 |
| Храм Рождества Иоанна Предтечи на Пресне | Андрей Анисин | 06.12.2007 |
Церковь призвана проповедовать не идеи патриотизма и не национальную идентичность, не традиции предков и не права человека, и даже не Десять заповедей. Церковь должна проповедовать Христа. И только во Христе могут обрести церковный смысл слова о патриотизме, о значимости русской культуры, о человеческом достоинстве, только во Христе обретают церковный смысл любые заповеди. Если церковная деятельность забывает о Христе, она делается нецерковной, псевдоцерковной.
Разумеется, когда руководство силовых ведомств идет на сотрудничество с Церковью, оно ждет от этого сотрудничества в первую очередь нужных и понятных ему результатов. Такими ожидаемыми целями являются укрепление дисциплины и сознательности, привитие культуры, духовности, противодействие деструктивным, экстремистским, сектантским идеологиям, как и гораздо более распространенной психологии потребительства. Эти цели хороши, но встреча со Христом среди них не значится. Это не означает, однако, что Христос воину не нужен. И воинство армейское, и воинство правопорядка могут и должны быть христолюбивым воинством.
В преддверии 20-го века Владимир Сергеевич Соловьев написал последнее свое произведение «Три разговора». Начинается оно взволнованной речью «генерала», являющего обобщенный образ русского военного человека: «Нет, позвольте! Скажите мне только одно: существует теперь или нет христолюбивое и достославное российское воинство? Да или нет? (…) Я спрашиваю, имею ли я теперь право по-прежнему почитать существующую армию за достославное христолюбивое воинство, или это название уже более не годится и должно быть заменено другим?» [2, c. 645]. Прошедший век дал, кажется, такой ответ на этот вопрос: достославным российское воинство имеет полное право называться, а вот христолюбивым — нет, конечно. Высокое достоинство воинской службы и боевая слава российской армии, хоть и подверглись в 90-е годы либералистическому шельмованию, но выдержали эти нападки и в настоящее время вернули себе почетное место в общественном сознании. А вот религиозная вера методично уничтожалась и вытаптывалась в течение всего периода правления коммунистов и очень медленно теперь возвращает себе право голоса. Что же такое христолюбие, которое всегда было для русского военного человека неразрывно связано с достославностью, и более того, — являлось основанием этой достославности?
К числу распространенных предрассудков относится убеждение, что христианство противопоказано человеку с оружием в руках. Сказано же «не противься злому, но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф. 5: 39). И не только словом, но и делом Христос утвердил эту заповедь, будучи распинаем, Он молился: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23: 34). Все, казалось бы, так, однако настоящий, реальный Христос имеет очень мало общего с тем «христосиком», которого придумал себе Лев Толстой. С этой пародией на Христа мы знакомы и по роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Итак, Марк Крысобой, холодный и убежденный палач, люди, которые, как я вижу, — прокуратор указал на изуродованное лицо Иешуа, — тебя били за твои проповеди, разбойники Дисмас и Гестас, убившие со своими присными четырех солдат, и, наконец, грязный предатель Иуда — все они добрые люди? — Да, — ответил арестант» [1, c. 67−68]. Марк Крысобой, по мнению Иешуа Га-Ноцри, человек добрый, только несчастный: «С тех пор, как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств» [1, c. 62−63]. Надо только еще напомнить, что процитированные слова в романе Булгакова принадлежат непосредственно дьяволу, и он же, дьявол, является вдохновителем романа Мастера о Понтии Пилате.
Настоящий Христос не называл Иуду «добрым человеком», а сказал о нем: «Лучше было бы этому человеку не родиться» (Мф. 26: 24, а также Мк. 14: 21), и имеется в виду — не для нас было бы лучше, не для Иисуса, а для самого Иуды лучше было бы не родиться, и ему придется пожалеть о том, что он родился. За распинающих Его палачей Христос молится, но в этой молитве стоит обратить внимание на последние слова: «не ведают бо, что творят». Палачи, конечно, не «добрые люди», но они исполняют приказ и не ведают смысла происходящего. Для тех, кто ведает, что творит, у Христа были и другие слова: «Лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих» (Лк. 17: 2).
Вообще, для всякого, кто знаком с Евангелием не по толстовским пересказам, не по атеистическим брошюркам и не со слов Воланда, для всякого, кто читал книги Нового Завета так, как они есть, очевидно, что это — очень мощные, сильные, пожалуй, даже суровые тексты, суровые именно потому, что говорят о беспредельной любви. Евангелие говорит о любви Бога к человеку, — любви до смерти крестной, и дает заповедь такой же любви людям. Это только в интерпретации Воланда Иешуа униженно просит пощады: «А ты бы меня отпустил, игемон, — неожиданно попросил арестант, и голос его стал тревожен, — я вижу, что меня хотят убить» [1, c. 69]. Настоящий Христос добровольно идет на страдания, чтобы для спасения людей отдать Свою жизнь: «Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее» (Ин. 10: 18).
