Речь — наш дар бесценный

Год и эра русского языка

В нашем разговоре о языке, наверное, не лишним было бы попытаться определить его место в общем пространстве культуры. Не так давно мне пришлось участвовать в одном из «круглых» столов, и в розданной его участникам брошюре тема дискуссии была обозначена так: «Язык — носитель культуры». Формула эта, признаюсь, меня несколько смутила, и вот почему. На мне, как видите, пиджак и, вообще-то говоря, назвать меня носителем пиджака будет правильно. Однако же, такая характеристика, согласитесь, страдает некоей поверхностной неполнотой, поскольку я еще и человек. И мне кажется, что язык тоже не только носитель культуры, а ее, может быть, главный фундамент, если не сказать — сама культура! Вспомним, ныне всем известное: «В начале было Слово», то есть — язык…

До меня уже говорили о засорении языка всевозможными «новоязами» и, вместе с тем, прозвучало и слово «модернизация». Модернизация — неплохое слово, но как понятие — весьма растяжимое. Вроде бы — обновление, но надо видеть, надо знать, что под этим обновлением разумеется. Давненько, еще в «Литературной газете» велась дискуссия о языке. И один из ее участников писал: а надо ли бояться нашествия в язык новых слов? Замутились ли воды? И аргументировал свою точку зрения примерами из отечественной истории: много ли осталось в русском языке слов от времени татаро-монгольского ига? В восемнадцатом веке хлынул в Россию поток немецких, английских и особенно много французских слов — и все это вобрал в себя, «переварил» наш язык. Надо ли тревожиться? Я, в свою очередь, отвечал, что иноземное иго на Руси продолжалось более двух веков и оставило в языке всего-то несколько десятков слов. В восемнадцатом веке иностранщины было внесено в язык гораздо больше, но ведь и «переваривалась» она опять же в течение века. И некоторые слова, перевариваясь в огромном котле русского языка, даже по-другому, по-русски переосмысливались. Вспомним, французское «шер ами» (дорогой друг) зазвучало у нас после 1812 года, как «шаромыжник» и, в конечном счете, послужило обогащению нашего и без того отнюдь не бедного языка.

Ныне же новых слов и словечек с экранов телевизора, с газетных полос вбрасываются в наш язык за год куда больше, чем когда-то за век. Но разве все эти дилеры, киллеры, риэлторы, дистрибьютеры и прочий словесный мусор «модернизируют», обновляют, обогащают язык? Ничуть, только засоряют! Зачем внедряется не всем понятное, абстрактно на наш слух звучащее «киллер», когда в нашем языке есть точный, а к тому же еще и эмоционально окрашенный, эквивалент — «наемный убийца».

В словаре Даля насчитывается более двухсот тысяч слов. А один досужий человек подсчитал, что наши средства информации, в первую очередь телевидение, обходятся всего-то шестьюстами. Тут уж не языковый котел, а что-то вроде походного солдатского котелка получается. Да и в том котелке-то изрядное число всяких диллеров и риэлторов намешено. И это еще не все. Потоку засорения русского языка как бы встречно идет весьма агрессивный поток вытеснения русских слов иноземными. Один пример: «Состоялась встреча президентов США и России». Но это я говорю, что была встреча, и кто, кроме вас, меня слышит? Встречи, как таковой, не было. По всем теле- и радиоканалам, во всех газетах было сказано и написано, что состоялся «саммит». И как тут не задаться вопросом: по чьему соизволению прекрасное русское слово заменено уродливым на наш слух, мякающим иностранным? Ах, это встреча не просто приятелей, а государственных деятелей? Так на здоровье и на выбор: назовите ее — как и до сих пор называли — встречей на высшем уровне или короче — встречей в верхах. А, строго-то говоря, и выбирать ничего не надо: из слов «встреча президентов» и так ясно, что это встреча глав государств. По-вашингтонски — да, это саммит. Ну, и пожалуйста. Но нам-то зачем не только в политике под Америку подлаживаться, но по-лакейски, в угоду ей, и язык свой перестраивать? Или это нынче называется партнерством во имя мира? Все мы помним фильм о встрече с американцами на Эльбе, который так именно и назывался. Так что, теперь считать этот фильм «Саммитом на Эльбе»? И как быть с улицей в центре Москвы — Сретенкой? Как называть большой церковный праздник Сретенье — Самметеньем что ли?..

