаками. Потому-то никто: ни царь, ни Строгановы, — здесь, в Сибири, не смогли помешать казакам.

Отличительная особенность русского человека, — падая «до глубин ада, восставать до высот Духа», забывать о себе совершенно, забывать все тленное. Сильное покаянное чувство, чуждое всякого прагматизма, в сочетании с глубокой религиозной (Божией) интуицией, всегда было присуще русскому народу, было понятно ему испокон веков. Этот Дух связывал поколения через столетия, наполняя глубоким духовным смыслом нашу историю.

Понятие о покаянии у казаков, как и у всех русских людей того времени, впитывалось с молоком матери. Всем им пели колыбельные, рассказывали о славных подвигах, о горе своего народа, укрепляя державность и любовь к родине. Всех причащали в храмах, приучали к добродетельной жизни. В дни Великого Поста пели «Покаяние отверзи мне двери», «На реках Вавилонских тамо сидохом и плакахом». Тоска по раю жизни вечной прививалась им с детства. Потому во время войн даже самые буйные и непокорные приходили на помощь своей православной родине, защищали ее. Кто-то пусть думает, что в семье не без урода. В этом есть тоже глубокий духовный смысл. Но ведь и с Господом был Иуда, один из двенадцати, и Господь его терпел и любил…

«Не лишенные угрызения совести», пишет Карамзин о казаках, значит совесть, Глас Божий, была в них жива. Поэтому призыв свергнуть с себя опалу делами честными, «оборонять восточный край христианства» приняли казаки с радостью. Преподобный Макарий Оптинский раскрывает духовное состояние человека, творящего беззаконие, но имеющего живую совесть. «Падения Иакова хотя и велико, но оно без увлечения, а как разбойническое нападение, а вот когда постепенно кто увлекается и до страсти изыдет, то есть привязанность, сохрани Боже! Тогда сердце отдается в плен врагу и не скоро думает о оставлении и покаянии. Тот же святой отец пишет: «Падаяй и вставай, кайся и смиряйся, лучше не падающего, не кающегося и не смиряющегося: от брани научаемся искусу».

В Евангелии, когда по правую и левую сторону от Спасителя были распяты два разбойника, один злословил, хулил, говоря: «Если Ты Сын Божий, сойди с креста и спаси себя и нас». Вот оно падение с увлечением, до страсти, когда сердце отдается в плен врагу. Человек делается орудием диавола, богохульствует даже на кресте, т.к. совесть его умерла. А пример благоразумного разбойника есть «падение» в грех «великое, но без увлечения». Видимо, в жизни человек испытывал мучительное чувство вины, задумывался, как он предстанет перед Богом. Он и закрывает уста нечестивому и просит: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствие Твоем». И Господь говорит: «Ныне будешь со Мною в раю». Такое духовное состояние «падения без увлечения» было и у казаков. Не воспитывали их матери в беззакониях, а рождались на земле такие буйные головы, что не могли усидеть дома, стремясь поквитаться с развалившимся монголо-татарским игом. Отряды смельчаков наводили страх и ужас на близлежащие улусы ногайцев и татар, удерживая их от внезапных набегов на Русь. Незаживающую рану представляла собой Русь после монголо-татарского нашествия. После долгих лет разрозненного правления князей народ привыкал к единодержавию, к порядку. И неудивительно, что сегодня казаки воевали за Русь, а завтра грабили царскую казну. Не будучи царским войском, они бывало действовали вразрез с политикой Царя, навлекая на себя его гнев. Некоторые шли на службу к предприимчивым промышленникам и купцам, охранять их земли и караваны. Но все русские казаки единодушно признавали Белого Царя. Были среди них и такие, кого не разгорячили беззакония и кто думал о благе Земли Русской. Им, воспитанным в Православии, пример евангельского разбойника был понятен и близок: «Может и нас простить Бог, но нужно оставить грех и взять крест свой». Потому поход Ермака в Сибирь был более духовно проникновенным, чем мы думаем.

БОГОДАННАЯ РОССИИ ЗЕМЛЯ СИБИРСКАЯ

Сравнивая летописи Есиповскую и Кунгурскую, исторический обзор похода Г. Ф. Миллера за 1744 г., Карамзина, встречаем интересный факт. Историки, писавшие в разное время в течение 150 лет, не противоречат ни друг другу, ни Св. Писанию, и все документы свидетельствуют о Божьем предопределении. Предопределение Божие в том, что земля Сибирская отдается Богом России. Народам, населявшим сибирскую землю, Бог давал Откровение. «При сих во вся лета видеша царь и князи, агуны, мулы и абазы и прочие басурмане на том месте идеже ныне град Тоболеск и соборная церковь до колокольни, видишася христианский со светом град в воздухе, и церкови и звон великий, яко ими дивиться и ужасно недоумея что будет се. Сие ими видение начаться видетись, яко примером басурманских историк съ 7060 (1552) году во вся зори и праздники и им до приходу Ермакова» (К.л., с. 18). Г. Ф. Миллер перечисляет семь поколений правителей земли сибирской в течении ста лет. (Включая казанского хана Упака, коварством захватившего власть и пытавшегося победить сибирских ханов рода Тайбугинов, — авт.) Он пишет: «При всех упомянутых Князьях…над оным местом, где ныне стоит город Тобольск,… являлся неоднократно…на воздухе христианский город с церквами и колокольнями, при чем будто слышали они и звон колокольной». Далее «Особливо во время Сенбахты пишется, что одним летом вода в реке Иртыш стала кровавая и земля купно с растущею на ней травою показалась им будто в крови, а потом почернела. Высокий мыс, где ныне город Тобольск выкидывал из себя золотыя и серебреныя искры, при чем упомянуто, что оной мыс тогда Алтын Аргинак назван. Во время ж владения Князя Саускана видны были на небе огненные столбы, которые до самой земли простирались; и все выше-писанное засвидетельствовал Татарский Мурза именем Девлетбай, (его дочь была женой хана Кучума), которой жил на Панином бугре против Тобольска в городке называемом Бициктура"(ОСЦ, гл. 1 § 70).

«Во времена Кучума все вышеупомянутые чудесные явления… опять неоднократно видимы были (после прихода Ермака эти видения прекратились, кроме столба света или свечи после смерти на его могиле во время поминальных суббот, — авт.). Сверх же того при устье реки Тобола к Иртышу на песчаном острову часто являлись в полуденное время два зверя. Один пришел от Иртыша и был подобен белому и волосатому большому волку, а другой пришедший от реки Тобола походил на черную небольшую гончую собаку. Сии оба зверя между собою дрались, так что малой всегда преодолевал большаго, а по том оба назад ушли в воду. Кучум сам сие видевши, требовал от своих духовных людей и от волхвов сему толкования, которые все единогласно сказали, что большой зверь значит силу Ханскую, а меньшой российского воина, который в скором времени Хана с престола низвергнет, и Сибирь приведет под российскую державу. Сим толкованием Кучум так огорчен был, что он толкователей приказал лошадьми разорвать или умертвить другою какою жестокою казнию» (ОСЦ, гл. 1, § 76).

«По близу же городового места, за рекою Курдюмкаю люди видели в толпе ужасное явление различное, и битвы, и звук. Побегоша во град Искер в не ума, овие же решились ума и умроша. При Кучуме же перечисленные знамения видятся бусурманам всегда и они от таковых в ужасе были и начали волхвов пытати и русских пленных вопрошать, что означают видения сии. Их же волхвы и пленники Кучуму сказали яко Бог отдает место, то христианом и тебя изгонит и скончаешься в злом пребывании. И быть тако. Кучум же повелел за сие многих толкователей лошадьми разорвати» (К.л., с. 21. с.26).

Ермак, может быть, еще не родился, а Господь уже готовил эту землю для христианского просвещения. И верующему человеку понятно, что Господь явил о земле Сибирской знаками волю Свою.

Желая с христианской точки зрения осмыслить сказания о Ермаке и его дружине, конечно, помимо летописей нужно обратиться к св. Писанию и поучениям св. Отцов. Библия — это Богодухновенный и исторический документ, в котором описаны истинные чудеса Божии, духовные взлеты и падения человечества и большой духовный опыт людей, верующих в Бога. Одной из задач Церкви испокон веков было не сочинение чудес и подвигов святых (ведь каждый Божий день несет что-то удивительное, — авт.), а открытие и прославление их для человека. В наши дни, богатые на лжеверие, люди часто видят НЛО. Это не вызывает сомнений и удивления, более того, многие ищут встречи и даже пытаются изучать НЛО. А явления свт. Николая Чудотворца и Царя Небесного со множеством воинов, описанные в летописях, воспринимаются порой как народный фольклор, необходимый атрибут писаний того времени. Современные историки обходят подчас эти места стороной, оставляя для размышления читателю. Но разве Г. Ф. Миллер, С.У. Ремезов, Н.М. Карамзин были фольклористами? Если отрицать реальность таких событий, тогда и явление иконы Абалакской Божией Матери благочестивой вдове Марии — вымысел? И свеча у митрополита Алексия перед отъездом в Орду не загоралась в знак его укрепления? И прозревшая по его молитвам Тайдулла, жена хана Ордынского, не основывала в благодарность за исцеление митрополиту Алексию Чудов монастырь? — Православная Церковь учит, что есть Церковь Небесная (в ней Господь, Матерь Божия, ангелы и все святые, — авт.) и Церковь земная, основанная Господом на своей крови. «Так возлюбил Бог мир, что Сына Своего Единородного не пожалел, но дал, чтобы каждый верующий в Него имел жизнь вечную». И сам Спаситель сказал: «Отныне будете видеть небо отверстым и ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (Ин.: 1, 51).

Но даже не явления ангелов особо прославляют Церковь, а чудо обращения падшего человека к Богу. Евангелие говорит, что заблудшая овца дороже и что радость на небе бывает не о девяноста девяти праведниках, а об одном грешнике кающемся. И «Господь ища свою заблудшую овцу употребляет самый обыкновенный естественный путь для обращения грешных к раскаянию — это неумолкающий голос Божий в человеке, т. е. совесть, которая постоянно напоминает ему о необходимости обратиться к Богу с раскаянием и оставить жизнь греховную. При том не отчаиваться в своем спасении как бы глубоко не пал» (ж-л «Новая книга России», N5, 2004 г.).

Святитель Димитрий Ростовский в Четьях-минеях за 6 мая пишет о разбойнике по имени Варвар. В стране Луканской жил великий разбойник Варвар. Имя Варвара, как атамана разбойнической шайки, не только приводило в трепет окрестных жителей, но и было известно далеко за пределами этой области. Однажды, сидя в своей пещере и смотря на награбленные им богатства, ему пришла в голову мысль о покаявшемся разбойнике на кресте. Как ни был Варвар суров и жесток, все же его сердце отозвалось на голос Божий и он прислушался к нему. «Для чего мне эти сокровища?- так размышлял он.- Не ныне, так завтра я должен буду расстаться с ними: кому достанутся после моей смерти и что будет с моей бедной душой? Ведь все это награбленное мною добро не только не принесло мне ни какой пользы, а напротив, как свидетель, будет обличать меня в беззаконных деяниях. Милосердный Господь не отверг покаявшегося на кресте разбойника, примет Он и мое чистосердечное раскаяние по Своей любви к нам грешным».

С этими мыслями Варвар, не сказавшись никому из товарищей, вышел из пещеры, взяв только один меч, и с ним пошел в ближайшее селение, в котором была церковь. Когда он вошел в храм, то там совершалось утреннее богослужение. По окончанию службы он подошел к священнику, пал пред ним на колени и сказал: «Отче святый, я окаянный грешник и хочу раскаяться в своих злых делах: не гони меня от себя». Священник велел ему встать, повел его к алтарю и сказал: «Раскайся, чадо, пред Господом Богом во всем, что ты сделал дурного: я же, смиренный, буду свидетелем твоего чистосердечного раскаяния». — «Я, Варвар-разбойник, о котором, я думаю, ты, отче, слышал. Много зла я совершил, грабежом и убийством более трех сот человек, в том числе и двух пресвитеров, отказавшихся принять мое раскаяние, я лишил жизни. Если Господу Богу угодно будет принять мое раскаяние, то наложи на меня, отче, такой подвиг, который соответствовал бы моим злым делам: если же отвергнет и не примет Бог моего раскаяния, то возьми этот меч и вели им убить меня». — «Чадо, — сказал пресвитер, — нет того греха, которого Бог при чистосердечном раскаянии, по Своему бесконечному милосердию, не простил бы всяк грех и хулу отпустит человекам (Мф. 12,31), сказал Иисус Христос, когда был на земле, а Его слово непреложно. Пойдем в мой дом, и что я тебе скажу, то ты и исполняй и будь уверен, что Господь простит тебе все прегрешения твои».

С этими словами он вышел из храма и пошел домой. Дорогою он оглянулся и увидел, что Варвар не идет, а ползет за ним на локтях и коленях. Священник с удивлением спросил его, зачем он это делает? Варвар отвечал: «Так как я поверг себя на землю пред Господом Богом со всеми моими грехами, то и не встану до тех пор, пока они не будут прощены».

В продолжение двенадцати лет он питался одними растениями и жил в лесу, как животное, т. е. ползал по земле на локтях и коленях. Одежда на нем вся износилась, и он оставался нагим. От солнечного зноя кожа его почернела, как уголь, а от холода ночного потрескалась. За такое самопроизвольное мучение Господь не только простил ему все грехи, как о том ему было Свыше возвещено, но и прославил его после смерти. Однажды купцы проезжали мимо того леса, в котором жил Варвар. Во время отдыха они увидели его и сочли за животное, так как он был без одежды и ползал на руках и коленях. Чтобы защитить себя от нападения этого, как они думали, животного, натянули луки и пустили в него три стрелы, от которых он упал. Тогда они подошли и с ужасом увидели, что стреляли в человека, еще живой Варвар просил их не скорбеть и известить о его смерти священнику. После этого он предал дух свой Богу. Пресвитер, извещенный о его кончине, пришел на это место и совершил погребение, предал земле тело его на том месте, где он скончался.

