 |
| Русское Воскресение | Протоиерей Геннадий Рязанцев | 21.12.2007 |
Одной из основных «духовных задач эмиграции» было сохранение преемственности русской духовной культуры. Характерной особенностью в этой миссии было обострённое чувство национального самосознания и большое внимание к интеллектуально-духовной жизни. Показательна небольшая заметка Семёна Людвиговича Франка «Новая русская философская система». В которой он рецензируя известный учебник «История философии» Ибервега, был возмущён главой о русской философии. Ибервег утверждал, что Россия перестала существовать как культурное государство, и что философское творчество в ней прекратилось. Франк подчёркивает оскорбительность подобных высказываний для русского национального сознания и доказывает их неверность. «С таким же примерно правом, — пишет он, — можно было бы утверждать, что с концом государственной самостоятельности древней Греции прекратилась греческая философия, и на этом основании игнорировать или исключить из состава греческой философии грандиозное явление александрийской философии, которая творилась греческим духом в „рассеянии“ в пределах Римской империи. И русская философская мысль, как известно, жива в русском рассеянии, не собирается погибать, и есть все основания верить, что её традиции переживут крушение России как „культурного государства“; об этом не мешало бы знать немецким обозревателям современной философии. Но вот, из недр собственной России до нас дошли вышедшие там труды московского философа А.Ф. Лосева», — заканчивает Франк.
В эпоху кризисов и исторических переломов, а перестройка в нашей стране это как раз грандиозный, кризисный этап истории, когда рушится старый строй жизни, в который были вовлечены все слои народа, когда ничего не осталось от старой социальной структуры общества, как современно звучат слова из программной статьи Николая Бердяева, написанные в 1925 году прошлого века: «…воссоздание жизни должно начинаться с воссоздания духовного организма народа, с изменения и укрепления религиозных верований народа. В России всё определится верованиями народа, его духовным состоянием. Утопично, мечтательно, не реально строить общественные и политические планы, игнорируя и презирая народную и общественную психику, духовную направленность, определяющую верования. В России, прежде всего, предстоит колоссальная работа духовного просвещения выпавших из старого уклада, всколыхнувшихся и пришедших в движение народных масс. К этому нужно духовно готовиться. И с этой подготовкой связана первая задача эмиграции. Лишь за границей может себя выразить русская духовная культура, и могут на свободе накопиться творческие, религиозные силы для грядущего национально-культурного возрождения России. И силы эти накапливаются, прежде всего, в молодёжи, которая жаждет новой христианской жизни, а не реставрации старой греховной жизни. (Подлинная) религиозная жизнь в современной России есть подвиг и героизм». Разве это не программа для нас с вами? «Путь мысли входит в путь жизни, — далее пишет Бердяев в „духовных задачах русской эмиграции“, — как один из её определяющих моментов. Познанию принадлежит творческая роль в жизни. Русским в эпоху всеобщего смешения нужно повышение умственной и духовной культуры. Иначе они останутся безоружными в борьбе, которая происходит в мире. Для борьбы в современном мире нужно усовершенствованное умственное и духовное вооружение. И мы хотели бы способствовать выработке этого вооружения. Народные массы отпадают от Христианской веры (если иметь в виду мужскую половину общества…) и от Церкви, проходят через поверхностное полу-просвещение, через атеизм и нигилизм, интеллигенция же и высший слой культуры возвращаются к христианской вере и Церкви. Это меняет стиль Православия. Он перестаёт быть простетским, мужицким по преимуществу. Нужны ответы на более сложные умственные запросы, на более утончённую интеллектуальность. И мы хотели бы по мере сил отвечать этим запросам, помогать повышению религиозной сознательности». Как современно звучат эти мысли высказанные почти сто лет назад Н.Н.Бердяевым.
Нельзя не привести несколько цитат из статьи С.Л.Франка «Религиозные основы общественности», чтобы потом перейти к теме более конкретной и волнующей меня, и хотелось бы надеяться, что эта тема не оставит равнодушными и вас. Как-то мы, студенты, в начале восьмидесятых сидели в аудитории Литературного института и ждали преподавателя по предмету Античная культура. Вошла Тахо-Годи, окинула взглядом присутствующих и спросила:
— Это что, все писатели?
Нас сидело человек пятьдесят.
