 |
| Фома | Алексей Соколов | 12.12.2007 |
Екатеринбург — завод-крепость, промышленный центр Урала, до сих пор остался в основном фабричным городом, но жизнь в нем сверкает привычным для мегаполиса разнообразием. Богатые и бедные, рабочие и политики, монахи и публичные персоны — екатеринбуржцы не похожи друг на друга. У каждого из них свой жизненный путь. И у каждого свой путь к Богу.
Безбожный и набожный
Уралмаш — город в городе. Огромный завод отделяет собою от остального Екатеринбурга обширный жилой район с домами в «сталинском» стиле. Пока не появилось метро, эти кварталы мало сообщались с центром. А власти гордо величали их «соцгородом».И для того был повод.
Передовой завод-гигант — опора промышленности страны. Из-за таких, как он, в 40-е годы Гитлер рвался к Уралу. Район вокруг него возведен в советское время, населен советскими людьми — рабочими, технологами, инженерами. Главная его гордость — то, что языком современных капиталистов зовется «корпоративным духом». Завод был и остается центром жизни района.
Сплоченность «уралмашевцев» принимала разные формы. Она стала основой для одной из самых сильных партийных организаций города, сохранивших «большевистскую закалку» даже в годы «застоя». Она же, увы, стала причиной становления одной из самых могущественных мафиозных группировок 90-х. При всем ужасе своих преступлений, «уралмашевские» брали врагов поразительной сплоченностью и преданностью друг другу.
Ну и, разумеется, соцгород с его площадью Первой Пятилетки, гигантом заводоуправления, ДК и памятником Орджоникидзе всегда оставался примером «передового безбожия». Здесь особо гордились тем, что в районе никогда не было церкви. Потому Уралмаш и стал последним оплотом умиравшего госатеизма.
Когда в начале 90-х годов работница «Уралмаша» Елена Шевченко предложила через районную газету собраться и построить храм, кто-то посмеялся, а кто-то был искренне возмущен. Никому и в голову не приходило, что это может случиться: хоть религию теперь и разрешили, но здесь она никому не нужна и места ей тут не будет…
«Построите — взорвем», — гласил заголовок в районке за подписью уважаемого ветерана завода. На площади одинокая молодая женщина собирала подписи за строительство храма, а рядом десятки пожилых мужчин в орденах собирали подписи против.
Это было семнадцать лет назад.
В день, когда я приехал на Урал-маш, в храме, построенном точно напротив завода, отпевали уважаемого человека — председателя организации инвалидов Орджоникидзевского района Владимира Ковалевского. На службе было много людей, в том числе и тех, кто когда-то грозился взорвать церковь, отстаивая безбожие родного района.
— Сегодня каждое воскресенье у нас причащают примерно сто младенцев. Люди теперь обязательно если машину купят — приезжают освятить, если ребенка в школу отдают — молебен заказывают, — с гордостью говорит Елена Анатольевна.
— Так это везде, — замечаю я. — Так теперь принято. Но верят ли эти люди по-настоящему?
— Главное, что люди хотят соприкоснуться с Православием, пусть и не понимают его до конца, — вступает в разговор настоятель храма Рождества Христова на Уралмаше протоиерей Владимир Зязев. — Да и что от людей требовать? Представьте, вот, я — сельский парень, которого пригласили на банкет. Я еще никаких устриц не пробовал, даже не знаю, что это. А все равно горжусь тем, что мне такую честь оказали! То же и с людьми в храме… Кто первый раз в церковь вошел все знающим и все понимающим, а? Да большинство порог переступили, постояли минуту, а потом — бежать! И, кстати, во многом тут еще и наша вина. Человек в храм заходит, он, может быть, от мира сюда бежит спасаться, в миру его дьявол как только не гонял: по тюрьмам, по больницам… кто знает, где еще? Конечно, не надо каждому на шею радостно бросаться, ну так хоть поговорить с ним как с братом — обязательно нужно. Сказать: «Прости брат, не много у нас есть. На вот одежду возьми, поесть возьми. Если хочешь спросить чего-нибудь — приходи. И уж прости, брат, у нас тут принято шапку снимать, ты сними в следующий раз, хорошо?» А, главное — нужно, чтобы священник был всегда доступен. Не задирал нос. Конечно, мы всех не воцерковим, но мы должны сделать так, чтобы Церковь стала привычным явлением в жизни человека, чтобы ему стало легче переступить порог храма.
