 |
| Правая.Ru | Александр Елисеев | 16.11.2007 |
Борьба элит
У нас уже давно ведутся разговоры о «преемнике Путина». Называются разные фамилии, рассматриваются самые хитроумные варианты. Одни считают, что преемник действительно станет национальным лидером, а кому-то представляется, что его власть окажется формальной, а реально будет править «ушедший». На самом же деле настоящее преемничество возможно только в условиях самодержавной монархии, где власть переходит от отца к сыну (шире — от родственника к родственнику). Именно тогда новый правитель относится к эпохе умершего своего родителя с родственным чувством (а не исходя из политической конъюнктуры.) А в условиях ненаследственного правления (демократии или диктатуры) вместе с уходом главы государства меняется и политический курс, причем новые власти обычно оппонируют старым. Об этом, кстати, недавно очень хорошо написал Егор Холмогоров: «В демократических странах выдающимся политическим лидерам традиционно наследуют их идеологические и политические враги. И если подобное перетягивание каната в современной парламентской системе обходится относительно безболезненно, то только потому, что за борющимися партиями традиционно стоят серые сообщества масонского или околомасонского характера, модерирующие политическое пространство и сплачивающие элиту».Совершенно очевидно, что преемник, кем бы он ни был, обязательно вступит в конфронтацию и самим Путиным, и с его «новым курсом». Пусть даже это будет и скрытая конфронтация — при внешне уважительном (или нейтральном) отношении. Хотя, скорее всего, нас ожидает достаточно жесткое противостояние.
Могут возразить, что прецедент-то как раз имеется. Так, спокойное отношение к предшествующему правлению было характерно для всего правления Путина. Это, конечно, так. Но сам-то конфликт между двумя эпохами никуда не девался. Он существовал и был мощным двигателем самых разных преобразований. И завтра он тоже никуда не денется. Более того, возможный уход Путина с поста президента этот конфликт только усилит. В обществе ведь существует определенная ностальгия по 90-м. Кто-то помнит — с какой легкостью тогда делались большие состояния. Кому-то представляется, что тогда было больше разнообразных свобод, а политика была гораздо интереснее. А некоторые настроены столь оппозиционно, что даже при всей нелюбви к Ельцину готовы признать его эпоху более привлекательной — лишь бы подчеркнуть свое неприятие нынешнего курса. Так вот — смена руководства (снова подчеркнем — даже и формальная) будет воспринята, как некий повод попробовать вернуться к ельцинизму.
Тем более, что некоторый возврат к нему представляется неизбежным. Дело в том, что такова логика развития политических процессов. За определенным движением обязательно следует откат. Например, революционные преобразования сменяются частичной контрреволюцией, а реформы — контрреформами. Классический пример частичной контрреволюции дает нам послеякобинская Франция с ее термидором и 18 брюмера. Впрочем, и наша история не менее, а, может быть, даже и более, показательна в данном плане. У Октябрьской революции тоже были — свой термидор (НЭП) и свое 18 брюмера (сталинизм). Однако же этот контрреволюционный откат сменился обратным откатом — революционным. Хрущев разоблачил имперский культ личности Сталина и призвал вернуться к «ленинским нормам партийной жизни». И к ним вернулись — хотя и не полностью (что, впрочем, было бы и невозможно). Даже и внешняя политика стала носить этакий революционно-коминтерновский характер — чего стоит один только Карибский кризис, который чуть было не завершился третьей мировой войной.
Вождь народов в поисках «сменщика»
При этом у Хрущева был на руках один очень серьезный козырь. Он вполне справедливо указывал на то, что сталинизм находится в очень серьезном конфликте с ленинизмом. Сталин-то ведь тоже позиционировал себя как преемника, наследуя Ленину. Более того, он даже был провозглашен «Лениным сегодня». И это, несомненно, помогло Сталину в актуальной политической борьбе. Прикрываясь чуждым ему революционным ленинизмом, Сталин победил многих своих противников, которые как раз и были истинными революционерами-ленинцами.Но историческую перспективу Сталин проиграл, ибо после его смерти конфликт между ленинизмом и сталинизмом стал очевиднее. К тому же у «преемников» Сталина появилось искушение поменять политический курс.
Кстати, о сталинских преемниках. Сталина часто упрекают в том, что он так и не смог найти человека, который бы наследовал его курсу. Однако, в том-то и дело, что это было попросту невозможно. Хотя сам Сталин настойчиво пытался найти себе преемника.
В 1948 году он объявил своим преемником на посту секретаря ЦК А. Кузнецова, принадлежащего к «ленинградскому» политическому клану. И после этого члены этого клана (Кузнецов, М. Родионов, Н. Вознесенский и др.) стали вести собственную политическую игру. Группа Кузнецова планировала создать компартию РСФСР и сделать столицей Российской республики город Ленинград.
«Ленинградцев» репрессировали, причем ослабли и позиции самого Сталина, продвигавшего группу «ленинградцев».
Этот исторический урок очень важен для нашей темы, ибо он отлично подтверждает тот факт, что при диктатуре и демократии преемничество обязательно сопряжено с политическим конфликтом между правителем и его «сменщиком». И этот конфликт очень часто начинается еще в период пребывания самого правителя у власти.
Очевидно, что сам Сталин понимал всю шаткость своего положения и не собирался ограничиваться поисками преемника. По некоторым данным, он серьезно подумывал о «монархическом» варианте. Так, с его явного одобрения был заключен «династический» брак между сыном Жданова Юрием и дочерью вождя — Светланой. (К слову, сегодня мы видим, что династическая технология отлично сработала в Северной Корее, где преемником Ким Ир Сена вполне «легитимно» заменил его сын — Ким Чен Ир.). Но не удался и этот проект — слишком уж не подходила для его реализации сама Светлана.
