Стать убедительной личностью

Наверное, каждый настоящий христианин когда-нибудь сталкивался с неприятием своей веры со стороны других людей, иногда даже самых близких. И каждый знает, что в этот момент в голове возникают вопросы: «Что ответить? Как? И надо ли? Не лучше ли промолчать, ведь каждый имеет право на собственное мнение…». Кто-то справляется с проблемой быстро, кто-то долго размышляет, советуется со священником. Статья, которую мы предлагаем вниманию читателей, — это мысли о том, как убедить оппонента в собственной правоте, если ты — христианин.

Однажды я ехала в автобусе и читала книжку. В том же салоне оказался мой давний приятель, большой любитель книг.

— Привет, — сказал он, — что это ты читаешь?

У меня в руках была книга, написанная православным священником — соответствующего содержания. А я, меж тем, знаю: приятель мой твердо убежден, что в православном храме ему делать нечего и что «попам» со всеми их «ритуалами» вообще нельзя доверять.

Так вот, он сует свой любопытный нос в мою книжку, а я… Я не могу справиться с нахлынувшим смущением, страхом и стыдом. Я принимаюсь оправдываться — в том, что читаю такие книги:

— Ты знаешь, это ведь тоже по-своему интересно… - и тому подобное.

Потом я каялась в этом на исповеди, вспоминая апостола Петра — ему-то, по крайней мере, грозила смертельная опасность, а мне что грозило в том автобусе?.. Следует обратить внимание на преувеличенность страха: у моего приятеля очень мягкий характер, грубо высмеивать меня или оскорблять мои чувства он бы в любом случае не стал.

— Это ложный стыд, — сказал мне священник при исповеди, — это бывает со многими…

Ложный стыд — страх не соответствовать общим понятиям, показаться странной, а значит, смешной — большинство из нас выносит из детства. В принципе он — из разряда психологических проблем, а психологические проблемы суть болезненные проявления нашей греховной природы и преодолеваются по мере духовного роста. Но это еще не весь ответ на вопрос: как следует вести себя человеку, принадлежащему к Православной Церкви, среди людей самых разных мировоззрений?

Не столь уж долог путь к золотому правилу: не афишируй, но и не скрывай. Не впадай ни в одну из этих двух крайностей, одна из которых порождена «закваской фарисейской», а другая — малодушием или нежеланием преодолеть тот самый ложный стыд. Чей-то день рождения или иное офисное празднование приходится на пост, народ принимается делить огромный торт — не говори, что постишься, скажи, что не любишь сладкого. За исключением тех случаев, когда…

Когда ты ясно видишь: твоему сослуживцу очень важно знать, что люди, соблюдающие православный пост, действительно существуют, и это нормальные, адекватные люди, никакие не фанатики и не ханжи.

Но и это еще не весь ответ на наш вопрос. Самое сложное: лежит ли на нас в какой-то хотя бы степени долг миссионерства? Или оно — долг лишь профессионально подготовленных людей, то есть священников? Я полагаю, что долга этого как некоей безусловности нет, говоря иначе — долг этот не надо спешить на себя взваливать. Хотя бы уже потому, что мы и впрямь далеко не всегда готовы к его исполнению. Но иногда мы действительно что-то можем и действительно бываем востребованы — особенно тогда, когда слышим вульгарные и превратные суждения о вере и Церкви. В конце концов, не оставить ближнего в опасном заблуждении — это дело любви к нему!

Не столь давно моя подруга сказала мне, что не хочет идти в церковь, потому что церковь — это «место, где человека вгоняют в депрессию, неустанно внушая ему, что он грешен, низок, грязен, гадок…». Когда она произнесла это в первый раз, я растерялась и пробормотала нечто маловразумительное. Но через какое-то время мы к этой теме вернулись, и я смогла реагировать иначе. Спросила подругу: приходилось ли ей испытывать чувство вины, чувство собственной мерзости, низости и т. д. — совершенно помимо Церкви, то есть без всякого ее влияния? Приходилось, не скрыла подруга, и не раз, не два. Дальше дело было за малым: объяснить, что покаяние в чистом церковном смысле этого слова не подавляет человека. Напротив, оно освобождает его и поднимает, избавляя от чувства униженности.

