Вера-Эском | Евгений Суворов, Яков Носов | 07.12.2007 |
«Разорили, всё разорили…»
— Разорили, всё разорили, — сокрушается Яков Николаевич, — не надо атомную бомбу бросать, сами потихоньку вымираем. Пойменные заливные луга зарастают, а ведь нигде в России таких нет, разве что в Сибири. Вешней водой заливаются, илом удобряются, который несёт Печора. А Печоре даёт его Уса, которая течёт по болотам, собирая естественное удобрение. Трава растёт выше человеческого роста, для скота это ценнейший корм. Такой вот уникальный уголок нашей родины. Удои у нас всегда были очень высокие, одна корова на Печорской опытной станции по 12 тысяч литров молока в год давала, Рекордсменкой её звали. Бараны по 80 килограммов весу, с ВДНХ не сходили, постоянно призовые места занимали. Мы даже новую печорскую породу овец вывели, имея такую базу.Ещё при моём отце в нашем Усть-цилемском сельсовете был 51 колхоз, и все преуспевали. Отец 15 лет проработал председателем сельсовета. Он с войны возвратился весь израненный, на костылях, с которыми не расставался до конца жизни. Но работал как заведённый, всё хозяйство на своих плечах держал. А сейчас ни одного колхоза нет. В Новом Бору был отличный совхоз, снабжал всю Воркуту сельхозпродуктами. Сами сметану, сыр, творог, сливки и кефир делали. И всё разбазарили, хотя и прибыль была, и самоокупаемость. А сейчас всё это из Кирова больше чем за тысячу километров привозят и продают за бешеные деньги… Вот ведь что обидно…
Мы сидим с Яковом Николаевичем Носовым за столом в стенах краеведческого музея, любовно оборудованного его руками. Уважаемый всеми человек, почётный гражданин Усть-Цильмы, известный учитель, историк и краевед, он и сейчас, несмотря на свой 70-летний возраст, преподаёт детям историю родного края, малой родины, которой, конечно, нужно гордиться. Слава Усть-Цильмы далеко разлетелась по всей России. Самобытное село, со своими традициями, историей. И кто, как не Яков Николаевич, может рассказать об этом.
— Почему вы решили заняться историей Печорского края? — спрашиваю своего собеседника.
— По образованию я историк. Когда вернулся в родной край и взялся за его историю, то поразился, какие невероятные повороты тут были. А нам в школе ничего об этом не говорили. Результаты своих краеведческих изысканий — 75 рукописных и машинописных томов по истории Печорского края — я отдал в Национальный архив Республики Коми. Чтобы всё это издать, у меня нет таких денег. История нашего края богатейшая. Те, кто будет этим делом заниматься после меня, ещё много жемчужинок «накопает».
— Я знаю, вы были инициатором создания нескольких краеведческих музеев. Это, наверное, было непросто?
— Не то слово. Чтобы для районного краеведческого музея перевезти в Усть-Цильму дом Журавского, который находился в девяти километрах отсюда, я 183 раза обращался в различные инстанции — партийные, советские, научные, начиная от сельсовета и доходя до Москвы. Все только обещали что-то, но ничем помочь не могли. Наконец добрался до президента Академии Наук СССР. И вот с ним мы общий язык нашли. Сам академик помог составить смету на перенос дома и его переоборудование под музей. Хороший был человек, трижды Герой социалистического труда, жаль, нет его уже в живых. А руководил всей работой другой замечательный человек, который тоже много сделал полезного для государства Российского — Аркадий Александрович Москвитин. Десять лет он был министром просвещения Коми АССР, сейчас на пенсии, в Сыктывкаре живет. Его бы тоже надо в энциклопедию «Лучшие люди России» поместить.
— Да, мне говорили, что и вы включены в эту энциклопедию. А за какие заслуги туда попадают? — интересуюсь у Носова.
— Там у Путина в предисловии сказано «за вклад в социально-экономическое и культурное развитие страны».
По Сибиряковскому тракту
К заслугам Якова Николаевича нужно отнести создание краеведческих музеев: в Усть-Цилемской средней школе, заведующим которого он проработал 13 лет, в селе Замежном, Пинежского музея и музея в Новом Бору. Но не только на этом поприще проявил себя Носов. Как человек, которому до всего есть дело, он «пробивал» у властей новое здание Усть-Цилемской средней школы, взлётно-посадочную полосу для сельского аэропорта, комбинат детского питания, здание типографии…— Шестнадцать лет я добивался, чтобы поставили памятник Сибирскому, или, как его ещё называли, Сибиряковскому, тракту, который проходил через Усть-Цильму за Уральские горы в Сибирь и благодаря которому Усть-Цильма стала крупным торговым центром, — рассказывает Яков Николаевич. — Это была почтовая, ямская, грузовая и пассажирская дорога, по которой шло очень оживлённое движение. При царе Алексее Михайловиче в Усть-Цильме был утверждён таможенный пограничный пункт, на котором проверялись все подводы, идущие с Урала.
