 |
| Фома | Алексей Соколов | 29.11.2007 |
Сам областной центр — сравнительно небольшой, но весьма ухоженный город. Здесь есть пешеходные улицы с фонарями под старину и изящные фонтаны. То там, то здесь попадаются «контактные скульптуры» — фигуры в натуральный человеческий рост, к которым можно подойти и потрогать.
А вот «исторического центра» в городе нет. Разбомбили во время войны. Сегодня лишь редкие уцелевшие дома да городские храмы хранят память о прошлом…
Кафедральный Преображенский собор расположен на одной из центральных улиц — тоже Преображенской. Он величественно возвышается над оживленным городским перекрестком, свидетельствуя о жизни Православия, притягивая к себе людей, в том числе и тех, кто впервые в жизни решается переступить церковный порог.
— Я с недавних пор запретил выгонять пьяных, — говорит настоятель собора протоиерей Олег Кобец. — Если человек выпил, но при этом не буянит, а просто тихо стоит — пусть. Откуда мы знаем, что с ним и почему он в таком состоянии? Может быть, он иначе и не зашел бы сюда. А вообще бывают самые разные случаи. Недавно пришла женщина, по всему видно: родом из какой-то среднеазиатской и уж точно нехристианской страны. Говорит: «У меня сын пропал два года назад, я уже везде была, а тут иду и храм вижу. Решила зайти. Помолитесь о нем, пожалуйста».
Часто приходят и те, кому нужен совет скорее психолога, а не священника. По словам отца Олега, заметить это можно не сразу: люди спрашивают о вере и о Боге, но на душе у них совсем другие проблемы — личные страхи и комплексы. Слова о необходимости покаяния, причастия и поиска Бога таких посетителей трогают мало, им нужно другое.
— Веру нельзя навязать, — говорит отец Олег. — Это внутренний выбор личности, который каждый человек должен делать самостоятельно. Даже если заставить кого-нибудь под угрозой смерти кланяться некоему идолу, это ведь не значит, что человек начнет в него верить?
А потому при храме ведет прием профессиональный психолог, прошедший специальную подготовку. Зачастую люди после нескольких встреч с ним вновь хотят поговорить со священником, но теперь уже идут к нему с совсем другими вопросами и говорят с ним о Боге, а не о психологических проблемах.
Бывает, впрочем, и так, что после беседы со специалистом человек просто уходит.
Никто в соборе на таких не обижается. Здесь, как и во всей Церкви, вообще не любят громких цифр о числе православных в нашей стране. Сегодня скорее можно услышать разговоры батюшек о том, что количество «номинальных верующих» на порядок превосходит тех, кто действительно ходит в храм. Достаточно сказать, что на белгородчине приносят крестить в храм 90 процентов новорожденных, но церкви здесь (как, впрочем, и везде) отнюдь не переполнены прихожанами.
Причина такого расхождения кроется отчасти и в том, что многие, говоря о Православии, плохо представляют, что же это такое. Дабы помочь людям разобраться и сделать осознанный выбор, в Белгородской области начали сложный педагогический эксперимент.
Три страшных буквы
В городской школе N43 идет урок православной культуры. Термин «основы» в названии дисциплины отсутствует. На стенах в классе — учебные таблицы с датами, фотографиями храмов и портретами исторических и церковных деятелей. Икон нет.Шестой класс слушает учителя. Кто-то внимательно, кто-то — перебрасываясь записками, кто-то — рисуя на листике из тетрадки. Все как на любом другом уроке.
Тема — крещение Руси. Ученик читает доклад, явно подготовленный по старым книгам. В тексте сквозят марксистские нотки: появление на Руси христианства — результат смены экономических формаций. Разложение общинного строя, необходимость усилить авторитет феодалов…
Откровенно говоря, я ждал, что за такую «идейно неверную» работу бедного шестиклассника ждет как минимум двойка, но ему поставили пять. Похвалили, попросили сесть, после чего учительница начала рассказывать сама.