Во Франции уже давненько принят государственный закон о защите языка, по которому журналист, употребивший иностранное слово, при наличии такого же во французском, наказывается довольно солидным штрафом. Почему же мы-то, изо всех сил старающиеся стать цивилизованной страной, такого закона не имеем?..

Хотелось бы сказать также и о языке, как о средстве общения. Не будем останавливаться на уровне общения бытового, обиходного. Будем говорить о русском языке, как средстве межнационального общения, что в многонациональной России имеет огромное значение. Не мной первым будет сказано: во всем свете нет такой страны, как наша Россия. Не просто сосчитать даже, сколько народов населяют ее безграничные просторы. Известно лишь, что число их переваливает далеко за сотню. Не так уж велик Дагестан, а там только государственных, на которых выходят газеты, пять языков. И знание русского языка дает возможность, к примеру, ногайцу понимать осетина, а, скажем, кабардинцу — аварца. Каждый народ, как известно, старается выразить себя, свои мысли и чувства, свое понимание окружающего мира в слове, в литературе (как, впрочем, и в других видах искусства, но мы будем говорить о литературе). И если, тому же ногайцу удалось написать замечательный роман, а кабардинцу прекрасную поэму — сумеют ли их прочесть осетины и аварцы? Вряд ли. И тогда как может проявиться талант представителя того или другого народа, как ему стать известным не только читателям своего аула и своего народа, но и читателям других народов, читателям всей России? Вы, конечно, понимаете о чем я говорю. Я говорю, что любое, достойное внимания, художественное произведение становится доступным для читателей всей России, если оно окажется переведенным с национального на русский язык… Именно в этом особенно ярко проявляется великое значение русского языка, как языка межнационального дружества и братства. И в итоге получается, что заботу о чистоте и богатстве русского языка вряд ли правильно считать узко национальной, она должна быть общей. Ведь чем чище и богаче будет русский язык — тем громче и выразительнее прозвучат переведенные на него произведения народов России. И от этого никому не будет плохи, а будет всем хорошо.

И в заключение — еще раз о Слове, как таковом, о Слове — начальной субстанции языка.

Словосочетание «В начале было Слово» нынче в большом ходу, но нередко бывает, что произносящий такое «начало» не имеет никакого понятия о его «продолжении». Хотя именно дальше идут, можно сказать, главные и куда более значимые, исполненные великого смысла слова. Далее в Евангелии от Иоанна говорится, что в нем, в Слове, была жизнь и свет человеков. И свет этот во тьме светит, и тьма не объяла его…

Надо ли пояснять, что речь идет не о дневном, обычном, а о свете духовном. Надо ли доказывать, что наше русское слово светит на весь мир и во тьме и при солнце. Может, кому-то померещится — не бахвальство ли так говорить о себе, о своей литературе? Что ж, давайте вспомним, что сказал один из известных европейцев, кое-что понимающий в искусстве Слова — Нобелевский лауреат Кнут Гамсун: «Я не знаю в мире ничего более великого и достойного, чем русская литература»

И не самая ли насущная наша задача в нынешнее безвременье, в годы разрушительных реформ и модернизаций — защитить, сберечь наше величайшее достояние, наше великое русское Слово. Именно к этому призывают нас еще давно написанные строки другого Нобелевского лауреата — Ивана Бунина:

И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бесценный — речь.

http://www.voskres.ru/articles/schurtakov.htm