До Архангельска от Усть-Цильмы 40 станций, каждая из которых отстоит одна от другой на 18−20 километров. Первая станция называлась Поповской, может, поп или кто-то Попов её построил, сейчас на этом месте посёлок Синегорье. На каждой станции раньше стояла изба, в нём жил смотритель вместе со всей семьей и могли остановиться на ночлег проезжающие. Тут же располагались бани, амбары, скотные дворы для лошадей, всё необходимое для проживания. Царская почта до революции шла из Усть-Цильмы до Архангельска за неделю. Тройка с царской почтой мчалась, всех сбивала с дороги в сугробы. Мне старожилы об этом рассказывали, а обычная почта шла месяц. Сибиряковский тракт, он и сейчас есть, никуда не делся. Правда, движение сейчас идёт совсем по другим дорогам.
— В 30-е годы на Поповской станции начали строить замшевый завод, — рассказывает дальше Носов. — Он был единственным на весь Советский Союз. Замша, которую делали из оленьих шкур, шла за рубеж: в Швецию, Германию, Швейцарию, Италию, применялась в производстве музыкальных инструментов, оптики. Не понимаю, — удивляется мой собеседник, — почему сейчас-то она никому не стала нужна?! Все производство развалилось…
Устьяцилёма
Среди других памятников, установленных по инициативе Носова в Усть-Цильме, обращают на себя внимание два, созданных скульптором Владимиром Рохиным и художником Виктором Лудниковым в честь выдающегося исследователя Европейского Севера А.В. Журавского. Все места, связанные с жизнью и деятельностью учёного, взяты под государственную охрану. Для увековечения памяти Журавского Яков Николаевич Носов написал книгу «Подвиг учёного». Один экземпляр подарил мне с надписью: «…32 года отпустила судьба Андрею Владимировичу Журавскому. 32 года из своей жизни посвятил автор этой книги на поисково-исследовательскую работу о жизни и деятельности великого учёного».Журавского, являющегося главной гордостью Усть-Цильмы, по широте научных изысканий и открытий сравнивают с такими светилами, как Ломоносов, Мичурин, Можайский, Седов, Шлиман. Только один перечень наук, в которых молодой ученый достиг потрясающих успехов, занимает полстраницы текста. Действительный член Географического общества Российской Академии наук, Энтомологического и Вольного Экономического общества, А.В. Журавский ещё при жизни за свои достижения был отмечен высочайшими наградами Академии наук, золотыми медалями. В 1905 году он добился открытия в Усть-Цильме зоологической станции, переименованной впоследствии в Печорскую сельскохозяйственную опытную станцию Академии Наук. Это было первое в истории государства Российского приполярное научное учреждение такого рода. Только одних научно-исследовательских экспедиций Журавский совершил за свою короткую жизнь по Европейскому Северу около тридцати, исколесив всю территорию Русского Севера вдоль и поперёк.
Во время этих экспедиций он неоднократно подвергался смертельной опасности, был на грани жизни и смерти. Разбивались лодки, на которых экспедиция сплавлялась по бурным рекам, тонули корабли, а он спасался и продолжал свой путь, выполняя поставленные цели.
— А убил его выстрелом из ружья злодей, мастер мокрых дел, некто Задачиный, по кличке Иголка, — рассказывает Яков Николаевич подробности трагической гибели учёного. — У него и до Журавского были на совести убийства политссыльных в Пинеге, и после Журавского в гражданскую войну он много душ загубил.
А Андрей Владимирович боролся с произволом чиновников, заступался за всех униженных и оскорблённых. Местное население и политссыльные его очень любили. Он ведь очень многим помогал ещё и по хозяйству в разведении домашнего скота и новых сортов сельскохозяйственных культур. Все сельчане пришли в Никольский собор на его отпевание, а потом проводили в последний путь до кладбища. Ссыльные, которых в одну Усть-Цильму было отправлено в начале XX века около тысячи человек, на его могиле возложили венок с текстом: «Добровольному ссыльному от политических ссыльных», установили на памятнике табличку: «Пророк — борец». Политические помогали ему в работе и участвовали в научных экспедициях.
— Какие-то яркие имена ссыльных вы можете назвать?
— В середине XIX века в Усть-Цильму был сослан опальный грузинский князь Палавандов, — вспоминает Носов. — Он так же, как и Журавский, пользовался большим уважением у местного населения. Во всех своих бедах и нуждах крестьяне шли к нему за помощью, и он, минуя местные власти, своими мудрыми советами разрешал все их распри и тяжбы. Чем ещё запомнился этот князь? Во время крымской войны, когда англо-французские войска стали наступать с севера, с берегов Баренцева и Белого морей, местное население обратилось к нему за помощью. Как человек военный, офицер, ранее принимавший участие в боевых сражениях, он помог организовать оборону устья реки Печоры. Под его руководством на Печорском и Калатыгском мысах были сооружены редуты. Установлены пушки, которые сняли с гидрографической шхуны капитана Крузенштерна, и крупнокалиберные ружья на морского зверя. Собран отряд из местных жителей, вооружённых охотничьими ружьями и топорами. К началу навигации 1855 года подходы к Пустозёрску были обеспечены надёжной обороной, но, столкнувшись в других местах побережья с сопротивлением поморов, англо-французская эскадра так и не решилась сунуться на Печору.