Никакой идеологии, только факты и цитаты из летописцев, биография князя Владимира, рассказ о том, почему он принял решение именно в пользу Православия.
Постепенно перед глазами школьников возникает новая картина прошлого, на которой их предки не так уж глупы, а кроме меркантильных интересов средневековых правителей, у них есть еще и сложная духовная жизнь…
Пока идут споры вокруг ОПК, предмет «православная культура» вот уже десять лет факультативно преподается почти во всех белгородских школах, а с прошлого года он стал обязательным.
«Православная культура» пересекается с историей, литературой, музыкой и рисованием. Можно было бы «растворить» этот материал в профильных предметах, но литераторов, способных рассказать о влиянии веры Достоевского на его творчество, в Белгородской области, как и во всей стране, катастрофически не хватает. Чем переучивать всех «историков», «литераторов», «рисовальщиков», легче направить в школы специалистов, таких как Юлия Бабенкова, педагог той самой 43-й школы, выпускница теологического факультета Белгородского госуниверситета, на уроке у которой мне довелось побывать.
— Я ничего на своих уроках не навязываю, и в первую очередь хочу от этого предостеречь своих коллег, — говорит она. — Хотя что скрывать: мне как православному человеку полностью уйти от личных оценок не удается. Но пока никто против моих уроков не возражал. Родители-атеисты, родители другой веры — все согласились, чтобы их дети ходили. Только с одним ребенком я занимаюсь отдельно по истории Библии, его отец почему-то не захотел, чтобы сын слушал на общих уроках о древнерусской литературе.
Теоретически любой родитель может отказаться от уроков православной культуры. Достаточно написать заявление. На общую ситуацию с аттестатом это не повлияет. За год таких заявлений было всего 60 — при том, что в белгородских школах учится 142 тысячи детей.
Особого отторжения предмета среди родителей нет. Воинствующих атеистов в области еще на пару порядков меньше, чем активных православных. А люди других религий не слишком возражают, чтобы их детей знакомили с национальной культурой земли, на которой тем предстоит жить.
Тем более что о собственной истории и культуре современные школьники не знают практически ничего. С тех пор как с дыр в учебной программе сорвали марксистско-ленинские заплатки, это стало особенно заметно.
Учить надо. Другое дело — как? Вот здесь и возникают проблемы, главная из которых — кадры.
Несмотря на то, что уже есть учебники и определенные стандарты, многие педагоги предпочитают преподавать по «личным методикам». Порой их главная цель — насильственно «воцерковить» учеников.
Другая проблема — борьба за стопроцентное посещение уроков. От учителей почему-то требуют всеми силами отговаривать родителей писать заявления об отказе от изучения православной культуры. Как этого добиваются «на местах» и насколько это законно, как всегда, проверить довольно сложно.
И все-таки борьба с произволом и «перегибами» ведется, причем самое активное участие в ней принимает епархия. В состав комиссий, проверяющих преподавание предмета «православная культура», обязательно входит священник. Часто именно он указывает на излишнюю «зацерковленность» уроков.
— Я работал в такой комиссии в Старом Осколе, — вспоминает клирик Белгородской епархии иеромонах Агафангел. — Бывали такие дикие случаи — не знаешь, смеяться или плакать. В одной школе заставляли зубрить «Отче наш…» и рассказывать с выражением на оценку. Потом смотрели: кто на «пять» рассказал, кто на «три», а кто и на «двойку». Это разве наука? Да и к вере это никакого отношения не имеет.
«Заколачивание» Православия в детские головы невыгодно в первую очередь самой Церкви. Ей вполне достаточно, чтобы школьники услышали, во что верят христиане. И было бы неплохо, если бы школа при этом не отвращала детей от религии, как зачастую она отвращает от химии, математики или классической русской литературы.
Симфония
Город Грайворон расположен у самой границы с Украиной. Семь тысяч человек населения, обширный частный сектор и малоэтажные дома. Ухоженный, аккуратный райцентр с парком и центральной улицей. Особая достопримечательность — Петровская круча, где, по легенде, Петр Великий остановился передохнуть, идя на Полтаву.Этот небольшой городок вполне может быть воспринят как наглядная модель отношений светской власти и Церкви.
