 |
| Слово | Р. Мартьянов | 18.12.2007 |
Первые шаги к сближению были сделаны ещё в 2000 году, когда в Москве состоялся юбилейный Архиерейский Собор РПЦ. На нём к лику святых была причислена семья последнего императора Николая II и более тысячи новомучеников российских. Также, Собор принял «Основы Социальной концепции РПЦ» согласно которым «если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении» (1). Осуждению подверглась и богоборческая советская власть. В мае 2004 года с официальным визитом в Москву прибыл руководитель РПЦ за рубежом митрополит Лавр, а специальные комиссии, начавшие работу с обеих сторон еще в 2003 году, завершили подготовительный процесс церковного воссоединения.
В связи со столь важным событием в церковной, политической и общественной жизни России, интересно вспомнить историю возникновения РПЦ за рубежом, а также процесс становления зарубежного церковного управления.
* * *
Разделение Русской Православной Церкви 1920-е гг., как известно, было вызвано революционными событиями, перевернувшими Россию, и самым трагическим образом сказавшихся на церковной жизни.В самый разгар Гражданской войны, когда прервались связи между Московской Патриархией и епархиальными архиереями, в городах, занятых белыми армиями, начали создаваться местные временные церковные управления. Так, осенью 1918 г. такое управление было создано в Томске для территорий, находящихся под властью адмирала Колчака. Через полгода, весной 1919 г. в Новочеркасске на Юго-Восточном Русском Церковном Соборе было образовано Временное Высшее церковное управление на юге России (ВВЦУ) для управления епархиями, занятыми войсками Добровольческой армии генерала Деникина. Согласно уставу это управление было создано только на время Гражданской войны и оставалось под непосредственной юрисдикцией Святейшего патриарха Тихона.
Однако поражения, последующее отступление и распад Добровольческой армии, вызвали отъезд многих русских епископов за рубеж. Именно в это время в православной среде русских эмигрантов постепенно зреет мысль о создании эмигрантского церковного управления. Еще более остро этот вопрос начал подниматься после того, как остатки Русской армии генерала Врангеля, разгромленные в Крыму, оставили родину и выехали за границу.
Оказавшись в конце 1920 г. в Константинополе, русские епископы и миряне решили от слов перейти к делу. Тогдашний председатель ВВЦУ митрополит Антоний (Храповицкий) испытывал сильнейшее давление и отвечая на подобные требования говорил, что в столице Вселенского патриарха нельзя даже мечтать об отдельном церковном управлении, но все же неохотно согласился и возглавил русскую делегацию к патриаршему местоблюстителю.
29 декабря 1920 г. митрополит Дорофей, местоблюститель Вселенского патриарха, разрешил епископам-эмигрантам основать в Константинополе Временное Высшее церковное управление за рубежом (ВВЦУЗ), возглавляемое митрополитом Антонием (Храповицким). Обращаясь к нему, митрополит Дорофей заявил: «Патриарх разрешает любые действия под Вашим руководством, так как патриарх знает, что Ваше Высокопреосвященство никогда не сделает ничего противного канонам» (2).
Как можно видеть, политическое и социальное разделение единого когда-то российского народа, вызванного революциями и Гражданской войной, стало главной причиной разделения и Русской Православной Церкви, епископат и мирские члены которой оказались в тяжелейшей канонической и моральной ситуации. С моральной точки зрения понять и принять позицию епископов-эмигрантов можно и нужно, ибо они, зная о преступлениях советской власти против Церкви, стремились сохранить церковную организацию хотя бы за пределами Советской республики, стремясь при этом не поддерживать никаких отношений с откровенно безбожной властью большевиков. Но одновременно вставал вопрос о каноничности и обоснованности создания Временного Высшего церковного управления за рубежом.
