Стояние на Угре

Русь скинула ненавистное иго раньше. В октябре-ноябре 1480 года произошло знаменательное событие — «угорщина» или СТОЯНИЕ НА УГРЕ.

…Только наверное в раю увидишь подобную красоту. Сплошь расписан звёздами, цветами, птицами с ярким оперением и ветвями винограда высокий сводчатый потолок. Блеск золота, начищенного серебра, переливы прозрачных камней на тканях, покрывалах, одежде и оружии собравшихся в кремлёвской палате. Под иконами древнего письма в драгоценных окладах, в ласковом тепле, струящемся от изразцовых печей, заседала боярская Дума под началом самого Государя.

Великий Князь всея Руси Иван III, подпершись рукой на подбородок, тоскливо глядел на бояр. Глубоко вздохнув, с отчаянием окинул взором привычную красоту убранства палаты и подумал: «Ведь не нужно этого ничего! Можно и в лесу, в шалаше тихо пожить, лишь бы миновала беда. Только б не ослепили раскалённым прутом, как отца, только б голову не отрезали! Создали райские кущи в дремучих лесах, себе на обман, татарам на смех! К чему всё это дорогое убранство дворцов, сотни слуг, пышность боярской Думы, если на нас идёт Орда вместе с польской и литовской конницей короля Казимира! А в западные приграничные области вторгся Тевтонский орден. По одному с этими врагами с Божией помощью еще можно бы совладать, вместе — навряд ли. Скоро в Кремль ворвутся ордынцы, не знающими промаха стрелами и острыми саблями перебьют немногих решивших сопротивляться, как баранов, будут резать пытающихся отсидеться по домам и мечущихся в панике по улицам обывателей-москвичей. Таранами выбьют двери церквей, начнут, не слезая с седла, обдирать оклады с икон и вязать пленников. Как в степи расположатся на бивак на Красной площади и у соборов в Кремле, разведут костры, будут жарить мясо и издеваться над пленными».

Князь Иван взял себя в руки, выпрямился на троне и долго молча смотрел на прячущих глаза воевод и бояр. Думалось ясно и горько: «Воевод разобьют. А ещё вернее побегут первыми сами, спасаясь по медвежьим углам, по дальним заимкам, как побежали при отце, отдав его, своего Великого Князя Василия, в плен казанским татарам. Среди московских воевод есть умные стратеги, деловитые снабженцы, храбрые сорвиголовы. Но нет ни одного полководца под стать прежним монгольским Субедею, Ногаю, Тимуру, Едигею… А у татар ныне может и есть — в последнее время Большая орда хана Ахмата вновь одерживает победу за победой…».

Подтверждали мысли Великого Князя и слова державшего речь боярина Григория Мамоны:

- Нельзя нам воле Великого Хана противиться! Ныне Ахмат разбил крымскую орду, самого хана Менгли-Гирея взял в плен. На воевод наших надежда слабая — не помешали они ордынцам захватить и сжечь Алексин, — утверждал боярин, зыркая по сторонам глазами и задирая бороду. — Да и если сдадимся, дань платить будем необидную, по старине, как сто лет назад, при Тохтамыше. На Руси народа больше стало, города расцвели, серебро для хана легко соберём. А без Орды, без узды иноземной, нам никак нельзя! Все друг с другом передерёмся. Будут, как в старину, усобицы. Братцы твои, батюшка Государь, уж больно часто что-то в гости друг к другу зачастили. Худа б чего не удумали!

Великий Князь Иван горестно усмехнулся. Боярин не знал всего — братцы Борис и Андрей Большой вышли из повиновения Москве, не платили подати в казну и не отвечали на послания. Спасибо ещё к польскиму королю Казимиру со всеми уделами не отложились.

Меж тем, отмахнувшись от боярина, как от надоедливой мухи, слово взял сын, князь Иван Иванович Молодой:

- Батюшка, неужели нам опять нехристям кланяться? Дань заплатить полбеды, но ведь хан Ахмат вконец обнаглел, требует, чтоб ты лично явился к его стремени. Как понимать его слова: «Приидет ко мне Иван сам, как будет пригоже, так его пожалую?» Тут не только великого княжения, — головы лишиться можно. Надо собирать полки, закупать порох, ордынцев встретим на переправах через Оку. Да, их конница лучше нашей, но огонь пушек не даст им переправиться.