Смысл служения военного человека не в том, чтобы профессионально убивать (как клевещет на военных Лев Толстой), а в том, чтобы жизнь свою отдавать, ибо «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15: 13). Высший смысл службы и военной, и милицейской заключается в самопожертвовании. Однако практически эта служба связана с применением силы, с причинением вреда и даже порой смерти другим людям. Не противоречит ли это заповеди «обрати другую щеку»? Нет, не противоречит. Заповедь предписывает, если тебя ударили по одной щеке, подставь и другую свою щеку", заповедь призывает не иметь личных обид и не сопротивляться злу, обращенному против тебя самого. «Прощать» обиды, нанесенные другому человеку и подставлять под удар чужую щеку было бы крайним извращением смысла заповеди.
«Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22: 39, Мк. 12: 31, Лк. 10: 27), — вот краеугольный камень христианской нравственности. То, как ты привык относиться к себе, — вот так надо относиться не к себе, а к человеку, находящемуся рядом, к тому, с кем ты в данный момент имеешь дело. То, как близко ты принимаешь все касающееся тебя самого, — вот так ты должен остро воспринимать обстоятельства жизни другого человека. То, как моментально вспыхиваешь ты от того, что чем-то задели тебя, — вот так ты должен воспринимать обиды, нанесенные твоему ближнему. А про себя — забудь и не думай, не обращай внимания, не принимай близко к сердцу ни своих побед, ни своих обид, — «хвалу и клевету приемли равнодушно», по слову Пушкина. То есть с одинаковым расположением души, невозмутимо (чтобы мути в душе не было), безразлично (не различая одно от другого) принимай похвалу (заслуженную) и клевету (лживую), потому что только так можно сохранить внимание к своей совести, потому что важна не внешность и социальный статус, «но сокровенный сердца человек в нетленной [красоте] кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом» (1 Пет. 3: 4).
Военная служба и служение закону и правопорядку открывают возможности для совершенного исполнения заповедей Христовых. Ни коммерция, ни инженерная деятельность, ни налоговая служба христолюбивыми быть не могут. Христолюбивым может быть человек, занятый в этих и других сферах жизни общества, и в этом случае, он, несомненно, будет более добросовестно относиться к своим занятиям, но сами эти занятия, сами эти сферы жизни общества на христолюбии не основываются. Разве что профессии врача и учителя сами по себе несут высокий нравственный смысл, но духовный потенциал даже и этих профессий достаточно ограничен. А вот воинство (наряду со священством) может и должно иметь, прежде всего, именно духовное измерение, может и должно быть христолюбивым во всей полноте смысла этого слова.
Сказанное не означает, конечно, что всякий штатский уже в силу своего штатского положения духовно ограничен, а всякий надевший форму с погонами обретает вместе с этой формой духовную высоту. Сказанное означает только то, что человек в погонах самим строем своей жизни — служение, а не наемный труд, самопожертвование порой всю жизнь по капле, а порой и прямо на смерть пойти надо — поставлен в такие условия, что для него острей и явственней переживается нужда во Христе. Каждый день его жизни — это борьба (агония, по-гречески) и суд (кризис, по-гречески), а ведь «не здоровые имеют нужду во враче, но больные» (Мф. 9: 12, Мк. 2: 17, Лк. 5: 31). Словом «больные» в Евангелиях переведено греческое словосочетание, буквально значащее «те, кому плохо». Людям в погонах бывает очень плохо, хуже, чем кому бы то ни было на земле, им без Христа — хуже, чем кому бы то ни было.
Идеал христолюбивого воинства говорит, прежде всего, не о внешних формах сотрудничества Церкви и силовых ведомств, а необходимости воспитания жертвенного духа. Наращивать и углублять формы присутствия церковной миссии в воинских частях, в образовательных учреждениях Министерства обороны и Министерства внутренних дел, конечно, необходимо. Но если все это присутствие сведется к исполнению обрядов и Таинств, к «удовлетворению религиозных потребностей личного состава», к организации паломнических поездок и различных смотров-конкурсов, то это будет означать подмену Церкви чем-то совсем другим, это будет означать измену церковных миссионеров тому призванию, которое имеет Церковь Христова. Только в том случае, когда обряды и Таинства, паломничества и конкурсы открывают человеку Христа, только тогда осуществляется Церковь. Только там, где живая любовь к Живой Личности Христа переплавляется в дух жертвенного служения, церковная миссия может считаться успешной.
2. Соловьев, В. С. Сочинения в 2-х т. / В. С. Соловьев; общ. ред. и сост. А. В. Гулыги, А. Ф. Лосева; примеч С. Л. Кравца. — М.: Мысль, 1990. — Т. 2. — 822 с.
Андрей Анисин, кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры философии, истории, социологии и экономики Тюменского юридического института МВД России
http://www.ioannp.ru/publications/26 974