В годы Гражданской войны Патриарх Тихон не поднимал вопроса о каноничности церковного управления на юге России, и когда после ухода белых армий эти территории вновь оказались под его непосредственным контролем, признал все совершенные этим управлением рукоположения и запрещения. Впоследствии епископы-эмигранты ссылались на этот факт, как подтверждение своего законного существования. Однако были основания рассуждать и иначе. Во-первых, находясь еще в России, все входившие в это управление епископы оставались епархиальными и продолжали управлять, хотя некоторые временно покинули свои епархии. Когда же управление эмигрировало, а затем заявило о своей экстерриториальности, то епископы, которые согласно канонам должны быть «обручены» своих епархий, своевольно покидали их, тем самым, нарушая каноны. Как только Московская Патриархия назначила новых епископов в оставленные епархии, епископы-эмигранты становились в лучшем случае викариями патриарха, на территории которого они находились (3). Во-вторых, сторонники и участники ВЦУЗ считали, что их церковное устройство полностью соответствовало указу патриарха Тихона от 20 ноября 1920 г. о праве местных архиереев создавать временные автокефалии, если связь с Москвой будет невозможна (4). Но распоряжения были сделаны в условиях Гражданской войны и могли касаться только канонической территории Московского Патриархата, а также Польши, Финляндии и Прибалтики, ранее принадлежавших Российской Империи, но никак не территории Вселенского патриарха, либо патриарха Сербского (5). В-третьих, Константинопольская Патриархия приняла решение о признании Высшего церковного управления за рубежом (ВЦУЗ) без согласия и оповещения Московской Патриархии. Именно на это позднее, в 1923 г., указывал патриарх Тихон.
По свидетельству митрополита Евлогия (Георгиевского) в Константинополе «членам Управления жилось трудно, тогда как я и некоторые другие архиереи в Сербии благодушествовали» (6), поэтому он согласился на просьбу одного из секретарей ВЦУЗ Махараблидзе посодействовать переводу Управления во главе с митрополитом Антонием (Храповицким) из Константинополя в Сербию. Сербский патриарх Димитрий, встреча с которым состоялась в Белграде, одобрительно отнесся к этой идее (7), при условии, что в ведении митрополита Антония будут находиться только те русские священники, которые не присоединились к Сербской патриархии, военные священники Белой армии, а также бракоразводные дела русских, живущих здесь (8). И в 1921 г. Управление вместе с массой русских эмигрантов переехало в Сербию, в город Сремские Карловцы (после чего членов ВВЦУЗ стали именовать «карловчанами»).
Не испросив и не получив отпуска от Вселенского патриарха, глава Управления митрополит Антоний начал действовать так, как если бы его прерогативы не ограничивались со стороны Константинополя. 21 ноября 1921 г. был созван I Всезаграничный собор духовенства и мирян. В число его 85 членов вошли тридцать монархистов, которым митрополит Антоний, возглавлявший Собор, дал полное право голоса, что, к сожалению, придало всему Собору политическую окраску. Собор образовал Высшее церковное управление за границей (ВЦУЗ) под председательством митрополита Антония, состоявшее из архиерейского Синода и Высшего церковного совета.
Важное значение на Соборе приобрело обсуждение вопроса предлагаемого монархистами определения, в котором целью новообразованной эмигрантской Церкви ставилось восстановление Романовых, как самодержавных русских царей (9). Митрополит Евлогий, недавно назначенный патриархом Тихоном главой русских приходов в Западной Европе, возражал, считая, что такая резолюция, исходившая от Церкви, признающей своим главой патриарха Московского, могла иметь трагические последствия для Церкви в России (10). Но попытки изменить текст резолюции не удались, поэтому владыка Евлогий, пятнадцать священников и четырнадцать мирян на последнем голосовании воздержались, и все же резолюция была принята.
1 марта 1922 г., продолжая антибольшевистскую линию, карловчане обратились к международной Генуэзской конференции с призывом начать крестовый поход против большевиков (11), а не помогать голодающей стране, так как голод может стать дополнительной причиной быстрого свержения большевистского режима. В ответ на это патриарх Тихон 1 апреля 1922 г. внес в Синод предложение опубликовать постановление, по которому Карловацкое «послание о восстановлении династии Романовых и обращение к Генуэзской конференции не выражают официального голоса Русской Церкви. Ввиду того, что заграничное русское церковное управление увлекается в область политических выступлений ВЦУ за границей упразднить» (12). А спустя месяц, 5 мая, Карловацкое ВЦУЗ получило телеграмму от Тихона и его Синода с требованием прекратить свое существование и передать всю власть над русскими приходами в Западной Европе митрополиту Евлогию.