За такое самоунижение и за те скорби и подвиг, которые он претерпел добровольно в продолжении пятнадцати лет, Богу угодно было прославить его по смерти. На могиле его стали совершаться многочисленные чудеса: больные, в какой бы болезни ни были, получали исцеления, хромые ходили, слепые прозревали. Пресвитер, услышав о чудесах, бываемых на его могиле, сопровождаемый толпой народа, отправился на это место и велел откопать из могилы тело Варвара. Когда откопали, то нашли тело самопроизвольного мученика нетленным и источающим благоуханное миро. С великой почестью взяли честные мощи его на рамена и перенесли в храм.

Святой это был человек, но как в обличение за прошлую жизнь, имя его в веках осталось нарицательным. Хотим мы оценить злой поступок человека, — восклицаем: «Ты что, Варвар что ли?» или характеризуя злую душу человека, называем его варваром.

Так и Ермак Тимофеевич, имея в прошлом славу злого разбойника, «но совесть не до конца умершую», покаялся, «променял имя смелых грабителей на имя добрых воинов», но как в обличение за прошлую жизнь Варвара, и ему дал Бог умереть насильственной смертью, как и их невинным жертвам. Имя разбойника осталось в истории, что и смущает современников. Но ярлык разбойника получил от советских исследователей. А М. В. Ломоносов говорил: «… Помянутому Ермаку в рассуждении завоевания Сибири разбойничества не приписывать!» Хотим мы этого или не хотим, но избрание Ермака есть и называется Промысел Божий. На это обращает внимание потомков летописец Савва Есипов: «Послал Бог место это освятити и победить басурманского царя Кучума и разорить их богомерзкие капища… Избрал Бог не от славных мужей, ни царскаго повеления, ни воевод. Вооружил Бог славою и ратоборством атамана Ермака Тимофеева сына и с ним атаманов казаков 540 человек» (С. Есипов. «Есиповсая летопись» [далее сокращен. Е.л.], гл.7).

Есиповская летопись говорит о духовном состоянии войска следующее: «Забыли они света этого честь и славу, смерть в жизнь себе вменили и взяли щит истинныя веры, и утвердились мужеством, и показали храбрость перед нечестивыми. Не скорбели (они) о суетных пищах, сладкое и спокойное житие не возлюбили, а жестокое избранное дело, оружия и щиты возлюбили; и не подали покоя своим стараниям, не ведомые дреманием и помощь Божию получили на окаянных бесермен. Обильное излитие крови своей претерпевали, украшаемые ранами от стрел, и окаянным агарянам отдали тело свое на раны. Они окаянные яростию противились им. Они ж, атаманы и казаки, хранились Божиими дланьми (руками)… И сии воины положили упование на Бога твердое, и все сказали: «Умрем за истинную веру христианскую, пострадаем за православие, и благочестивому царю послужим; не от многих войск бывает победа, но от Бога свыше"… Истинные слова эти немногим войском победили шатание поганых и брови их низвергли высочайшия, и гордыя смирили. И по всей Сибирской земле свободными стопами ходили не имея препятствия» (Е. л., гл.7).

Летопись повествует о том, что такое великое дело совершили люди, не отягощенные мирскими делами, домами, званиями, интригами, заботами века сего, смирившие и поправшие свою гордыню и славолюбие. Люди отрекшиеся от мира и от себя. Только такие люди могли получить великую помощь от Бога. Летописцы и историки объективно пишут и о многих слабостях казаков, — для того, чтобы мы поняли, что без Бога они, люди несовершенные, не исполнили бы такого совершенного дела.

Пришел Ермак в Сибирь, как историки пишут, «яко генерал» с хоругвиями, знаменами, полковым устроением и полевой музыкой. «Он над сею небольшою армиею был яко генерал, по нем знатнейшие считались двое его сверстников в чине Атаманов, Иван Кольцов да Иван Гроза, которых по нынешнему военному расположению с полковниками сравнить можно. К сим можно еще причесть пятидесятника Богдана Брягу или Брязгу, который хотя чином ниже, однакож у Ермака состоял не в меньшей против прежних милости и дружбе. После сих следовали есаулы, которые были выбраны из рядовых казаков;…они служили вместо адъютантов и секретарские дела отправляли. По сих сотники или начальники над сотнями, потому что все войско разделено было на роты, из которых каждая по сто человек состояла… В каждой роте или сотне было еще по два Пятидесятника и по одному знаменщику, который носил знамя, а у всяких десяти человек был свой десятник» (ОСЦ., гл. 2, § 35). Подтверждение такого устройства мы находим и в Кунгурской летописи, но с дополнением: «3 попа, да старец бродяга ходил без черных риз, а правило правил"(К.л., с.8). То есть это было настоящее войско своего времени.

Летопись говорит, что не сразу Господь «славою» и дерзновенным, стремительным, удивительным ратоборством благословил Ермака и его дружину (таким, что никто не мог им противостоять). Многоскорбный путь испытаний пришлось вынести Ермаку и его сподвижникам. Стоит призадуматься. Имея местных проводников, Ермак фактически два года не мог войти в Сибирь, в р. Тобол и Туру, а позже за одно лето покорил главную часть Сибири. Г. Ф. Миллер «Ермак будучи еще у Строганова через тамошних жителей, а особливо чрез пришедших к Строгановым от Вычегоцкой соли зырян, которые за зверинным промыслом прежде хаживали в Сибирь, получил достоверное известие, как туда р. Чусовою способно пройти можно, что ему подало надежду хотя не о совершенном взятии той земли, однако ж по крайней мере, чтоб набегами получить оттуда столько богатства, сколько впредь как ему, так и людям потребно будет» (ОСЦ, § 27).

В СИБИРЬ ЗА БОГАТСТВОМ

Достоверно никто не знает, с какой целью спешили казаки в Сибирь В начале летописи больше говорится о том, что они хотели заслужить прощение Царя. Когда войско Ермака двинулось в поход, случилось и первое испытание: «Чего ради едва только один день по Чусовой вверх шли, то не зная дороги в правую сторону в р. Сылву поворотили…а именно 26 числа сентября 1578 г. запримечен. Ежели Ермак свое заблуждение узнал заблаговременно, то может быть он назад бы возвратился, и производил бы настоящий путь по р. Чусовой, а он все шел вверх по р. Сылве, пока наступившая зима от того его не удержала. То место, где он тогда зимовал, называется и поныне Ермаково городище… В зимнее время посылал он в разъезд против вогуличей 300 человек казаков, которые с богатою добычею возвратились» (ОСЦ, § 28−29). Миллер замечает, что в эту экспедицию Строгановы не дали знающих проводников: «Ибо не пишут, чтоб он им в то время дал знающих людей в проводники, которым Сибирския земли и путь по р. Чусовой от бывших туда прежде проездов знаемы были» (ОСЦ, § 28).

«В начале Ермак принужден был претерпевать не малые трудности, однако он не привык за каким-нибудь препятствием от сего намерения своего отставать» (ОСЦ, § 38). «Весною как Ермак назад поехал, то многие казаки получили позволение остаться и там завесть непременные свои жилища. Сие было первое поселение Русских людей в тамошних местах, которое после более умножилось. Таких людей немалое число было; ибо после 5000 человек не упоминается, (в начале похода было около 6000 человек) которые с Ермаком во второй поход по р. Чусовой отправились» (ОСЦ, § 31).

Современное мнение всех, без исключения, казаков обобщило в закоренелых разбойников. Действительно, Г. Ф.Миллер пишет: «Весьма изрядно было, ежели казаки одними съестными припасами довольствовались, и не брали бы более ничего у вогуличей кроме того, что у них было за излишеством, но склонный к грабежу дух, долго таить себя не мог, но и весь скраб и пожитки до самого платья, и так сей бедный народ, в их жилищах, нагих и голодных оставили» (ОСЦ, § 41). Но с Ермаком все же многие были единомышленники. Не все увлекались безнаказанным разбоем, многие соблюдали обеты целомудрия, молились, верили своему атаману. Имевшие цель с Ермаком идти в Сибирь на смерть, пороки присущие их душам старались исправить. Ведь чем отличается верующий от неверующего? Неверующий лжет, пьет, блудит, не осознавая и не желая осознавать грех. Верующий совершает те же грехи, но осознает, кается и, если хоть один раз из десяти находит силы перебороть себя, благодарит Бога. И старается совсем избавиться от грехов.

«Хотя сии люди безбожным образом житие свое провождали, да еще в ту пору от того отстать не могли однакоже не можно сказать, чтобы они страха Божия в себе совсем не имели. Ермак думал молитвою и священными действиями Бога себе милостивым учинить… Для большей способности приказал он весною построить часовню во имя Св. Николая, и оная к маю 9-му числу (22 мая по н. стилю, т. е. к празднику Св. Николая — авт.), — совсем была готова. При том же крепко наблюдали, чтобы никто блудодеянием или иными грехами до нечистоты касающимся не наводил на себя гнева Божия. Преступников сего при всех людях мыли, и на 3 дня в железо сажали (да дух спасется — авт.). Иное наказание положено было у них по примеру прочих донских казаков на ослушников и на беглецов. На иных преступников смертной казни достойных надевали мешки, которые наполняли песком и каменьями, и так бросали их в воду: а тем, которых преступления не столь важны были, насыпали песку в платье, и так несколько времени в воду сажали. Больше 20 человек, которые из зимнего стану вздумали уйти назад в Россию, помянутою казнию в р. Сылве живот свой скончали» (ОСЦ, § 30). Вот без прикрас противостояние друг с другом, противостояние внутри себя. Невидимая брань. Диавол с одной стороны — с желанием разбойной жизни, Господь и ангел хранитель с другой — с внушением исполнить обет и очиститься от грехов.

Построив часовню Св. Николаю, часть казаков «Поплыша с Ермаком вниз по Сылве (обратно) до устья Чусовой: овми жь, остався на городище том с женами и детьми вечно оселишася"(К.л., с. 6). Есть еще предположение, что это поселение отвечало планам Ермака, который, как оказалось в последующем, был человеком и великого государственного рассуждения.

По возвращении к Строгановым Ермак готовится к новой экспедиции. Но Максим Строганов отказывается выдать им запас пищи и оружия со снаряжением. Дело в том, что во время первого похода Ермака он получил письмо от царя Иоанна Грозного, хотя и обнадеживающее, но с угрозой: «Вниде в слух к самодержцу государю Ивану Васильевичу, что Максим Строганов тех пресловущих воров Ермачка Поволскаго с товарищи с запасы и с оружием отпустил, и о том к Максиму об отпуске воров слово писано в грамоте сице: Мужик, помни да как ты с таким великим и полномочным соседом ссоришь? И какая несостоятельная спона меж нами учинится, и не ведаешь, что я тебе за то учиню; а ежели доброе что в таком случае учиниться беспорочно, не ведаешь, чем ты со своими пожалован будешь в твоем опасении» (К.л., с.7). Максим был напуган и не хотел искушать судьбу. Есть еще мнение, что Строгонова устраивали набеги казаков, приносившие ему доход. Он вкладывал в поход средства, а взамен получал проценты в виде добычи. «А хлебом кормилися от Максима Строганова; и в поход ходиша на вогуличей 300 чел., возвратишася с богатством в домы своя, и на подъем в Сибирь и тому приправиша вдоволь легких стругов с припасы» (К.л. с.5). Удерживая дружину около себя, Строгонов убивал двух зайцев: казаки охраняли его владения и приносили ему прибыль. Поэтому дальний поход его планам не отвечал.

Диавол, играя на корыстолюбии Строганова, хотел сорвать экспедицию, но казаки вышли с честью из этого испытания. Запасы и оружие у «Максима взымая с пристрастием, а не вовсе в честь или взаймы, но убити хотеша и жита его разграбить и дом его и при нем живущих разорити вконец, и приступи к Максиму гызом. Максим увещеваше их Богом и государем, что числом им запасов дати, и о том прося у них кабалы» (К.л., с.7). Грозя Строганову грабежом, казаки посягали на государева человека, навлекая еще больший гнев царя Иоанна Грозного. Но твердость Ермака, непоколебимое желание идти в неизведанный край, сложить головы, получить прощение государя вселяли в них такую уверенность. Ничто не могло их вернуть с пути воина-первопроходца на путь разбойника. Казаки, показав презрение к корыстолюбию, обличили с угрозой Максима. Иван Кольцо с есаулы крикнуша: «О мужик! Не знаеши ли, ты и теперь мертв (душой мертв — авт.), возмем и растреляем тебя по клоку. Дай на расписку по именам на струги на 5000,… на всякого человека по 3 фунта пороху и свинцу и ружья и 3 полковые пушки, по 3 пуда муки ржаной, по пуду сухарей… и знамена полковые с иконами, всякой сотне по знамени» (К.л., с.7). Разве это обличение разбойников? Это духовное обличение, гнев и негодование на тех, кто тянет их в то прошлое, которое они возненавидели. Не важно, пришлось ли им бежать с Волги или они воспользовались приглашением, главное — они решились оставить прежнее ремесло, но не так как хотели от них люди, а как желали они сами, давшие обет жить в целомудрии и при необходимости умереть всем вместе. Ермак рвался в Сибирь и чуждался узаконенного разбоя.

В итоге «Ермак с казаками весьма благодарно со своим благодетелем Максимом Строгановым простился с таким обещанием, ежели Господь Бог с желаемою добычею благополучно их возвратит (видя немощь великодушно успокаивали и утешали его), то они ему за полученное заплатят, но и сверх того еще и иным чем благодарить будут, в противном же случае, когда по несчастию будут побиты, то обязуются, за милость его на том свете Бога молить, при чем они и поручили себя его заступлению» (ОСЦ, § 34). Оставшись духовно не понятыми, зная только одно, что Бог их поймет, они отплыли в неизвестность. Поистине «лучше смерть в подвиге, чем жизнь в падении» («Св. Исаак Сирский»). «Для предосторожности взял Ермак с собою из Строгановых людей и из живущих там зырянцев несколько искусных проводников чтоб от прямой и ближайшей дороги опять не сбиться» (ОСЦ, § 34).