Городской «Дом культуры и спорта» может соревноваться по роскоши с ДК преуспевающих столичных предприятий. Спортзал, «качалка», танцевальная студия, место для дискотек, кафе — все, что угодно. У местных он пользуется популярностью, хотя кое-кто вспоминает, что раньше здесь стояла церковь, а построить ДКС можно было бы и рядом…
Буквально в пяти минутах ходьбы — симпатичный двухэтажный коттедж, «Духовный центр» Грайворонского благочиния*, построенный при поддержке районной администрации.
— У нас относительно благополучный район, — рассказывает Екатерина Иванова, отвечающая в районной администрации за молодежную политику. — Наркомании, казалось бы, нет особой, все тихо, но ведь мы не в вакууме живем! Парень заканчивает школу, уходит в армию или едет в город учиться, а там — другая реальность, к которой он не готов. Безусловно, Церковь может помочь молодежи обрести духовную основу и тем облегчить ей столкновение с большим миром.
Такие слова звучат из уст чиновников часто. Государственные люди искренне надеются, что храм может стать альтернативой игровому салону или питейному заведению. Вот только часто возникает ощущение, что при этом силы Церкви значительно преувеличивают. От нее ждут чуда. Хотя в большинстве случаев единственное, чем она может помочь, — это привести человека к Богу, утвердить его в вере. А сделать это в массовом порядке невозможно.
В детских кружках «Духовного центра» Грайворона занимаются сто десять ребят. Часам к двум дня, когда в школе кончаются занятия, сад вокруг него наполняется детскими голосами. Кружки резьбы и рукоделия, кружок Закона Божия и кружок пономарей, где ребят обучают особому стилю церковного чтения. Статистика их посещаемости вряд ли сравнима с бравыми отчетами пионерской организации прошлых лет. Зато сюда приходят искренне. Палкой в духовность никого не загоняют. Наверное, поэтому, вырастая, большинство ребят не теряет связи с Церковью
— Конечно, тут нет каких-то потрясающих результатов, но наши встречи со взрослыми людьми кое-что уже изменили, — говорит директор центра и благочинный района священник Андрей Колесников. — По крайней мере, многие больше не воспринимают церковные таинства как какую-то магию. Теперь они знают, во что на самом деле верят или не верят…
В Белгородской области и чиновники, и представители Церкви любят слово «симфония». Это знаменитый принцип средневековой Византии, когда государство и Церковь рассматривались как тело и душа. Государство защищало людей и религию, поддерживало духовенство, а Церковь вела человека к Богу.
Сегодня, говоря о «симфонии», люди имеют в виду немного не то. Речь скорее о положении, когда власть и религия не подчиняются друг другу, а стремятся плодотворно сотрудничать. В этом плане в Белгороде светская и духовная власть действительно достигли определенной сыгранности. Хотя до идеала, как и везде, далеко.
— Я не стесняюсь того, что я православный, и не стесняюсь того, что поддерживаю Церковь, — говорит заместитель начальника департамента социальной политики Белгородской области Павел Беспаленко. — Я знаю, что коллеги из других областей на меня косо смотрят. Одна дама так прямо и сказала: он там с епархией спелся, по нему прокуратура плачет. Но мы же не просто епархии платим, мы поддерживаем конкретные инициативы. Выделяем деньги на общественно-культурные проекты, а не на содержание духовенства. Вот создается, скажем, православный центр по работе с наркоманами, почему государство не может помочь? Главное — не путать веру и отношения с церковной иерархией. Для меня епархия — это партнер, а вера — это вера. Мы должны работать вместе, но ни в коем случае нельзя превращать самое сокровенное чувство в предмет политических спекуляций. Надеюсь, у нас в области этого никогда не случится.
