«Мы все повинны в этой крови»

Отец Михаил, все-таки проблема эвтаназии — проблема комфортной смерти для богатых, а существует ли эта проблема в православном сознании?

Я бы не согласился, что эвтаназия это удовольствие для богатых, скорее всего для страховых кампаний, которые на этом будут экономить деньги. Проблемы эвтаназии для православного человека, для православного сознания не существует. Мы знаем, что наша жизнь и ее начало, и ее конец в руках Бога, поэтому мы не просим смерти моментальной. Помните, как в той песне: «если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой», напротив, христианин просит длительной кончины, чтобы приготовиться к вхождению в вечность. В христианстве есть понятие легкой смерти, в смысле, безболезненной, и на каждом богослужении православные испрашивают у Бога для себя кончины мирной, тихой и непостыдной. В наши дни по поводу эвтаназии высказался Архиепископ Афинский и всея Эллады Христодул, который квалифицирует практику умерщвления врачами больных, как антихристианскую, это нарушает врачебную этику, что недопустимо. Патриарх Московский и всея России Алексий называет эвтаназию «дьявольским делом», когда врачи убивают своих пациентов. Православные противники умерщвления, о чем наша Церковь высказалась определенно в своих «Основах социальной концепции».

Проблема эвтаназии, отец диакон, это пока еще проблема богатых людей, никто не будет заниматься проблемой лишения жизни бедного, безнадежно больного человека, который уже сейчас находится за рамками нашей медицины. Насколько проблема эвтаназии актуальна для нашей страны?

Я не согласен с вами в главном: проблема эвтаназии существует не для пациента, а для страховых кампаний, которые оплачивают лечение. Когда я слушаю, как в Совете Федерации нашего парламента идет разговор об эвтаназии, то я начинаю думать, что за этим стоит: сочувствие к страдающим людям, или чисто экономический расчет? В нашей стране охвачены социальной помощью все слои населения, пусть и формально, но все имеют право на медицинскую помощь, и эта проблема может коснуться и бедных. В Голландии не случайно против эвтаназии выступали инвалиды, которые понимают, что если общество стало умерщвлять тех, кто попросил об этом, то следующим шагом будут они, потому что общество пошло на это из соображений финансовых, а не нравственных. Я участвовал в эфирах по проблеме эвтаназии, и с просьбой убить обращаются обычно бедные люди, которые не могут себе помочь, они страдают и лишены помощи.

Отец Михаил, чем Вы можете объяснить, почему наша страна, которая имеет тысячелетнюю традицию Православия, первая в мире по количеству абортов?

Могу объяснить: наша страна, единственная в мире, оказалась очень серьезно травмирована тем экспериментом, который был поставлен в 1917 году. Легализация абортов в России — это проекция идеологии коммунизма в медицину, когда отрицается Бог, душа, личность, вечность, а человек — это биомасса по рождению, которая ценности не представляет. Отсюда легализация абортов, и сейчас цена этого эксперимента, который поставили когда-то Ленин, Троцкий, Семашко — 1 миллион 600 тысяч абортов в год в России. За семьдесят лет Россию добили окончательно. Например, в соседней славянской католической Польше, где был коммунизм, были легализованы аборты, в период перестройки народ буквально навязал правительству и либеральным журналистам запрет на аборты, вышли на улицу и добились. Россия, которую в последние 20 лет истыкали во все болевые точки, никак не реагирует. Мы перестали себя ценить и беречь. Поляки считают, что их мало и сохраняют себя, мы на это уже не способны.

Отец Михаил, Вы говорили о проблеме эвтаназии как проблеме сознания, но аборт проблема того же порядка. Те, кто идут на эту операцию, говорят, что бедно живут, не хотят нищету плодить, надо дать высшее образование ребенку, а когда он не один в семье, это трудно сделать. Все прикрываются материальными проблемами, но если посмотреть, то среди богатых немного многодетных семей?

Да, аборт это тоже проблема сознания современного общества, чему подтверждением является работа наших энтузиастов, психологов и добропорядочных верующих людей, которые в абортариях пытаются поговорить с женщинами, чтобы те пересмотрели стандартный смысл жизни: типа, всего пять комнат в центре Москвы, куда нам еще дети? И это не шутка, это случай из жизни. Или муж — алкоголик, бьет иногда, хочется ребенка, но невозможно в таких условиях вырастить… Оказывается, очень важно просто поговорить на эту тему. Организации таких доброхотов предлагают будущим мамам, если она откажется сделать аборт, выплачивать ежемесячно небольшое пособие на ребенка, коляску, пусть не новую, обещают помощь. И те женщины, которых удалось отговорить от аборта таким образом, потом не обращаются за помощью, помощь к ним приходит от родных, от того же мужа, который поменял свое отношение к родившемуся ребенку. Есть еще в огромном количестве абортов и проблема нашего окончательного распада: как в нашем обществе относятся к многодетным и беременным! Поэтому надо понимать, что преподавание «Основ православной культуры» в российских школах — это не вопрос культурологи и свободы выбора, а вопрос выживания. В стране, где все держится на нефтяной игле, рожать детей и воспитывать могут только фанатики, которые мотивируют многодетность не надеждой на Кремль и администрацию, пусть она меняется к лучшему, а на нечто более надежное. Мы видим, сейчас все идет по Дарвину: вымирают атеисты, потому что они, в основном, делают аборты, а самые большие семьи у верующих людей, хотя это очень небогатые семьи. Поэтому понятно, что преподавание «Основ православной культуры» является приобщением детей к православному сознанию, и это вопрос выживания: взрослых мы уже потеряли, так что сохраним хотя бы детей. А то лет через 30- 40 ни китайцам, ни арабам, или кто тут будет, орда бездетных российских стариков даром не нужна.