Отец Владимир — митрофорный протоиерей, служит с 77-го года, настоящий священник «советской закалки». Любит вспоминать колоритные сцены из прошлого, когда пьяный уполномоченный по делам религий во время Литургии врывался в храм с воплями: «Прекратить службу немедленно!».
Сам батюшка из крепкой уральской семьи, сын директора секретного завода и учительницы, которую за регулярное посещение храма «разжаловали» в доярки. Шутит, что власть гоняла его всю жизнь, постепенно растя из советского паренька священника. Первый помощник правящего архиерея, отец Владимир ездит на старенькой, видавшей виды «Волге» и работает в маленьком кабинетике, куда приглашает «погонять чаи» своих гостей.
Ему предлагали на выбор любой храм города, но он решил поехать служить на Уралмаш, где не было тогда ни своего помещения, ни постоянного священника (приезжавшие батюшки по разным причинам надолго не задерживались). Что заставило сделать его такой выбор, отец Владимир и сам не знает. Говорит — может, сказалось привитое с детства уважение к уральским заводам, а, может, слишком уж сильное впечатление произвел местный приход.
— Здесь такой костяк… такой стержень приходской… Им будто бы передался от завода тот легендарный дух заводской сплоченности, — говорит отец Владимир. — Ведь помещения постоянного не было, люди на улицах недобро косились, а приход уже появился, и какой сильный! А это главное. Ни стены хорошие, ни спонсоры богатые погоды не сделают, если простые люди в храм не пойдут.
Воцерковленных прихожан здесь, разумеется, на порядок меньше, чем «захожан», изредка посещающих храм. Зато это настоящий актив, который составляют люди самых разных слоев: рабочие, инженеры, студенты. При их участии у храма появился свой культурный центр, где занимаются туристические, литературные, спортивные и прочие секции, а священники регулярно проводят встречи со всеми желающими…
Как вышло, что в сердце «соцгорода» и оплота безбожия появился один из самых крупных и сильных приходов областной столицы? Ответа на этот вопрос не дает никто. В храме любят сравнивать свой район с гонителем христиан Савлом, который, увидев Божественный Свет, в один миг стал одним из первейших проповедников новой веры — апостолом Павлом. Но что «ослепило» Уралмаш?
Кризис начала 90-х, когда завод начали растаскивать по цехам и частным предприятиям? А может, как предполагают некоторые, в прошлом активным партийцам понадобилась новая идея? Или все куда проще, и толпы вокруг храма в Пасхальную ночь — лишь дань моде?
Но факт остается фактом: отец Владимир сегодня — известный и всеми уважаемый здесь человек. Все больше людей подходят в воскресенье к Причастию. А в городской семинарии с каждым годом растет число студентов, поступивших именно с «Уралмаша».
В сложном сплетении улиц большого рабочего района каждый ищет свою дорогу. Теперь путь к храму стал здесь короче, и этого оказалась достаточно для того, чтобы увидеть — насколько путь этот востребован.
Отец ректор
Уральский институт бизнеса (УрИб) имени Ивана Ильина расположен в небольшом старом доме неподалеку от центра города. Все как в любом другом вузе страны: студенты спешат на пары, толпятся в коридорах, шумят в аудиториях. Удивительно лишь то, что на средства, полученные вузом, около сорока человек обучаются в нем бесплатно, возле маленького кабинета ректора расположен большой зал молельной комнаты, а во дворе нового здания института возводится храм.Александр Меняйло, специалист по информатике в экономике, создал свой частный вуз еще в начале 90-х. Благо за плечами, помимо докторской диссертации, у него были и киевский Институт кибернетики, и работа в Канадском университете Вестерн Онтарио. Его новое детище сразу начало пользоваться популярностью, и вот уже более пятнадцати лет вуз и экономический техникум при нем готовят специалистов.