Первым решением митрополита Антония вполне закономерно было подчиниться: он подал прошение о принятии его на Афон простым монахом (греки ответили отказом). Кроме этого митрополит Евлогий отказался взять у него власть из глубокого чувства уважения и привязанности: «Этот указ… был издан, без сомнения, под давлением большевиков. Я не признаю обязательности этого документа, даже если он и был написан самим патриархом. По своему характеру это политический, а не церковный документ. За границами Советского Союза он не имеет никакого значения и ни для кого не обязателен» (13). Таким образом, отчасти по воле обстоятельств, митрополит Антоний продолжил возглавлять зарубежную Русскую Православную Церковь.
Собор епископов, собравшийся в Карловцах 2 сентября 1922 г., формально исполнил волю патриарха, распустив ВЦУЗ, но на его месте создал Синод епископов Русской Православной Церкви за границей. Причем различие с ВЦУЗ заключалось лишь в том, что он включал только архиереев, и официально было оговорено, что без участия митрополита Евлогия заседания Синода недействительны, так как он был единственным из зарубежных европейских епископов, обладавший каноническими полномочиями от Московского патриарха. Но в силу того, что архиереи пребывали на местах и съезжались в Карловцы лишь раз в год, реальная власть находилась в руках светских должностных лиц (сначала Махараблидзе, а позднее двух поколений графов Граббе).
Патриарх Тихон вновь обратился к карловацкому Синоду с требованием самороспуска. В этих условиях карловацкий Синод принял постановление, согласно которому патриарх признавался несвободным, а его указы считались не соответствующими его подлинным намерениям. Было признано, что патриаршии указы можно не исполнять, если эти указы касаются Русской Православной Церкви за границей и роняют ее достоинство, а также несут «явные следы насильственного давления на совесть Св. Патриарха со стороны врагов христовых». Еще до этого Синод начал действовать как независимое церковное управление: аннулировал ряд ранних постановлений патриарха, назначил викарных архиереев в ряд западноевропейских епархий, ответственных не перед митрополитом Евлогием, а перед Синодом. Это вызвало протест со стороны владыки Евлогия и привело к расколу в эмигрантской Церкви: между сторонниками Синода и теми, кто остался верен патриарху Тихону и был против вовлечения Православной Церкви в политику.
Но, к сожалению, политическая жизнь сама вовлекала Церковь в свои тенета. Напомним, что именно в этот период Московская Патриархия подвергалась тягчайшим гонениям в пределах Советской республики, к тому же изнутри Церковь раскалывали «обновленцы». А взгляд на тогдашнюю советскую церковную действительность из-за границы нередко был слишком далек от понимания истинного положения дел. Понятно, что в столь сложных политических условиях сохранить абсолютную верность канонам было крайне тяжело всем участникам этих событий.
Особое неприятие у карловацкого Синода вызвали все заявления патриарха Тихона о гражданской лояльности советской власти начиная с 1923 г., а также его антикарловацкие выступления 1922, 1923 и 1925 гг. Эти слова патриарха толковались в Сремских Карловцах как человеческие ошибки патриарха, совершаемые под давлением большевиков. И после смерти Святейшего патриарха карловчане довольно долго не признавали передачу церковной власти Местоблюстителю Патриаршего престола митрополиту Петру (Полянскому), считая ее неканоничной. Лишь 12 ноября 1925 г. из России были получены сведения о признании митрополита Петра большинством епископов, а также текст тайного завещания патриарха Тихона, в котором митрополит Петр был назван третьим кандидатом. Имея в наличии столь веские аргументы, карловчане согласились признать его, но только временно, до вынесения окончательного решения Собором русских архиереев за рубежом. Митрополит Евлогий, которого даже не известили заранее о данном заявлении Синода, заметил: «Не митрополит Петр нуждается в признании маленькой группой епископов-беженцев, а мы нуждаемся в его признании» (14). В итоге Местоблюститель был признан карловчанами только после ареста, что позволило им указать на поддержку именно гонимой в России Церкви.
Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий изначально занял по отношению к карловчанам более конструктивную позицию. 13 сентября в ответ на послание зарубежного Синода митрополит Сергий обращается к архиереям с доверительным письмом, не предназначенным для печати. Касаясь вопроса о разногласиях между зарубежными иерархами, владыка Сергий писал, что не может быть судьей, не зная предмета разногласий. Ввиду отсутствия нормальной связи между ними и Московской Патриархией, последняя не может руководить церковной жизнью за рубежом, тем более что распоряжения Патриархии могут оспариваться как основанные на недостаточной информации. Он считал, что им необходимо создать «для себя центральный орган церковного управления, достаточно авторитетный, чтобы разрешать все недоразумения и разногласия… Если такового органа, общепризнанного всею эмиграцией, создать, по-видимому, нельзя, то уж лучше покориться воле Божией… встать на почву канонов и подчиниться… местной православной власти, например, в Сербии — сербскому патриарху… В неправославных странах можно организовать самостоятельные общины или церкви, членами которых могут быть и нерусские. Такое отдельное существование скорее предохранит от взаимных недоразумений и распрей, чем старание удержать власть и подчинить всех искусственно созданному центру» (15).
Письмо митрополита Сергия вопреки его прямому смыслу было истолковано карловчанами как доказательство того, что их Синод является законной высшей церковной властью над всей эмиграцией, хотя на самом деле все было далеко не так. Более того, нарушив конфиденциальность письма, его опубликовали в зарубежной печати: сначала текст письма появился в «Ревельской газете», а затем был перепечатан в Париже. Это обстоятельство стало еще одним поводом для большевиков предъявить митрополиту Сергию обвинения в его контрреволюционности и вскоре он был арестован.
После освобождения митрополита Сергия, он вновь приступил к управлению Церковью. 29 июля 1927 года была опубликована Декларация, подписанная митрополитом Сергием и шестью архиереями, в которой содержался призыв к пастве и к церковному руководству признать свою лояльность советской власти. Эта Декларация вызвала возмущение некоторых епископов внутри Советской России и среди эмигрантов. Карловчане в послании от 9 сентября 1927 г. отметили, что Декларация преследует недостижимую цель — установить «неслыханный и неестественный союз между безбожной властью и Православной Церковью» (16).
Среди зарубежных епископов о признании Декларации заявили лишь митрополит Японский Сергий, епископ Камчатский Нестор, архиепископ Литовский Елевферий и митрополит Евлогий. В официальном письме Сергию Евлогий указал: «Мы, русские эмигранты, не являемся гражданами Советского Союза… и наше членство в Русской Православной Церкви не может быть основанием для требования от нас, эмигрантов, „лояльности“, т. е. легального повиновения советской власти. Полностью сознавая свой долг перед Матерью Церковью и во имя моей безграничной любви к ней, я обязуюсь твердо стоять на… позиции невмешательства церкви в политическую жизнь и не допускать использования амвона в политических целях» (17). В своем ответе митрополит Сергий принял эту формулировку и заявил, что лояльность не может, конечно, означать повиновение советским законам, важен не текст присяги, которую принесет зарубежное духовенство, а обязательство о невмешательстве Церкви в политику. Созванный Евлогием епархиальный съезд одобрил его действия и обязательства, включенные в текст присяги.
В ответ карловацкий Синод начал запрещать в служении епископов, находившихся в юрисдикции Московской Патриархии. В 1927 г. карловчане наложили запрещение в служении и на самого Евлогия, обвиняя его в неповиновении, но он никогда в подчинении Синоду и не был, поэтому это запрещение не признал (18).
К началу 30-х годов отношения владыки Евлогия и Московской Патриархии становятся более напряженными. Присяга о лояльности, принятая Евлогием, истолковывалась им как политическая нейтральность, что не запрещала выступать с критикой гонений на Церковь в СССР, или, например, участвовать в совместных молитвах англикан и православных (организованных в Лондоне архиепископом Кентерберийским) за страждущих христиан в России, исполняя тем самым свой пастырский долг. В ответ на это 10 июня 1930 г. митрополит Сергий потребовал от Евлогия передать все обязанности архиепископу Владимиру и уйти на покой, а после отказа Владимира принять управление и прошения Евлогия о предоставлении временной независимой автокефалии (19), владыка Сергий наложил прещение на Евлогия и все подчиненное ему духовенство. Тех же, кто остался верен Московской Патриархии, митрополит Сергий просил перейти в ведение митрополита Литовского Елевферия, который оставался в московской юрисдикции. Лишь вмешательство Константинополя на время исключило напряженность в этом вопросе, т.к. Вселенский патриарх признал прещение Евлогия необоснованным и принял его в феврале 1931 г. под свою юрисдикцию. В результате связь РПЦ с ее европейскими приходами прервалась, а Парижская и Западноевропейская епархии стали экзархатом Вселенского престола.
