Буду служить

Игорь Задорожный родился в 1975 году в Казахстане. Вырос в Ставрополе. Учился в сельскохозяйственном техникуме. В 1994 году поступил во Владикавказское командное краснознаменное училище. После его окончания был направлен в Хабаровск, где тогда формировался 21 отряд специального назначения. В январе 2003 года, во время четвертой командировки в Чечню получил тяжелое ранение, потерял обе ноги и правую руку. Больше года провел в госпиталях. Еще во время лечения, в апреле 2003 года, зачислен в отряд специального назначения «Русь». Начальник группы дознания. Майор внутренних войск. Участвовал в соревнованиях инвалидов. Женат, сыну 2 года.

Указом Президента Российской Федерации от 11 ноября 2003 года за мужество и героизм, проявленные при исполнении воинского долга в Северо-Кавказском регионе, майору Задорожному Игорю Сергеевичу присвоено звание Героя Российской Федерации.

— Игорь, вы после ранения надеялись вернуться в армию?

— Надеялся, потому что без армии свою жизнь не представлял. После ранения меня прооперировали в Грозном (ампутировали правую руку и вторую ногу — первую оторвало сразу), потом отправили в Моздок, а оттуда — в Новочеркасск. И вот в Новочеркасске через неделю созвонился с полковником Николаем Андреевичем Нечвидовым — командиром 21 отряда специального назначения на Дальнем Востоке, в котором я служил с момента окончания училища. Я сразу сказал ему: «Товарищ полковник, я хочу служить». «За это не переживай. Будешь служить», — ответил он. Я понимал, что негоден к службе, не знал, как вообще буду дальше жить, но сразу поверил: как командир сказал, так и будет. Хотя не мог представить, как он будет решать этот вопрос. Просто верил — Николай Андреевич для всех нас был как отец («папа Коля» называли его в отряде), мы даже мысли не допускали, что ему можно не верить. Он добился аудиенции у главкома внутренних войск генерала армии Тихомирова В.В., вместе с командующим Дальневосточного округа они пошли к нему просить за меня. О чем они говорили, я, естественно, не знаю, но после возвращения с Дальнего Востока в Москву Вячеслав Валентинович Тихомиров разыскал меня в госпитале (а меня к тому времени перевели в московский госпиталь внутренних войск) и после беседы сказал, что я буду служить. Потом он (уже не будучи главкомом) помог мне с протезами — без его ходатайства вряд ли удалось бы найти деньги. В апреле я уже числился в московском отряде специального назначения «Русь». Но в строй вернулся еще через год — до апреля 2004 года в госпитале долечивался. Не могу не вспомнить добрым словом полковника медицинской службы Александра Сергеевича Ковалева — начальника отделения гнойной хирургии. Он не только прекрасно лечил меня, но и всегда подбадривал, улыбался, шутил. И сегодня помогает, когда к нему обращаюсь. Вот на таких людях, как Николай Андреевич, Александр Сергеевич, Вячеслав Валентинович, держатся армия, медицина, Россия!

— Вас сразу перевели с Дальнего Востока в Москву?

— Да, с протезированием намного легче в Москве. Из Хабаровска я бы не налетался. Зачислили меня в точно такой же отряд. Только «Русь» на 5 лет старше, его бойцы участвовали еще в первой чеченской войне, а 21-й отряд формировался при мне в середине 1999 года. Но с ребятами из своего отряда связь поддерживаю, они мне помогли купить машину — ее контейнером из Владивостока везли. И осенью 2003 года, еще находясь в госпитале, я начал тренироваться в вождении. И, конечно, с полковником Нечвидовым по возможности перезваниваюсь — он для меня навсегда останется образцом офицера. Не знаю, как бы сложилась жизнь без его поддержки.