- Вот так-то и Витовт, князь Литовский, на Ворксле пушками хотел битву выиграть! — ехидно заметил боярин Мамона. — Ордынцы его пятьсот вёрст гнали, все войско посекли, сам Витовт только тем и спасся, что его местный полутатарин, потомок Мамая, из рода Глинских, тайными тропами от погони увёл.

- Когда это было-то! — возразил князь Иван Молодой. — И Орда уже не та, и мы не литовцы!

Двери Думной палаты распахнулись, и опираясь на посох вошел глава Русской Православной Церкви митрополит Владимирский Геронтий. Посыльный от воевод тайно известил владыку о нестроении в Думе, и на правах духовного отца Геронтий явился подбодрить Великого Князя. Он сказал: «Ты, Великий Князь, после захвата басурманами Царьграда главный хранитель дела Христа и апостолов, первый православный владыка на Земле. Какой пример подашь другим православным государям, на что подтолкнёшь малых людишек, колеблющихся в вере? Помни, что ответил, выбирая веру, святой князь Владимир иудеям: „Что же вы учите других, а сами отвергнуты Богом и по всем землям рассеяны? Если бы Бог любил вас и ваш закон, так не рассеял бы Он вас по чужим землям!“. Неужто и русичи отвергнуты Богом и вечно должны сносить иго ордынское? Как мы сможем учить других, внушать что Господь любит своих детей, склоняясь сами под ярмом иноземным?».

Спор в государевой Думе разгорелся с новой силой. Великий Князь Иван больше помалкивал. Как написал позже летописец, сборище бояр, «сребролюбцев богатых и брюхатых», призывало покориться ордынцам. Но митрополит Геронтий, сын Великого Князя Иван и многие воеводы настаивали на необходимости скинуть проклятое иго.

Окончательного решения в тот день принято не было. К хану решили послать послов с богатыми подарками, с наказом тянуть время, подкупить мурз и выведать всё что можно о намерениях ордынцев. Решено было также полки собирать, порох закупать не мешкая. Послали посольство и в Крым, попытаться подкупить остатки тамошней орды напасть на поляков. Нельзя было дать королю Казимиру со шляхетской конницей соединиться с золотоордынцами.

Но как ни хитрили бояре, к весне 1480 года стало ясно — тянуть с решением о том, дать ли отпор Орде или покориться, — дольше невозможно. Простой народ, духовенство и воеводы настойчиво требовали от правителей защитить страну.

Решившись сопротивляться, Великий Князь действовал решительно и энергично. Русские полки расположились вдоль Оки, держа оборону по берегу на линии Серпухов — Таруса, сильно укрепив места бродов. Сам Великий Князь с небольшими силами занял городок Кременец между Медынью и Боровском.

На воинском совете Иван III объявил воеводам и повелел передать всем ратникам: кто во время боя бежать удумает, пусть лучше татарам себя в плен поймать даст, легче ему потом будет на галерах веслом ворочать или кастратом в гареме ханских жён обслуживать, чем на Руси жить. Это он, Великий Князь, твёрдо обещает.

Русская армия была намного многочисленней ордынской, но фронт её оказался растянут на сотни верст. К тому же большинство воинов составляли пешие ратники. Конница, которая только одна и могла не отстать от конной орды Ахмата, была и малочисленнее и хуже обучена, чем приученные с детства к верховой езде степняки. Сильно надеялись русские на пушки, которых у ордынцев не было.

Как и предчувствовал Великий Князь Иван, многое было не так, как хотелось бы. Братья Борис и Андрей Большой полков не прислали, зато, по верным сведениям из Литвы, король Казимир готовился присоединиться к ордынцам. Из-за великого скопления в малых сёлах невиданной до того на Руси силы не хватало овса коням и еды ратникам.

Лазутчики передавали, что хан Ахмат со всей ордой — более 100 тыс. всадников — переправился через Волгу и медленно двигался на Русь, откармливая коней у Дона. В июне у Оки появились первые ордынские разъезды.