«Таким образом происходил поход сей тогда с лучшею надеждою» (ОСЦ, § 35). Казаки вдохновились… и снова сбились с пути. Поистине человек предполагает, а Бог располагает. Пройдя по р. Чусовой, Ермак по небольшим рекам хотел выйти на р. Туру и Тобол. «Проводники, проведши Ермака до реки Межевой Утки, уверили, что сия река к судовому ходу способна: однако при исследовании оной найдено, что в том ошиблись, и не весьма далеко по оной идти можно было» (ОСЦ, § 39). «Для таких причин принужден был Ермак назад воротиться и искать иной реки» (ОСЦ, § 40). «Ему предложили по р. Серебрянке… но за многотрудным по оной реке ходом и за употребленною по Межевой Утке напрасно дорогою во времени опоздали, и пришли уже с наступившею зимою к тому месту, где Серебрянку оставить, и сухим путем уйти надлежало. Для сей причины поставили там опять зимовье, которое Ермак велел несколько укрепить и палисадником огородить, как и поныне остатки того видны…» (там же). Также «людей много разбежалось от тяжкой работы, которую они все лето отправлять принуждены были, либо от болезней их много померло. Ибо у Ермака при приходе его в сие зимовье не осталось больше 3000 тысяч человек от 5000тыс., которые с ним в путь отправились» (там же). Впору отчаяться, — столько испытаний, страданий, нравственных мук, душевного смятения пришлось им пережить. Ведь если одни из них убежали, то другие в тяжелой работе свою жизнь скончали, но остались верными. Безымянные могилы… Помяни их, Господи, во царствии Твоем! Вечная им память, — воинам первопроходцам. Ермак видел тяготы своего войска, разделял их, но ничего предложить не мог, кроме как идти дальше. Казаки были приучены жить в «спартанских условиях», жизнь разбойника не была легкой. И раньше приходилось им скрываться, терпеть лишения. Это, конечно, особый был род людей. Сильные духом, телом готовые к любым экстремальным условиям, — одним словом, вольные казаки. Они могли бы спокойно жить под «крышей» Строганова долгое время, это выгодно было и Строгановым и царю, но всю свою могучую энергию направили именно в Сибирь. Почему? Они шли, хоронили товарищей, терпели голод, холод, нужду, кровь проливали и шли. Неужели из страха только, или из стремления получить прощение царя? Со стороны меркантильного интереса не выгоден был этот поход. Можно было ходить вокруг Строгановых 3−4 месяца в год, гонять зырян, вогуличей, татар, собирать дань, завести жену и детишек — когда-нибудь бы и пришло прощение от царя, а Сибирь взял бы кто-то другой. К тому же, узнав о походе, возврата казаков требовал и царь: «Иоанн писал к ним (Строгановым), что они как доносил ему чердынский наместник Василий Пелепелицин, не умеют или не хотят оберегать границы, самовольно призвали опальных казаков, (подтверждение того, «что умные Строгановы» воспользовались тяжелым положением казаков и пригласили их самовольно, — авт.) известных злодеев, и послали их воевать Сибирь, раздражая тем и князя Пелымского и салтана Кучюма; что такое дело, есть измена, достойная казни. «Приказываю вам, — писал он далее, — немедленно выслать Ермака с товарищами в Пермь и в Усолье Камское, где им должно покрыть вины свои совершенным усмирением остяков и вогуличей; а для безопасности ваших городков можете оставить у себя казаков сто, не более. Если же не исполните нашего указа; если впредь что-нибудь случится над Пермскою землею от Пелымского князя и сибирского салтана, то возложим на вас большую опалу, а казаков-изменников велим перевешать» (Н.М. Карамзин «История государства Российского» [далее сокращен. ИГР, — авт.], т.9, гл.6).

Почему же они шли? Ермак, безусловно, не был фанатиком, иначе казаки сами бы его утопили. Только человек уверенный и знающий, что он на правом пути, мог твердо переносить скорби и испытания.

Верующему человеку во всяком деле важно знать, есть ли на это дело воля Божия. Это дает ему силы и уверенность, что он поступает правильно… Почему они шли? — Они знали, что есть на это воля Божия (другого ответа на этот вопрос не нахожу, — авт.) — это объединяло и укрепляло братство. И не строгановский страх руководил казаками, не царские угрозы, а внутренний зов, великая мечта и цель присоединить Сибирь. Не удалось разбить ногайскую орду в Поволжье, а уж здесь никто не мог им связать руки.

ЗАВОЮЮТ СИБИРЬ ИЛИ ПОГИБНУТ ВСЕ

Ермак укреплял войско, был его связующим звеном доверия в руководстве, в общем деле. Но кто укреплял самого Ермака? Ведь Ермак так же нуждался в поддержке и наставлении, как смириться, вынести испытания, что отвечать людям. И он получал такую поддержку, иначе бы не устоял. Сколько предательства и испытаний вытерпел Ермак Тимофеевич от части своего войска, горя от смерти друзей, непонимания Строгановых и т. д., и т. п. Был некто советчик духовный (старец-«бродяга» или кто-то из священников, неотступно бывших с отрядом, авт.), помогавший крепиться. Это очень укрепляло авторитет Ермака. И это свойственно христианскому миропониманию. Так, Сергий Радонежский благословил Димитрия Донского на Куликовскую битву. Иринарх Ростовский благословил Василия Шуйского, предсказав победу над поляками. Г. К.Жуков посещал последнего оптинского старца Нектария, и тот ему предсказал, что он будет великим полководцем. А великий старец земли русской Батюшка Николай Гурьянов! Кто посещал Батюшку, тот знает, что один вид его просветлял душу, а молитвы спасали от смерти.

Св. Писание состоит из духовных законов: «не судите, да не судимы будете», «чти отца и мать и благо тебе будет и долго жить будешь на земле"… - Если Бог сказал, так и будет. В подтверждение того, что духовные люди или духовный были в войске Ермака, приведу закон для человека, желающего оставить прошлую жизнь и встать на путь исправления и жизни с Богом. «Когда хотим выйти из Египта и бежать от фараона (диавола), то мы имеем нужду в неком Моисее, то есть ходатае по Богу и по Боге, который, стоя посреди деяния и видения, воздевал бы за нас руки к Богу, чтобы наставляемые им перешли море грехов и Амалика Страстей. Итак, прельстились те, которые возложив упование на самих себя сочли, что не имеют нужды не в каком путеводителе (духовном) ибо изшедшие из Египта имели наставником Моисея, а избежавшие из Содома — Ангела. И одни из них, то есть исщедшие из Египта, подобны тем которые с помощью врачей исцеляют душевные страсти, а другие подобны желающим совлечься нечистоты окаянного тела: потому они и требуют помощником — Ангела, т. е. равноангельского мужа; ибо по гнилости ран потребен для нас и врач весьма искусный» (Иоанн Лествичник, 1,17). Есть еще такой духовный закон: «Если вы желаете иметь совесть мирну и дела по Бозе, то во всем затруднительном деле, во всяком недоумении просите помощи от Господа или от человек по Богу живущих, ибо писано есть, всякая вещь силу свою от совета имеет. Тако поступая и так жительствуя, обращаете милость пред Богом и будете Ему приятны, и благословение Его будет в дому вашем» (ДППОС *, прп. Лев, с. 215).

С духовной точки зрения испытания нужны были казакам, чтобы окончательно высветилась чистота и верность их идеи. Как пшеницу от плевел, отделял Господь людей друг от друга и, как плевелы из души скорбями и испытаниями вычищал разбойничий дух казаков. По всему описанию этого пути у Г. Ф. Миллера и С.У. Ремезова видим, какой великий труд взвалили на свои плечи казаки. Ремезов С.У. в начале описания Сибирского похода Ермака называет его дружину именем «пресловущих воров Ермачка Поволского…» Далее, описав хоть и кратко мытарства, выпавшие на долю казаков, преклоняясь перед их твердой христианской безвозвратностью к прошлому и выстраданными казацкими верстами, пишет: «1 день. Видя Раб Божий Герман с предоброю и единодушною дружиною своею пребываше в посте». В Послании к римлянам (8. 30−31) апостол Павел говорит: «А кого он предопределил, тех и призвал, а кого призвал тех и оправдал: а кого оправдал, тех и прославил. Что же сказать на это? Если Бог за нас, то кто против нас».

Вот, какие люди пришли в Сибирь! Столько выстрадать не по- рабски, нет, добровольно, одно слово- народные герои. Потому их Бог и прославляет, и народ любит. Твердая воля русского казака и Божие призвание, вот, что открывает летопись.

По описанию Г. Ф. Миллера: «В наступающую весну учинил Ермак опять смотр своему войску, в котором нашлось, что минувшую зимою почти до половины его войска убыло; иные убежали, иные побиты, а иные своею смертью померли. У Ермака осталось 1636 человек, с которыми он по вскрытым рекам мая 1 дня 7080 г. (1580г.) опять в путь отправился» (ОСЦ, гл. 2, § 44). «Пройдя несколько рек и дойдя по р. Туре до того места где ныне г. Туринск Ермак с войском прошел владения тамошнего князя Епанчи у которого не только тамошние татаре, но и живущие около его Вогуличи в подданстве были, успешно отразили сего князя. Во отмщение его нападения Ермак приказал остановиться у жилищ Епанченых, и по разгроблении оных велел обратить в пепел». «Августа 1 дня пришел Ермак к татарскому городку Цимги или Тюменю, и овладел им без всякого сопротивления» (ОСЦ, гл. 2, §§ 46,47). Именно от Тюмени начинается великое противостояние, которое так ярко отразилось в истории и увековечило подвиг Ермака. Перезимовав в Тюмени, «…мая 9 числа, (в день свт. Николая, — авт.), плыл он вниз по р. Туре с великою осторожностью, что весьма нужно было: ибо шесть татарских князцов со своими людьми соединившись, чинили поиски над казаками при устье реки Туры, где она в Тобол впала. Трое из их князцов назывались Кашкара, Варвара и Майтмас… Сражение было весьма жестокое и продолжалось несколько дней с переменным счастием» (ОСЦ, гл. 2, § 51). «Напоследок Ермак одержал над ними совершенную победу…» «После сего бою у Ермака не осталось больше 1060 человек с которыми он продолжил путь по р. Тоболу» (ОСЦ, гл. 2, § 52).И дальше бои не прекращались, противостояние было настолько сильным, что временами «от неприятелей (Ермак) едва защищаться мог».

После стольких боев, жестоких и кровопролитных, казакам вновь было попущено смущение, искушение, они снова встали перед выбором уйти в Россию или же идти дальше в самое логово Кучума. Не пойди казаки до конца, покорения Сибири могло бы не состояться.

Г. Ф. Миллер: «Помянутые разные сражения и впредь опасаемые неприятельские нападения причинили такожде некоторые сумнения у казаков, рассуждая, что сила их ежедневно умоляется, так что они действительно потеряли несколько своей храбрости. Того ради, как они пришли к устью р. Тавды, о которой может быть сказали Зырянские проводники, что по оной реке вверх, а оттуда через Югорский камень лежить обыкновенная дорога в Россию: то стояли они на том месте неделю, и советовали что делать» (ОСЦ, гл. 2, § 54). Не было битвы, никто казаков не беспокоил, они стояли станом и держали совет. Казаки решали свою судьбу: с одной стороны дорога в Россию, с другой — продолжение похода и, судя по прошедшим боям, верная смерть. Или умереть всем вместе, искупить вину за грехи перед Богом, Царем и Отечеством, или — забыть о величии обета, о совершенном и пережитом вместе и уйти в Россию. По сути дела возвращение было бы падением. Но и из этого испытания казаки вышли с честью. «Число голосов, кои имели охоту к дальнейшему проведанию своего счастья в Сибири, превзошло число тех, которые от боязни назад в Россию возвратиться желали» (ОСЦ, гл. 2, § 54). С этого времени Десница Божия, невидимо укрепляющая, испытывающая и приуготовляющая к великому предназначению своих избранных, уже явно помогала казакам. Очевидно, Богу угодно было, чтобы к решающей битве подошли люди перерожденные, христиане усердные, укрепленные духовно через страдания и испытания. Чтобы в решающий час сам Господь мог на них положиться, а они на Господа.

Здесь можно подвести некоторый итог. Наступил день, к которому казаки, сами того не зная, шли два с половиной года. День, когда Господь видимо открыл им, что они, казаки, в Сибири по Его Воле. Он испытывал, очищал через страдания, проводил через горнило искушений. Какая же нужна вера, целеустремленность, чтобы идти в неизвестность. Постоянные ужасы и предательство, голод, холод, гибель товарищей. Как объяснить эту внутреннюю твердость? Феномен, тайна. Только человек, укрепленный Богом или имеющий связь с Богом, может вынести трехлетнее испытание оторванности от внешнего мира, неопределенности конечной цели. Завоюют они Сибирь или погибнут все…

В поход ушло около 6000 человек, до основания Югорского камня дошли 1060. Главные битвы были еще впереди. Г. Ф. Миллер не без основания удивляется: «А потом упоминается, коим образом число сих людей помалу умолялось, при чем еще надлежит тому случаю и судьбине дивится, как Ермак с оставшимся малым числом людей такое важное предприятие мог к благополучному концу привести» (ОСЦ, гл. 2, § 26). В поход казаки вышли в 1578 г. Максим Строганов сию разбойничью артель снабдил хлебом на дорогу. А к Югорскому камню в 1581 г. пришла уже малая дружина, но крепкая духом. До Югорского камня мы могли сказать, что разбойники они все. От Югорского камня уже и невооруженным глазом видно, что не на разбой шагнули они в неизвестность с самоотречением, а с готовностью на смерть, к славным подвигам, к прославлению имени Божия. Казаки боролись с разбойничьим своим духом и особо почитали св. Николая Чудотворца. Через день после Югорского камня он видимо явился им возле места Бабасан и укрепил их. К тому же отрезанность от внешнего мира накладывала отпечаток забвения всего прошлого, отпечаток неотмирного состояния. И только сплоченность в единое уже воинство, связанное не просто клятвой, обетом, а единым Духом, объединяла их.

До Югорского камня Г. Ф. Миллер и др. историки подчеркивают, что смысл похода был отчасти в грабеже, после Югорского камня более пишут о молитве, посте, необыкновенной храбрости казаков и явлении Божьих сил. Семь дней внутренней борьбы и смущения. Но сразу, видимо, после решения идти дальше в Сибирь, на душе стало легче, сомнения рассеялись. И уже через день, одержавшие над собой победу духовную Ермак со своими казаками, «с превеликого смелостью и храбростью, вступают в битву и не меньшим счастием и удовольствием одерживая победу, заканчивают ее».