Сложнее было с другой моей знакомой, утверждавшей, что Православная Церковь «очень жестока к человеку». В качестве подтверждения эта моя собеседница приводила пример своей покойной свекрови: свекровь была уже тяжело больна, а «какой-то мальчишка» (то есть очень молодой батюшка) не отпустил ей греха аборта, сделанного когда-то в молодости. У меня были все основания полагать, что моя собеседница не столько жалеет свою свекровь, сколько защищает от аналогичной «жестокости» себя самое… Но что мне было делать? Приемлемо объяснить, почему Церковь не отпускает греха аборта вот так, сразу, я бы еще смогла. Но таким объяснением только усилила бы болезненную самозащиту. Для того, чтобы привести эту свою приятельницу к какой-то истине, я должна была сказать ей о Любви и Прощении. А я не чувствовала в себе такой возможности в ту минуту! Мне не хватало опыта, веры, чувства… Не знаю, вернемся ли мы к тому разговору — потом, когда я, возможно, буду готова…

Радикалу-оппозиционеру, щегольнувшему недавно определением «наша президентская церковь», я смогла мягко напомнить, что президенты, равно как и генсеки, и цари, — приходят и уходят, а Русская Православная Церковь уже одиннадцатый век кряду стоит. А вот одна молодая особа на днях поставила меня в тупик. «Я православная, — заявила она, — но к РПЦ никакого отношения иметь не хочу».- «А каким же образом вы православная, если…» — «Православие — это одно, а РПЦ — это, по-моему, совершенно другое. Я про нее слишком много знаю, про эту РПЦ». Ну и далее — о церковном «бизнесе».

Я действительно растерялась и ничего путного в ответ не произнесла. Можно было, конечно, сообщить великую новость: что никакого внецерковного Православия не существует. Можно было бы заодно сообщить, что не существует никакого церковного бизнеса. Но лучше было бы начать не с этого. А с того, что моя 27-летняя собеседница на самом деле НИЧЕГО не знает про «эту РПЦ». Ей неведомо ее содержание, неведома ее сила, ей ведомы одни лишь газетные сплетни. Но попробуй тут слова собрать — при такой самоуверенности оппонента…

Когда не находишь ответа — огорчаешься. Но, в конце концов, самое убедительное, что на этом свете бывает, — не слово, не книга, не молитва, не служба в храме. Самое убедительное — это личность. История веры — эстафета убеждающих личностей. Но не только личность святого подвижника, не только великая личность способна убеждать. Убедительность вполне может начаться с малого. С неизменной искренней приветливости. С полного изгнания всякой раздражительности, нервозности, угрюмости, уныния. С бодрости и максимальной независимости от жизненных обстоятельств. Ну и так далее…

Но еще более важным мне кажется вот что. Мы подчас ужасно нервничаем из-за тех, кто не верит, кто нас не слушает, кто «говорит всякую ерунду» и т. д. И ужасно на них сердимся. А почему мы так сердимся, если разобраться? За них переживаем, за этих упрямцев? Вряд ли. Переживание за них, то есть из-за их судеб — оно, может быть, и присутствует, но — в небольшом проценте. А главным образом мы страдаем из-за себя. Они делают нам больно, эти люди, они бьют по нашему миру, выводят нас из хрупкого равновесия. Вот почему мы так возмущаемся по поводу их реплик. А возмущаться, в общем, не надо. Надо попытаться (уж не знаю, насколько получится) действительно подумать не о себе, а о другом человеке. Человеке, который не имеет веры или не имеет надежного ориентира в ней, и это его несчастье. И сердиться в данном случае надо не на него, а на себя: это мы виноваты, мы ближних своих не убедили. Не оказались достаточно убедительными личностями.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4528&Itemid=3