Под знаком креста и свободы. Часть 3

«Мы должны показать, что нам не всё равно, поддержать сербский народ в его страдании на Косове», — считает Наталья Батраева, автор книги «Косово. Сербская Голгофа». «До определённого времени я не интересовалась косовской проблемой, — читаем мы в предисловии — Ведь всё происходило так далеко. Не интересовалась, пока не увидела своими глазами. Поразили масштаб и бесчеловечность бедствия, постигшего славянский народ, проживающий в центре Европы. Я поняла, что Косово может повториться в моём родном Южном территориальном округе: в Астраханской губернии, или где-то на Ставрополье…»

Впервые на Косове Наталья Батраева оказалась в 2005 году. Вот, как это случилось:

— Мы попали на съезд сербской православной молодёжи, и когда упомянули о Косове, нас познакомили с игуменом Петром. А он сказал: «Вы хотите поехать на Косово? Через день я за вами заеду». Всё получилось с такой лёгкостью… У нас даже не проверили документов. После пересечения границы цветы сразу исчезли, появилось много мусора, свалки иномарок. Эти свалки — своеобразный бизнес албанцев, которые перегоняют машины из Европы, разбирают на запчасти, а железные каркасы сваливают прямо по обочинам дорог. Первая остановка в монастыре святых Космы и Дамиана в Зочиште. Там в 1999 году был взорван храм…

— Наташа, позднее мы подробнее поговорим о жизни монастырей на Косове и в Метохии более, а сейчас скажи, пожалуйста, свободным ли было ваше передвижение по Косову, и где за эти десять дней удалось побывать?

— Нам очень повезло, мы объездили почти всё Косово и большую часть Метохии, хотя с передвижением там очень сложно. В 2005-м году ходили конвоируемые рейсовые автобусы, в частности наш автобус Гораждевац — Белград. Его сопровождали две KFORовские машины и семь солдат. Сербы, передвигающиеся по Косову самостоятельно, действуют на свой страх и риск: при непредвиденной остановке никто не гарантирует, что они не подвергнутся нападению. Монахи путешествуют под охраной.

Из Зочиште мы направились в Призрен, где были очень серьёзные разрушения в 2004-м году: полностью выжжен епископский двор, уничтожен величественный соборный храм. Все выгорело настолько, что остались одни стены и чёрные глазницы окон. Страшно! Я прошла по улочке, завернула за алтарную часть храма, и там увидела кафе, в котором сидели и развлекались албанцы… Кроме того, в Призрене пострадал сербский квартал с церковью Спаса на горе и сожжены все памятники, исторические и архитектурные, имеющие отношение к православию и к Сербии.

По пути в Печку Патриаршию мы заехали в Бело Поле. Уже смеркалось, но возле приходского дома собралось, как мне показалось, всё село. Узнав, что приехали русские, они обрадовались, начали кричать: «Руссия! Руссия!» Такое проявление любви поразило нас. Мы ещё не знали, как сербы любят Россию. Нас повели в церковь Введения Пресвятой Богородицы. Очень сложно описать свои чувства, когда стоишь перед сожжённым иконостасом. На месте писаных икон вставлены простенькие бумажные. На месте святого престола — груда камней. Лишь приглядевшись и поднеся свечу, можно разглядеть смутные очертания опаленных огнем фресок.

— Что было на сердце в эти минуты?

— Гнетущая тяжесть. Мы не знаем, что это такое, поскольку живём в достаточно благополучное время. Когда ты видишь, как живут люди и как при этом они не падают духом, не унывают, наступает переосмысление жизни. Во время другой нашей поездки на Косово в 2007-м году, мы побывали в городе Киево, который сейчас стал полностью албанским. Мы зашли в церковь, о которой уже никто не помнит, в честь какого святого она была освящена. И глядя на груду камней, на рядом стоящий албанский дом, напротив которого находится помойка (и эта помойка на сербском кладбище!), на разрушенные могилы, отчетливо понимаешь, как им ненавистно все, что напоминает о сербском присутствии.

— Вам приходилось бывать в сербских анклавах на Косове и в Метохии. Как живёт сербский анклав?

— В Метохии есть большой анклав Велика Хоча. Это село, в котором около тысячи жителей. В нём 12 храмов. Мы попали на престольный праздник одного из них -праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы. Литургию служили прямо под открытым небом, сошлось всё село. Было очень много маленьких детей, и о том, что мы находимся в сербском гетто, напоминал лишь патруль KFOR. У меня снова возникло ощущение какого-то диссонанса между теми разрушениями, которые мы видели накануне, взорванным монастырем, и радостной атмосферой в этом анклаве.