Господь как будто ждал решения казаков возле Югорского камня и сразу явил им свою помощь. С «июня 29 дня» была трехдневная битва на Тоболе. После нее — потеря решимости, храбрости, часть войска деморализована, часть войска в унынии и видит бесперспективность дальнейшего похода.

Семь дней стояния, возможно, говорят о некотором сомнении и потери храбрости, но более — об укреплении временно малодушных, тех, кто сомневался в целесообразности и смысле похода вообще. Но уже через неделю «юля 8 дня» это совсем другие люди, львы, и сам св. Николай приходит явно на помощь во время битвы и укрепляет казаков. Было что-то важное, пост, молитва, выбор, имеющий для казаков глубокий духовный смысл, сделавшие их одним телом и одной душой. Югорский камень — это понятие образное. По летописцу казаки стояли в устье р. Тавды, по которой можно было прийти к Югорскому камню, т. е. по эту сторону камня, отделявшего их, казаков, от России. Югорский камень — как разделительная черта: по одну сторону смерть и слава, по другую — вечное падение и вечная смерть.

«С устья р. Тавды Ермак отправился июля 8 дня. Но едва он 30 верст отплыл, и доехал до Татарской деревни, которая по тогдашнему владетелю Мурзе Бабазан называется Бабазанские нарты, то встретила его Татарская сила под предводительством царевича Маметкула» (ОСЦ, гл. 2, § 57). «Приплыла вся казацкая сила к тому месту, то началось прямое сражение. Ермак со своими в оное вступил с превеликое смелостью и храбростью, и не с не меньшим счастьем и удовольствием оное окончал. Татарская кровь в некоторых местах текла ручьями; и множество лежащих по дороге мертвых трупов, было самим неприятелям помешательством, так что им за оными на лошадях пробиться было трудно; однако ж дело продлилось имь до 5 дней, пока татары совсем с поля сбиты. Маметкул царевич обратился в бег, и казакам в походе не чинил больше препятствия"… «В том же летописце, который наполнен весьма чудными случаями, еще и сия прибавляется, что св. Николай чудотворец во время войны казакам явившись, их ободрял, чтоб они бились храбро и путь свой на судах продолжали. Потом приводятся еще два другие явления, которые не только русскими, но и татарами были видны» (ОСЦ, гл. 2, § 58). «Ермак с единомышленниками надеясь на Божью помощь, поплыв вниз по Тоболу, в 8 день, и доплыл до Бабасана мурзы, и тут Ермаков ертаульный струг передний (шел) и напали басурманы на это судно шедшее за версту впереди; казаки сильно грянули и ударили так предивно, так что противников многих за один раз убили, и остальные вскоре разбежались в различные места «(К.л., с.41).

Человек верующий увидит духовную логику во всех летописях и высказываниях историков: постепенное восстание падшего, но покаявшегося грешника, трудность его духовного восхождения, и на пике побед духовных и внутренних — победы над врагом внешним. Если бы в летописях говорилось о видениях наряду с грабежом (в начале похода, — авт.), то можно предположить, что это ложь для оправдания разбойников. Но обет, испытания, трудность пути и видимая Божия помощь доказывают, что поход в Сибирь — это не побег бандитов, а проникнутая целеустремленностью хорошо организованная экспедиция. Сегодня мы не видим этой глубокой духовной тайны — вот и боимся говорить о Ермаке открыто. Но если отбросить должность судии истории, пропустить через свое сердце жизнь и труды Ермака и его товарищей, хоть чуть, чуть, — кем были и кем стали, что пережили, то как не восторгаться тем, сколь много они в себе исправили, какой великий внутренний подвиг совершили, из страстных разбойников став людьми целостными, обновленными. Благодаря великому напряжению, великому труду. Потому-то и Бог пришел к ним на помощь. Вот какие великие люди, выстрадавшие всеми частичками души и тела, добровольно пожертвовали собой и победили в этой земле. Они заложили кладезь великого Духа в эту землю! Чтобы мы пользовались им и хранили Сибирь.

«Июля 26 дня на рассвете дошли до устья реки Турбы, которая с правой стороны впала в реку Тобол, то собравшаяся опять там татарская сила грозила им конечным разорением, ежели они далее идти осмелятся. Не в дальнем расстоянии ниже р. Турбы по правую стороны р. Тобола находится высокий крутой берег, который далеко вниз по реке простирается, и от того Долгим яром прозван. С сего места, неприятели способно могли казаков, непрестанно, обеспокоивать… Предвидя то, Ермак остановился не в дальнем расстоянии повыше Долгого яра у острова, и по имевшимся с казаками советом отправлял с ними теплые к Богу молитвы. В то будто время приключилось, что поставленное на одном судне знамя, на котором написан Спаситилев образ, а казаки оное паче прочих почитали, само с собою с своего места поднявшись, шло по левой стороне по берегу вниз реки Тобола. От сего, Ермак с казаками, вновь ободрившись за помянутым знаменем, следовали: причем защищение Божеское было так явно, что из несчетных неприятельских стрел, которые беспрестанно на них пусканы были, ни одна казакам вреда не учинила. А как они сие опасное место благополучно миновали, то будто знамя само собою стало на прежнее место» (ОСЦ, гл. 2, § 59). «Явление которое в то же время татарам приписывается, было, следующее., а именно им казаков, будто по левую сторону по берегу р. Тобола над казаками по воздуху носится на престоле царь в великом сиянии, а престол несли множество вооруженных и крылатых воинов на плечах своих. Царь держал в руке обнаженный меч, которым он непрестанно грозил татарам, а из некоторых были столь дерзновенны, что они в сие видение стреляли, от чего тотчас руки у них отнялись, а луки их разорвались. Сей случай привел их в такой страх, что они на ход казаков более смотреть не смогли, но поспешили падать хану о том ведомость, который от того также пришел в великий ужас» (ОСЦ, гл. 2, § 60). «Августа в 1 день, видя раб божий Герман с предоброю и единодушною дружиною своею. Предывая в посте, и с Божией помощью, устремишася на град Карачин, думного Кучумова Боярина Карачи; и в той час сражения их снова видели басурманы и сам Герман и казаки самообразно Спаса помагающа и отвращающа летящие стрелы в них, усердней вооружишася, секуще в конец басурман умертвляше, видевшее на себя явную Божию милость и помощь тверду» (К.л., с.48).

ЗА ВЕРУ ХРИСТИАНСКУЮ

Так 1 августа по старому стилю 7089 (1581г) казаки взяли городок Карачин. «Он получил там в добычу богатое сокровище, состоящие в золоте, серебре, жемчуге и дорогих камнях, также множество хлеба, скота и меду, так что оных припасов казакам на пищу весьма довольно было. В тоже время настал Успенский пост, который обычно 14 дней продолжается. А Ермак приказал по особливому своему обещанию оной постить 40 дней, чтоб чрез то от Господа Бога в будущих его предприятиях испросить щастия и благополучного успеха. Во время сего поста сидя он в городке Карачинском в покое, без всяких ни с той, ни с другой стороны воинских действий» (ОСЦ, гл. 2, § 75), «Кучум же, от твеликого ужаса, с басурманами по всем дорогам до Карачина караулы несводные поставил, чтоб никто из казаков ни птицею мимо них не пролетел, думая увидят твердость казаки возвратятся на Русь, боясь многой силы» (К.л., § 54). Но в это время сами татары, «Видившие на пути отъезжий казачий караул крылатых воинов боящеся их» (К.л., § 54). Кучум пытался навести животный страх на казаков, и в это время татарам и Кучуму снова было видение. «Где ныне град Тобольск и соборная церковь виделось образно во облаке светлом, и звуки и звоны и видение многое, и побитых кучумлян видели своих из огненного столпа, и сильно боялись русских воинов, первых предсказателей, их же сам казнил, понял напрасно и без вины, не слушал их знамения, видешись теперь вседневно пред приходом Ермака, не так как до этого только в праздники и сборы» (К.л., гл. 2, § 55). «…и перед приходом Ермаковым незадолго, видел поставленный караул на устье Тобола, снова по обычаю в полдень звери вышли от реки на остров. И сильно устремились драться, так, что тела их изорваны были сильнее перваго. И умертвил малый зверёк белого зверя и, видя умершим, побежал от него на стрелку в луг и не виден был» (К.л., гл. 2, § 56).

А Ермак Тимофеевич, получив столько богатства, изобилие пищи и, зная уже, что сам Бог ему помогает, предается не гулянию и веселью, а молитве и посту. Ведь это тоже победа Духа над плотью. Все говорит о том, что Ермак духовное делание своего похода, поставил выше плотоугождения, молитву, пост и покаяние предпочел легкомыслию, безрассудству и наслаждению. Это уже не разбойник, а воин Христов, имеющий цель и осознание послушания Богу. И не он один, а «предобрая дружина» показала великую силу духа и непоколебимую веру. (Это может кому-то покажется просто, а это величайшее самоотречение, самого себя и не он один, а и «предобрая дружина». Попробуйте поститься, зная что у вас в холодильнике колбаска, тортик и т. д. Мелко конечно думаем. А там просто во всем великая сила Духа, непоколебимая вера, — авт.) Ведь о посте св. отцы говорят: «Очищенный постом смирен духом, целомудрен, скромен, молчалив, тонок по чувствам сердечным и мыслям, легок по телу, способен к духовным подвигам и умозрениям, способен к принятию Божественной благодати».

«Страх Божий есть начало добродетели», — говорит св. Исаак Сирский. Преподобный Иоанн Кассиан: «Он (страх Божий) когда проникает в сердце человеческое, рождает в нем призрение ко всему вещественному, забвение родственников и принадлежит не себе не земным благам». Увидев в пылу битвы св. Николая Чудотворца укрепляющего их, Знамя с Образом Спасителя идущие по воздуху впереди войска, самого Спасителя отводящего от них стрелы, казаки исполнились страха Божия, умиления и благодарности: «Сам Господь заступил к нам, недостойным». Мытарства, скорби и решимость идти вперед вознаграждены Божиим чудом и явлением св. Николая. Разве может человек до конца отобразить такую встречу? Вот как описывается видение Господа Иисуса Христа старцу Силуану Афонскому в его житии: «В тот день во время вечерни, в Церкви св. Пророка Ильи, что на мельнице, на право от царских врат, где находится местная икона Спасителя, он увидел живого Христа. Господь непостижимо явился ему молодому послушнику, и все существо и самое тело его исполнились огнем благодати Святого Духа, тем огнем, который Господь, низвел на землю своим пришествием (Лк.: 12, 49)… Кроткий взор всепрощающего, безмерно любящего, радостного Христа привлек к себе всего человека"*. После того как казаки видели Господа и святых, они не стали святыми, потому что «несть Человек жив иже не согрешит». Но образ Божий запечатлелся в душе, укреплял изнутри. После такой встречи душа не могла думать о земном, но искала поста и молитвы, уединения, желая продлить эти встречи с Господом в своем сердце, побыть с Ним. Думается, такие встречи оставляют неизгладимый и глубокий след в Душе…

Насколько явил себя Господь казакам мы не знаем, но в жизнеописании св. Силуана Афонского есть такие слова: «Для человека видевшего свет безначального бытия, испытавшего полноту, радость и невыразимую сладость любви Божией, — в мире сем не остается уже ничего могущего его прельстить…». Это откровение помогает хотя бы отчасти понять тайну душевных переживаний Ермака Тимофеевича в г. Арачи.

Летописи и историки рисуют глыбу, могучего человека, на которого призрел Бог, и который пошел за Богом. В.М. Шукшин писал о Разине и плакал: «Такого человека сгубили гады», — и, как великий человек, хотел показать его душу сильную. Но история говорит о том, что Степан Разин поставил свои духовные качества на службу злу, а Ермак — на службу благу, Богу.

«Ермак, окончивший положенный сорокадневный пост, надеялся на свои к Богу заслуги (уповал на Бога), что он теперь смело против татар выступить может. Того ради сентября 14 дня 7090 (1581г) отправился опять на судах» (ОСЦ, гл. 2, § 77). «Ермаку же прибывающу в Карачинском городке во всегдашнем посте и с дружиною сентября до 40 дней 7090(1581) году и с Воздвиженьева дни пустишася по явлению на градь Кучумовъ» (К.л., с. 58).

«Приплыша до р. Иртыша, погании же на брег придоша, овии на конях, овии же пешии. Казацы же на брег взыдоша и ратоборство и храбрость показуют, и мужески на нечистивых наступают. И в то время бысть смертное поражение поганым, и вдашася погани невозвратному бегству» (Е.л., с. 9). «Атаман же Ермак и казаки пойдоша по Иртышу вверх и взяла городок Аттик мурзы, седоша в нем» (Е.л., с. 10). Здесь, на берегу Иртыша, происходит важное и удивительное событие — битва на чувашском мысу. Сила татар была настолько велика, что многие усомнились в победе. Перед особыми, тяжелыми испытаниями, мнения казаков всегда разделялись. Летописи говорят скупо об этом, но видно как одна часть казаков убеждает, как бы вдыхает силы в другую, исполняя заповедь Святого Писания: «Умоляем также Вас братия, вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте слабых, будьте долготерпимы ко всем». (2.Фес.: 5,14). «Мы сильные должны сносить немощи немошных и не себе угождать» (Рим.: 15,1). Так по-христиански, без буйства и упреков поступали казаки.

«Опасаясь неприятельского нападения казаки следующую ночь не спавши проводили… Вскоре опять вопрос предложен был, и в рассуждении принят, не лучше ли заблаговременно назад в Россию возвратиться, нежели подвергнуть себя очевидной опасности, чтоб от неприятелей быть всем побитыми. Желающие в Россию возвратиться предлагали, что каждому из них придется биться по крайней мере с 10 или 20 человеками татар… А другие представляли сему противное, что все однако неодинаково где бы им умереть. Ежели они в Россию возвратятся, то нет иного способа к их пропитанию как по прежнему на Волге чинить разбои. И тогда должно им убивать своих братьев христиан, и через них также живота (жизни) своего лишиться: а здесь им убивать придется только басурман, и хотя они при том и сами убиты будут, то такой их рок не хуже будет того, который их в России ожидает. При этом взяли и в рассуждение также и позднее осеннее время, за которым никакой надежды нет, чтоб можно было невозвратно дойти до российских пределов; которое последнее мнение наипаче. Ермак подтвердил, представляя казаки ежели они так боязливы будут и получаемое по это время ни во что поставят, а напротив того неприятеля таким своим беспечным побегом обрадуют, то иного ожидать и нечего, как что от морозу, голоду и многих на пути случающихся затруднений всем погибнуть, напротив же того здесь можно надеяться продолжением до сего времени оказанной храбрости, не токмо жизнь свою продлить, но взятием такого сильного государства показать отечеству славные и безсмертные заслуги. А когда Всевышний определил им смерть, то будет сие отечеству полезнее, и им честнее, чтоб оную сыскать с уроном неприятельским» (ОСЦ, § 79). «И той ночью все безо сна пребывали, в великом размышлении были: одни хотели и уже решались бежать на Русь, иные решили иначе: «Мы воровали на Руси, своих христиан убивали на Волге, за это умереть в наказании хотели, и единодушно умирали: и ныне как идем, если зима близко». Ермак и старейшины: «Надлежит нам умереть христиански храбро за веру христианскую, да прославит Бог и впредь род наш» (К.л., с.60).

