 |
| Храм Рождества Иоанна Предтечи на Пресне | Владимир Мельник | 25.12.2007 |
Странно было видеть в советское время, что коротышка Коля носит огромный крест на груди открытой рубахи. Коля, кажется, ни о чем больше не мог говорить при встрече с людьми — только о том, что Бог есть. На него пытались «влиять», с ним говорили бывшие учителя, обвиняли его в невежестве, говорили, что его спас случай и пр. Но Коля никого не слушал. Он стал ходить в церковь и звал за собой других. Когда я рассказал маме об этом случае, она убежденно сказала: «Это его святой Николай Угодник спас. Он спасает утопающих на море».
Впереди была еще целая жизнь, гремели советские марши. А святой Николай Угодник уже выбирал из огромной массы людей свое малое стадо — народ Божий.
КАК ОН ОШИБАЛСЯ!
Известный русский писатель Василий Розанов переживал за Россию. Он однажды сказал: «У нас нет совсем мечты своей родины. И на голом месте выросла космополитическая мечтательность. У греков есть она. Была у римлян. У евреев есть. У француза — «chere France», у англичан — «старая Англия». У немцев — «наш старый Фриц». Только у прошедшего русскую гимназию и университет — «проклятая Россия"….» Как он ошибался! Он совсем забыл про Святую Русь!
НИТКИ
Когда читаю в Евангелии о том, что «последние станут первыми», вспоминаю бабу Шуру. Старушку, которая стоит в храме более полувека, каждый день на одном и том же месте. Благо, что храм был единственным в городе, который при советской власти не закрывался. Можно сказать, что «перестояла» баба Шура советскую власть. Одна прозорливая и уже покойная схимонахиня называла ее по-доброму не иначе как «Шура бестолковая»: «А, это Шура бестолковая пришла!?». Вот пример незаметной, но дорогой у Господа жизни. «Бестолковая Шура» считает себя страшной грешницей: во время войны она работала на чулочной фабрике и как-то вынесла с фабрики несколько мотков ниток. Личико у нее узкое, прозрачное и худое. Десятки лет ходит она в одном и том же выцветшем плаще летом и худом зеленом пальтишке зимой. Все, что на ее бедность дают ей люди, она отдает своей сестре, у которой взрослые обеспеченные сыновья и дочери. Один даже на иномарке ездит. И только и разговору у нее всегда, что про не ходящую в церковь сестру, ее болезни и пр. Себя же баба Шура считает ни за что. Многие «первые» за эти же полвека нажили богатство, сделали карьеру, известны всем как далеко не бестолковые, а напротив, весьма талантливые люди. Многих из них уж нет. А баба Шура стоит на одном и том же месте под церковной винтовой лестницей — и все переживает за свои нитки.
УКОР ФАРИСЕЯМ
В середине декабря 1903 года в городе Екатеринославле умер военный врач Иван Васильевич Лешко-Попел, умер в возрасте 45 лет. Хоронил его весь город: богатые и бедные, простые и ученые. Человек этот не щадил себя, лечил людей, порою падая от усталости и проявляя бескорыстие, свойственное первохристианам. Увидев, что от разных сословий принесены венки покойному, бедняки тут же, возле гроба, стали собирать копейки на венок «От бедняков». Набрали два рубля с копейками. Не хватает. Вышел хозяин похоронной конторы:— Кому венок?
— Ивану Васильевичу.
— Дайте им хороший венок и сделайте надпись, какую они просят: «Дорогому доктору от благодарных бедняков».
И вот что интересно: в его жизнеописании — ни слова о духовной жизни, о Боге. А помещено оно ни много, ни мало — в православной серии «Отечественные подвижники благочестия». Вряд ли ошиблись монахи Оптиной, помещая житие доктора-подвижника в эту серию. А какой это укор многим из нас, пораженным страшным, чудовищным по силе, так плохо искоренимым грехом — околоцерковного фарисейства.
ВЛАДЫКА ПИТИРИМ
Когда митрополита Питирима отпевали в Богоявленском соборе, народу было очень много. Запомнился один мужчина, который, войдя в собор, широко перекрестился и упал на колени, заплакал. Встал и, обращаясь ко мне сквозь слезы, сказал: «Я ему всем в жизни обязан». Это было его приношение владыке. Как жалко по сравнению с этой «лептой вдовицы» выглядел поднесенный одним очень высокопоставленным лицом дорогой венок, на котором было написано: «Дорогому метрополиту…». Писали, видно, по понятиям. А когда владыку хоронили на кладбище Даниловского монастыря и поставили на могиле крест, одна одержимая начала лаять собакой. На могиле его всегда горят свечи. Последние фотографии владыки покоряют: с них смотрит не лицо, а лик.
