 |
| Русский дом | Лев Анисов | 26.12.2007 |
Нередко человек, любящий картины Ивана Ивановича Шишкина, может услышать: «Да разве это художник?! Вот Малевич, Кандинский и другие представители русского авангарда — это настоящая живопись. А Шишкин? Возьми фотоаппарат, сними — вот тебе и Шишкин. Художник-фотограф, не более». Услышав такое, человек, которому близка русская реалистическая живопись, на какое-то время теряется, испытывает смятение и даже не знает, что ответить.
Чтобы понять природу художественного дара великого Ивана Ивановича Шишкина и осмыслить причину возникновения подобных негативных суждений о нём, давайте обратимся к истории.
Есть только два пути человеческого существования: путь цивилизации — накопления материальных благ, и монашества, т.н. «умного делания», отказа от всего лишнего. Кризис духовный, наблюдаемый ныне, от утраты понимания первостепенной значимости этого «умного делания».
До времени царствования Алексея Михайловича церковь охватывала все стороны жизни, все области человеческого творчества. После Петра I они обрели автономию. И если ранее, при всём различии общественных положений, по духовному облику своему русские люди составляли однородную массу, то отмена Патриаршества и захлестнувшее Россию влияние западных идей, исходящих от французских энциклопедистов, Давида Штрауса, Эрнеста Ренана, разрушило эту нравственную цельность.
Порабощение Церкви, начиная с правления Петра Великого, её неканонический строй, отсутствие независимости духовной власти свели в XVIII веке Церковь до обрядового института. И потому наблюдается ещё с петровских времен отход т.н. свободомыслящей интеллигенции от Церкви. Происходило, да и по сию пору происходит предательство Церкви. Вся история русской интеллигенции за последние три столетия проходила и продолжает идти под знаком духовного кризиса, который выражается в переходах от страстной веры к страстному безверию. Как нигде, это заметно в русской живописи. Иногда ловишь себя на мысли, что художнику русскому не приходит в голову, что его творчество может быть связано с духовным наставничеством. Во времена духовного спада, охватившего русское общество в XIX веке, далеко не всякий художник понимал, что только Церковь способна сыграть решающую роль в возрождении государства, что только её голос достаточно авторитетен, чтобы предотвратить анархию и объединить русский народ; что задача интеллигенции, если она не хочет, чтобы в ней самой была парализована православная мысль, — крепить Церковь и с тем — государство.
Русская светская живопись, как и русская светская литература, начиная с XVIII века, отойдя от Церкви, сработали, за малым исключением, на разрушение государственности.
К счастью, среди русских художников всё же были и те, кто работал на духовное возрождение России. И среди этих имён одно из первых Ивана Ивановича Шишкина.
Его пейзажи отличает художественная правда природы — молчаливого, глубокого мастера, формирующего национальные черты русского человека.
«Если дороги нам картины нашей дорогой и милой родины Руси, — писал ему в 1896 году Виктор Михайлович Васнецов, — если мы хотим найти свои истинно народные пути к изображению её ясного, тихого и задушевного облика, — то пути эти лежат и через ваши смолистые, полной тихой поэзии леса. Корни ваши так глубоко и накрепко вросли в почву родного искусства, что их ничем и никогда оттуда не выкорчевать».
Слова эти своевременны и сейчас, когда модным стало глубоко ошибочное толкование творчества И.И. Шишкина как ремесла художника-фотографа. Сознательно или нет, эта мысль явно подразумевает ограниченность духовного начала художника, для которого «природа есть единственная книга, из которой мы можем научиться искусству», и который, начиная работу над новой картиной, всякий раз мыслил «написать пейзаж, в котором бы с предельной ясностью и конкретностью выразилась любовь к жизни, к земле, к людям». Мысль эта согревает и пронизывает все картины художника.
И давайте, наконец, назовём имя духовного наставника И.И. Шишкина, замечательного русского учёного, священника Капитона Ивановича Невоструева, жившего в Чудовом монастыре и занимавшегося описанием славянских рукописей, хранившихся в Синодальной библиотеке. Я могу предположить, что именно К.И. Невоструев во время обучения И.И. Шишкина в Московском училище живописи, ваяния и зодчества и был духовником молодого художника. Именно этот человек заронил в сознание И.И. Шишкина мысль, что красота природы, окружающей нас, — это, в первую очередь, красота Божественной мысли, разлитой в природе, и задача художника как можно вернее передать эту мысль.
«Человеком-школой», «верстовым столбом в развитии русского пейзажа» называл И.И. Шишкина художник Иван Николаевич Крамской. Именно такой «человек-школа» был необходим русскому пейзажу в период его становления, когда работы русских художников помогли «русскому искусству возвратиться на родную почву, выработать свой язык, свои приёмы, свое миросозерцание». Он был глубоко русским человеком и видел природу глазами своего народа.
Отрицание и неприятие Шишкина — это отрицание и неприятие всего русского народа, его культуры и, в первую очередь, религии. Неприятие это вызывало, да и по сию пору вызывает нападки на творчество самого Ивана Ивановича и работы продолжателей его традиций. Известно, с каким скепсисом относился к работам русских художников-передвижников поклонник Пабло Пикассо Илья Эренбург. Нельзя не сказать несколько слов и о таких художественных критиках, как А. Морозов или А. Каменский. Эти новоявленные идеологи авангардизма в завуалированной форме, но вполне определённо вдалбливали в сознание массового читателя мысль о «неполноценности» работ Шишкина. Нет, они прямо не отрицали его творчество, но утверждали, что оно нечто отжившее, продукт своего времени и только экспонат исторический, если хотите. Именно такие люди, как И. Эренбург, А. Морозов, А. Каменский приложили максимум усилий, чтобы разрушить реалистические традиции в русском искусстве, подменив их «реализмом с размытыми берегами», смыкающимся с авангардизмом.
Мысли, высказанные ими, были подхвачены прессой и стали официальной позицией.
Нападки на Шишкина, начавшиеся при его жизни, продолжались и после его смерти. И носили они не случайный, эпизодический характер, а являли собой акцию планомерную, продуманную.
Отречение от русской национальной культуры, культуры религиозной, свойственно тем, кто жаждет большего — её разрушения, для кого важно лишить нацию её исконной идеологии, превратить народ в обезличенную массу. То духовное начало, которое объединяет русских людей, позволяет им себя ощущать и называть русскими, имеет весьма притягательную силу для остального мира, и может быть, православная Церковь, способная объединить широкие круги соотечественников в их борьбе с силами зла, именно поэтому и вызывает такую ненависть у врагов её. Поэтому и подвергаются нападкам глубоко национальные по духу русские художники. Иван Иванович Шишкин — в первую очередь.
