 |
| Правая.Ru | Илья Бражников | 25.12.2007 |
Статья 1. «НЕВОЗМОЖНО ХРИСТИАНАМ НЕ ИМЕТЬ ЦАРЯ»
Субъект православной геополитики
Говоря о Русской Церкви как интегрирующем факторе, необходимо, прежде всего, обозначить некоторые константы православной геополитики. Такими константами являются, прежде всего, понятия Империи, Царской власти как «удерживающего ныне», а также представление о России как уделе Пресвятой Богородицы, что особенно важно в период, начавшийся после 2 марта 1917 года, то есть после свержения монархии в России и чудесного явления иконы Божией Матери «Державная». Все эти константы безусловны, и их необходимо принимать в расчет, если мы намерены вести разговор о геополитике православия. Отдельно следует сказать о теории «Москва — Третий Рим», точнее, о степени ее актуальности в сегодняшнем мире.
Исходя из вышеназванных констант, субъектом православной геополитики может являться только Император, Царь, или в самом крайнем случае тот, кого можно было бы назвать «местоблюстителем престола», и больше никто другой. Светский правитель, министр или Президент, с одной стороны, или Епископ, Архиепископ, Митрополит, Патриарх — с другой, полноценными субъектами православной геополитики быть не могут, по определению. Следовательно, и у Российской Федерации, коль скоро она определяет себя как демократическое светское государство, от которого Церковь «отделена», никакой православной геополитики, строго говоря, быть не может. Впрочем, определять себя можно как угодно: весь вопрос в том, следовать или не следовать этим определениям на практике.
Если государство Российская Федерация будет следовать конституционному определению самой себя, о православной геополитике можно забыть навсегда. Некоторые патриотически настроенные умы склонны порой задаваться вопросами, которые на самом деле являются риторическими, вроде: «Почему до сих пор не подписан Союзный договор с Белоруссией?» или: «Почему Россия политически не поддерживает православных на Украине?» («Мишку мучает вопрос: / Кто здесь враг таинственный? / А ответ ужасно прост, / И ответ единственный», — как с известной долей сарказма пел в свое время В. Высоцкий). Он заключается в том, что православная геополитика в сегодняшнем мире попросту не имеет субъекта.
Казалось бы, очевидно, что таковым субъектом должна выступать сама Православная Церковь. Но Православная Церковь, в отличие от Католической, состоит из 15 автокефальных церквей, сохраняющих общую традицию и признающих друг друга, но политически друг от друга независимых. Любому, кто обратится к данному вопросу, становится понятно, что 15 — число очень условное, и автокефальных церквей (чисто гипотетически) может быть и 16, и 20, и 30 — если только в православном мире их отделение будет признано каноническим. А в отсутствие единого полноценного субъекта признание/непризнание становится игрой, которая может продолжаться довольно долго — хоть до прихода Антихриста.
Прот. Всеволод Чаплин в своей недавней публикации о понятии «канонической территории» совершенно справедливо отмечает: «Христианский мир бросает своего рода вызов принципам мирской власти: если в „мире сем“ обычным является захват территории, равно как и борьба за нее, в христианском сообществе — Церкви — подобный захват объявляется при любых условиях незаконным, подлежащим исправлению и чреватым утратой высшей свободы во Христе и порабощением грехам стяжательства, властолюбия и распри. Пастырь должен уважать другого пастыря, епископ — другого епископа, митрополит — другого митрополита, и в каждом месте, на каждой „территории“ должен быть только один носитель законной церковной власти, только одна Церковь. Такой идеал, укорененный в евангельской нравственности, и составляет основу разделения областей пастырской ответственности». Но о. Всеволод тут же сам и оговаривается: «К сожалению, православный мир этот идеал в значительной степени утратил. Во многих местах — не только в диаспоре, но уже и на канонических территориях, признанных де-юре или де-факто, — появляются параллельные епархии и епископы. Причина этого — в кризисе межправославных отношений, которые, не побоюсь этого сказать, страдают от тяжкой и хронической болезни, таящей смертельную опасность».
Итак, межправославные отношения находятся сегодня в кризисе, притом кризис этот может обернуться смертью «пациента» — это признает весьма авторитетный в данном вопросе специалист. О. Всеволод мягко намекает и на главную причину этого кризиса: «Конфликты вокруг территорий в церковной среде были и раньше, однако они… разрешались на основе соборности. Сегодня же те, кто заявил о своем исключительном праве созывать всеправославные собрания (выделено мной — И.Б.), фактически остановили этот процесс, как только в его рамках начались реальные попытки добиться ясного равноправия Поместных Церквей и разрешить все проблемы именно на его основе». Эвфемистическая формула «те, кто заявил» не оставляет сомнений в том, что речь идёт о Константинопольском Патриархате и его нынешнем главе — Вселенском патриархе Варфоломее, решившим вернуть реальный вес своему историческому титулу.