В горячие точки теперь не летаю, понимаю, что буду там скорее обузой, чем помощником. Хотя знаю ребят, которые без одной ноги ездили в горячие точки и выполняли боевые задачи с оружием в руках. Есть у нас такие люди! А во время афганской войны был офицер, потерявший там обе ноги, и он на протезах вернулся туда и продолжал проводить боевые операции. Его убили позже, уже на гражданке (он возглавлял первый афганский фонд). Много в мире зависти и злобы. Но и настоящие герои на Руси всегда были и, думаю, будут.

— Вы, наверное, теперь занимаетесь воспитательной работой с личным составом?

- Я начальник группы дознания. Работаю с людьми, совершившими серьезные нарушения (самовольное оставление части, членовредительство), допустившими неуставные взаимоотношения. Последнее случается не только с солдатами срочной службы, но и с контрактниками и даже с прапорщиками. Честно скажу, иногда приходится нарушать букву закона… Во-первых, если мы за каждый подзатыльник будем сажать, служить будет некому. А во-вторых, нельзя ломать жизнь человеку. Одно дело — желание издеваться над младшими и слабыми как принцип. Тогда, действительно, человека только тюрьма может исправить (если может — это зависит и от самого человека, и от руководства исправительного учреждения). Но если человек служит не за страх, а за совесть, показывает всем пример… Срывы бывают со всеми, мы же не железные. Кто-то со мной не согласится, кто-то даже осудит, но у меня в этом случае рука не поднимется дать делу ход. Это не значит, что я буду сквозь пальцы смотреть на нарушения. Я в любом случае накажу нарушителя, но если есть возможность, постараюсь не выносить сор из избы, повлиять на военнослужащего, убедить его относиться к сослуживцам по-человечески.

Также стараюсь по возможности предотвратить членовредительство. Редко кто сразу идет на такую крайнюю меру, начинается все обычно с симуляции или шантажа. Мне командиры подразделений докладывают, и я беседую с солдатами. Иногда успешно, но, бывает, что человек внутренне сломлен (и не дедовщиной, просто он еще до призыва категорически не хотел служить, пытался увильнуть от армии всеми правдами и неправдами), и тогда все мои беседы безрезультатны. С одним дважды беседовал. Здоровый, под два метра ростом, но… Брат его умудрился комиссоваться через полгода, и он по тому же пути пошел. Вроде соглашался во всем со мной, но сделал все равно по-своему. Теперь не знаю, как сложится его судьба. Может быть, дадут ему возможность дослужить в других подразделениях, а, может быть, и посадят. Если, конечно, психиатры признают его здоровым.

— Духовная работа с солдатами проводится?

— Да, диакон Алексий Заварнов из храма «Малое Вознесение» постоянно бывает в части. Он отвечает за взаимодействие Православной Церкви с внутренними войсками. По его инициативе на территории части построили храм. Скоро состоится его освящение, причем освящать будет Святейший Патриарх. А литургию уже служили (приезжал отец Алексий Круглик из «Малого Вознесения»), были первые причастники. Я, к сожалению, в тот день не смог попасть на литургию и причаститься.

А отец Алексий Заварнов… Мне иногда кажется, что он живет в части! Я уезжаю вечером, а его уазик почти всегда еще стоит. Работает с группами, проводит духовные беседы. Это необходимо, потому что часть у нас воюющая, ребят сюда отбирают крепких, часто жестких. Без духовной опоры, без веры они могут и дров наломать.

— А ребята из каких семей служат сейчас в армии? И кто сегодня идет в офицеры? Вы, например, почему поступили в военное училище?

- Большинство офицеров — дети военных либо сотрудников силовых ведомств. Не так просто сегодня поступить в военный вуз, без знакомств еще труднее. Хотя потом многие молодые лейтенанты уходят из армии. О них никто не заботится, зарплата маленькая, квартир нет. Кто-то понимает, что поступил в училище по инерции, ошибся в выборе профессии. Но я-то уж точно поступал не по инерции. В семье у меня военных не было. Почему выбрал военное училище? Романтика. По-другому объяснить не могу. Но о выборе своем ни разу не пожалел.