…и на трубе игрец
Дом священника Дмитрия Лукьянова мы искали, когда уже стемнело. Запутанные улицы села Новая Таволжанка, громада закрытого сахарозавода, железная дорога… Луна в небе и свет фар на дороге. По краям ничего не видно. Чтобы заблудиться, особых усилий не надо. Решили позвонить по мобильному:— Отец Дмитрий, как к вам проехать?
— Спросите любого, где поп живет!
Сперва я принял это за шутку, ведь село немаленькое, но потом увидел дом батюшки и понял, в чем дело. Деревенские дома на белгородчине часто украшают орнаментом, выкладывая его красным кирпичом. На доме отца Дмитрия вместо привычных геометрических абстракций выложен большой крест. Мимо не проедешь.
— Иногда даже священники теряются, когда это видят, — рассказывает отец Дмитрий. — А по-моему, все правильно. Пусть каждый знает, что здесь верующие люди живут.
Отец Дмитрий известен на всю область своим так называемым «клубом путешествий».
Сам батюшка признается, что особой тяги к приключениям никогда не питал, просто однажды решил — хватит мучить учеников воскресной школы нудным сидением за партами, и повел их в поход. Со временем на приходе возник спортивно-туристический кружок для сельских ребят. А потом и сам батюшка был вынужден отправиться в путешествие. На сей раз уже со взрослыми.
— Так вышло, что альпинисты меня попросили им помочь установить на Эльбрусе крест в память о погибших товарищах, и я согласился, — вспоминает он. — Заодно я и сам лучше узнал тех, кто ходит в горы. Это очень интересные люди, весьма образованные. Если спрашивают о вере, то вопросы всегда крайне жесткие и серьезные ставят. С ними сложно, но интересно.
Кроме восхождения на Эльбрус, за плечами у отца Дмитрия поход по труднодоступным местам на Камчатке и множество путешествий с поселковыми ребятами по святым местам России и Украины. Он считает, что каждое из них само по себе было миссией, хотя бы потому, что участники могли видеть священника в «неформальной» обстановке, а значит, немного соприкоснулись с жизнью православных людей.
Впрочем, за многочисленными путешествиями отец Дмитрий не забывает и о главном служении, возрождая храм в своем селе.
— Трудно здесь, наверное? Завод закрыт, люди без работы сидят. Пьют, небось…
— Да замечательно тут все! Такие люди прекрасные! Кто ни приезжает — все удивляются!
За стеной шумно. На кухне супруга отца Дмитрия готовит обед для гостей, в гостиной пятеро детей священника смотрят по видео концерт группы «Алиса». Мы разговариваем в маленькой комнатке — рабочем кабинете хозяина дома. С каждой минутой разговора открываются все новые и новые подробности из жизни моего собеседника.
— Ну, я же еще и классный руководитель в школе…
— Как?!
— Я туда пришел, говорю: дайте мне первоклашек! Я им не буду проповедовать, просто стану приходить перед уроками, с ребятами о жизни беседовать, о солнышке за окном, о дружбе… Мероприятия всякие для них устраивать буду. Вот второй год свой класс веду, — батюшка бережно протягивает мне классную фотографию: мальчики в аккуратных костюмчиках, девочки с бантами, а рядом с ними — священник.
— И как? Никто не возражает?
— Были недовольные, но немного. Классов в школе два, так что детей распределили соответственно. Ко мне взяли только тех, чьи родители согласились. А сейчас моим ребятам даже завидуют, — в голосе батюшки появляется гордость. — Они же то в походах, то на викторинах каких-то… А недавно я тут еще один проект для школьников придумал, — отец Дмитрий демонстрирует мне духовой инструмент — трубу. — Хочу создать оркестр. Тут был уже один в советское время, но потом развалился. А духовые оркестры — это такая штука (я по своему детству помню), туда все шалопаи собираются. Ведь там не так уж сложно учиться, зато интересно. Вот и думаю, может, кого-нибудь таким образом с улицы вытащу…
Энергия и силы, которые сельские священники тратят сегодня на то, чтобы хоть немного изменить жизнь людей вокруг себя, поистине колоссальна. И это приносит свои плоды. На приходе появляется молодежь, начинает кипеть интересная жизнь, хотя община все равно остается собранием меньшинства.