Н.М. Карамзин: «В сию ночь атаманы советовались с товарищами, что делать, — и голос слабых, раздался: «Мы удовлетворили мести, — сказали они. — Время идти назад. Всякая новая битва для нас опасна, ибо скоро некому будет побеждать». Но атаманы ответствовали… Нет братья нам путь только вперед! Уже и реки покрываются льдом: обратив тыл, замерзнем в глубоких снегах, а если и достигнем Руси, то с пеплом клетвопреступников, обещав смирить Кучума или великодушною смертию загладить вины наши пред государем. Мы долго жили худою славою, умрем же с доброю! Бог дает победу, кому хочет: нередко слабым мимо сильных, да светится имя Его. Дружина сказала: «Аминь» (ИГР, т.9, гл.5). «…и городок той вкруг облежала аки облак темный на городовом месте, идеже ныне церковь соборная. Тут видеша Ермак же и сущим с ним видение ее видели огненный столб, и град и звон до облак, и указующего перстом на место. И разумеша яко хощет Бог прославити место се именем своим святым и славным» (К.л., с.60).

«По сему увещеванию приняли все казаки единодушное намерение впредь о своем возвращении в Россию не думать, ниже ослабевать в храбрости, но по прежнему наступать на неприятеля везде храбро и в нужном случае умирать одному за другого» (ОСЦ, гл. 2, § 80).

Вскоре решительная битва состоялась: «… октября 23 числа большая неприятельская сила, в верху на Чувашскому мысу и в низу онаго при засеке появилась, и тогда казаки с лозунгом «с нами Бог» из городка Аттика к нападению спешили. Царевич Маметкул, который татарами командовал в низу при реке, хотя и храбро защищался (10−15 тыс. чел. от 500−700 защищались! — авт.), а та партия которая вверху на Чувашском мысу была под предводительством самого хана, так же старались беспрестанным из лука стрелянием нижним подать вспоможение: однако все сие недовольно было, чтоб против казаков устоять и к отступу их принудить. Щастие служило казакам очевидно: и они одержали над неприятелем такую совершенную победу, что Кучум и царевич Маметкул, только с собственной безопасности имели попечение. Сколько казаков тогда было побито, о том в летописях ничего не объявляется. Только находится известие о том в синодике соборной церкви в Тобольске, где упоминается, что на сем бою 107 человек казаков побито, которым и поныне в первую неделю великого поста вечная память поется» (ОСЦ, гл. 2, § 81).

В первую неделю Великого поста Церковь прославляет Вселенское Торжество Православия, победу над всеми ересями и расколами. Именно в этот день возглашалась память погибшим казакам. Это великая честь! Имена казаков поминались в день прославления святых, установивших торжественные дни Православия, святого равноапостольного князя Константина и святой царицы Елены. Так чтили и прославляли наши предки память о казаках в истории, а мы то рот на полуслове закрываем (из-за того, что кто-то внушает нам ложный стыд за покорение Сибири, — авт.). Мы должны прославлять и гордиться и памятник поставить Ермаку. Освоение Сибири — Божие дарование, поэтому всегда Сибирь воспринималась как национальная гордость. Вспомним великие слова М.В. Ломоносова: «Россия будет прирастать Сибирью». Мы, нынешнее поколение, страдаем ужимками, стыдливостью и малодушием. Стыдно за нашу власть, духовно и исторически необразованную, присягнувшую золотому тельцу. Сибирь у нас забирают, китайцам землю отдаем, заселяем потребителями к ней инородцами, одобряем заграничные инвестиционные проекты. Стыдливо прислушиваемся к высказываниям политиков за кордоном (таких, например, как Олбрайт, — авт.): «несправедливо, что Россия одна владеет Сибирью». (Но ведь русским людям дал Бог эту землю) Конечно, такое предательское отношение к своей земле до добра не доведет. Бог поругаем не бывает. Бог дал, Бог и взял. Только страшно оказаться недостойными такого дара и потерять родную землю.

Вот что повествует Кунгурская летопись о битве на чувашском мысу: «Кучум же стоял на горе и с сыном своим Маметкулом у засек, когда же казаки, по воле Божией, пошли из городка единогласно восклицая: с нами Бог, разумейте языцы и покоряйтесь, яко с нами Бог. И бились все дружно, и была битва великая октября в 23 день, хватались за руки, секли врагов своих. Кучум же с горы стрелял. Казаки же огнем поганых множество побили, без исцеления убивали. Поганые же принуждаемые Кучумом, от казаков сильно оскудевали, плакали, невольно бившись умирали» (К.л., с.63).

Во время битвы был ранен царевич Маметкул и едва не попал в плен, но был отбит и увезен от битвы. В будущем он попытается отомстить казакам, но потерпит при Абалаке еще более жестокое поражение, попадет в плен, в последующем станет верным воеводой Иоанна Грозного, а затем и Бориса Годунова.

Победа клонилась в пользу казаков, и Кучум, «видя своих падение», велел муллам и сеитам и абызам своим кричать скверную свою молитву и призывать на помощь скверных своих богов. Но не было ему ни помощи, ни поспешения. «Царь же Кучум, видя царство своего лишения сказал бывшим с ним побежим и не медлим, сами видели всего лишение. Сильные изнемогли, храбрые побиты были. О горе мне! О люте мне! Увы, увы мне, что сотворили! От кого бегу! Покрыла срамота лицо мое! Кто меня победил и легко из царства меня изгнал? От простых людей Ермак, не со многим войском пришел и столько зла сотворил, войско моё избил и меня посрамил». А того беззаконник не понимал, что скверны сам творил непрестанно, и вернулось горе сделанное тобою чужим на главу твою, неправда же твоя на тебя снизошла! Так как и сам на себя говорил: «Я пришел, во град Сибирь, убил князей Едигера и Бекбулата и многое богатство приобрел. И пришел, и победил, ни кем не послан был, но корысти ради и величия."(Есип. лет., гл.12). Летописец делает справедливый укор Кучуму. Князья Едигер и Бекбулат просили помощи и защиты царя Иоанна Грозного, признали себя частью государства российского, в знак этого платили дань. Кто знает, что было бы, не вмешайся Кучум в наши отношения с Сибирскими народами….Ведь они развивались в довольно мирном русле. Христианское просвещение этого края могло быть более спокойным, но ворвался Кучум в историю, перевернул отношения двух государств, пролил много крови, огнем и мечем стал насаждать мусульманство, чуждую для тех народов идеологию, и успел, конечно, во многом. Вот Господь через меч христианский его и наказал. А, к примеру, Св. Филофей Лещинский не убивал, но твердой верой и смирением покорил сердца 40тысяч инородцев. Шел в самые безвестные края, не боялся ни тягот, ни трудностей ни смерти, неся свою Первосвятительскую проповедь, и Господь невидимо хранил его. Сколько этот Великий Святитель вытерпел бед от тогдашних чиновников, одному Богу известно. Так и, предвидя Великое просвещение народов Сибири, диавол бросил все силы на противостояние. Ведь что ему надо, лукавому поклонения и жертв, и тьмы побольше. Что он через Кучума и сеял. Но Господь просто и решительно выбрал кто Ему нужен и вымел Кучума метлой из этих мест.

После битвы на р. Калке в 1238 г. и последующего нашествия на Русь между монголо-татарами, которые были язычниками, и Русью стали развиваться экономические и духовные отношения. Монголо-татары стали присматриваться к нашему образу жизни. Александр Невский, с митрополитом Кириллом основал в Орде особую Епархию. Священство окормляло пленных русичей, крестило иноверцев, которые невольно сравнивали свою духовную нищету с нашей христианской духовной полнотой, видели, как мы веровали, как умирали за свою веру и, поневоле, покорялись Духу. Но как Кучум, ворвался в историю хан Казбек, побил много людей, включая и царевичей чингизидов. Порвал завязавшиеся духовные отношения между язычниками и христианами, и ввел, ценой великой крови, мусульманство. Сегодня могло быть и так, что они с нами общались бы, будучи христианами. А в целом Бог так устроил, что мы оказали друг другу в истории неоценимые услуги. Русь, будучи разрозненной, обескровленной междоусобицами, только во время монголо-татарского ига стала объединяться. А впоследствии, став единым мощным государством, не уничтожила эти народы по частям в Казани, Крыму, Астрахани, Сибири и т. д., а взяла их под свою опеку. И служила им опорой в их спокойствии.

Если бы в XVII — XVIII веке стояла цель уничтожения татар, то взял бы каждый казачок по татарочке в жены, и сегодня все были бы русские. Однако нынешние народы Сибири могут гордиться тем, что они татары, ханты и т. д. Благодаря тому, что мы всегда жили с ними на равных, прощая их как неразумных детей за превозношение.

ЕРМАК — МИЛОСТИВЫЙ ГОСУДАРЬ

«Ноября 25, Кучум от труда и печали возлежащу на постели свой ночью, и видение от Бога видел, внезапно открылись небеса, и с четырех краев вселенной пошли на него истребити воини светли, вооружении, крылатые и страшные; дойдя до урги его, окружил его весь полк говоря: поганые сыны темного демона Бахмета! Отступи от земли этой: Господня бо земля и исполнение ея и вси живущие на ней христиане: «ты же беги в жилища свои, поблизости пропасти треклятого демона Бахмета. И восстав Кучум, трепеща всем телом и всем глаголющу: бежим отсюда, сильно страшно на этом месте, да не умрем. И Ангел Господень погонял их, т.к. путь их (духовный) во тьме и скользок» (К.л., с.66). Противился Кучум Богу, — и посрамил (наказал) его Бог. Вот почему укрепленный город Искер казаки взяли без боя. Казаки же «по утру восстали, помолились Богу и прославили явившегося им в заступление во град их вел. Димитрия Солонского и пошли без боязни во град Искер, и вошли во град 7090 (1581), октября 26 день"(Кунг.,.ст. 69). «Когда же вошли (казаки) во град Искер, и видев оставленные имения и богатство множество и хлеба, восклицали «с нами Бог». «Тогда напало на них веселие и тайная радость, т.к. сохранены Богом Живым (были) и пристанища достигли и желаемое получили (в г. Аттик они уже испытывали недостаток продуктов, — авт.). И слышали самообразно во у слышание всем великий звон, как во время Светлаго Христова Воскресения, радость всего мира и ликование» (К.л., с.70). Да, это поистине было торжество их Духа. Потому и здесь, в Искере, как и в городке Карачи, казаки не предались разгулу и пьянству. Это уже им было чуждо. И, как повествует летопись, «Все они единодушные друзья мирное друг другу вещали и полезное (духовное) говорили, на многие дни славили и молили Бога!» (К.л., с.70).

Еще вчера казаки ломали свой страх, толкавший их бежать без оглядки на Русь. Но Ермак и многие его сподвижники рассудили так: Мы «воровали на Руси, своих христиан убивали на Волге, единодушно (в наказание) умереть хотели вместе и умрем». Такое у них было самообвинение и самосуд… При видимой Божией поддержке осознавали себя еще большими грешниками. Потому-то над Воинством Христовым стоял в Искере колокольный Пасхальный звон, награда от Господа и похвала небесная. Отец Небесный радовался вместе с ними их победе, как отец успехам своих послушных детей.

«Промчался слух о Ермаке и о казаках во всю Сибирскую страну и нападе Страх Божий на всех живущих басурман в стране той. В 4 день по взятии Сибири, Демьянский князь Бояр со многими дарами пришел к Ермаку и потребные запасы принес и ясак дал» (К.л., с.71). «Тогда Ермак начал себя показывать не как ненасытный разбойник, но как милостивый государь, который доволен, что подданные безобидно (ясак) приносить могут. Он принял остяков весьма ласково, и отпустил их назад со всяким удовольствием» (ОСЦ, гл. 2, § 90).

«После него начали приходить всегда вблизи живущие татары с женами и с детьми, и родичами, дающе дань. И велел Ермак им в домах своих жить по прежнему, как жили при Кучуме» (К.л., с.71), оказывая татарам такое благорасположение в надежде положить основание спокойному владению. И обещал им Ермак помощь и защиту от неприятелей если они его указам добровольно повиноваться будут.

Это склонило их Державе Российской покориться и в знак подданства ясак принести. «Тем учинилось, что Сибирь несколько времени желанным покоем наслаждалась, казаки в малом количестве часто разъезжали по татарским деревням не чувствуя никакого озлобления. Но т.к. они из-за этого очень смелы и неосторожные стали, и нужную предосторожность о Кучумовых происков позабыли, то вскоре произошел случай который снова повод для большей предосторожности дал» (ОСЦ, гл. 2, § 92).

«Ноября 5 дня выехала артель казаков в 20 человек… на Абалак для рыбной ловли…. «ночью легли они спать, ничего не опасаяся, как царевич Маметкул, который в близости тайным образом примечал прилежно все козацкие поступки, напал на них неожиданно и сонных побил. Один только из них ушел, чрез которого еще той же ночью об этом неблагополучном случае Ермак получил известие» (ОСЦ, гл. 2, § 92). Когда Ермак узнал о смерти казаков, «Великая его ярость о неповинном кровопролитии и природная его храбрость не оставили его в покое, пока он неприятелю не учинил отмщения. Он того же часа с довольным числом казаков собрался в путь, чтоб за Маметкулом гнаться, и имел щастье его настичь не в дальнем разтоянии, где ныне находится татарская деревня Шамшинские юрты при р. Иртыше, с таким поспешением, что царевич никак того не надеялся. Тут неприятелю за учиненное от него озлобление, учинено довольное отмщение. Великое число татар было побито, и осталось весьма немного, которые с царевичем живот свой спасли бегством. При возвращении взял Ермак мертвые тела казаков с собою и похоронил их на Саусканском мысу Восточного берега реки Иртыша» (ОСЦ, гл. 2, § 93). «На том деле убиенным вечная память средняя» (Е.л., гл.37).