-Чувствуют ли себя сербы, живущие в анклавах на Косове и в Метохии, защищёнными присутствием миротворческих сил?

— Нет, конечно. Большей частью это фиктивная защита. Если повторится ситуация 2004 года, то они могут рассчитывать только на свои силы.

— Какой процент молодого населения в анклавах?

— Смотря где. Например, в селе Бело Поле, где живут вернувшиеся сербы, очень мало детей, нет сербской школы, дети находятся на домашнем обучении. Если это анклав, люди из которого не уезжали, как, например, Гораждевац, Велика Хоча, то там много молодежи. Надо сказать, что на Косове уровень рождаемости выше, чем в центральной Сербии, в семьях в среднем по 4−5 детей.

— Как чувствуют себя эти дети в ситуации военной оккупации?

— Мне там пришлось сталкиваться с ужасными ситуациями, когда семья с четырьмя детьми живёт в центре Приштины в окружении албанцев. Младшему мальчику 8 лет, старшей девочке 16. Дети выходят из дома только в школу. Школьный автобус забирает их и отвозит в соседний сербский анклав, точно так же привозит их назад. Выйти на улицу погулять, встретиться с друзьями они не могут. Психологически это очень тяжело. Хотя сербы вообще очень жизнерадостны, и, думаю, это помогает им жить в таких условиях.

— Наверное, ситуация на Косове искореняет из человеческого сердца фальшь и лицемерие…

— Да. Мне кажется, что в Россию после поездки мы вернулись немного другими людьми. Многое из того, что раньше имело смысл, перестало для нас существовать. Мы увидели что-то настоящее, ведь именно там происходит истинное стояние за веру. Это не просто слова: да, мы православные, мы сделаем всё в случае гонений, чтобы постоять за Христа. Там люди доказывают верность своему народу, Церкви, православию всей своей жизнью. Хотя у них есть возможность уехать и жить в безопасности, они этого не делают. Объяснение одно — это их земля.

— «Есть в Косовской Митровице клуб православной молодёжи. Хочется привести слова одного из членов этого клуба Дарко Станковича: «Я не могу находиться в безопасности и радостно жить в центральной Сербии с распятым Косово в сердце, не могу забыть и оставить свою Родину. Мои родители, живущие в Косово и Метохии, знают, как тяжело и опасно здесь находиться. Я понимаю их родительскую любовь и заботу, но не могу уехать. Нам сейчас нелегко, но с Богом всё возможно. Главное — не забывать Бога, помощь которого мы всё время ощущаем. Если Сербия — храм, то Косово — алтарь. Косово — наш сербский Иерусалим, сербская Святая Гора. Косово — это святыня над святынями». Из книги Натальи Батраевой «Косово. Сербская Голгофа».

— Мы ездили с двумя братьями, это современные молодые люди, в их родное горное село Драголац, в котором они не были с 1999 года. Село полностью разрушено. Они показывали: вот эта груда камней — школа, вот там был магазин. Когда мы подъехали к их дому, я немного увлеклась, фотографируя, и через пару минут услышала крики: «Скорее, скорее, поехали, здесь небезопасно!» Сейчас село находится в окружении домов албанцев. На одну-две минуты мы заехали на кладбище, которое полностью осквернено. Они сказали: «Посмотри, ведь это наша земля» и попросили, чтобы я рассказала об увиденном в России. Братья непременно вернутся сюда, если будет возможность восстановить разрушенные дома. А надо сказать, что в городе Исток на деньги, выделенные московским правительством, построены 25 домов для сербов, у которых дома были полностью сожжены в 1999 году…

— Ты сказала, что вам приходилось бывать и в православных монастырях. Какой монастырь и приём в каком монастыре запомнился более всего?

— Это несколько монастырей: Печка Патриаршия, Гориоч, Дечаны. Надо сказать, что на фоне этой разрухи, этой несправедливости, этого нарушения всех возможных прав и свобод, в косовских обителях царит евангельский дух. Нас поразила та, абсолютно нами незаслуженная любовь, которую мы встретили. Захотелось чем-то ответить на эту любовь. Я помню, как в монастыре Печка Патриаршая нас посадили во главе стола рядом с игуменией и священником. Мы опешили, так как не привыкли к этому в России.

Монашеская традиция в Сербии не прерывалась в 20-м веке, там есть монахини, которые 50−60 лет находятся в монастыре. Эти монахини — воплощение доброты. Живут они в изоляции, не могут выйти за пределы монастырских стен, особенно в Метохии.

— Эта тревожная ситуация ощущается в монастыре, или же монашеская жизнь течёт своим чередом?