Даже если входные двери храма распахнуты, а на пороге готовы встретить любого и помочь шагнуть внутрь тому, кто не решается, — приходят в храм немногие.
Но ради этих немногих Церковь и присутствует в мире, делая все, чтобы о ее существовании помнили и могли сделать собственный выбор. Пусть даже такой человек будет один. Главное, чтобы в храм его привели не обманом и чтобы решение его было искренним.
— У нас в воскресной школе один парень был, — вспоминает отец Дмитрий. — Он сразу нам сказал, что в Бога не верит, но при том ходил, слушал, на службе был все время, вопросы коварные мне задавал. Все старался что-то понять. Потом в армию ушел. Больше года прошло, и вдруг мне от него смс приходит: «Спасибо вам! Нет веры, кроме веры Православной!». Это для меня настоящая радость.
Дорога с препятствиями
Этот рассказ о Белгороде — попытка взглянуть на то, как Церковь сегодня обращается к светскому миру и насколько она открыта ему. Но закончить мне бы хотелось немного другим. Довольно типичной картиной из жизни…Холкинский Свято-Троицкий монастырь — красивое и весьма интересное место. Со времен татарских набегов под холмом, на котором он расположен, сохранилась сеть рукотворных пещер и храмов. В свое время Екатерина II закрыла обитель, раздав ее земли приближенным дворянам, так что катакомбы под монастырем начали приходить в упадок, но в 90-е годы XX века трудами епархии их, равно как и сам монастырь, удалось восстановить.
Разумеется, достопримечательность сразу привлекла поток туристов.
Теперь люди приезжают сюда, фотографируют, слушают рассказы казенного экскурсовода о том, что обитель закрыли «за развратность иноков», толпятся в пещерах и в храме, предваряющем вход в них. Разглядывают монахов.
Насельники монастыря, видимо, кажутся им еще одним экспонатом, вроде древних катакомб. И, конечно, реликтовые обитатели «Историко-архитектурного заповедника» не могут иметь отношения к современной жизни, с ними не о чем разговаривать.
— А с вами туристы общаются? — спрашивал я.
— Почти никогда, — отвечали монахи. — Мы для них скорее что-то вроде аттракциона.
Большинство людей, толпой притекающих в монастырь, являются сюда вовсе не за духовной помощью. Впрочем, большинство — это еще не все.
Летом в монастыре работает молодежный трудовой отряд. Действует он на государственные средства, ребята получают около четырех тысяч, хотя на других таких же стройках платят от десяти до пятнадцати.
— Надо будет восстанавливать храмы и соблюдать монастырскую дисциплину, — говорят им.
— Мы знаем, — отвечают они и все равно едут.
Многие из тех, кто приезжает в Холки помогать с восстановлением обители, такие же невоцерковленные люди, как и большинство современных туристов. Но от своего визита в монастырь они ждут не экзотики, а ответов на реальные вопросы жизни. Возможно, они и не стремятся прямо сейчас прийти в Церковь, но они хотят понять ее. А это тоже важно.
Церковная жизнь куда прозрачней, нежели утверждают некоторые журналисты. В ней есть святое, есть, увы, и дурное. Но не это является причиной того, что люди просто не рискуют войти в храм.
Как бы православные ни рассказывали о своей вере, как бы ни заявляли о себе своими делами — многим это просто неинтересно. Как неинтересно настоящее православие холкинским туристам, заслоняющим его ширмой советских представлений и байками экскурсоводов. Между ними и Церковью нет особых препятствий, достаточно подойти и спросить — никто за это не осудит.
Но подходить люди не собираются. Кто-то боится, кому-то это просто не нужно.
Церковь же со своей стороны делает все возможное, она уже совершила шаг навстречу светскому миру. Быть более агрессивной и навязчивой ей нет смысла. Дальше все зависит от тех, к кому она обращается.
Им и решать.