«При таких случаях, как сии и прежде означенные были (участие в битве на Чувашском мысу, — авт.), употребил Ермак предосторожность, всех помянутых народов по их вере и обыкновению в обещанном послушании и подданстве утвердить присягою. В тоже время положил он и дань на них, которую им ежегодно давать должно, а оноя по обстоятельствам мест состояла (т.е. с рассуждением, кому, что по силам, — авт.) в разной мелкой рухляди и по большей части в соболях. Таким образом Ермак находился владетелем небольшого государства, где он не имел иных недостатков, кроме что в людях своего народа» (ОСЦ, гл. 2, § 95).

После взятия Искера, Ермак проявил недюжинный государственный ум, с христианским терпением организовывал и налаживал жизнь приобретенных народов. И он имел успех в мирном присоединении земель. «Между тем владения казаков распространились мирным подданством двух князей вогульских, Ишдербея и Суклема: первый господствовал за Эскальбинскими болотами, на берегах Конды, или Тавды, а второй в окрестностях Тобола: оба вызвались добровольно платить ясак, или дань, соболями, и присягнули России в верности, которую Шидербей приобрел, особенную любовь казаков, служа им добрым советником и путеводителем в местах незнакомых» (ИГР, т.9, гл.6).

По взятии Искера в 1581 г. «марта 5 день послаша Ермак вниз по Иртышу реке в Демьянские и Казымские городки и волости пятидесятника Богдана Брязгу с пятьюдесятью человеки все Казымские волости пленить и привести к шерсти (присяге) и собрать ясак вдоволь, раскладом поголовно"(К.л., с.73).

«И при устье реки (Аридзянки, — авт.) нашел татар весьма упорных, которые в небольшом городке крепко обгородились палисадником, и ни о какой сдаче слышать не хотели, так что Брязга принужден был брать сие место приступом. Тогда нужда требовала, чтоб над сими непокоривыми для страху прочих, которых впредь к послушанию привесть долженствовало показать образец казни. Чего ради Брязга велел к себе привесть начальников и главных заводчиков, кои народ привели к сопротивлению и приказал оных повесить за ноги, а иных разстрелять, или иным каким образом умертвить» (ОСЦ, гл. 3, § 11). «И ясак собрал за саблею, и положил на стол кровавую и велел верно целовати за государя царя, чтоб им служить и ясак платить во все годы, а не изменить» (К.л., с. 73). Миллер пишет, что с того времени названы были татары Аримдзянскою волостью. «По вышеуказанному образцу присяги довольно явствует, что они в магометанском законе тогда еще не были» (ОСЦ, гл. 3, § 11).

Иногда нужда требовала поступать так жестко для устрашения татар сообразно их понимания, т.к. они были в то время язычниками. В отряде Богдана Брязги было 50 человек и, пока они шли до Оби, они воевали всегда с численно превосходящими силами противника (до 2 тысяч, — авт.). Оставить в тылу непокорных значило увеличить сопротивление тех, с кем предстояло еще встретиться… Казаки были окружены врагами со всех сторон. И зная нравы местного населения, они выбирали из двух зол меньшую. И «Все иные жители, смиренные ужасом, клялися быть подданными России, целуя омоченную кровия саблю, нынешние волости Наццинская, Карбинская, Туртасская не смели противиться» (ИГР, т.9, гл.6).

Богдан Брязга с казаками с 5 марта по 29 мая, пройдя Туртаскую, Уватскую волости дошел до Оби, выдержал много битв, а 29 мая двинулся в обратный путь.

«Тогда по реке Иртышу уже не было более неприятельского сопротивления. Куда казаки не приходили, тут они от остяков и татар принимаемы были с великой честию и с добровольным приношением положенного на них ясака. Знатнейшие каждого места (в знак мира) выезжали к ним навстречу как к победителям с покорностию и провожали их от места до места с такой же униженностию. При сем казаки вели себя не низко. Они старались язычникам о себе и российском народе вложить подобострастное почтение. Того ради не оставляли они при каждом приеме или собрании, надевать на себя лучшее праздничное платье «чтуще царского величества и славу». «…Достойно примечания то, что они по возвращении своем в городок Сибирь по произшедших столь многих сражениях…ни одного человека не потеряли. Неприятельские стрелы не были столь действительны, чтоб они вредить могли их животу, только на их телах осталось от них знаков довольно» (ОСЦ, гл. 3, § 30). Впоследствии Аридмзянская волость приняла мусульманство по той причине, что мусульманским проповедникам не чинили препятствий, не было никогда на Руси насилия над верой. Проповедовали и христиане и мусульмане, но с подачи Российской власти уже не мечем и огнем, как это делал Кучум.

ИВАН КОЛЬЦО ЕДЕТ К ЦАРЮ ИОАННУ

Очень знаменательно решение казаков отправить письмо о Сибирском взятии. «В то же лето Ермак с товарищами послал письмо ко благочестивейшему…царю и великому князю Иоанну Васильевичу…, что изволением Всемилостиваго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа и славныя Владычицы нашея Богородицы, и за молитв российских чудотворцев Петра, Алексия, Ионы и всех святых, и праведными молитвами его,…царя Иоанна Васильевича, всея России самодержца, щастьем царство Сибирское взяли и бесерменского царя Кучума с войском победили, под его высокодержавную руку покорили и привели живущих там татар, остяков, вогулов и прочие народы по вере их к присяге, чтобы быть им под его государевой рукою до веку, пока Бог изволит вселенней стоять и ясак ему давати во вся лета, а на российских людей зла никакого не мыслить» (Е.л., гл.16). Тот, кто сегодня из татар мыслит зло на русских, — преступает клятву предков и навлекает на себя Божий гнев. И по Н. М Карамзину Ермак «Написал и к Иоанну, что его бедные опальные казаки, угрызаемые совестию, исполненные раскаяния, шли на смерть и присоединили великую державу к России, во Имя Христа и великого государя, на веки веков, доколе Всевышний благоволит стоять миру: что они ждут указа и воевод его: сдадут им Царство Сибирское, и без всяких условий, готовые умереть или в новых подвигах чести, или на плахе, как будет угодно ему и Богу. С сею грамотою поехал в Москву второй атаман, первый сподвижник Ермака Тимофеевича, первый с ним в думе и сечах, Иван Кольцо, не боясь своего торжественного осуждения на лютую казнь преступника» (ИГР, т.9, гл.6). Вот какой неиссякаемой внутренней духовной силы люди брали Сибирь. И смотрели на покорение Сибири, как на дело Рук Божиих. И понимали, что промыслу Божию угодно было дать землю Сибирскую обетованную России, что их воля сочеталась с волей Божией. И в память об этом великом соработничестве имена их остались для нас в истории.

«И когда государь услышал Божию помощь, и силу, как собрал Господь царство и пространство дарует, и покоряет непокорных, и в его повиновение дает его врагов и супостатов, под ручными (делает) милостивейшаго его государя державе. Тогда же он, прослави Бога и Пречистую Его Матерь. Не от многих войск такая победа есть, а атаманом Ермаком с товарищи! Атамана же Ермака своим царским заочным жалованием и словом пожаловал, казаков же — деньгами и сукнами за их к нему, государю, службу и пролитие крови» (Е.л., 16). Это пример для всех нас как должно для отечества трудиться.

«Давно, как пишут, не бывало такого веселья в Москве унылой (шла Ливонская война). Государь и народ воспрянули духом. Слова: „Новое царство послал Бог России!“ — с живейшей радостию повторялось во дворце и на Красной площади. Звонили в колокола, пели молебны благодарственные. Молва увеличивала славу подвига, чтобы тем более славить Ермака.

Опала сменилась честию: оглашенный преступник Иван Кольцо смиренно поклоняя повинную свою голову пред царем и боярами, слышал милость, хвалу, имя доброго витязя и со слезами лобызал руку Иоаннову.

Иоанн же в ласковой грамоте объявил казакам вечное забвение старых вин и вечную благодарность России за важную услугу; назвал Ермака „князем сибирским“: велел ему распоряжать и начальствовать как было дотоле, чтобы утвердить порядок в земле и верховную государеву власть на нею» (ИГР, т.9, гл.6).

А.К.Толстой в историческом романе «Князь Серебряный» так представил эту встречу «В палату вошли, предшествующие шестью стольниками, посланные Ермака, а за ними Максим и Никита Строгановы с дядею их Семеном. Позади несли дорогие меха, разные странные утвари и множество необыкновенного, еще не виданного оружия.

Иван Кольцо, шедший во главе посольства, был человек лет под пятьдесят, среднего роста, крепкого сложения, с быстрыми, проницательными глазами, с черною, густою. Но короткою бородой, подернутой легкою проседью.

- Великий государь! — сказал он, приблизившись к ступеням престола, — казацкий твой атаман Ермак Тимофеев, вместе со всеми опальными волжскими казаками, осужденными твоею царскою милостью на смерть, старались заслужить своей вины и бьют тебе челом новым царством. Прибавь, великий государь, к завоеванным тобою царствам Казанскому и Астраханскому еще и это Сибирское, доколе Всевышний благоволит стоять миру!

И проговорив свою краткую речь, Кольцо вместе с товарищами опустился на колени и приклонил голову до земли.

- Встаньте, добрые слуги мои! — сказал Иоанн — Кто старое помянет, тому глаз вон, и быть той прежней опале не в опалу, а в милость. Подойди сюда, Иван!

И царь протянул к нему руку, а Кольцо поднялся с земли и, чтобы не стать прямо на червленое подножие престола, бросил на него сперва свою баранью шапку, наступил на нее одною ногою и, низко поклонившись, приложил уста свои к руке Иоанна, который обнял его и поцеловал в голову. В тот день Кольцо вместе с Строгоновыми обедал у Бориса Федоровича за многолюдным столом.

После обычного осушения кубков во здравие царя, царевича, всего царского дома и высокопреосвященного митрополита Годунов поднял золотую братину и предложил здоровье Ермака Тимофеевича и всех его добрых товарищей.

- Да живут они долго на славу Русской земли!- воскликнули все гости, вставая с мест и кланяясь Ивану Кольцу.

- Бьем тебе челом ото всего православного мира, — сказал Годунов с низким поклоном, — а в твоем лице и Ермаку Тимофеевичу, ото всех князей и бояр, ото всех торговых людей, ото всего люда русского! Прими ото всей земли великое челобитие, что сослужили вы ей службу великую!

Атаман встал из-за стола, чтобы благодарить за честь, но выразительное лицо его внезапно изменилось от душевного волнения, губы задрожали, а на смелых глазах, быть может первый раз в жизни, навернулись слезы.

- Да живет Русская земля!- проговорил он тихо и, поклонившись на все стороны, сел опять на свое место, не прибавляя ни слова.

Годунов попросил атамана рассказать что-нибудь про свои похождения в Сибири, и Кольцо, умалчивая о себе, стал рассказывать с одушевлением про необыкновенную силу и храбрость Ермака, про его строгую справедливость и про христианскую доброту, с какою он всегда обходился с побежденными.

- На эту-то доброту, — заключил Кольцо, — Ермак Тимофеевич взял, пожалуй, еще более, чем на свою саблю. Какой острог или город ихный, бывало, ни завоюем, он тотчас всех там обласкает, да еще и одарит… И прошла про Ермака молва по всему краю, что под его руку сдаваться не тяжело; и много разных князьков тогда же сами к нему пришли и ясак принесли».

Так тепло и проникновенно описал Алексей Константинович Толстой встречу казаков в Москве, передав сам дух этого исторического события.

Признание на государственном уровне, и поставление казаков в число государевых людей, отныне узаконивало их. Царь и Россия их простили. Они же сами себя простили в последнюю очередь. А мы сегодня подчас стыдимся таких прославленных людей, вместо того, чтобы увековечить их славу. Оплеванная история не служит назиданием потомкам. Так ведь и растут потом наши дети с установкой «на рационализм, прагматизм, компьютеризацию духа», порнографический образ жизни. А того, как умели русские люди жертвовать собой ради Родины, ради Царствия Небесного не знают. А там, в Царствии Небесном, с нашими великими предками мы встретимся, — не поймут они нас, не примут в свои объятья. Врагам России на руку, что мы становимся равнодушными к родным ценностям. Ведь теряя связь с православной историей, мы теряем связь и с Небом.

«Верный же человек царев аки слуга Христов и пернат (птицей) прелетев к Ермаку того же 90 (1581 — ?) году, марта 1 день, принесе от государя радостные и похвальные грамоты Ермаку и атаманом 5 человеком и протчей дружине. Ермак же прият царское жалование, 2 панцыря, кубок, шубу и сукно, прославив Бога и вельми возвеселился, такожь атаманы и казаки сукна и денги, радовашеся, ликующие похвально» (К.л., с.86).

ТАЙНА ЖИВУЧЕСТИ КАЗАКОВ В БОЯХ

У многих людей «великая живучесть» казаков вызывает недоверие, но нельзя забывать о том, что казаки были люди иного мышления и иного духовного состояния. Мы судим мирским, рациональным сознанием, а они были христиане. Ведь их неуязвимость стала открываться после того, как в устье реки Тавды казаки стояли неделю и, наконец, преодолели очередной соблазн возврата к прежней жизни. А до этого потери в войске были очень большими. Только после этого испытания Силы Небесные открыто пришли на помощь Ермаку и его дружине. С христианской точки зрения неуязвимость и живучесть казаков говорит о их набожности и благочестии, а не только о мужестве и силе. Татары также были сильными и искусными воинами, воинскому делу обучались с раннего детства. Не смотря на это, немногочисленная дружина Ермака (менее 1000человек, — авт.), пребывая в голоде и холоде, непрестанных битвах с превосходящими силами противника, не погибла и ушла из Сибири только после смерти своего атамана. Состояние внутренней собранности было такое: «Забыша бо сии света сего честь и славу, но смерть в живот себе преложиша…» и «положиша упование на Господа твердо».

