Романтизм и христианство

— Когда я училась, не входил.

— А как Вы считаете, нужно его изучать?

— Естественно. Это, в общем-то, вторая половина «фундамента» европейской культуры. Одну часть составляет античность, а вторую, конечно, христианство. Но все-таки Библию и Евангелие мы изучаем гораздо меньше. В конце концов, Университет — это место, где человек занимается самообразованием. Университетское образование направлено в основном на то, чтобы дать вам схему, на которую вы нанизываете знания, проверенные методики исследования и круг той литературы, которая может Вам в этом помочь. У меня в программе нет Ветхого Завета. Изучение Ветхого Завета в рамках античности носит сомнительный характер. Мы выносим только одну тему на коллоквиум. Там присутствуют только сопоставительные моменты, когда выявляются типологические схождения между эллинской культурой и культурой иудеев. Во-первых, с точки зрения методики это дает расширение возможностей изучения литературы как таковой. Во-вторых, конечно, так проще, потому что на знакомом материале сопоставлять и понимать новое очень удобно.

— Значит, с античностью студенты знакомы все-таки лучше.

— Естественно, это она ведь всегда входила в классический образовательный курс. А Ветхозаветная традиция больше относима к богословию. И изучали это все, конечно, специалисты, которые занимались теологией.

— Новый Завет водит в программу по истории зарубежной журналистики, а по зарубежной литературе нет.

— Я думаю, что в курсе литературы Средневековья и Ренессанса, должен быть коллоквиум по Новому Завету. Раньше на дневном отделении он точно был. Ведь идеологическая проекция, которую имеет христианство, распространяется больше на средневековую культуру, на культуру Возрождения, чем на античность.

— Романтики больше обращались к Новому Завету или к Ветхому?

— Если посмотреть на сюжеты, то, скорее, к Новому. Ветхозаветные аллюзии характерны больше для XVIII в., Например, произведения Мильтона, Клопштока, хотя с другой стороны начатая Байроном традиция — «Еврейские мелодии», «Каин», апеллируют скорее к Ветхому завету…

— Это было в рамках полемики с традиционным христианством?

— Я бы не сказала. Это была попытка актуализировать христианскую мифологию. У Гомера греческая мифология была воплощена в эпическую форму; по тому же принципу работал Мильтон с мифологией христианской. Но обращение к любой мифологии связано с некоторыми историческими ощущениями, историческими аллюзиями. И Мильтон не случайно обратился к сотворению Мира, ведь он был участником Английской буржуазной революции, и на его глазах происходило сотворение нового Мира.

— Он хотел провести некую параллель?

— Не все так однозначно, тем не менее, есть некоторые аллюзии. По крайней мере, всегда приводят в пример эпизод, в котором воинство Бога вступает в бой с армией Сатаны. В этом эпизоде у Мильтона, представьте себе, грохочут пушки! Это было то, что он ощущал, то, чем он жил. И возникает такая, на первый взгляд, странная параллель, а между тем она совсем не выпадает из того, о чем говорит и мыслит поэт. Пушкин, например, ценил Мильтона очень высоко и считал его великим гением, который умел создавать потрясающие фантастические картины. У Мильтона вообще очень много провuдений. Например, когда Люцифер, покинув ад, пройдя сквозь адские ворота, несется к земле, поэт дает потрясающее описание того, как он летит по темному космосу, видит мерцающие звезды, а в отдалении, где-то там, вдалеке, сверкает крохотная голубая звездочка — наша Земля. Представьте себе, Мильтон в XVII веке смог представить и описать это!

— Романтики хотели создать новую мифологию. Это задача больше относится к области эстетики или они таким образом пытались понять Мир?

— У романтиков, которые замыслили создать новую мифологию, была идея сотворить новое, комфортное, удобное для человека пространство, в т. ч. идеологическое. Новалис, например, хотел, чтобы его друзья-иенцы сели и написали новое Евангелие. Он считал, что старое Евангелие создавали люди, которые не знали новейших открытий и новейших представлений о Мире, поэтому там было много ошибок, неточностей, а вот теперь современные люди напишут более прекрасный, более соответствующий потребностям современного общества текст.

— Они считали, что существующий текст устарел?

— Это было в рамках иллюзии все переделать и пересоздать. Это ведь всегдашнее желание человека. Почему человек стремился, например, найти философский камень? Некоторые думают, что философский камень — это булыжник. Но это не булыжник, а принцип. Открыв этот принцип, человек станет равен Богу. Он сможет так же творить, так же пересоздавать Мир как Создатель. Вот это стремление творчески стать равным Богу характерно для романтиков. Они хотели создать Мир, в котором человеку будет хорошо, в котором он будет счастлив. В том числе и с помощью литературы и поэзии. И они его воплощали, как могли.