Прослышав о приближении татар, жена Великого Князя, последняя византийская принцесса Софья Палеолог, уехала из Москвы в далёкое Белоозеро со всей казною. Из столицы началось повальное бегство богатых и власть имущих. Но по строгому приказу митрополита Геронтия все духовные лица оставались в Москве, как могли успокаивали и духовно укрепляли людей. Однако и простой народ, которому бежать было некуда и не на что, роптал и волновался.

Переговоры с ордынцами меж тем продолжались, но толку от них было мало. Почувствовав слабину в душах присланных Иваном III бояр, хан Ахмат потребовал выплатить с лихвой все прежние недоимки — дань за девять лет. Кроме того требовал приезда Великого Князя на поклон в свою ставку.

Множество недобрых вестей сломили Великого Князя. Оставив войско на сыновей и воевод, он решил поехать к Москве, а после, может, и дальше.

Этот въезд Ивана III в столицу был далеко не триумфальным. Встречали его митрополит Геронтий и владыка Вассиан Ростовский, который тут же начал стыдить Ивана за оставление войска, бегуном его называя. Горожане на улицах глядели зло, едва кланялись. Из толпы раздавались оскорбительные выкрики и насмешки.

Ближе к вечеру на площадях начали собираться посадские, самозванные горлодёры призывали народ насильно задержать Великого Князя в Москве, не дать ему вслед за женой укрыться за северными лесами в Белоозере.

«Бояся гражан мысли злыя» Иван III расположился не в Кремле, а в окрестностях города — в Красном сельце. Здесь и состоялось на следующий день тяжёлое объяснение его с митрополитом Геронтием.

Великий Князь догадывался, что разговор с владыкой будет неприятным, но не предполагал насколько. Он думал, что Геронтий несправедлив: выталкивая его, Ивана, из относительной безопасности кремлёвских стен в воинский стан на Оке, сам митрополит, по сути, не рисковал ничем. Ордынцы во время набегов духовных лиц не трогали, разве только под горячую руку, освободили Церковь от дани — десятины, наложенной на всю Русь. Слушая укоряющего его и призывающего как можно скорее вернуться к войску митрополита Геронтия, Иван III наконец не выдержал:

- Владыка! — рявкнул Великий Князь, — Почто ты меня подталкиваешь испытывать неверную военную судьбу? Почто не даёшь замириться с Ахматом? Знаешь ли ты наперёд, кто одолеет в битве с Ордою? Хочешь ли, что б я, как отец мой, князь Василий, к татарам в плен угодил? Хочешь, чтоб страна без Князя осталась?

Ожидавший подобного вопроса, митрополит Геронтий пристально посмотрел в глаза Великого Князя:

- Ведомы ли тебе, Иван, все обиды русским людям басурманами нанесённые? Ведомо ли, что покалеченные, избитые, бездомные, ограбленные, потерявшие надежду они на исповеди духовным отцам поверяют? Как просят помочь хоть чем? Видно, плохая на Руси надежда на Великого Князя, на твоих воевод и бояр, что несчастные люди последнюю надежду в Православной Церкви полагают. А ведомо ли тебе, сколько русских пленников в Сарае, в других ордынских городах православных батюшек спасти их от неволи умоляют? Что ж, по-твоему, у нас, у духовных лиц, сердца нет? Ты вот думаешь, что легко мне, лицу духовному, скрываясь за монастырскими стенами, тебя с сыновьями и всё войско к ратному подвигу призывать. Поверь, Иван, ещё больше ты рискуешь, если допустишь Руси разграбление. Не слушай, государь, тех, кто из трусости хочет твою честь в бесчестье и славу в бесславье превратить, чтобы стал ты изгнанником и предателем христиан назывался. Ныне простые люди, — крестьяне и посадские, — твёрдо знают, что в стране, непрестанно тревожимой внешними врагами, твёрдая власть нужна. Богатство, поместья, кровные лошади, оружие хорошее да богатое не затем вам, князьям да боярам, даны, чтоб перед простыми людьми да друг перед дружкой бахвалиться, а как плата за защиту и безопасность народа. В час военной беды посадский за стеной города будет отсиживаться, крестьянин вместе с семьей — в дремучем лесу, а ты, князь, вместе с ратниками должен против врага в поле выйти, крепко постоять за православное христианство, за своё Отечество против безбожных басурман, а коль придётся, голову сложить за Русь Святую. Так что, князь, помолись угодникам, к иконам в соборах приложись и поезжай к полкам, на Оку. Иначе не будет тебе ни от меня, ни от другого духовного лица благословения. А с братьями твоими, Борисом да Андреем Большим, я тебя помирю полюбовно, вся Православная Церковь тому способствовать будет.