Св. Писание открывает тайну такой живучести людей в бою. Сирийский военноначальник Сирон решил сразиться с Иудой — предводителем народа израильского, поднявшим восстание, чтобы освободить землю от язычников. «Когда они приблизились к возвышенности Виферона, Иуда вышел ему навстречу с немногими, которые когда увидели идущее им навстречу войско, сказали Иуде: «Как можем мы в таком маленьком количестве сражаться против такого сильного множества?.. Но Иуда сказал им: легко и многим попасть в руки немногих, и у Бога Небесного нет различия многими ли спасти или немногими. Ибо не от множества войска бывает на войне, но с неба приходит сила» (1 Макк., гл. 23, ст.16−19).

«Когда произошло упорное сражение, то противникам явилось с неба 5 величественных мужей на конях с золотыми уздами и двое из них предводительствовали иудеями: они взяли Маккавея в середину к себе и, покрывая своим вооружением, сохраняли его невредимым"(2 Макк., ст.29−30). По твердости веры казаки были подобны Маккавеям, и сам Господь помогал им. О чем и говорит летопись: «Хранима Божьими дланьми».

Далее события развивались так. В одну из смелых вылазок был пленен царевич Маметкул, в течение почти года Ермак собирал ясак и расширял, укреплял границы «Российской области». В 1583 г. посланы были воеводы из Москвы Ермаку, князь Семен Болховский и Иван Глухов и с ними 500 стрельцов. В тоже время послал Ермак к Москве царевича Маметкула. Царь Федор Иоаннович с великой честью принял царевича с семьей и его приближенных. В последствии Маметкул был воеводой, верным защитником земли русской.

«До этих пор у Ермака с казаками происходило в Сибири почти все по их желанию. Но теперь настало время, когда Ермаку такое препятствие учинилось, что потери всех завоеванных земель пришлось опасаться» (ОСЦ, гл. 3, § 39).

В 1583 году «…пришли к Ермаку с товарищами от Карачи послы просить людей, чтоб их оборонить от казачей орды. Дали они клятву на своей вере, что им никакого зла на казаков не мыслить. Ермак же с товарищами посоветовались и поверили их безбожной и лукавой клятве… Отпустил к нему Ивана Кольцо да с ним 40 человек казаков добрых, удалых молодцов. И в то время не благой совет сотворили и не вспомнили сказанного (в св. Писании): «Не всякому духу веруйте, но испытывайте от Бога он есть, или от Диавола». «И когда пришли казаки к нечестивому Караче, то внезапно все убиты были от Карачи. И о том слышно стало во граде Ермаку с товарищи, и все плакали и рыдали. И вошел слух в уши татарам,…что атаман Иван Кольцо с казаками все были убиты, и начали во многих местах казаков убивать и по волостям и улукам. Да в то же лето убили атамана Якова Михайловича во время Великого поста в месяце марте» (Е.л., гл.22).

Без сомненья, у Ермака, человека тонкой интуиции и проницательности, ныло и болело сердце, когда он отпускал своего близкого друга Ивана Кольцо с друзьями казаками. «Все они единодушные друзья», «предобрая единомышленная дружина» осознавали, что к Караче идти опасно. Ставшие в этом походе частью друг друга, они невыносимо болели душой, страдали всем естеством, особенно об убиенных внезапно, в спину. Но внутренний долг требовал попытаться сделать все возможное, чтобы с людьми Карачи наладить отношения. Потому-то с таким христианским чувством самопожертвования и ушли казаки в руки коварного Карачи, навстречу своей погибели.

«Сия горсть отважных людей могла бы двумя, тремя залпами разогнать тысячи дикарей, но влекомые судьбою на погибель казаки шли к мнимым друзьям безо всякого опасения и мирно стали под нож убийц; первый герой Ермаков и воины его, львы в сечах, пали как агнцы в татарском улусе» (ИГР, т.9, § 6). Так по летописи трижды побеждали татары, всегда через коварство обман и неожиданность. Это — убиение сонных казаков на Абалаке после рыбной ловли, убийство Ивана Кольцо с отрядом казаков, смерть атамана Ермака от Кучума.

«Убийство казаков послужило началом к всеобщему возмущению. Т.к. Карача везде между татарами имел своих разсыльщиков, чтоб их против россиян возмутить к бунту, потому и находившиеся тогда у остяков для ясашного сбору казаки равномерно все были побиты» (ОСЦ, гл. 3, § 42). И, несмотря на то, что пришел отряд стрельцов, общий отряд, был взят в осаду. Зимой голод великий (казакам и стрельцам) пришел, так что пришлось и тела человеческие есть, и от голода многие умерли. Видимо поняв, что войско уже еле живо, Карача «Марта 12 дня 1584 году окружил он сие место со всех сторон, и осажденным весьма мало осталось надежды на спасение» (ОСЦ, гл. 3, § 42). Увидев, как неприятель берет их в кольцо, осознавая, что от недостатка провизии грозит им смерть бесчестная, казаки решились либо победить, либо умереть со славою. «Мая 9 день, молились Ермак и казаки Богу и святителя Николая Чудотворца на помощь призвали, вышли из городка (своего) тайно и дошедше ко странам карачиным, и напали на них ночью; два сына Карачиных убили, иные разбежались в разные стороны, и Карача с тремя человеками за озеро убежал» (К.л., с.95).

В зиму, как говорит летопись, стрельцы умирали от голода, а казаки снова почти все остались живы, еще и разбили Карачу. Ведь это не просто физиологическая выносливость, — казаки были проникнуты особым упованием на Бога, особым духом. Это не под силу было людям государевым, непосвященным в тайну избранничества, еще не узнавшим что такое выжить в Сибири и что для этого надо. Казаки не просто вытерпели уныние и отчаяние. Они безстрашной вылазкой снова показали силу своего духа и, как сжатая до предела пружина, в пух и прах разнесли врагов, как всегда, в День Николая Чудотворца. Причина возмущения местных народов исходила от «хитрого лиса» Карачи. Он не терял надежды уничтожить казаков, для чего и хотел разделить войско Ермака. Он дал ложную клятву и коварно убил Ивана Кольцо и с ним 40 казаков. В Есиповской летописи сказано так: «Третияго лета по сибирском взятии прислав Карача, думчей царев, послов своих к Ермаку с товарищи, по люди, оборонити его от Казачей орды. И Ермак по совету своего товарства (уступил) повериша (сам бы не отпустил) их нечестивому и безбожному их шерствованию (клятве) неверному, пустиша к нему, Карачи, Ивана Кольца да с ним сорок человек. И сии сами (добровольно) предашася в руки нечестивых и тамо вси избиении быша. И на том деле убиенным вечная память большая» (Е.л., гл. 37).

«Между тем осадившие город татаре о учиненном от русских вылазке ведомость получили, и как они ревностно спешили предводителю своему учинить вспоможение, Русские претерпели от них жестокое нападение. Сражение продолжалось до полудни. В некоторых летописцах упоминается, что после Карачи оставшийся обоз, русским служил к защищению. А в иных также и Тобольском летописце объявляется, что они для обороны от неприятеля в кустах скрылись, но сия малость в главном деле не мешает. Ибо, что касается до окончания сражения, то все в том согласны, что неприятель с великим уроном своих наконец отбил"… (ОСЦ, гл. 3, § 43). «Казаки же, с Божиею помощию возвратишася во град, радостно славя Бога» (К.л., с.96). «Таким благополучным успехом…бедное состояние, в котором Русские тогда находились,…было исправлено, потому что у Татар и Остяков бывшая на Карачу надежда пресеклась, и они принуждены были признать опять Российскую область, и по прежнему служить всякими съестными припасами» (ОСЦ, гл. 3, § 44).

После победы над Карачей случилось «другое несчастие, которое гораздо хуже всех прежних было, понеже во оном Ермак живот свой потерял» (ОСЦ, гл. 3, § 44).

Гибель Ермака, с одной стороны, — нелепость, кажется, что такой человек должен бы жить и жить. После стольких побед наступает смерть. Но в этой смерти есть подтверждение, что Ермак был уже человеком не от мира сего. Летописи не говорят о внутренних добродетелях Ермака, но смерть открыла то, о чем позже рассказали иноверцы, верившие в посмертную помощь Ермака Тимофеевича.

«И НАРЕКЛИ ЕГО БОГОМ»

«В лето 7092 Посланием Божиим уготовися час и прииде на воинов смерть» (Е.л., гл. 24). «Вестницы из степи пришли, (говорили) Кучум Бухарцев не пропустит в Сибирь. Ермак вскоре востав с 50 человеками, и пошел вверх по Иртышу навстречу бухарцев в стругах» (К.л., с.98). Летопись говорит, что Ермак воевал в пути, но по возможности старался присоединить народ к скипетру державы Российской миром, показывая при этом свое великодушие и благородство, глубокую порядочность и терпимость. «Был на дороге городок Тебенда, по-татарски Тювендо, что ныне Тебединский острог, где кнезец Елигай, от поколения Ишимского хана Саргачика, имел свое жилище. Войска у него было немного. И понеже он слышал, что Ермак тем, которые ему доверяются добровольно не чинит никакого оскорбления: то он без сопротивления Ермаку принес ясак и подарки. Он привел было к нему и дочь свою девицу прекрасную, которую хан Кучум доступал в жену за своего сына: но Ермак учтивости сей не принял и во всем своем войске запретил, чтоб никто до нее не касался» (ОСЦ, гл. 3, § 55). Сохранили казаки обет целомудрия, не обидели род князя Елигая. В другой раз дошли они «до Шишь-Тамака Татарской деревни, которая… при устье р. Ишима на Иртыше находится. Там нашли они несколько Карачевых людей, и между оными таких, которые у Ермака из полону ушли; при чем примечено, что тамошние жители Туралинцы называются…. Сии туралинцы жили в крайнем убожестве, чего ради Ермак с ними поступал весьма великодушно, не требуя от них ясака, и не принимая подарков» (О.С.Ц. т.3 пар59). На обратном пути Ермак «…до устья Вагой реки дошел, а бухарцев не обрел; и вверх до по Вагаю до Адбаша дошел и оттуда возвратившись до Перекопи» (К.л., с.98). «И тут обночеваша и поставиша станы своя. Стража же крепце не утвердиша, ослабеша умы своими, яко приходит смертный час атоману Ермаку и дружине его» (Е.л., гл.27).

«Был у Кучума татарин к смертной казни, и его послал посмотреть Ермака и брод через перекопь, татарин же перебрел и видя казаков всех спящих возвестил Кучуму и не поверил он; и снова послал и велел унести что-нибудь. И пришел второй раз, взял 3 пищали и 3 лядунки и принес» (К.л., с.104). «Той ночью был очень сильный дождь, и в полуночи пришли множество поганых к казакам, спящим без опасения. И напали на них, и побили, и только один казак спасся… Ермак же видя своих воинов от поганых убиение, и ни от кого не видя помощи для жизни своей, и побежал в струг свой, и не мог дойти, т.к. одет был железом, струг же отплыл от берега; и не доплыв до него утонул, Божиим судом пришла на воинов смерть, и так они жизни своей лишились. Убиение же было месяца августа в 5 день… Слышав же оставшиеся в городе, что атаман Ермак убит был с прочими (казаками), и плакали по ним великим плачем на многое время… И Ермаку тут изволил Бог живот свой скончати, вечная память большая» (Е.л., гл.27−37). Русская, Божия ты душа, Ермак Тимофеевич, вечная тебе память… Неотмирно уже вел себя, врагов прощал, о блуде не помышлял. Только коварство смогло погубить тебя, нечестный бой. По Евангелию чувствовал и поступал.

«Тобольский летописец при сем описывает нашего Героя Ермака, какое он имел проницательное рассуждение, и особливой разум, которым он во всех случаях полезные способы скоро умел выдумывать. Он упоминает о его храбрости, о которой и кроме того по приведенным приключениям никоим образом сомневаться не можно. Он похваляет внешний вид его тела, что хотя он был и среднего росту, только крепок членами и широк в плечах. Он имел лицо плоское и пригожее, бороду черную, волосы черные же немного курчеватые, глаза весьма быстрые и т. д. К сему можно еще и сие присовокупить, что ему во всех предприятиях щастие весьма служило, которое только тогда его оставило, когда судьбою Божией смерть ему определена была» (ОСЦ, гл. 3, § 65). Летопись говорит, что смерть пришла по воле Божией. Поистине Господь особыми знаками определил начало и конец духовного подвига казаков. Ведь они пришли в г. Орел в монастырь Преображения Господня, будучи еще разбойниками. Здесь началось их духовное восхождение, здесь каялась и причащалась, буйная казацкая вольница, решилась умереть во искупление своих грехов. Такая сила покаяния достойна упоминания в истории. И погибли казаки в ночь с 5 на 6 августа, когда церковь празднует Преображение Господне. Господь как будто лишил их силы, «ум их ослабел», чтобы и они претерпели смерть. У Бога нет лицеприятия, и наверное, согласно правды Божией им во искупление прежних грехов нужно было вкусить смерть насильственную. Но Господь принял их души в день Преображения Господня. Это тоже знак. Начало пути с монастыря Преображения и конец в праздник Преображение. «Что же касается до употребления ко злу дарованных ему от натуры душевных и телесных свойств, что он в прежние времена всякие злодеяния делал, то не нужно об этом упоминать, понеже оныя злодеяния следующими добрыми делами очищении и заглажены, и Его Царского Величества чрезвычайною милостию ему прощены были. Межь тем кажется, что неминучее отмщение за худые дела здесь еще произвело свое действие; по тому что по видимому на сем описанном бою по большей части остальные казаки, которые на Волге реке с Ермаком разбои чинили, и столько много невинной крови пролили, вместе с их предводителем жизнь свою скончали» (ОСЦ, гл. 3, § 65).

«Ермаку от утопления в 13 день (накануне Успения Пресвятой Богородицы) восплывшу и принесе его Иртышною водою под Епанчинские юрты к берегу» (К.л., с.109). Это 12 км вверх по Иртышу от Абалака. «Татарин именем Яниш, вышеупомянутого князца Бегиша внук, там ловил рыбу, и увидел шатающиеся у берегу в воде человеческия ноги. И как он имел охоту усопшаго посмотреть, то сделал петли, которые накинув на ноги, вытащил мертвое тело на берег, поняв что сей утопленник русский человек и понеже он о бывшем великом бою слышал, то по дорогим панцырям, которыми мертвый облечен был, рассуждал, что сей человек не простой» (ОСЦ, гл. 3, § 66) и сообщил эту новость остальным татарам.