— Это было стремление создать новый мир в рамках литературы или и за ее пределами, в реальной жизни?

— Я приведу Вам очень банальный пример. Чарльз Диккенс, очень тесно связанный с романтической эстетикой, начал свою жизнь, провел свое детство в тюрьме, где его отец сидел за долги. Дети работали и приносили ему в тюрьму еду; он потом описал эту ситуацию в романе «Крошка Доррит». Когда Диккенс начал жить, Англия была одной из самых жестоких стан. У бедняков отбирали детей, отдавали их в приюты, женщин, не имевших средств к существованию, отправляли в приюты-тюрьмы для женщин. Условия работы на английских фабриках были чудовищны. Вспомните оду Байрона «Авторам билля против разрушителей станков». Людей вешали за то, что они ломали машины. Вообще, условия жизни были крайне тяжелыми. И Диккенс начал с того, что постоянно говорил своим современникам о том, что надо быть добрее, делиться, думать о бедняках. Он не случайно каждый год писал Рождественскую сказку. И ее ждали, как Откровения. В сказках происходили чудеса: скупердяй Скрудж вдруг после Рождества делился своими доходами с бедными родственниками, которых он до этого не замечал. Чудеса у Диккенса крайне дидактичны. Диккенс буквально кричал в течение 50-ти лет, говорил о несчастны женщинах, о брошенных детях… Разумеется у него были единомышленники. Но этот художник очень тонко чувствовал чужую боль и умел ее очень хорошо передавать. И вот представьте, что ко временам правления королевы Виктории Англия очень сильно изменилась. Чартистское, наиболее радикальное рабочее движение, само собой распалось, потому что оно стало ненужным. Английские буржуа действительно стали создавать школы, бесплатные больницы для бедных. Они поняли, что нельзя обирать все у тех, кто находится на нижней ступени социальной лестницы, до последней нитки. Один человек, особенно талантливый человек, иногда может сделать очень многое. Диккенс был очень популярен. Его не только читали, переводили на разные языки. Он же еще ездил, читал сам свои произведения, как актер. Этому была посвящена целая жизнь. И надо сказать, что изменения были очевидны. Потому что, пожалуй, в конце XIX в. Англия — это одна из самых социально сбалансированных стан, которая заботится о своих бедняках. Боле того, Диккенс вообще изменил способы бытия богачей, потому что благодаря нему благотворительность стала хорошим тоном. Кто думал о благотворительности, кроме христиан? А вот после Диккенса она стала обыденным делом. Теперь приличный джентльмен не смел отказать ребенку в куске хлеба.

А в русской традиции Вы увидите, что писатели XIX в., которые в течение пятидесяти, а то и шестидесяти лет говорили об обездоленных Их же потом обвинили в том, что они устроили революцию, потому что было невозможно быть в России порядочным человеком и не говорить о страданиях народа. «Народников» жалели, террористам, которых казнили, сочувствовали и считали их героями. Разве не литература сделала это? И литература в том числе. Литература — это очень мощное орудие. Очень мощный рычаг, если его правильно использовать.

— Получается, что романтики основывались на христианских ценностях.

— Конечно. Вот вы посмотрите, сейчас Зюганов говорит, что первым коммунистом на земле был Иисус Христос. С одной стороны, это забавно. А с другой, так оно и есть. Потому что Христос проповедовал прежде всего равенство — «нет ни грека, ни иудея», и более того, он ведь был противником накопления богатства — «живите как птицы небесные"…

— Никакого конфликта между романтиками и Церковью не было?

— Все романтики по воспитанию своему были христиане. Более того, у Жирмунского есть специальная работа «Религиозное отречение в истории романтизма», посвященная приходу самых радикально мыслящих поэтов эпохи романтизма к христианству. И речь не только Брентано, но и о братьях Шлегелях, и о Новалисе. Кольридж тоже был глубоко верующий христианин. Многие из романтиков, пережив довольно бурную молодость, в конце концов, приходили к христианскому покаянию.

— А Байрон?