А солдаты… Армия у нас, в основном, рабоче-крестьянская. Но есть и ребята после института. Если в 90-е годы их было всего один-два человека на всю часть, то сегодня по 5−6 человек за год приходит. А иногда и в один призыв столько же! Это очень хорошо. Потому что много ребят из неблагополучных семей, можно сказать, уличных, на гражданке толком не учившихся (у некоторых всего 6 классов образования). Когда все такие, естественно, один негатив будет: ругань, жестокость. А если есть ребята с образованием, кто-то, глядя на них, начинает переосмысливать свою жизнь, стремиться к чему-то хорошему, к созиданию.

— То есть меняется отношение к службе в армии?

— Не думаю. Меня несколько раз в году (обычно перед 23 февраля и 9 мая) приглашают выступать в московские школы. Иногда входишь в класс и даже жалеешь, что пришел — видишь равнодушные взгляды. Понимаю, что дети не виноваты — их так воспитали, но трудно бывает начать разговор. А если оказывается, что один или два парня в классе хотят служить в армии, уже радостно. Они не отпускают, задают вопросы… Но в целом вижу, что в 6−7 классе ребята мечтают не о подвигах, не о защите Родины, а о деньгах, об устройстве своего быта. Конечно, это немаловажно, но все же мальчик в первую очередь должен стремиться стать мужчиной. А они, похоже, об этом вообще не думают. Спортом занимаются единицы. Остальные растут хлюпиками и довольны собой. Такие хлюпики не смогут семью ни защитить, ни обеспечить. Вот почему девочки сегодня не на материнство настроены, а на образование и карьеру. Я не сторонник эмансипации, но понимаю их — разве можно на таких «мужчин» рассчитывать?

— Игорь, а вы, когда получили ранение, уже были женаты?

— Да, я женился в 2000 году, после первой командировки в Чечню. Но детей у нас тогда еще не было. Поэтому когда жена приехала ко мне в Новочеркасск, я уговаривал ее уехать. Говорил, что она еще молодая, у нее впереди вся жизнь… В душе, конечно, надеялся, что останется — морально было очень тяжело. Но я понимал, как тяжело будет ей со мной, и не считал себя вправе к чему-то ее обязывать. Но для нее вопрос так даже не стоял. Она приехала к мужу! Сейчас нашему сыну Никите 2 года. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы он вырос настоящим мужчиной. Конечно, хотел бы, чтобы он стал офицером, но это уже как он сам решит. Да и офицер офицеру рознь: разные войска выполняют разные задачи. Мне в Чечне приходилось работать и с десантниками, и с подразделениями ГРУ, ФСБ, с другими войсками. Так что я много могу Никите рассказать об армии. Но пока рано. Думаю, начну года через 4.

— Вы, говорят, по-прежнему занимаетесь спортом и даже участвуете в соревнованиях?

— Я всегда дружил со спортом. В школе играл в футбол, в училище серьезно занимался боксом и рукопашным боем. И точно знаю: если бы не спортивная закалка, меня бы после ранения до госпиталя живым не донесли. Когда в Новочеркасске меня нашли ребята из нашего училища (на выпуск старше), я попросил их принести мне гантель. Они принесли, не помню, 8 или 10-килограммовую, и я сразу начал заниматься. А в московском госпитале надел протезы и стал ходить на лечебную физкультуру — без этого я бы не поднялся. Очень хорошие там тренеры-девчата. Помогали, подсказывали, какую группу мышц нагружать. Основная нагрузка была на ноги, то есть на то, что от них осталось. Считаю, что добился результата — для безногого хожу неплохо. Хотя хотелось бы лучше. Теперь три раза в неделю хожу в бассейн энергетического института (спасибо директору бассейна, который пошел мне навстречу и всегда помогает).