А в прошлом году бессменный ректор вуза, не оставляя своей должности, принял священный сан и стал клириком знаменитого Храма-на-Крови, возведенного на месте гибели царской семьи.
— Каждый человек как-то духовно возрастает, идет к Богу или, по крайней мере, пытается это делать. Священство было моей мечтой, которая наконец исполнилась, — рассказывает отец Александр.
Вид ректора в рясе здесь никого не смущает. О том, что в частном экономическом вузе их ждут не только профильные науки, студенты знают еще при поступлении, хотя никакого отбора по «идейным» соображениям здесь нет. Разумеется, большую часть времени в учебном плане занимают стандартные дисциплины: «Введение в макроэкономику», «Теория коммерческой рекламы», «Маркетинг» и так далее. Но есть еще «Основы Православия» и «Философия экономики».
— Мы, наверное, один из самых демократичных вузов, — говорит отец Александр. — Потому что первое, о чем мы говорим своим студентам, — это о том, что каждый человек — свободная личность. А еще пытаемся объяснить, что, помимо рыночных механизмов, существует еще и человеческая совесть. Сегодня в мире все больше говорят, что индустриальная эпоха кончается, а значит, что-то идет ей на смену. Что? Безликое постиндустриальное информационное общество? Мы хотим показать, что есть альтернатива, и говорим со студентами о том, что, став у руля своего бизнеса, они столкнутся не только с экономическими, но и с этическими проблемами. Пусть будут готовы, пусть смогут сделать самостоятельный выбор.
Мы с отцом ректором идем по коридорам института, и он с гордостью демонстрирует мне учебные аудитории, компьютерные классы, библиотеку. Здесь все как-то по-домашнему: стены украшены картинами, да и студентов в УрИБ немного — это тоже играет свою роль.
Как они относятся к своему ректору и его проповеди Православия? Оценить это сложно, а сам отец Александр делать это не пытается. Он лишь приводит цифры: на еженедельный акафист Казанской иконе Божией Матери из трехсот студентов вуза приходит только пятнадцать, зато вместе с преподавателями в среднем собирается до шестидесяти человек, а ведь в начале на молебне людей почти не было — шестеро пришедших уже были удачей.
Но, несмотря ни на что, отец ректор продолжает сеять зерна христианской веры, в души будущих специалистов по бизнесу и экономике. Взойдут они или нет — зависит уже от самих людей.
В демократическом вузе ничего не стремятся навязывать.
Душой к Богу, лицом к миру
Самый центр, район Зеленой рощи. Кругом кирпичные жилые дома, улицы, переулки. Надо всем этим возвышается гротескный силуэт недостроенной телебашни, чья арматура, кажется, царапает облака…Большую часть монастырской территории опоясывает забор с колючей проволокой поверху — так отгородился от остального мира расположенный здесь же военный госпиталь. Обители вернули лишь малую часть ее бывшей территории: храмы (три из шести возведенных до революции) да несколько помещений, в которых теперь работают швейные мастерские, церковная лавка и так далее. Остальное до сих пор занимают военные.
— Прохожие иногда ворчат: вон как монашки за колючей проволокой от нас прячутся, — улыбается монахиня Софрония. Мы стоим во дворе Ново-Тихвинского женского монастыря города Екатеринбурга.