— Во-первых, Байрон был кальвинист и жесткая пуританская мораль здорово испортила ему биографию. Во-вторых, он прожил недолгую жизнь. Обычно к христианству склонялись люди в более зрелом возрасте. А он был бунтарь, конечно, радикал, и один из самых заметных выучеников просветителей. При всей мистичности своих построений, он был рационалист и никогда не описывал фантастический мир. Ведь посмотрите «Чайльд-Гарольда». Там же описаны реальные страны, реальный мир, в отличие от того, о чем, скажем, писал Шелли. И даже мифологические конструкции в «Каине» или в «Манфреде» достоверны. Ведь «Каин» чем интересен. Байрон сюжет не придумывает. Для него самое важное — изобразить образ своего современника, потому что Каин — это и есть воплощение духа просветительского разума. Каин сомневается в Боге, потому что он рационально подходит к ситуации. Он говорит: «Бог наказал Адама и Еву за свершенный ими грех. А я-то за что страдаю?». Это абсолютно рациональный подход. Может ли быть благим существо, которое само подстроило ловушку для людей в Раю? Потому что, с одной стороны, Он запретил Адаму и Еве срывать плоды с Древа Познания, а с другой, посадил это Древо рядом с ними. Для чего? Чтобы их испытывать? Бог всеведущ, он знал, что Сатана будет их соблазнять. Почему же Он тогда Своих детей поставил в эту ситуацию? Да еще их и наказал, а с ними и последующие, еще не рожденные поколения. Эти вопросы продиктованы исключительно Разумом. И бунтарство Байрона вытекает исключительно из противоречий, которые показывает ему Разум. Он не принимает все на веру. Когда он анализирует, он понимает, что Мир устроен неправильно, несправедливо.

— И в Грецию Байрон поехал восстанавливать справедливость?

— Конечно, он был сторонником национально-освободительной борьбы. Сначала он боролся за национальную независимость итальянцев, а когда там не получилось, уехал в Грецию.

— Освободительная война, которую греки вели против турок, должна была вызвать широкий общественный резонанс. Много европейцев ездило помогать грекам?

— Конечно же, ведь братьев-славян освободили от турок русские войска при Александре II. Кстати русских на Балканах за это до сих пор очень любят. А во времена Байрона ездили больше англичане, потому что Англия активно в этой войне участвовала У нее были интересы на Балканах, как всегда.

— Экономические?

— И политические. Не случайно говорят, что Балканы — это ключ к Европе. Англия была колониальная страна, у нее были там свои интересы. Но Байрон в одной из своих песен сказал: «Кто драться не может за волю свою, чужую отстаивать может. За греков и римлян в далеком краю он буйную голову сложит». Он декларирует это в своей лирике и поступает, согласно своим взглядам.

— То есть участие в освободительном движении было у него на уровне разума. А на уровне чувства?

— Грецию Байрон не мог не любить. Он вообще скорее был человек южный. Поэт прекрасно себя чувствовал в Греции. Хотя пессимизм на него наводила греческая зима, дожди, невозможность скакать на коне. Он привык каждый день этим заниматься, а тут был вынужден менять привычный уклад жизни английского аристократа….

— В чем кроется причина интереса романтиков к Библейским текстам?

— Интерес у романтиков в том числе к христианской литературе был силен, потому что они искали ключи, смыслы и, самое главное, поэтические формулы. Библейский текст ведь даже в переводе имеет большую силу воздействия, форму словесного воздействия на индивида. И это их интересовало. Они искали, как можно с помощью слова увлечь за собой не только одного человека, но и на толпу.

— У них было сакральное понимание слова?

— Да. Этим Брентано очень серьезно занимался. Он исследовал средневековые формы мышления, и в том числе тексты молитв, христианских заговоров, легенд. Многие свои стихотворения он строил по тем критериям, которые выявлял в этих текстах. Это было, конечно, рациональное их восприятие, но во многом и чувственное, поэтическое.

— Эти исследования опубликованы где-то?

— Ну, Клеменс Брентано ведь был не ученый-филолог, а поэт. Он оставил свою лирику, которая обладает совершенно мистическим, волшебным действием. Русские переводы его стихов — это очень сложно. Даже Аверинцев отказывался переводить Брентано, потому что это невероятно сложно, а он был, конечно, филолог от Бога. О Брентано сами немцы говорят, что слово в его руке — как мячик в руке фокусника — настолько виртуозно он владеет словом. Для Брентано как поэта характерно умение работать со звуковой формой стиха, с какими-то внушениями, использование форм, близких к заговорам. Это Брентано делал великолепно. Есть, конечно, какие-то его размышления в письмах, он писал дневник. Почти шесть лет своей жизни Брентано провел у постели Анны-Катарины Эммерик, монахини, на теле которой открылись стигматы, для того, чтобы записывать ее видения. Ее раны — одновременно таинственные и зримые — были одним из тех образов, которыми жила его поэзия. Он надеялся, что через нее сможет приобщится к божественному, мистическому миру. Как и многие поэты, он искал эти абсолютные словесные формулы, то, что идет оттуда, свыше.

Ольга Богданова

http://www.taday.ru/text/84 930.html