Помириться с братьями Ивану III удалось только в начале октября. Подписав грамоты, он не мешкая выехал к войску.

Ожидая подхода польского короля, до середины осени Орда не предпринимала активных действий. Наконец полчища Ахмата подошли к Оке. Впрочем, форсировать реку под огнём русских пушек хан не собирался.

Осень в 1480 году стояла небывало холодная. 7 октября рано утром вся Орда снялась с места и быстро двинулась на Запад. Проводники вели войско Ахмата в обход Оки, к бродам на реке Угре. Русские устремились вдогонку, но пехота за противником не поспевала. Отбиваться от Ахмата в одиночку предстояло конным полкам сыновей Великого Князя, Ивана Молодого и Андрея Меньшого.

Пасмурный осенний день быстро близился к закату. Когда после продолжавшегося весь день быстрого марша, преодолев 60 вёрст, ордынцы вышли к Угре, на другой стороне реки уже маячили русские разъезды. Это не пугало Ахмата: конные полчища сомнут их. Все мысли его были уже о марше к Москве, о штурме непокорного города. Он решил, чтобы не замедлять набег, запретить воинам брать пленников и грабить, всех встречных он прикажет убивать, жильё — жечь. Московский князь заплатит за всё!

И тут Ахмату передали, что ногайские, черкесские мурзы и князья отказываются переправляться через реку.

- Великий хан, лошади должны отдохнуть, нельзя на разгорячённых конях бросаться в ледяную воду! — говорили мурзы.

- Если мы промедлим хотя бы пару часов, то совсем стемнеет, тогда тем более нельзя переходить реку, — возражал Ахмат. — Надо немедленно переправить на тот берег хотя бы несколько тысяч.

- Что будут делать эти тысячи, оставшись без лошадей? Сдаваться в плен русским? — возражали мурзы. — Прикажи остановиться на ночёвку, русские всё равно не успеют подтянуть свою пехоту, завтра мы их сомнём!

От бешенства Ахмат скрежетал зубами. Победа так близка, а эти глупцы упускают её. И сделать ничего нельзя — иначе соберут своих воинов и уйдут назад в степи.

Да, Орда стала не та, что при Чингисхане и Батые. Вместо 2−3 заводных лошадей на каждого воина, теперь хорошо если была одна на десяток. О, если бы у Ахмата были заводные лошади! Ими можно и пожертвовать на переправе! А так приходилось ждать, теряя преимущества от бешенного дневного марша.

Ночью к конным русским дружинам князей Ивана Молодого и Андрея подошли батареи орудий на конной тяге. Опытные воеводы советовали расставить пушки у каждого брода, поровну, а основную массу конницы держать в резерве, чтобы ударить по начавшим переправляться татарам.

В своём походном шатре сын Ивана III, князь Иван Молодой, горячо молился иконе Владимирской Богоматери, списку с самой почитаемой святыни Русской земли. Он знал — немногочисленная русская конница не в состоянии прикрыть весь берег Угры, и если он сейчас ошибётся с расположением полков, ордынцы легко зайдут в тыл нашей армии и пойдут на незащищённую Москву. Погибнут сотни тысяч русских людей, ещё сотни тысяч будут проданы в рабство на невольничьих рынках Кавказа, Крыма, Казани. Где попытается переправиться Ахмат, как применить единственный козырь русских — орудийные батареи?