— Да-а… - протяжно ответили мы.
— О чём же вы будите писать, ведь всё уже написано? — сказала она.
Вот что пишет Франк: «Человечество переживает в настоящее время один из тягчайших и глубочайших идейных кризисов, когда-либо им испытанных. Старые верования пришли в упадок, и не имеют власти над сердцами; новой веры не видно — человечество не знает больше, к чему оно должно стремиться, для чего жить, какие начала оно должно воплощать в жизнь… На словах или в отвлечённом размышлении большинство людей как будто ещё имеют какую-то веру: одни веруют в христианство, другие — в науку, третьи — в человека и т. п. Но мало у кого осталась та цельная, подлинная вера, которая узнаётся по её плодам: вера, определяющая всё поведение человека, выражающаяся в ясном и непосредственном понимании добра и зла, должного и недопустимого, в личной и общественной человеческой жизни. Но если в области личной жизни, давнишние многовековые навыки ещё оставили какой-то след в привычках, как бы инстинктивных оценках и современных людей, если мы — почему-то — и теперь убеждены, что убивать, красть, прелюбодействовать нехорошо, а любить людей, быть воздержанным, уважать чужие права и т. п. — хорошо. То в области общественных идеалов современная мысль являет картину совершенной растерянности. Последний, могущественный общественный идеал, который ещё так недавно волновал и зажигал сердце — социализм — окончательно рухнул. А все другие общественные идеалы были подточены и потеряли свою жизненную силу ещё раньше; никто уже не может подлинно, всей душой веровать, ни в „демократию“ с её „свободой“ и „равенством“, ни в „прогресс“, ни в „просвещение“. И если многие, испытав это разочарование, как бы механически отталкиваясь от всего, что раньше почиталось „лучшим“, более „передовым“ и „идеальным“, по инерции откатываются назад и хотят воскресить основы старой жизни, говорят о возрождении „монархии“, „о священном праве собственности“, о правомерности сословных привилегий, — то эта вера „от противного“ не есть настоящая вера, не понимают, что все эти старые начала сами покоились на какой-то непосредственной вере, были плодом общего мировоззрения, которое именно и отсутствует в душах современных людей, — и что их поэтому нельзя заново сколотить из их обломков, а можно только взрастить в душах людей, для чего нужно именно соответствующее, отсутствующее теперь, зерно общей веры».
Можно многое почерпнуть в трудах русских религиозных философов, которым удалось сохранить в чистоте русскую культурную традицию, для того, чтобы сейчас, в период безыдейности и общественного неверия вернуть её нам для осмысления. Предложить её нам как путь. Именно так назывался журнал, издание религиозно-философской Академии в Париже, который просуществовал почти пятнадцать лет. Русский религиозно-философский ренессанс вырастил плеяду мыслителей европейского уровня. Университеты Берлина, Праги, Софии, Белграда приглашали русских учёных на профессорские кафедры. Например, Николай Онуфриевич Лосский стал основателем чешской школы философского интуитивизма, а князь Николай Трубецкой возглавил пражский структурно-лингвистический кружок.