«Уразумев все по панцырям, что это Ермак и, зная, что государь прислал ему 2 панцыря, их они увидели. Когда же начал снимать Кайдаул мурза с него (кальчугу), тогда пошла кровь изо рта, из носа, как будто из живого человека. Видев Кайдаул будучи старым уже, что течение живой крови не остановилось и понял, что это человек Божий, и положили нагим на лабаз, и послали послов в окрестные городки, чтобы пришли видеть нетленнаго Ермака, источающего живую кровь. И отдали (его) в отмщение за свою кровь» (К.л., с.110). Для исполнения этого намерения «…положили они нагое тело на рундук и каждый, кто мимо шел, пускал в него стрелу, от чего из ран всегда будто текла свежая кровь. Напоследок пришел и сам хан Кучум со всеми знатными татарскими мурзами, да и самые отдаленные Остяцкие и Вогульские князцы приехали, чтоб над мертвым телом тоже учинить свое отмщение. При этом примечено было, что сколько птиц не прилетало: однакожь ни одна на мертвое тело не садилась» (ОСЦ, гл. 3, § 67).

«Так продолжалось 6 недель. Многие татары и между ними также хан Сейдяк будто часто во сне явления видели, через которые им приказано было, чтоб мертвое тело погребли. Некоторые из них ума лишились. И уже когда достаточно свидетельств было, что здесь заключается нечто Божественное, то начали они сожалеть, что над телом такое суровство производили, и тужили, что Ермака при жизни его не избрали над собою Ханом» (ОСЦ, гл. 3, § 68).

Надо полагать, что татары, остяки и вогулы признавали силу, а еще больше — сверхъестественное. Как видим, и язычники могли рассудить, святой это человек или нет. Они видели, что Господь помогает казакам. Некоторые считают, что если бы Ермак женился на дочери князя Елигая, татары возможно признали бы и обрели хана Ермака Тимофеевича. А я сетую на то, что они сами упустили исторический момент: он предлагал им свою помощь, защищал, не обижал, они же на него восстали с Карачей, предали. А ведь все они, татары, остяки, вогулы дали клятву «на русских людей зла никакого не мыслить». Но, как часто бывает в жизни, когда людей духовных предают на земле, они по смерти становятся нашими помощниками на небе…

«И нарекли его богом и погребли по своему закону на Бегишевском кладбище под кудрявую сосну, и панцыри его разделили на двое, один отдали в приклад белгородскому шайтану, и той князь Алачь взял, был он во всех городах славен; 2-й отдали Кайдаулу мурзе; кафтан же взял Сейдяк царь; пояс же с саблею дали Караче» (К.л., с.112). «…учредили в поминовение ему по татарскому обыкновению похоронный обед, на которой приготовлено было 30 быков и 10 баранов» (ОСЦ, гл. 3, § 68). «По своему обычаю поминающее, реша: «Был бы жив, поставили бы тебя себе царем, но видим тебя мертвым и безпамятным русского князя» (К.л., с.112). «И именем его до сего дня божатся и клянутся. И так чуден и страшен, что когда в повестях друг другу рассказывают, то без слез не могут» (К.л. с.111). «И в этом чуде да разумеют христианского Бога пребывающего во веки и прославляющего».

«Как мертвый Ермак прежде погребения чудеса творил, так и оныя после, по описанию нашего летописца, не преставали между татарами часто оказываться. Не одно только тело, но и платье и ружья его тоже действовали, а именно: больных исцеляли, и женщинам, мучившимся родами, легкость подавали. На зверином промысле чувствовали от них помощь, также и на войне против неприятелей сильное вспоможение. Но как татарское духовенство тем приведено было в ревность, что их магометанский закон от таких чудес несколько может нарушится, то запретили они народу накрепко не упоминать и имени его. И дабы суеверие над могилой не учинилось, то приказано было тем, которые его погребали, о погребальном месте никому не объявлять. Однакоже место в безвестии не осталось» (ОСЦ, гл. 3, § 69). Кунгурская летопись повествует, что «видится басурманом до сего дня во вселенские субботы огненной столп до небес, а по простым субботам большая свеча, горящая над главою. Се же Бог своих прославляет» (К.л., с.113).

Автор Кунгурской летописи Семен Ремезов упоминает, что сие еще и в его времена видано было. Время, когда писатель жил подлежит следующему: «А именно он объявляет: в 7158 (1650) году от Калмыцкого Тайши Аблая послы в Тобольск прибыли, которые именем своего владельца просили, чтоб Его Царское Величество всемилостиво соизволил присланные от царя Иоанна Васильевича Ермаку два панцыря, доставшиеся после его смерти Татарскому мурзе Кайдаулу и Кодцкому князю Алачу, их Тайше послать в подарок. А как о сем в Москву было писано, то на другой 7159 (1651) год прислана царская грамота, чтоб помянутые панцыри у Кайдауловых и Алачевых наследников взять, и послать оныя к Аблаю Тайше. Во исполнение сего Тобольский воевода боярин князь Иван Андреевич Хилков крайнее старание имел, как ласкою так и угрозами о получении пансырей.

Алачевы наследники панцыря у себя не объявили, а получен только один панцырь от потомков Кайдауловых, которой июня 18 дня вышепомянутого году через сотника стрелецкого Ульяна Моисеева сына Ремезова (отец Семена Ульяновича Ремезова, — авт.) к Тайше и послан» (ОСЦ, гл. 3, § 69−70).

«Когда Ульян доехал до Урги и по указу Аблаеву приготовлена с честию встреча и стол. Когда же дары принесли, по наказу (царя), Аблай спросил же Ульяна, Ермаков ли панцырь к ему поднесли? Посланный Ульян все ему поведал. Аблай же по росписи порядок весь оставил (сказал), подайте мне панцырь. Ему подали, он же взяв вселюбезно обцеловал и над своей головой его поднял, хвалил царское величество и любовь, т.к. он ему утеху и надежду подал, Пансырь же в 5 колец довольно мудро, длинною 2 аршина, в плечах аршин с четвертью, на груди и на спине печати царские, золотые орлы, по подолу и рукавам опушка медная на 3 вершка» (К.л., с.116). «И снова Аблай спрашивал: знаешь ли Ульян, где ваш Ермак лежит? Ульян же смекалист был и хитер в делах, к вопросу отвечал: «Незнаем доныне этого и где погребен и скончался. И начал Аблай повествовать о нем по своей (инородческой) истории, что знал, как приехал в Сибирь и от Кучума на перекопи побежал и утонул, и нашли его, и стреляли, и кровь текла (живая), и как панцыри разделили и развезли, и как от панцырей (кольчуг) и от платья чюдеса были, и как татары смертную клятву положили, про него русским не говорить» (К.л., с. 117). «Он еще к сему, как пишется, прибавил что он чудеса сам над собою приметил. Ибо как он еще молод будучи некогда занемог, то давали ему со взятой с Ермаковой могилы земли пить с водой, от чего он вскоре оздоровел. Также он привык, когда едет на войну, оной земли несколько брать с собою, и от того чувствует всегда щастье в своих предприятиях; а когда он той земли у себя ничего не имеет, то возращается назад по большей части без благополучного успеху. И того ради у Его Царского Величества просил оных панцырей, с которыми намерен идти против казачей Орды, и надеется тем полученным панцырем одержать совершенную над неприятелем победу» (ОСЦ, гл. 3 § 71).

«Все сие, как в летописце (Кунгурская летопись, — авт.) пишет сотник Ульян Ремезов по Аблаевой сказке записал, и Тайша Аблай приложением своей печати оное подтвердил. По сему без сомнения заключить можно, что все оныя известия, которые вышесказанным образом в Тобольском летописце содержатся, в том, что с Ермаковым мёртвым телом учинено, и что до вышереченных чудес касается, не что иное, как помянутое объявление калмыцкого тайши, за основание имеют» (ОСЦ, гл. 3, § 72).

Всех историков неизменно волнует вопрос о национальной принадлежности и о месте рождения Ермака: донской ли он казак или сын татарского народа Тимофей Алеин, еврей Евсей Коломбо или удалой русский человек, пришедший на Волгу из центральной России и оставшийся до конца казаком.

Никаких подтверждений в пользу гипотезы о том, что Ермак — тот самый Тимофей Алеин сын татарского народа пришедший освободить Сибирь от Кучума никому из историков найти еще не удалось (кроме того, что сами татары сожалели, что при жизни не избрали его своим князем). О Евсее Каломбо находим: «В лето 7073 года, во второй день июля месяца на допросе оный беглый именем Евсей, Тимофеев сын показал на себя, что рожден Кафе городе, что от роду ему полных 42 года, вероисповеданием крещенный еврей,… из католиков…, якобы… внучатый племянник Христофора Колумба». Без сомнения атаманом православных казаков католик-еврей быть не мог. И не стал бы Архиепископ Киприан имя еретика-католика в синодик вписывать и «историю прославляти».

Но версия о том, что Ермак Тимофеевич был казаком, засуживает особого внимания. О донских казаках Н.М. Карамзин пишет: «…важнейшим страшилищем для варваров и защитою для России между Азовским и Каспийским морями, сделалась новая воинственная республика, составленная из людей, говорящих нашим языком, исповедующих нашу веру, а в лице своем представляющих смесь европейских с азиатскими чертами, людей неутомимых в ратном деле, природных конников и наездников, иногда упрямых, своевольных, хищных, но подвигами усердия и доблести изгладивших вины своя — говорим о славных донских казаках, выступивших тогда на театр истории. Нет сомнения, что они же назывались прежде азовскими, которые в течение XV века были ужасами всех путешественников в пустынях харьковских, воронежских, в окрестностях Дона, грабили московских купцов по дороге в Азов, в Кафу; хватали людей, посылаемых нашими воеводами в степи для разведывания о нагаях или крымцах и беспокоили набегами Украину, Южную окраину Московского княжества». «Происхождение их не весьма благородно: они считались российскими беглецами». «Добывали себе жен из земли черкесской и могли самими браками сообщить детям нечто азиатское».

«…между тем в Цареграде называя донских витязей шайкою разбойников, мы посылали им воинские снаряды. Свинец и селитру. Они умножились числом. Принимая к себе казаков днепровских и всех бродяг. Вели непрестанную войну с Азовьем. С нагаями. С черкесами, с Тавридою и ватагами ходили на море искать добычи, слушаясь и не слушаясь указов царских. Нащекин из Азова писал в Москву, что казаки станиц низовских силою отняли у него дары государевы, не хотели без окупа выдать ему своих пленников, султанского чауша с шестью князьями черкесскими и с досады одному из них отсекли руку, вопя на шумной сходке «Мы верны царю белому, но кого берем саблею, того не освобождаем даром!». Своевольством заслуживая опалу, казаки заслуживали и милость государеву, будучи непримиримыми врагами злодеев и зломысленников России» (ИГР, т. 10, гл.3).

Не было у донских казаков желания оставить свое ремесло, т.к. оно было их образом жизни от рождения. Уже ставшие коренными, казаки донские не испытывали угрызений совести от того, что они досаждают царю, и не было у них такой связи как у единого народа с царем и государством московским, они жили независимо и берегли свою волю.

Когда начались гонения на Волге мог Ермак с войском уйти на Дон, слиться с казацкой донской вольницей. Донские казаки, как видим, свою совесть особо не утруждали т.к. это был их образ жизни: сегодня они убивали русских, завтра нагаев и т. д. А Ермак, возможно, начал свою вольную жизнь на Дону, и, перейдя на Волгу, чувствовал внутреннюю связь с Россией. Руководствуясь и честолюбивыми помыслами, он хотел услужить России, разрушив окончательно остатки ногайской орды. А когда не получилось, ушел в Сибирь. И всей силой души доказал, что родина его и казаков — Россия, что матери их — русские, а не черкески. Родившийся на Дону, для Дона и старается. А родившийся в России Ермак Тимофеевич, ставший казаком на Дону и исполнявший обычаи тех мест, трудился для родины. Этим и ценны наши летописи, что показывают устремленность русскую.

Строгановы видимо знали о некоренном происхождении Ермака, как донского казака, потому и призывали примириться с Россией, стать защитником отечества. Ермак — человек из самой России и костяк его войска составляли беглецы русские, ставшие волжскими казаками-разбойниками.

«В лето 1621 г. Михаил Федорович, с Патриархом по совету, воспомянул Ермака, каков бе и како живее и скончался, и указал, по грамоте, первому Епископу Киприану Сибирскому распрашивати, во 2-е лето священства его, русских и татар, кто что знает, паче же Ермаковых казаков; бусурмане по курану своему, потаиша, казаки на письме принесоша. Архиепископ же повелел их имены вписати и историею прославляти» (К.л., с.114). А Кучум по летописи признал святость Ермака после его смерти. Кто знает, оживи Ермак Тимофеевич, возможно, они построили бы свои отношения по-иному.

Ермак Тимофеевич был и остается Божией тайной. Он начал свой жизненный путь разбойником и закончил его человеком не от мира сего. Кто может описать такой труд? И сотой доли невозможно сказать о величии души этого человека. Он устраивал в Сибири российскую государственную область, в течение 5−6 лет фактически духовно нес на плечах свою дружину, весь груз ответственности. Ему был явлены Господь, святые, он пережил эти встречи и, может быть, для него не существовало уже никого кроме Господа и он спешил уже к Нему… Было ли ему место на этой земле, в этом государстве? Может быть, Божий промысел оберегал «князя Сибирского» от непонимания и интриг, чуждых для его души, с которыми он мог столкнуться в последствии. И Бог судил ему исполнить свою миссию и уйти, оставив неизгладимый след в истории…

Кто Он? Откуда пришел, куда ушел? Один Бог знает. Это загадка Божия, мы можем только думать и предполагать. Разрубить многие сомнения, открыть тайну, сможет лишь вновь возгоревшая свеча на Бегишевском кладбище…

http://www.voskres.ru/army/church/egorov.htm

Судьбы Божии Венок на могилу славного атамана Ермака Тимофеевича

Судьбы Божии

Венок на могилу славного атамана Ермака Тимофеевича