Хан не станет переправляться по узким бродам, — рассудил князь Иван, — с них ордынцев легко собьют даже немногочисленные силы. Потому они навалятся всей своей массой, чтобы смять русскую конницу, с пологого участка берега, шириной в несколько километров, на который легко выбраться переплывшим Угру полчищам всадников. Если там будут броды — тем лучше, если нет — ордынцы переберутся вплавь. Впрочем, нет, совсем без бродов Ахмат не пойдёт, ему надо переправить вьючных лошадей с юртами и припасами. Широкий пологий участок берега с нашей стороны был всего один — заливной луг, и были там броды! Именно туда решил ставить все батареи и всех воинов, прикрыв остальные броды лишь разъездами, князь. А чтоб ордынцы не догадались, полки до времени укрыли по оврагам, а пушки — в прибрежных зарослях.

Случилось то, о чём молился князь Иван и чего больше всего боялся хан Ахмат. Орда пошла в лоб на все пушки русской армии.

Фронтом в пять километров длиной десятки тысяч людей и коней бросились в ледяные воды Угры, стремясь вплавь преодолеть реку и смять русские полки. Большинство ордынцев плыли, держась за гривы коней, поднимая в другой руке вверх луки, тетивам которым никак нельзя было подмокнуть; некоторые наиболее отчаянные лихо пытались удержаться, стоя в полный рост на сёдлах.

На русской стороне реки, ближе к берегу, в зарослях кустов, князь Иван приказал расположить «тюфяки» — короткоствольные пушки, стрелявшие дробосечным железом (картечью). Первый же залп «тюфяков» по ордынцам был страшен — мириады фонтанчиков вспенили реку в гуще плывущих, вода быстро окрасилась в кровавый цвет, вопили раненые, бились искалеченные лошади. И в это месиво тут же вдарили русские длинноствольные пушки, стрелявшие цельными каменными и железными ядрами, прокладывающими просеки смерти в рядах ордынцев. Сверху посыпался густой дождь стрел, выпускаемых подскакавшими к берегу русскими всадниками.

Тут уж нельзя было удержать луки поверх воды. Ордынцы пытались стрелять прямо из реки, но подмокшие тетивы лишились силы, обычно страшные татарские стрелы, перелетая Угру, бессильно падали, не принося вреда русским воинам. Потери среди воинов Ахмата, прикрывавшихся лошадьми, были не так уж и велики, но лишившись коней выбравшиеся на берег ордынцы нерешительно топтались на лугу и, не осмеливаясь в пешем строю вступить в битву, трусливо разбегались по кустам.

Четыре дня орда хана Ахмата безуспешно пыталась прорвать фронт русских на Угре, то здесь, то там прощупывая оборону. К концу второго дня на помощь к князю Ивану Молодому подошли многочисленные пешие полки. Укрепили весь берег Угры. Поняв безнадёжность дальнейших атак, Ахмат решил ждать зимы, надеясь по льду беспрепятственно перейти реку. Но ни запасов провианта, ни тёплой одежды у ордынцев не было.

20 октября к Угре подошли полки помирившихся с Великим Князем братьев Бориса и Андрея Большого. На телегах из центральной России непрерывно подвозили запасы пороха, стрел, шубы, тёплую одежду, валенки, мясо, копчёную и мороженую рыбу, хлеб, мёд, овёс и морковь для лошадей. Чаша весов в противостоянии на Угре медленно, но неуклонно склонялась в пользу русских.

Сидя в своём походном ханском шатре, Ахмат горько усмехнулся, покачал головой и отпил из чаши подогретое красное вино. Каково-то сейчас на холодном ветру нести службу постовым у шатров, дозорным у Угры, каково выбивающимся каждый новый день из сил, не находящим подножного корма ордынским боевым коням? А как воинам на голодный желудок, в плохонькой, износившейся одежде переживать стужу? Если бы они выдержали хотя бы ещё пару недель! Скоро станет река, и он, Ахмат, вновь поведёт конные полчища на русских. Это его единственный шанс, последняя надежда на возрождение Золотой Орды.

Сознание собственной обречённости не покидало хана Ахмата уже много дней. Разумом он давно понял, что никого никуда он уже не поведёт, от Орды давно осталось одно название. Она проиграла даже на Угре, и давно, много поколений назад.

Как случилось, что сорок грозных туменов Батыя после многих побед, завоевания стольких стран, когда стало намного больше денег, при последующих ханах всё уменьшались и уменьшались в числе, превратились в пять туменов Тохтамыша, в 100 тыс. оборванных, не защищённых доспехами, каждый всего при одной лошади воинов Ахмата? Их и туменами-то назвать стыдно!