Мы знаем, что одной из задач реформы после 1989 года стала трансформация советской единой школы в школу «двух коридоров». Образовательная система Советской школы заключалась в принципе единой общеобразовательной школы. Эта система шла к школе, как «воспитанию личности», но уже не с религией, как основой обучения, а с наукой. Конечно, от провозглашения принципа до его полного воплощения было далеко. Но метод (путь) был выбран правильно. В Советском Союзе бедная деревенская школа претендовала быть университетом и воспитателем души — вспомните фильм «Уроки французского» по В.Распутину. Мы видим, что за серьёзными изменениями в жизни общества от «перестройки» до «демократии» происходят «опытные» преобразования в институте школы. На школе научно отрабатываются «новые технологии» создания нового общества. Множество программ, их вариативность стала нормой в «мозаичном» образовательном пространстве школы. Разделение детей на «нормальные» классы и классы ЗПР, профилирование и разделение классов по предметам процветает в наших школах. При этом нужно понять, что школа — одна из самых устойчивых, консервативных общественных институтов, по выражению одного современного писателя «генетическая матрица культуры». В соответствии с этой матрицей воспроизводятся последующие поколения. Поэтому создание нового человека, для нового общества, обязательно предполагает перестройку принципиальных основ школьного образования. Школа, основанная на Православной христианской традиции, вышедшая из монастыря и университета, ставила своей задачей «воспитание личности" — личности обращённой к Богу. Для нового общества, как мы понимаем, требуется управляемый «человек массы», воспитанный в «мозаичной культуре», которая возникла в противовес университетской. Школа создающая субъектов не даёт человеку целостной системы знания, которая учит человека свободно и независимо мыслить. Из школы должен выйти «добропорядочный гражданин, трудяга и потребитель». Для формирования этих функций и подбирается запас знаний, который раскладывает людей по полочкам. Строится человек, «человек массы», наполненный сведениями, нужными для выполнения контролируемых операций. Человек самодовольный, считающий себя образованным, но образованным именно чтобы быть винтиком, так называемый — «специалист». Вот что, очень остроумно, пишет испанский философ Ортега-и-Гассет: «Специалист служит нам как яркий конкретный пример «нового человека» и позволяет нам разглядеть весь радикализм его новизны… Его нельзя назвать образованным, так как он полный невежда во всём, что не входит в его специальность; он и не невежда, так как он всё-таки «человек науки» и знает в совершенстве свой крохотный уголок вселенной. Мы должны были бы назвать его «учёным невеждой», и это очень серьёзно, это значит, что во всех вопросах ему неизвестных, он поведёт себя не как человек, незнакомый с делом, но с авторитетом и амбицией, присущими знатоку и специалисту… Достаточно взглянуть, как неумно ведут себя сегодня во всех жизненных вопросах — в политике, в искусстве, в религии — наши «люди науки», а за ними врачи, инженеры, экономисты, учителя…Как убого и нелепо они мыслят, судят, действуют! Непризнание авторитетов, отказ подчиняться кому бы то ни было — типичные черты человека массы — достигают апогея именно у этих довольно квалифицированных людей. Как раз эти люди символизируют в значительной степени осуществляют современное господство масс, а их варварство — непосредственная причина деморализации Европы». Типичные черты мы наблюдаем в современной России.
Чем отличается выросшая из Богословия «университетская» школа, от школы «мозаичной культуры»? Тем, что она на каждом своём уровне стремится дать целостный свод принципов жизни. Здесь видна связь университета с античной школой, которая особенно сильно выразилась в типе классической гимназии. Спор об этом типе школы, которая ориентировалась на фундаментальные дисциплины, гуманитарное знание и языки, идёт очень давно. Много приходилось слышать упрёков ещё в адрес советской школы, в которой мы все выросли. Она была построена по типу гимназии — за то, что она, дескать, даёт «бесполезное в реальной жизни знание». Эти упрёки — часть общемировой компании, восходящей к идеям глобализации, направленной на сокращение детей, воспитываемых в лоне «университетской культуры». С одной стороны эти упрёки хорошо продуманная программа с отдалённой перспективой; с другой стороны — чистая демагогия. Задача школы, конечно, не в том, чтобы дать человеку навыки и информацию для решения частных практических задач, а в том, чтобы «наставить на путь». Многие учёные и философы, и богословы не уставали об этом говорить и предупреждать. «Школа не имеет более важной задачи, как обучать строгому мышлению, осторожности в суждениях и последовательности в умозаключениях" — писал Ницше. Человек массы, как правило, этого не понимает, и Ницше об этом знал. «Значение гимназии редко видят в вещах, которым