— Монашеская жизнь находится в расцвете. Например, в Дечанах в 1991-м году был всего один монах. Сейчас это самый большой монастырь Сербии, в котором 30 человек братии. Возрождены церковные ремёсла: иконописная мастерская, мастерская резьбы по дереву. Служат литургии, всенощные, звучит красивое византийское пение. Служат они при свете свечей, и это переносит на тысячу лет назад. Я поймала себя на том, что подобные, если можно так сказать, по благодати ощущения переживала в Троице-Сергиевой Лавре. На службах ты попадаешь в иное измерение.

Поражает и та доброта, с которой монахи встречают гостей, независимо от вероисповедания и национальной принадлежности. Раз пришли двое молодых албанцев. Отец Дамаскин сказал мне: «Познакомься, у нас гости». Я неосторожно воскликнула: «Как, албанцы? Что они тут делают?» На что он ответил: «К нам заходят все». И когда в притворе один из этих албанцев предложил сигарету отцу Дамаскину, тот вежливо сказал: «Спасибо, я не курю. И вам тоже лучше не курить в храме». Это было сказано с такой любовью… хотя предложенное казалось кощунственным. Я заметила, что у монахов здесь другие лица, светящиеся глаза и та истинно евангельская детскость, к которой мы все должны стремиться.

— А не было такого чувства, что они уже устали от праздно шатающихся туристов, искусствоведов, журналистов?

— Нет. Когда они узнают, что это паломники, тем более паломники из России, то радость их очень искренняя. Для них это большая духовная поддержка.

— Как складываются отношения монахов с KFORовскими миротворцами, которые охраняют монастыри, и какие впечатления остались у тебя от встреч с миротворцами?

— Отношения дружеские. Игумения монастыря Гориоч, в котором я жила неделю в январе 2007-го года, специально выучила испанский язык, чтобы общаться с миротворцами. В монастыре Дечаны сложились прекрасные отношения с итальянскими военными, охраняющими обитель. Монахи говорят по-итальянски и всех без исключения приглашают на кофе и на обед.

— Чего ждут и на что надеются сербы, священнослужители и миряне, оставшиеся на Косове?

— Мне кажется, сербы останутся там до тех пор, пока это будет возможно. На сегодняшний день их, особенно в Метохии, мало, и они сосредоточены в удалённых друг от друга анклавах. Существуют, конечно, программы по возвращению. Я разговаривала с сербской семьёй Фатич, которая вернулась в город Печ. Пожилые муж с женой, живут на оживлённой улице в центре города, их никто не охраняет. Если что-нибудь случится, то сомнений в том, что им причинят вред и могут убить, у меня, например, не возникает. Но люди, которые возвращаются, знают, на что идут… Мировое сообщество хочет создать иллюзию нормализации обстановки, но на самом деле это не так.

Монахи, думаю, останутся при любом развитии событий. Большинство монахов приехали на Косово из центральной Сербии. Рашко-Призренская епархия является самой многочисленной по числу монахов епархией во всей Сербской Православной Церкви. Косово — место их подвига.

— И в завершение нашего разговора: чему Косово научило лично тебя? О чём, может быть, заставило задуматься?

— Вернувшись домой, мы увидели, что наши кажущиеся нам непреодолимыми проблемы -на самом деле ничтожны по сравнению с настоящим людским горем, которое мы увидели на Косове. Жизнь этих людей — настоящий действенный подвиг. Мы поняли, что должны показать, что нам не всё равно, что их беда — это и наша беда. Та любовь сербов к России, особенно ощутимая на Косове, сподвигает к ответным шагам. В результате у меня получилась книга-альбом «Косово. Сербская Голгофа».

По моему убеждению, стоит, даже если мы не можем в корне изменить ситуацию, предпринимать определённые шаги. Я долго думала, чем же мы можем помочь. И пришла к выводу, что наша помощь — это неравнодушие, молитва за наших сербских братьев и сестёр, духовное сострадание. Сербы нуждаются в поддержке именно русских. Когда мы покидали монастырь Дечаны, то на прощание отец Дамаскин сказал: «Спасибо, что вы к нам доехали, помолитесь за нас в России».

«Родная Сербия, сестра Руси великой, любимая сестра, мы верим, как и ты. И молимся с тобой, и крепко уповаем, что Бог поможет нам нести свои кресты». Константин Образцов, походный священник 1-го Кавказского полка.

Продолжение следует…

Александра Никифорова, выпускница филфака МГУ

Вы можете прослушать полную версию беседы с Н. Батраевой, прошедшую 9 и 16 августа 2007 года, в эфире программы «Благовещение».

http://www.taday.ru/text/80 861.html