 |
| Столетие.Ru | Максим Кустов | 27.12.2007 |
По какому-то странному капризу истории Брест вошел в военную историю России как место подписания тяжелейшего мирного договора, а легендарная оборона Брестской крепости в 1941 году стала символом мужества, способности сражаться в самой, казалось бы, безнадежной ситуации.
В марте 1918 года мирный договор, один из самых тяжелых в истории России, был подписан.
Согласно условиям Брестского мира, от России отторгалась Польша, Прибалтика, часть Белоруссии. На Кавказе в пользу Турции отходили города Карс, Ардаган и Батум. Советское правительство обязывалось полностью демобилизовать армию, вывести свои войска из Украины, Прибалтики и Финляндии. Русский флот выводился из своих баз в Финляндии и Эстонии. Россия выплачивала 3 миллиарда рублей репараций. Советское правительство обязывалось прекратить революционную пропаганду в центрально-европейских странах.
Пожалуй, мало найдется в истории дипломатических актов, которые вызвали бы такое неприятие, как Брестский мир.
Левые эсеры (социалисты-революционеры), до лета 1918 года — политические союзники большевиков — были решительными противниками «похабного» Брестского мира. Среди самих большевиков возникла влиятельная группировка так называемых «левых коммунистов», также не смирившаяся с условиями Брестского мира.
Лишь авторитет Ленина, который в бесконечных спорах с соратниками объяснял, что воевать, в сущности, некому и нечем, позволил все-таки принять условия Брестского мира.
В самом деле, старую армию большевики сами же и разлагали, как умели, и к концу 1917 года ее остатки, еще как-то обозначавшие свое пребывание на фронте, стали совершенно небоеспособны. А новая Красная Армия, которую начали создавать с января 1918 года, даже до начала боев оптимизма не вызывала.
Какая в таких условиях могла быть «революционная война»?
Разумеется, представители Германии и ее союзников с огромным интересом ожидали встречи с загадочной для них большевистской делегацией. О том, кто это такие и чего они хотят, генералы и дипломаты имели весьма смутное представление.
Граф Чернин, австрийский министр иностранных дел, вспоминал:
«Глава русской делегации — еврей, недавно возвращенный из Сибири, по имени Иоффе, а за ним генералы и остальные делегаты. Помимо вышеупомянутого Иоффе, самой любопытной фигурой делегации является зять русского министра иностранных дел Троцкого — Каменев. Он также выпущен из тюрьмы благодаря революции и теперь играет выдающуюся роль.
Третьим лицом является госпожа Биценко, женщина, имеющая за собой богатое прошлое. Она жена мелкого чиновника, сама она смолоду примкнула к революционному движению. Двенадцать лет тому назад она убила генерала Сахарова, губернатора какой-то русской губернии, приговоренного социалистами к смерти за его энергичную деятельность. Она подошла к генералу с прошением, а под передником спрятала револьвер. Когда генерал стал читать прошение, она выпустила ему в живот четыре пули и убила его на месте.
За это она попала в Сибирь, где и провела двенадцать лет, отчасти в одиночном заключении, а отчасти отбывая более мягкое наказание. Ее также освободила лишь революция…
Она, по-видимому, совершенно безразлична ко всему происходящему вокруг нее. Лишь когда речь заходит о великих принципах международной революции, она сразу пробуждается, весь облик ее меняется, и она напоминает хищного зверя, внезапно заметившего добычу и устремившегося на нее».
Женщина, участвующая в международных переговорах, в те годы была достаточно экзотическим явлением и обращала на себя внимание членов немецкой делегации. Русский генерал Александр Самойло, участвовавший в переговорах в качестве военного специалиста, также обратил внимание на революционную даму. Он впоследствии вспоминал: «Некоторым забавным диссонансом было поведение эсерки (впоследствии члена компартии) Биценко. В ней Гофман видел даму, за которой ему за своим столом надлежало, как хозяину и кавалеру, ухаживать. Она же далеко не по-дамски отвечала на все его любезности, что, впрочем, не обескураживало Гофмана, обращавшего выходки Биценко в шутку и продолжавшего с ней свой подчеркнуто галантный тон».
Впрочем, быть галантным с российской делегацией в целом генерал Макс Гофман, возглавлявший немецкую делегацию, вовсе не собирался. Он настойчиво добивался выполнения германских требований.
Явившийся на переговоры народный комиссар иностранных дел Лев Троцкий напрасно пытался противопоставить подкрепленному немецкими дивизиями напору Гофмана свое знаменитое красноречие.
В кулуарах участники переговоров шутили: «Троцкий хочет своим острым языком проткнуть сапог Гофмана». Но попытки эти заведомо обречены были на неудачу. К тому же немцы начали переговоры с украинской антибольшевистской делегацией. В конце-концов Гофман, которому надоело слушать пышные декларации Троцкого, предъявил советской делегации ультиматум. Троцкий в ответ сделал заявление, потрясшее всех: «Ни мира, ни войны». Можно себе представить удивление немцев и их союзников. Ну какой немец способен понять смысл такого невиданного в дипломатической практике демарша? Но долго удивляться непостижимому поведению советской делегации немцы не собирались. Они предпочли действовать.
18 февраля немецкие дивизии, захватывая на своем пути огромные материальные ценности, оставленные русской армией, начали наступление против Советской России. Половина этих дивизий двинулась через Нарву и Псков на Петроград. Остатки старой армии, и без того не имевшие особого желания сражаться, заявлением Троцкого были деморализованы окончательно.
Вопреки созданной позднее легенде, боевой дебют частей Красной Армии под Псковом и Нарвой 23 февраля назвать победой было решительно невозможно. Скорее это напоминало разгром…
Несмотря на то, что Ленин принял условия ультиматума, наступление немцев продолжалось. Декретом Совнаркома от 21 февраля республика была объявлена в опасности. 22 февраля немцы выдвинули новые, гораздо более тяжелые условия для перемирия.
Лишь 3 марта они подписали мир.
16 марта 1918 года IV Всероссийским съездом Советов, а через два дня и германским рейхстагом этот мирный договор был ратифицирован. Он, однако, не положил конца дальнейшим захватам и притязаниям Германии. Она предложила Советской России немедленно демобилизовать и разоружить армию, уничтожить флот, признать договор с Украинской радой. Большевикам пришлось топить корабли Черноморской эскадры…
13 августа Германия потребовала заключить с ней добавочный договор — о выплате ей полутора миллиардов рублей золотом, а также заключить договоры с Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией.
Но в ноябре 1918 года пришла пора большевикам нарушить договор. После поражения Германии в Первой мировой войне и революции в этой стране ВЦИК РСФСР аннулировал Брестский договор.
Как ни относись к Владимиру Ленину, в этой истории он выглядит как умелый политик-прагматик. Согласившись на тяжелейшие условия договора, он затем добился своего -аннулирования крайне невыгодного для Советской России Брестского мира, воспользовавшись плодами чужих военных побед.