Сами сестры живут не здесь, а на бывшей базе отдыха у восточной границы города возле самого Шарташского озера. В центр на послушания ездят в микроавтобусе, а иногда и вовсе добираются своим ходом…
Одна из крупнейших женских обителей страны — это 150 монахинь. Их трудами в городе создана столовая для бедных, бесплатно кормящая в день около полутора тысяч нуждающихся, детский приют, православная гимназия. При монастыре работают швейные и иконописные мастерские, монастырский сайт sestry.ru в прошлом году получил первое место на конкурсе православных интернет-проектов. Наверное, если перечислять все, что делает Ново-Тихвинский монастырь, не хватит целой страницы.
— Изначально мы не собирались вести такую широкую деятельность, — вспоминает духовник обители схиигумен Авраам. — Но обстоятельства заставляют участвовать в жизни города. Сперва появился приют, потом гимназия… Мы стараемся быть полезными, участвовать в том, что называется сегодня социальной деятельностью. Но есть у нас и другие задачи. Скажем — возрождение церковного благолепия, которое само собой подразумевает возрождение утраченных искусств и серьезную научную работу…
Просторная комната, по стенам полки с книгами, на столах компьютеры, вокруг которых разложены стопки литературы. Женщины в черном монашеском облачении, склонившиеся над клавиатурой, — таков «рабочий день», а точнее, дневное послушание современного городского монастыря. Переводчики работают над греческими текстами, на соседнем этаже занимается профессиональный хор, главная задача которого — возрождение почти утраченной ныне традиции знаменного распева. А есть еще иконописцы, дизайнерская группа при швейной мастерской, группа историков, собирающих сведения о православных подвижниках Урала… и так далее.
Послушниц здесь обязательно проверяют на способности в разных областях — вдруг проявится талант к переводам, пению, рисованию или чему-то еще? Некоторые из них получают дополнительное образование уже в стенах монастыря. Впрочем, большинство сестер пришли сюда уже с высшим образованием, а у некоторых есть и кандидатские степени. Неудивительно, ведь едут сюда со всей страны: и из уральских сел, и из Питера, и из Москвы.
Но все-таки, увы, Ново-Тихвинский монастырь остается на сегодня образцово-показательной идиллией, достичь которой удается отнюдь не во всех монастырях и приходских общинах. Болезненным напоминанием в жизнь сестер вторгаются слова проповедей отца Авраама, раз за разом предупреждающего насельниц от всевозможных духовных опасностей.
Борьба с ИНН, младостарчество, сектантство внутри Церкви… Опасность распространения подобного «православия» волнует духовника монастыря.
— Не хотелось бы говорить обо всем этом, — признается он. — Но приходится, потому что нельзя закрывать глаза на очевидное: у нас много проблем, корень которых — невежество. Больно смотреть, когда интеллигентные люди, словно забыв, чему их пять лет учили в институте, бросаются в объятия самых невероятных фантазий и слухов. Мне кажется, наш монастырь — пример того, как все это можно искоренить с помощью просвещения и, конечно, духовного руководства…
— Но, наверное, есть и другие проблемы? Ваш монастырь расположен в сердце большого города, здесь нельзя говорить о затворе и уединении.
— А вот как раз эту проблему не стоит преувеличивать! Монастыри в больших городах были всегда. Столица Византии, Константинополь, в годы расцвета по размерам немногим уступала современному Екатеринбургу, и при том всегда славилась своими монастырями. Разумеется, дисциплина в городской обители должна быть особо строгой, но дело даже не в этом. Главное — монах должен всегда быть нацелен на свою внутреннюю жизнь, уметь непрерывно поддерживать связь с Богом через молитву, и тогда будет уже неважно, где он находится — в городе или в деревне. Ведь основная наша задача — не социальное служение и не наука. Главное для монаха — молитва. Без нее, как ни старайся, получится все, что угодно, только не монастырская жизнь…
И все-таки городские монастыри отличаются от сельских хотя бы тем, что вокруг них собирается особенно много верующих мирян. Ново-Тихвинская обитель превратилась сегодня в крупное предприятие, где постоянно работают около пятисот человек. Эти люди не просто взялись помогать монастырю в свободное время и на общественных началах, а рискнули — и связали с церковным служением всю свою жизнь…
Сергей Попов, молодой мужчина, глава большой семьи, еще полтора года назад работал в крупной компании, руководил направлением, связанным с оптовой торговлей. Когда ему предложили сменить профессию и пойти на работу в общество «Трезвение», созданное приходом храма во имя Александра Невского при Ново-Тихвинском монастыре, он долгое время сомневался. Не хотелось уходить из проверенной сферы, где если и потеряешь одну работу — можешь найти похожую в другой фирме. Да и с деньгами должно было стать похуже.