«МЫ ПРИСЛУШАЛИСЬ К ЦЕРКВИ»
Чем чаще встречаю хотя бы несколько скупых строк о покойном митрополите Питириме (Нечаеве), тем больше убеждаюсь в громадной масштабности, если не сказать, гениальности этой Богом данной России личности. Оказывается, он горячо участвовал в судьбе поэта Валентина Сорокина — этого русского знаменосца в поэзии второй половины ХХ века. Это владыка Питирим приводил сотрудников Издательского отдела РПЦ на концерты Сорокина. Батюшки приходили, переодевшись в штатское платье. Это владыка посоветовал писателям срочно «перетаскивать» Сорокина с родного Урала в Москву: «Такого нельзя держать в монастыре, надо его на Красную площадь!». И что же? Писатель Александр Байгушев вспоминает: «Мы прислушались к церкви». Так переживал владыка за Россию, за возрождение русского духа, так много он делал для России в богоборческое советское время.
ГДЕ НАШЕ СЧАСТЬЕ?
Какой человек желает себе зла? У Максима Горького есть крылатая фраза: «Человек создан для счастья, как птица для полета». В одно с ним время жил святитель Лука Войно-Ясенецкий. О смысле жизни он сказал иначе: «Я полюбил страдание». Оба говорили о земле, а о Небе думал один. Хорошо прожить счастливым лет 70−80. А вечность — лучше!
КАК МОЛИЛСЯ СЕРАФИМ
Серафим — значит «огненный». И молитва преподобного была — огненная. Он весь был тогда — сердце, обращенное к Богу. Много об этом написано, даже о том, что во время молитвы он поднимался над землей: так дух его рвался ввысь, так истончилось от подвигов тело. Но вот интересный факт. Маленькая девочка, будущая жена «Серафимова служки» Мотовилова, Елена Ивановна, однажды пришла к преподобному в келью, когда он вставал на молитву. Детей он не прогонял. Посадил ее, дал ей орешков, а сам стал молиться. Что-то у нее с орешками не получалось. Елена Ивановна рассказывала, что время от времени старец отрывался от молитвы, подходил к ней и показывал, как надо колоть орешки двумя камешками. Не грех и нам подумать, что, на самом деле, есть молитва.
«УМОМ РОССИЮ НЕ ПОНЯТЬ…»
Умом Россию, точно, не понять. Писатель Борис Зайцев рассказывает, как один протестант задумал, было, перейти в Православие. Но так и не перешел. — Россия помешала. Никак не мог он понять, почему же, если Православие — вера «правильная», Россия Православная так мучается и страдает. «Запад не менее грешен, но не рухнул… Россия сама виновата, что не справилась». Афонский отшельник ему отвечает: «Значит, так ей было положено». — «Как же положено, за что же Бог покарал ее сильнее, чем другие страны?» — «Потому что возлюбил больше. И больше послал несчастий. Чтобы дал поскорее опомниться. И покаяться. Кого возлюблю, с того и взыщу, и тому особенный дам путь, ни на чей не похожий… Россия много пережила, перестрадала, многое из земных богатств разорено, но в общем от всего этого она выигрывает». — «Как выигрывает?» — «Другого богатства много за это время дано». И вправду, лишь потом оценим, судьбами миллионов, вошедших в Царство Небесное не по заслугам, — что дано было нам в великие дни разорения и надругательства: наши мученики, страстотерпцы, наши праведники, наши исповедники-страдальцы, многотерпеливцы, наши юродивые во Христе. А какой нам самим дан великий от Бога дар — веровать, что так и будет! Доктор-протестант ведь, бедный, ничего не понял — и ушел от великой трапезы к сухим коркам рационализма. Не вместил…
СПАСИСЬ САМ…
Алеша не как все: трудится в старом московском храме, ходит в самых простых одеждах. Рукава рубашки всегда закатаны, движения неторопливые, но ловкие, энергичные: любо посмотреть. В провинции таких людей больше, а в Москве — может быть, один Алеша. Улыбка у него широкая. Когда зайдешь в храм, он радостно, по-детски, кивнет, а если есть минутка, подойдет похристосоваться. Алеше некогда, он все время в движении: то в храме, то во дворе. Но никогда не торопится. Идя с ведрами воды или пронося в другой придел храма лавку, источает спокойствие. Да и куда ему спешить? В храме он и живет. Иногда придешь после службы, глядишь — Алеша вытянулся и спит самым спокойным сном на узкой лавочке. Рядом с головой чья-то добрая рука положила конфетку — Алеша и не слышит. Рядом с ним, рядом с его невозмутимым ничегонехотением спокойно и хорошо. Так, наверное, успокаивались люди, приходя к преподобному Серафиму за беседой и советом: он уже одним своим видом давал ответ, что нужно делать, чтобы жить богоугодно, радостно, тихо. Алеша, много лет живя в храме и никуда не поспешая в разгоряченной от скоростей Москве, стал как бы учеником Серафима, сказавшего: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи…». Хотя книг о батюшке Алеша, скорее всего, не читал. Просто живет по Евангелию и любит Бога и людей. Таких учеников много у преподобного Серафима. А потому у России есть надежда на Царствие Небесное.