там действительно научаются и которые выносятся оттуда навсегда, а в тех, которые преподаются, но которые школьник усваивает лишь с отвращением, чтобы стряхнуть их с себя, как только это станет возможным" — далее писал он. Через полвека эту мысль продолжает В. Гейзенгберг: «Образование это то, что остаётся, когда забыли всё, чему учились. Образование, если угодно, — это яркое сияние, окутывающее в нашей памяти школьные годы и озаряющее всю нашу последующую жизнь. Это не только блеск юности, естественно присущий тем временам, но свет исходящий от занятия чем-то значительным». В чём же видел Гейзенберг роль классической гимназии? В том, что она передаёт отличительную особенность античной мысли — «способность обращать всякую проблему в принципиальную», то есть стремиться к упорядочению разнообразного опыта. Мы знаем, что А.С.Пушкин сетовал на то, что не получил классического образования, которое предполагает изучение не только европейских языков, но и древних, в частности латыни и древнегреческого. Гейзенберг пишет: «Кто занимается философией греков, на каждом шагу наталкивается на эту способность ставить принципиальные вопросы, и, следовательно, читая греков, он упражняется в умении владеть одним из наиболее мощных интеллектуальных орудий выработанных западноевропейской мыслью». Мы идём ещё дальше, осваивая неисчерпаемый опыт Православия. Опыт Вселенских отцов Церкви Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста и других, получивших блестящее образование в Афинах и, при помощи мощнейшего интеллектуального аппарата эллинистической культуры, сумевших вместить и выразить учение Христовой Истины. Книга Василия Великого, (архиепископа Кесарии Кападокийской, ок.330−379) «Шестоднев» до сих пор является фундаментальным трудом по христианской космологии. Григорий Богослов (ок. 330−390) греческий поэт и прозаик, церковный деятель и мыслитель, представитель патристики, переносил в Теологию методы Платоновской диалектики. Только методы, а не само учение Платона, которое вселенской Церковью было отвергнуто. Примечательно, что отвержение это вошло в само Богослужение. Послушайте как это звучит на Церковно-славянском языке: «Пётр витийствует и — Платон умолче. Учит Павел, Пифагор постыдеся. Та же апостольский богословяй собор эллинское мертвое вещание погребает и совоставляет мир ко служению Христову». (Девятая песнь канона Вел. Поста).
Современная педагогика нуждается в школе для «фабрикации субъектов», которые должны заполнить, как обезличенная рабочая сила, частные заводы и заводики, конторы и гипермаркеты. В этой школе Бог заменяется наукой, а в ум и даже организм ученика внедряется новое, нужное для заводиков и фабрик представление о времени и пространстве — разделённые на маленькие, точные и контролируемые участочки. На такие же контролируемые частицы разделяется масса самих учеников — всем укладом школы, системой оценок и премий, поощряемой конкуренцией. Если обратиться к опыту запада, куда подражательно смотрит современная педагогическая наука, то можно сделать интересные выводы. Буржуазная школа — система сложная. Здесь для подготовки элиты, которая должна управлять массой разделённых индивидов, была создана небольшая по масштабу школа, основанная на следующих принципах: 1. Давалось фундаментальное и целостное университетское образование; 2. Воспитывались сильные, уважающие себя личности, сплочённые корпоративным духом. В противовес «университетской» строилась другая система образования. Её носитель был «человек массы». Так возникла «мозаичная культура». Элитная школа — это школа капиталистического общества, новое явление в цивилизации. Её суть, способ организации, принципы составления учебных планов и программ хорошо изложены в книге французских социологов образования К. Бодло и Р.Эстабль. После первого издания в 1971 году прошлого века книга выдержала около 20 изданий. В книге дан анализ французской школы, выдержки из школьных программ, учебников, министерских инструкций, высказываний педагогов и учеников. Из этих материалов следуют общие выводы о разных подходах к образованию, о том, какой тип человека «фабрикуется» при помощи той или иной образовательной технологии. Сегодня нам особенно близки и понятны выводы французских социологов, потому что в России прилагаются большие усилия по переустройству школы не в сторону «русской педагогической школы», которая воспитывала сердце ребёнка и давала цельное знание о мире и человеке, а в школу по типу «школы капиталистического общества». Авторы книги пишут: «Охваченное школой население тщательно разделяется на две неравные массы, которые направляются в два разных типа образования: длительное, предназначенное для меньшинства, и короткое или сокращённое — для большинства. Это разделение школьников на два типа есть основополагающая характеристика капиталистической школьной системы: ею отмечена и история французской школьной системы, и системы остальных капиталистических стран».