А «большим» спортом в нынешнем состоянии занялся в августе прошлого года. Капитан нашего регионального клуба спортсменов-инвалидов «Ахиллес» Мэри Бушуева пригласила меня в Нью-Йорк. Там проходил пятимильный марафон «Hope and Possibility» («Надежда и Возможность»). Участвовали спортсмены-инвалиды со всего мира, а Россию (да, по-моему, и весь бывший Советский Союз) представляли только мы с Мэри. Расстояние мы преодолевали на колясках. Меня поразило, насколько в Америке все продумано для инвалидов: пандусы, автобусы с лифтом. И отношение к инвалидам… Если переезжаешь улицу на коляске, все машины останавливаются. А во время соревнований инвалидов улица с двух сторон оцепляется, чтобы народ не затоптал нас! Люди приходят болеть, поддерживают, хлопают, кричат. Морально поддерживают! Я даже до финиша ни разу не остановился воды попить — такой духовный подъем был. Потом я участвовал в нескольких марафонах в Москве и Подмосковье. Как правило, никто внимания не обращает на нас. Недавно, правда, во время соревнований на Кремлевской набережной одна женщина хлопала и кричала: «Молодцы!». Конечно, очень приятно было. Но там-то не одна женщина, а десятки тысяч людей поддерживали! А соревнования такие необходимы. Во-первых, чтобы люди проверили свои возможности и поверили в себя, а, во-вторых, чтобы не чувствовали себя одинокими и никому не нужными. Сколько инвалидов сидит в четырех стенах, и даже из квартиры выйти не могут. Спасибо людям, которые нами занимаются, организовывают соревнования. Но в некоторых районах дальше слов дело не идет. А людям нужна поддержка.

- Среди наших читателей немало инвалидов, людей, попавших в беду. Чтобы вы им пожелали?

— Работать над собой. Тяжелее всего, конечно, тем, кто в результате травм (позвоночника, шейных позвонков) совершенно обездвижен. Но и для них не все потеряно. Есть центр Дикуля, в котором москвичам помощь оказывают бесплатно. И в любом случае нельзя терять надежду, надо развивать то, что осталось. Не работают ноги и руки — остались мозги. Это тоже немало: читайте, изучайте языки, входите в Интернет. Главное — верить в себя, работать над собой и уповать на Бога. Мне кажется, тяжелые испытания Господь попускает самым сильным людям. Возможно, иначе мы бы не пришли к Нему. Значит, надо с честью пронести свой крест до конца.

Беседовал Леонид ВИНОГРАДОВ
Фото Алексея ТОЛЧИНСКОГО

Игорь не может ходить на протезах ног более 20 минут, начинается острая боль. Протез правой ноги, ампутированной ниже колена, отстает по технологии от современных лет на 20. Протез левой ноги не так безнадежен, хотя нижняя часть, стопа — устаревшей системы и на ее передвижение уходит значительно больше сил, чем необходимо. Но самое главное в обоих протезах, культеприемник, сделан плохо. Культеприемник значительно меньше культи, поэтому и левая и правая ноги Игоря не «в», а «на» протезе. Протезы болтаются, а не сидят влитыми, как им положено и боль при ходьбе именно от этого. Ручным протезом Игорь не может пользоваться по тем же причинам — плохой культеприемник. Когда рука потеет, протез соскальзывает и не работает.

Когда Игорь был в Нью-Йорке, его привели к специалистам, изготовляющим высококлассные протезы, пользующиеся популярностью у спортсменов-инвалидов. Но, по оценкам мастерской, протез руки будет стоить около 30 тысяч долларов, все три протеза — около 80 тысяч. Таких денег у героя России Игоря Задорожного нет.

Публикуем реквизиты Игоря Задорожного для тех, кто хотел бы помочь ему:

Лефортовское ОСБ 6901/1 055
Р/с 30 301 810 838 000 603 136
В Сбербанке России г. Москвы
К/с 30 101 810 400 000 000 000
БИК 44 525 225
ИНН 7 707 083 893 КПП 775 003 006
Счет 40 817 810 1 3812 37 827
Задорожный Игорь Сергеевич

http://www.nsad.ru/index.php?issue=42§ ion=9999&article=791