И все-таки он решился. Возглавил новый проект. С его приходом общество, помогавшее до этого выбраться тем, кто уже прошел через все круги алкогольного ада, занялось еще и профилактикой опасных зависимостей. Причем профилактикой довольно эффективной, не в пример казенным плакатам о вреде курения и пьянства. Так Сергей занялся проектом соревнования некурящих классов: когда школьники участвуют в командном состязании по борьбе с пагубной привычкой, а курение из предмета гордости постепенно превращается в символ выпадения из коллектива.
Сергей исключительно доволен своей работой.
— Да, сложнее стало местами, но есть и плюсы, — говорит он. — Мне хорошо в среде единомышленников, я сумел войти в ритм нормальной для христианина жизни. У нас сегодня часто так бывает, что человек ходит в храм, но за его пределами живет совсем не так, как положено христианину. Я смог в себе это преодолеть, и вижу плоды уже хотя бы по тому, как изменяется к лучшему жизнь моей семьи…
Этот путь действительно важен. И, жаль, что на него редко встают молодые мужчины, оставляя церковное служение женщинам и людям пожилого возраста.
Впрочем, для того, чтобы отстаивать свою веру, далеко не всегда нужно идти в церковную организацию. Можно свидетельствовать о ней и на том месте, куда тебя поставила судьба…
Слово о деле
Про Фонд «Город без наркотиков» в Екатеринбурге слышал, наверное, каждый. Говорят о нем разное, хотя негативные отзывы лично я встречал только в прессе. Простые люди лишь пожимают плечами и признаются, что знают немного, а потому и судить не хотят. Однако все признают: с момента его появления в областной столице многое изменилось.С конца 90-х Екатеринбург буквально задыхался от героина. Сказывалось положение города — транзитной точки между азиатскими плантациями и европейским потребителем. Трафик рос, наркомания распространялась со скоростью эпидемии…
Тогда-то и появился «Город без наркотиков». Официально его участники всегда работали с милицией: сами выслеживали торговцев, собирали компромат и уже вместе с оперативниками производили задержания. Плюс открыли для наркоманов реабилитационный центр.
Но в городе ходят слухи и о «теневой» стороне их работы. Говорили, что Фонд связан с мафией, а его работники не гнушаются любыми методами вплоть до убийств и поджогов. Лучшим способом «расколоть» торговца у милиции стала угроза отдать его в «Город…». Да и в самом Фонде не отрицали, что их программа реабилитации наркоманов довольно жесткая. Зачастую по просьбе родственников фондовцы просто силой забирали к себе людей, давая им возможность «переломаться».
Что в истории Фонда правда, а что нет — оценить сложно, так же, как сложно оценить сами 90-е годы, где все было слишком запутанно и неоднозначно. Лично я судить «картину в целом» не могу. Могу лишь рассказать о том, что я увидел и услышал в кабинете известного всему городу человека — вице-президента и одного из основателей Фонда Андрея Кабанова. Человека, на самом себе испытавшего, что такое героин. За плечами у него одиннадцать лет наркоманского стажа, криминальный опыт, попытки бросить и зацепиться за жизнь.
— Я был чудовищем. На первой моей исповеди батюшка не смог меня дослушать до конца, а другой священник несколько раз просил прерваться. Помню, как он вытирал пот со лба, — депутат Городской Думы Андрей Кабанов говорит об этом спокойно и просто. Он уже немного привык к своей истории, которую постарался сделать примером для других.