Схожая ситуация сложилась в Америке при митрополите Платоне. Американская митрополия провозгласила себя «автономной независимой Американской Православной Кафолической Церковью», стремящейся к автокефалии. В 1933 году последовал запрет митрополита Платона, но он ему не подчинился.
В 1935 году было выработано «Положение о РПЦ за границей», ставшее основой для дальнейшего управления Зарубежной Церковью. Тем не менее, РПЦ за границей всегда настаивала на каноничности своего существования как неотъемлемой части Московского Патриархата (20.
* * *
Русская Православная Церковь прошла очень тяжелый, трагический путь в XX столетии. И слава Богу, что сегодня, пусть и спустя столь много лет, прошлые обиды и обвинения забыты, а единство нашей Церкви восстановлено. Русь Святая, храни Веру Православную!
1. Воскресная школа. N 8. 2001. С. 15.
2. Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М. 1995. C. 132.
3. Исключением являются случаи, когда епископы получали назначение от патриарха Тихона в другие епархии, как например: митрополит Евлогий (Георгиевский), ставший главой русских приходов в Западной Европе, либо митрополит Платон, возглавивший русскую митрополию в Америке.
4. В мае 1922 митрополит Агафангел замещая арестованного патриарха, повторил постановление «о временных автокефалиях».
5. По церковным канонам на одной территории может находиться только одна структура церковной иерархии, хотя правило 39 VI Вселенского собора допускает исключение для беженцев, временно ушедших от преследований на их родине.
6. О радушности сербов также свидетельствует прием по поводу прибытия в Белград 5 февраля 1922 г. ряда русских епископов. Епископ Досифей (Нишский), встречавший их сказал: «Приветствую вас, владыки, с любовью, а также и всех вас, русских… Мы рады оказать вам гостеприимство за все то, что русские для нас сделали. И это не фразы…»; король Александр также изъявил желание встретиться с ними, не говоря о помощи простых сербов в устройстве русских эмигрантов.
7. Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. М. 1994. С. 343.
8. Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. C. 132
9. Антоний (Храповицкий), митрополит. Письма. Jordanville, 1988. С. 83−84.
10. Евлогий. Путь моей жизни. С. 397.
11. Призыв стал реакцией «карловчан» на декрет советского правительства от 26 февраля 1922 г. об изъятии церковных ценностей и на окружное послание патриарха Тихона, в котором он соглашался на изъятие за исключением священных предметов.
12. Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. C. 123
13. Антоний (Храповицкий). Письма. С. 86.
14. Поспеловский Д.В. Православная Церковь в истории Руси, России и СССР. М., 1996. С. 238.
15. Протоиерей Владислав Цыпин. История Русской Церкви. 1917−1997. Книга 9. М., 1997. С. 149.
16. Назаров М.В. Три ветви русского зарубежного православия. // Вопросы истории.1997. N 6. С. 7.
17. Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. С. 137.
18. Позднее, в связи с принятием Западноевропейской епархии в свою юрисдикцию, Вселенский патриарх аннулировал запрещение в служении, наложенное на Евлогия карловчанами.
19. Евлогий ссылался на патриаршее и синодальное постановление от 20 ноября 1920 г. о «затруднительности общения».
20. Так на призыв патриарха Алексия I в 1945 году вернуться «в ограду» Матери Церкви, глава РПЦ за рубежом митрополит Анастасий ответил, что её члены «никогда не считали и не считают себя находящимися вне ограды Православной Русской Церкви, ибо никогда не разрывали канонического молитвенного и духовного единения со своею Матерью Церковью».