Под конец Сталин снова решил выдвинуть преемника. Как сообщает сталинский нарком земледелия И. Бенедиктов, вождь отдал распоряжение назначить (после своей смерти) на пост предсовмина К. Пономаренко, первого секретаря компартии Белоруссии. Однако это его распоряжение было проигнорировано. Старая сталинская гвардия (Л. Берия, Н. Хрущев, Г. Маленков и др.) была твердо уверена, что преемник должен быть выдвинут именно из ее среды.
От демократии — к династии
История напоминает некий маятник. Один этап сменяет другой, а потом наступает третий этап, который как бы возвращает стрелку в исходное положение. На языке диалектики это называется «отрицанием отрицания». Тут ничего не поделаешь — такова закономерность. Рано или поздно, некоторые элементы ельцинизма, доставшиеся нам в наследство от этого «великого реформатора», усилятся. И лучше бы, чтобы это произошло попозже, тем менее разрушительным будет эффект. Необходимо хотя бы еще четыре года, за время которых «путинская контрреволюция» укрепится еще больше. Тогда грядущий откат произойдет менее болезненно, а может, его даже и мало кто заметит.Но как только Путин перестанет быть президентом, так все неоельцинистские силы тут же попытаются создать некий «пул» вокруг предполагаемого преемника. Как уже отмечалось выше, ненаследственная передача власти обязательно сопровождается политической борьбой между правителем и его преемником (смена власти здесь оправдывается не естественными обстоятельствами, такими как смерть правителя, но его ошибками). Поэтому преемник непременно вступит в конфронтацию с прежним правителем, для чего ему понадобится некоторая идеологическая база. А поскольку логика исторического развития предполагает некоторый возврат к ельцинизму, то преемнику как раз и предложат сам ельцинизм. Одно великолепно «наложится» на другое, что и приведет ко второму изданию «девяностых». Причем имя Ельцина, скорее всего, и употребляться не будет. Говорить будут о «возрождении демократии», о «пробуждении духа реформ», о «преодолении угрозы чекистского авторитаризма» и т. д., и т. п. Вот здесь-то и будут задействованы «оранжевые» силы, которые ничего не могут противопоставить Путину как президенту. Однако же в случае ухода Путина из политики или же возникновения «двоевластия» (Путин-«преемник») их акции резко поднимутся вверх. (Второй вариант более вероятен, чем первый — судя по всему, Путин вовсе не собирается бросать политическую деятельность.) Возможно, что оранжевые будут использованы определенными верхушечными группами как ударный отряд реельцинизации.
Самое опасное, что «второе издание девяностых» может произойти в формате регионализма и даже сепаратизма. Ведь ельцинизм формировался в условиях распада СССР и был, во многом, обусловлен борьбой между двумя центрами власти — союзным и российским. Вот и завтра между собой могут столкнуться два «центра силы» — «центр Путина» (условно говоря) и центр преемника. Тогда случится жесточайший раскол, который пройдет через все властные элиты. Понятно, что в этих условиях особенно усилятся региональные группы. А там уже будет совсем близко до конфедерализации или даже демонтажа РФ.
Куда ни кинь, а самым оптимальным вариантом остается «третий срок». В противном случае нас ожидает «война элит», чреватая серьезными потрясениями. Хотя и третий (и четвертый, и пятый, и т. д.) срок в долгосрочной перспективе вовсе не кажется спасительным. Ведь с течением времени вопрос о преемнике все же станет на повестку дня. А, значит, снова возникнет угроза того, что элиты пойдут друг на друга «войной» — со всеми, как говорится, вытекающими. Что же делать? Выход здесь один — нам необходимо возвращаться к династической системе передачи власти, к династической монархии. Только в этом случае можно будет утвердить в России пресловутое преемство.
И в то же время возрождение монархии дает возможность укрепления позиций института президентства — на переходный период. Понятно, что Реставрация потребует серьезной подготовки. Нужен руководитель, который сосредоточил бы в своих руках полномочия, необходимые для выполнения этой серьезнейшей задачи.
Некоторые теоретики русского консерватизма считали, что таким руководителем должен стать диктатор (типа Франко). Между тем, диктатура никак не может привести к монархии, она всегда закономерно сменяется демократией. (Любая диктатура — чрезвычайщина — а после чрезвычайщины всегда хочется «расслабиться».) То устройство, которое утвердилось в Испании после Франко, является всего лишь символической монархией — той же самой демократией, которая обладает атрибутами монархии. В России такой номер пройти не может — у нас с гораздо большим энтузиазмом воспримут «авторитарную демократию» — президентскую республику. А символический монарх, во всем зависимый от парламента, вызовет у русских, с их волей к самодержавию, усмешку — в лучшем случае. Нет, нам нужна полноценная монархия, опирающаяся на сильное народное представительство, но независимое от него. И подготовить страну к такой монархии должен не диктатор, но демократически избранный президент, постепенно трансформирующий саму демократию в монархию. (При этом демократическое начало не должно исчезнуть, просто его необходимо поставить «ниже» монархического — при осторожном «культивировании» начала аристократического.) В данном случае наиболее эффективным было бы официальное выполнение президентом «функций» регента, находящегося при фигуре официально признанного наследника престола (воспитание в монархическом духе должно касаться не только народа, но и его будущего монарха.) Со временем нужда в таком регенте исчезнет, и тогда разговор пойдет об окончательном возрождении исконно русской формы правления.