Мы сидим в его кабинете, за окном в свете ночных фонарей — одна из центральных городских улиц. Мой собеседник вспоминает как вместе с другом, будучи «под кайфом», пошел почему-то и покрестился, как потом, через несколько лет в очередной наркологической клинике впервые от медсестры, простой верующей женщины, услышал о Христе и впервые задумался о Нем всерьез. Как, сумев хотя бы на время бросить колоться, пошел в храм, ища там спасения. Как до сих пор просыпается порой от кошмарного сна, в котором вновь принимает дозу…
— То, что можно бросить наркотики с помощью силы воли, — ерунда! Передо мной прошли тысячи наркоманов, и из тех, кто не пришел в Церковь, ни один так и не «завязал». Вот и вся статистика. А наркоман… знаешь… Люди кругом разные, каждый — отдельная личность, а наркоманы все словно один и тот же человек. И каждый знает, что на уме у другого. Это страшно. У нас тут недавно двое наркоманов бабушке своей голову пополам разрубили, хотели посмотреть, что внутри… Страшнее только те, кто людей такими делает.
— Ты когда-то говорил, что наркоторговцев надо убивать…
— Да. Но теперь я так не думаю. Каждый достоин жизни, потому что каждый человек должен иметь время и шанс раскаяться. Да и кто мы такие, чтобы судить: кто может жить, а кто нет? Ведь достаточно один шаг сделать, и начнется… Если за наркотики начать убивать, так и за педофилию тоже. А потом и за аборты, за грабеж. Чем это кончится? Я это только со временем понял. Сразу это сложно понять. Наверное, потому у некоторых церковных неофитов и возникает соблазн увлечься «православным экстремизмом». А это самое страшное, экстремизма в Церкви быть не должно.
Кабанов — один из самых известных общественных деятелей города. В отличие от некоторых столичных «православных активистов», он никогда не выводил на улицы людей в черносотенных нарядах, а когда территорию нескольких городских кладбищ попытались застроить торговыми центрами, одинаково рьяно защищал и православные, и лютеранские, и иудейские могилы.
Иногда его поступки могут показаться странными. Услышав о планах подготовки гей-парада, депутат Кабанов поднял шум на телевидении, а потом попросил передать песню «Голубая луна» специально для мэра Екатеринбурга. Парад не состоялся — без угроз вывести на улицы народ и устроить погром…
Он спорит с коллегами по Фонду о том, где граница того, что можно позволить себе в борьбе за правое дело. Полемизирует с архиереем, потому что не считает полезной для Православия идею обязательного преподавания ОПК. Но ни с кем из них при этом не ругается. Вместо привычного скандала, где стороны не слышат друг друга, у него чудесным образом получается диалог. Наверное, потому, услышав о моих планах написать про Фонд, владыка Викентий улыбнулся и сказал:
— Да, об Андрее Кабанове стоит написать.
Так постепенно получается, что стараниями православного человека ржавые, никем не изученные механизмы гражданского общества приходят на Среднем Урале в действие. Хотя, казалось бы, в нашей стране многие в это уже и вовсе перестали верить.
Очевидно, что дело это — отнюдь не безопасное. Фонд всерьез наступает на горло не только наркоторговцам, но и их коррумпированным покровителям во власти.
— Не страшно лезть во все эти дела? — спрашиваю я.
— Умереть? Не страшно. Страшно умереть без покаяния. Это совсем другое понимание мира, я на себе ощутил, как постепенно оно приходит, когда со временем все начинаешь воспринимать через свою веру. Вот многим покажется странным, что я так переживаю, а мне действительно тяжело, когда все время срываюсь на людей, кричу и понимаю, что не могу в себе задавить эту страсть.
— Так может тогда бросить все? Больше этим не заниматься?
— Нет. Я должен. Надо искупить то, что я сделал людям плохого. Да и просто нужно действовать. Я в этом уверен.