В системе полной средней школы исповедуется настоящий культ книги; тогда как школа большинства не имеет книг, только тетради. Действительность в школе меньшинства познаётся через книгу, со всеми отклонениями, связанными с абстракцией, не минуемой при такой практике. Здесь ничего не считается слишком абстрактным. Напротив школа большинства отворачивается от книги и от абстрактного мышления ради «изучения вещей». Именно в этом виден переход от «университетской культуры» к «мозаичной». Темы для изучения в школе для большинства выбираются таким образом, чтобы увеличить пропасть, отделяющую школу от реальной трудовой и социальной жизни. Перечень рекомендуемых для изучения проблем и ситуаций говорит о сознательном противопоставлении школы и практики, например; труд ремесленника, строительство модели самолёта или парусного корабля. Никакой подготовки к реальной жизни это обучение не даёт, лишая в то же время фундаментальных «абстрактных» знаний, которые как раз и позволяют «осваивать» конкретные жизненные ситуации. В учебных программах сама тема труда под запретом — труда как будто не существует, говорить о нём нельзя. Если возникает тема работника, то речь идёт о садовнике, добром кондитере или, на худой конец, о старательном таджике-эмигранте, которому «хозяин» дал хорошее место. Труд мифологизирован, школа совершает первую работу по отчуждению человека от трудовой деятельности (как, впрочем, и современное искусство, заполонившее наши телеканалы — трудно вспомнить американский фильм, где героем была бы доярка или рабочий в цехе заводском). Для мальчиков и девочек в западном колледже труд — это быть дизайнером, репортёром или финансистом. То же самое мы уже видим сегодня в наших «колледжах» и частных школах. С точки зрения методики преподавания в школе «второго коридора» (для массы) господствует «педагогика лени и вседозволенности», а в школе для элиты — педагогика напряжённых умственных и духовных усилий. Социологи делают вывод: используемый здесь 2активный метод» обучения поощряет беспорядок, крик, бесконтрольное выражение учениками эмоций и «интереса» — прививает подросткам такой стереотип поведения, который делает совершенно невозможной их адаптацию для перехода в высшую школу, к системе уже приучившей других их сверстников к жёсткой дисциплине и концентрации внимания. Поэтому переход в «высший коридор» означает не просто усилие, а этап саморазрушения сложившийся личности — разрушение и воспринятой системы знаний, и метода познаний, и стереотипа поведения. Это требует огромных усилий воли и определённой зрелости. Не многие школьники на это способны. Что же изучают в полной школе Франции? Те произведения великих французских писателей, в которых ставятся вечные проблемы человека, где бушуют страсти, психологические и социальные конфликты, трагедии и противоречия жизни. По этим шедеврам ученики пишут сочинения, которые оцениваются в зависимости от глубины мысли юноши, поэтики его субъективного восприятия, способности к диалектическому мышлению. Здесь не обращают внимания на грамматические ошибки. Что же изучают их сверстники в неполной школе? Вроде бы ту же литературу и тех же писателей, но лишь те отрывки в которых описаны сцены сельской природы и практически отсутствует человек, за исключением стереотипной бабушки, присевшего отдохнуть путника или безличного лирического героя. Эти отрывки полны поэтических метафор, язык их аффектирован, словарь совершенно оторван от обыденного языка (полный контраст с языком произведений, изучаемых в полной школе). По этим отрывкам ученики пишут диктанты, изложения. Они оцениваются по точности передачи текста и числу ошибок — и сам язык становится ловушкой и гарантирует массовую неуспеваемость. Что же этим достигается? Авторы книги делают такой вывод: Сеть элитной школы производит из индивидуума, не зависимо от того места, которое он займёт в социальном разделении труда (комиссар полиции или преподаватель университета, инженер или доктор и так далее), активного выразителя капиталистической идеологии. Напротив сеть неполной практической школы сдвинута к формированию пролетариев, пассивно подчиняющихся господствующей идеологии… Она готовит их к определённому социальному статусу: безответственных, неэффективных, аполитичных людей.
В то время как будущие работники подвержены жестокому и массовому идеологическому воздействию, будущие господа из сети полной школы овладевают, несмотря на молодость, умением использовать все инструменты господства становящейся идеологии. Для этих детей, будущих правителей, не существует вопросов или проблем слишком абстрактных или слишком неприличных для изучения (конечно, с фильтром университетского гуманизма)». Нужно не допустить внедрение в педагогическую систему школу «фабрики субъектов», а создавать школу, основанную на принципе школы «воспитания личности», уже не с лжепедагогической наукой как основой обучения, а с традиционно — русской педагогической школой, основанной на религиозных представлениях о мире и человеке. Нужно провозгласить принцип единой общеобразовательной школы, которая должна быть «университетом» воспитания души.
Протоиерей Геннадий Рязанцев, директор Липецкой Православной гимназии
http://www.voskres.ru/school/rjazanzev.htm