Раньше всё было по-другому. У Орды оружие, кони, дисциплина была намного лучше, чем у противников. При Батые монгольские и татарские луки стреляли дальше европейских, построенные китайскими инженерами осадные и метательные машины у них были лучше, чем у мусульман и русских. Ведь и пушки, разбившие ныне ордынских воинов на переправе, первыми применили не русские, а казанские татары. А порох китайские инженеры изобрели три века назад.

Не тогда ль проиграла Орда, когда, поверив в отсутствие внешней угрозы, перестала щедро тратить на вооружение воинов, заботиться о табунах боевых коней, об укреплении границ крепостями? Все бесчисленные сокровища ханов, дань с Руси, с кочевников, из Кавказа и Хорезма, налоги с купцов без остатка тратились на дворцы для приёмов, роскошь, гаремы, полчища чиновников, своей алчностью и воровством разоривших непобедимое внешними врагами государство.

Надо было держаться своих путей. Мы проиграли, когда доверили управлять делами государства инородцам-чиновникам, людям чуждой веры, обычаев и культуры.

Необходимо было надёжно обезопасить страну от внешних врагов. Порой долгие десятилетия Орда и Русь сосуществовали мирно, вместе громили врагов — поляков, немцев, литовцев, горцев Кавказа, торговый европейский сброд в Крыму. Но потом всё пошло наперекосяк. Мамай слишком слушал инородцев, слишком зависел от денег итальянских банкиров…

А окончательно обрекла себя Орда, когда, не оправившись ещё от разгрома на Куликовом поле, безрассудно, по мелкому поводу, затеяла войну с единственным своим союзником, могучим правителем, железным Тимуром. Долгие годы войны, набеги и контрнабеги, два генеральных сражения, самые грандиозные конные битвы за всю историю человечества, проигранные ханом Тохтамышем, смерть сотен тысяч степных удальцов, разрушение Тимуром столицы Орды Сарая, а также Хаджи-Тархана, Азака, всех кавказских городов, всей Золотой Орды в сущности.

Тлели красные угли в жаровнях, посвистывал за пологом шатра ледяной ветер. Пьянствовал с горя в одиночку последний хан Золотой Орды.

В тот суровый 1480 год зима грянула на месяц раньше обычного. Угра встала и покрылась толстым льдом. Охранять берега, растянув полки, больше не имело смысла. Русская армия отступили сначала к Кременцу, оттуда — к Боровску и изготовилась к решительной битве. По словам летописца: «В городе же Москве в это время все пребывали в страхе, помнили о неизбежной участи всех людей и ни от кого не ожидали помощи, только непрестанно молились со слезами и воздыханиями Спасу-Вседержителю и Господу Богу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери, преславной Богородице». Польский король Казимир, тревожимый набегами крымских татар, на помощь ордынцам так и не подошёл. «В четверток канун Михайлову дню», то есть 7 ноября (по другим сведениям — 11 ноября), по словам летописца, «наги и босы, страхом гонимы» ордынцы побежали назад в степи. С монголо-татарским игом на Руси было покончено.

6 января 1481 года ставка хана Ахмата была разгромлена, а сам он убит тюменским ханом Иваном и ногайцами, польстившимися на золотоордынские сокровища. В 1502 году крымцы хана Менгли-Гирея окончательно уничтожили Орду и она перестала существовать. Осколком её было лишь Астраханское ханство.

Смелый и удачливый русский полководец, прославленный многими победами после Угры, старший сын Великого Князя — Иван Иванович, вскоре был отравлен на Москве иноземцами по личному приказу папы Римского. Похоронен в Архангельском соборе московского кремля.

Сын Ивана III Василий, став Великим Князем, женился на Елене Глинской. Их сын, Царь Иван Васильевич по прозванию Грозный, являлся потомком одновременно и Дмитрия Донского, и Мамая.

В последующие века русский и татарский народы совместно создали самое большое государство на Земле — Россию, славную великими научными и культурными достижениями, расстроившую планы завоевателей о мировом господстве и проложившую человечеству дорогу в Космос.

http://www.russdom.ru/2007/20 0711i/20 071 124.shtml