Остов Империи
Надо отметить, что в свое время (V в.) такому титулованию резко противилось подавляющее большинство церковных общин Империи, во главе с общепризнанным тогда авторитетом — Римским папой. Именно это обстоятельство (претензия Константинополя на верховенство на православном Востоке в обход, к примеру, таких исторически и богословски состоявшихся кафедр, как Эфесская и Кесарийская) привело к Халкидонским спорам и отпадению ряда церквей (в частности, Армянской) от Экуменического (Вселенского) патриархата.И сегодняшняя ситуация распада Империи, когда СССР ушёл с огромных территорий, оставив после себя в качестве управляемых структур только епархии Русской Православной Церкви, однажды уже была в истории, в другую пограничную эпоху. Если мы живем на стыке Модерна и Постмодерна, когда буквально на наших глазах начинается пересмотр всех границ, то на стыке Античности и Средневековья точно так же, как Советский Союз, распалась под натиском варваров Западная Римская Империя. И тогда, точно так же, словно остов Империи, в качестве единственных работающих структур оставались православные (тогда ещё) епархии. Власть епископа оказалась последним бастионом Империи, а Римский епископ воспринимался в том числе и как гражданский лидер, практически как местоблюститель Императора. С ним заключали договора, соглашения, он защищал Рим от нападок варваров.
Таким был, в частности, епископ Амвросий Медиоланский, заставивший на коленях стоять у порога храма самого Императора, таков был и святой Папа — святитель Лев Великий. В 452 г. от Р.Х., когда гунны подошли к Риму, именно он уговаривает Аттилу отступить. И практически следом за этим, в письме Императору, Папа говорит о непризнании 28 канона, дававшего Константинопольской кафедре 2-е место после Рима и преимущество перед другими. Лев I буквально вынуждает императора Валентиниана III издать эдикт о церковном верховенстве Рима. Именно этот откровенный шантаж императорской власти в письме, в котором уже различим почерк будущих пап-теократов, и привёл через 20 лет Западную Империю к полному краху. Рядом со столь сильным епископом места для императорской власти уже не было. Рождался новый геополитический субъект — Римо-католическая церковь во главе с Папой.
Однако, авторитарность и антисоборность папства, папоцезаризм, раскрывшийся несколькими столетиями позднее и приведший единую Христианскую Церковь к великой схизме, не позволяют говорить о Папе как полноценном субъекте христианской геополитики. Борьба пап с императорами — как восточными, так и западными, — красноречивый тому пример. Тем не менее, сама геополитическая субъектность Папы для Западного мира, разумеется, не подлежит никакому сомнению. Равно как и Царя — для христианского Востока.
Церковь и Царство
На исходе византийского «тыячелетнего царства Христа» власть Василевса таяла на глазах. Московский великий князь Василий I Дмитриевич распорядился не поминать Царя за церковной службой. Вскоре после этого он получил письмо от Константинопольского Патриарха Антония IV, где тот указывал на его ошибку: «Слышу, что ты говоришь: „Мы имеем Церковь, но Царя не имеем“. Не думаем, чтоб и это было хорошо. Царь, как Царь святой, имеет большое значение в Церкви: он не такой Царь, как другие начальники и местные правители. Изначала цари утверждали и поддерживали благочестие по всей вселенной; они же собирали Вселенские Соборы и сами подкрепляли и законом предписывали решать все, относящееся до православных догматов и образа жизни христиан согласно с Божественными и священными канонами; они же много потрудились против ересей и издавали указы о кафедрах архиереев, о разделении епархий и разграничении их пределов. А потому и имеют великую честь в Церкви… Итак, нет ничего хорошего, сын мой, если ты говоришь: „мы имеем Церковь, а не Царя“. Невозможно христианам иметь Церковь, но не иметь Царя. Ибо царство и Церковь находятся в тесном союзе и общении между собою, и невозможно отделить их друг от друга».Это послание 1393 г. является драгоценной частью православного Предания, так как кратко и емко раскрывает сущность учения о Царстве: Царь отличается от прочих начальств, он свят в своем стремлении и возможности поддерживать благочестие во всей Вселенной, он собирает Вселенский Собор и законодательно закрепляет догматы, определяет правила христианской жизни. Царь вообще неотделим от Церкви. Как невозможна геополитическая субъектность христианского Запада без или помимо Папы, точно так же невозможна субъектность Востока без или помимо Царя.
Однако, положение Царя в Церкви в данном (то есть геополитическом) аспекте представляется даже более важным и незаменимым, поскольку именно на нём, согласно Иоанну Златоусту, лежит священный долг Удерживающего, катехона. Распространение благочестия или препятствование нечестию (в том числе и с опорой на силу) во всей Вселенной, по слову патриарха Антония, — это и есть суть «удерживания», она же и основа православной геополитики. Исходя из этой цели, Царь расширяет пределы Империи, завоевывает народы или вмешивается в дела сопредельных государств.