Тем не менее указом императора Александра II князь Палавандов за распорядительность и ревность, оказанные при руководстве обороны Запечорского края, был награжден орденом Св. Станислава III степени. Похоронен он был как почётный житель Усть-Цильмы — возле алтаря Никольского собора.
— Понимаете, сюда, в Усть-Цильму, со всей России стекались люди вольнолюбивые. Убегали от притеснений помещиков, а во время раскола — от преследования властей. Они образовали особую общность людей со своим характером, обычаями, традициями, которые гордо называют себя «устьцилёма». Слово это, кстати, не склоняется.
— Ваши предки, Носовы, они откуда пришли в здешние края? — спрашиваю Якова Николаевича. — До сих пор эта фамилия здесь сильно распространена?
— Род наш берёт своё начало в Новгородских землях. Вместе с новгородцем Ивашкой Лаской Печорские земли осваивал и мой предок Карп Носов, основавший в 1550 году в шести верстах отсюда деревню Карпушовка. Наверняка они хорошо знали друг друга, встречались, общались. Мои предки Носовы вели летописи, перепечатывали богослужебные староверческие книги. Летопись моего прадеда Тараса Семёновича Носова сейчас находится в Пушкинском музее в Петербурге.
Как дальше жить будем?
— У вас на селе, наверное, у каждого в личном хозяйстве есть и своя корова, и лошадь? — спрашиваю Носова.— Что ты! — машет рукой Яков Николаевич. — Если бы в каждом… Люди обленились, разучились работать. Вот в 1785 году на 127 домов было 320 коров, 320 лошадей и 460 овец. Это выходит по две коровы и по две лошади на дом. А сейчас на две с половиной тысячи домов столько скота в Усть-Цильме нету. Что ты! Нет, нету. Даже овец и то не в каждой семье держат. Заливные луга за рекой зарастают. Каждый год совхоз перевозил на ту сторону на ферму скот. Всё лето там доярки жили. Переезжали с детьми, семьями. Все на сенокосе работали. А в это лето уже никого не перевозили.
До революции у нас лошадей не меньше держали, чем на Кубани и Дону. Это же основной гужевой транспорт. В каждом хозяйстве по 8 коров и 10 лошадей было. Я знаю такие семьи, которые держали по 9 коров и 15 лошадей. На ярмарки продукты везли по 150 подвод. Пушнину, мясо, молоко, масло, рыбу, дичь. Взамен мануфактуру, спички, соль, ружья, всё необходимое для хозяйства приобретали. Этим и жили.
— А сейчас чем живут? — спрашиваю Носова.
— Рыбу ловят. Лодки и моторы почти у всех есть. Рыба в Печоре ещё водится — и семга, и нельма, сиг, омуль, зельдь. Правда, рыбинспекция гоняет. Ну и промышленным ловом занимаются. Рыболовецкие бригады у нас на Ямозере на Тимане постоянно живут. Туда вертолётами залетают. Там тоже рыбы ещё много. Молодёжь в коммерцию пошла. Ищут такую работу, чтобы поменьше трудиться и побольше получать.
— Раньше и люди здоровее были — физически и нравственно, — вздыхает Носов. — С малых лет в труде. Жили дольше. У меня две бабушки-староверки, одна 97 лет прожила, вторая — 93 года. Обе молились постоянно, в своей жизни ни одного глотка чая не выпили, за грех считали, все посты соблюдали. И дедушки такие же были, за восемьдесят лет жили. А сейчас столько не живут, молодыми умирают.
Я согласился с Яковом Николаевичем. Как его не понять. За последние годы с лица земли исчезли десятки тысяч деревень и сел, которые составляли духовный костяк Руси. И тем не менее Усть-Цильма пока держится, строятся новые дома, есть молодежь. Прогуливаясь по селу, я немало видел молодых мам с колясками и малыми детьми. В каждом доме и сегодня хоть и не по десять коров и лошадей, но хотя бы по одной животине есть. Козы, овцы запросто гуляют по улицам. Даже настоятель прихода иеромонах Стефан (Ульянов) держит около десяти овец. У каждого дома свой огород, свое приусадебное хозяйство. И дома в Усть-Цильме крепкие, рубленные из лиственницы, всё больше пятистенки и шестистенки. Ходил я между ними, любовался красивыми наличниками и думал: «Нет, слава Богу, Русь ещё жива».