Некоторые сегодня высказывают мысль о том, что РФ со своей «вертикалью власти» тоже может быть Удерживающим, но это вызывает большие сомнения. Если нынешняя российская государственность и является удерживающей, то уже в сильно усеченном виде. Двуглавый орел, вопреки декларативности российского герба, не держит в своих царственных когтях скипетра и державы. В отсутствие Царя он имеет тот вид, в каком его изображало Временное правительство — то есть лишен всех знаков отличия. Никакая временная власть не может быть удерживающей, так как удерживать нужно прежде всего само время. Именно в этом суть царственности. Владимир Карпец пишет совершенно точно: «Греческий текст Символа Православной веры о Царствии Божием гласит: o? ??? ??? ??? ??? ???, что буквально переводится как «нет и не будет конца» (т.е. буквально — цели движения). Это в точности соответствует представлениям о времени как подвижном образе вечности, способном приобретать грани и индивидуальные черты. Кстати, о. Павел Флоренский указывает, что «каждый срок в сакральном смысле должен быть «заполнен лицом, его характеризующим». В истории это и есть сакральный Царь, Император, в месяцеслове (который разбирает о. Павел) — святой дня… «Уловленное в сеть» время само оказывается пленено катехоном, «удерживающим ныне». «Выпустить время на свободу» — и есть открыть дорогу «духовному волку», антихристу и его анти-царству, анти-империи».
Держава, которую Царь держит в руке — символ удерживающего. Скипетр — символ власти. Вместе это и есть удерживающая государственность. В ситуации, когда власть отказывается от скипетра или державы, ни о каком удержании речи уже быть не может. Это ведет к распаду — в том числе территориальному — на республики, которые становятся «независимыми» государствами, в действительности уже не обладающими никакой государственностью вообще.
Беззубость и почти полная беспомощность нынешней России на постсоветском пространстве напрямую связаны с пресловутым «демократическим выбором» России. Либеральная доктрина о разделении светской и духовной власти не позволяет гражданской власти проводить православную геополитику даже на просторах бывшего СССР, не говоря уже о византийской ойкумене, где на самом деле тоже ждут ее возвращения.
Обратной стороной этой либерально-демократической доктрины является то, что геополитические действия предпринимает сама Церковь, в лице уполномоченных на то епископов, но все эти действия, вне поддержки верховной власти, весьма и весьма рискованны и совсем не «симфоничны».
Епископы, как бы харизматичны и ортодоксальны они ни были, при всех усилиях, не смогут отстоять интересы Православной Церкви во внешнем мире. Там им противостоит жёсткая безбожная власть и гораздо более мощное и организованное католическое духовенство. Потому Император Константин и назывался «епископом внешних дел Церкви» и потому, согласно православному пониманию, власть епископов обязательно нуждается в подкреплении императорской властью, только тогда она будет действительно имперской легитимной структурой. В противном случае наступает власть беззакония, подобное тянется к подобному, и между Западом и Востоком, Православием и неправославием начинается противоестественное смешение: Восток и Запад, по незабвенному слову К. Леонтьева, начинают «срастаться ягодицами».
Согласно классической формуле кодекса Юстиниана, симфония властей — это: власть Царя, власть епископов и власть Поместного Собора. Это не Церковь+Государство. Это Царь+Собор (клир+миряне). Или, собственно, Собор, где главное лицо — Царь, а действующие лица представляют клир и мир. Структурно это соответствует трём уровням христианской Вселенной: Бог+Ангелы+люди.
Трагедией мирового христианства было то, что один из епископов, имеющий перед другими первенство чести, счел свою власть равной, а затем и более высокой, нежели царская. После этого Вселенский Собор стал невозможен. Далее был отнят Удерживающий в лице Римского Императора. Однако, удерживающая власть перешла на Московских Великих Князей, ставших новыми Царями для православного мира и Белыми Царями для мира неправославного. В этом, собственно, и заключалось понимание Москвы как Третьего Рима. Но 2 марта 1917 года закончился и этот период. Русский народ и его государство перешли под покров самой Царицы Небесной, а мир, почти уже ничем не удерживаемый, неуклонно устремился к своему концу.
Последней «вспышкой» третьеримского мира было краткое возрождение Русского Православия во время Великой Отечественной войны и в первые годы после. Тогда вновь, как в XVII в., стоял вопрос об объединении мирового православия под эгидой Москвы. Москва, как и в XVII столетии, могла стать столицей мирового Православия, главным субъектом православной геополитики. Однако, как и в XVII веке, этого не случилось.
Собственно административная часть нынешней РПЦ всё ещё несёт отсвет сталинской системы. Быть может, именно этим и обусловлены её прочность и долголетие. Но это значит, что этой системе необходим «Сталин». Тогда будет ясно, что за действиями православных русских священников, когда они действуют на международной арене, стоит ответственная воля сильного правителя, политически покровительствующего Православию. Если его в ближайшие несколько лет не появится, церковно-государственные отношения в РФ ожидает новая волна либерализации, которая может привести к слому всей пост-сталинской системы.
Продолжение следует.
http://www.pravaya.ru/look/14 706