Вы можете назвать причину, по которой аборт неизбежен?

Когда вероятность гибели эмбриона 95 — 97 процентов, невозможность выносить — внематочная беременность. Оперативным путем иногда извлекают ребенка и вынашивают, но в России это не делается. Такие показания к аборту, как диабет, гипертония… но здесь идет речь о том, что женщина должна себя беречь, на дискотеки не бегать, не пить и не курить, тогда есть надежда, что ребенок родится. Но иногда повышается вероятность смерти матери, и здесь главное дать жизнь ребенку, а не спасти свою жизнь ценой его смерти, но это уже мученичество, надежда на милость Божию. У верующих людей в таких опасных ситуациях для роженицы дается благословение пастыря, беременные женщины причащаются, приходят за благословением, и я такого не знаю, чтобы какая-то женщина погибла в родах, все с Божией помощью проходило благополучно, Господь хранил.

Почему среди медиков возникают споры, что плод еще не ребенок и умерщвление плода не есть убийство?

В отсутствие предмета биоэтики в российских вузах. В других странах без этого не получишь диплом, а у нас нет даже хороших учебников по биоэтике. Если бы я говорил с медиками, я бы им сказал: действительно, неродившуюся жизнь можно отождествить с трупом. До 20 дня еще не бьется сердце ребенка, на 30 день закладываются ткани мозга, на 20 неделе ребеночек дышит. Но по внешним критериям: сердце не бьется, легкие не функционируют и мозг не работает. История болезни Никулина вся была в масс — медиа, и можно сравнить: у актера, которого спасали, отключаются легкие, мозг не работает, сердце перестает биться… летальный случай у пациента. И ребеночек, у которого только через двадцать дней начинается пульсация аорты, на сороковой день формируется четырехкамерное сердце, на девятую неделю формируются легкие, функционируют к 20- й неделе, и к девятому месяцу абсолютно здоровый пациент, иначе — летальный пациент на стадии активного выздоровления. Как называется врач, который обрывает жизнь пациента на стадии активного выздоровления? Такие вопросы надо задавать медикам, и это заставит их думать. На таких вопросах должна быть построена биомедицинская этика, которую надо читать в наших медицинских вузах.

Как общество должно относиться к российским женщинам, которые делают аборты: осуждать, прощать, оправдывать?

Я считаю, что аборт — это не женский грех. Потому что на аборты толкают родители, если несовершеннолетняя девочка, всегда есть партнер, как сейчас выражаются, или есть муж, есть врачи, есть консультация, которая часто подталкивает и навязывает аборт. Всегда есть общество, которое часто шпыняет и осуждает будущую мать. Все мы, вся наша страна несчастная, несем груз этой ответственности. Мы все повинны в этой крови. Женщина, когда приходит в абортарий, даже там надеется, что ее отговорят, остановят. Как умирающий, который просит его убить, на самом деле, этим кричит о помощи. Также и женщина, выбравшая аборт, надеется, что ее остановят, и это ее подсознательная попытка пробудить сочувствие и найти поддержку для рождения. Вместо этого она получает обратное, как в анекдоте о птичьем гриппе: «Отчего птичек убивают? Чтобы они не болели». Так зачастую и причина аборта: чтобы не рожать больных детей. Поэтому аборт — это проблема всего общества и каждого человека отдельно. К нашим женщинам, совершившим аборт, я отношусь, как и наша Церковь, с сочувствием и сожалением, но и с надеждой, что они смогут понять, что произошло с ними. Осмыслить это и только через покаяние, через молитву и обращение к Богу найти некую опору в своей жизни. По статистике после аборта погибают около 50 женщин ежегодно: последствия аборта это не только бесплодие, но и летальные исходы, а их реально раз в десять больше. Это кладбище. За 25 лет перестройки, совершая по 2 млн. абортов в год, мы истребили, примерно, население Украины в 50 млн. То есть на каждого три человека в России — один аборт. Ясно, что мы все к этому причастны в разной степени.

Мало того, что аборт — это убийство, но есть физиологические последствия этой операции, почему медики молчат об этом, почему не отговаривают?

У нас есть статьи 32 и 31 «Основ законодательства об охране здоровья граждан», в которых говорится, что пациент имеет право на информацию о состоянии здоровья, право давать или не давать согласие на операционное вмешательство. Предполагается, что пациенту рассказывают о диагнозе, методах лечения и прогнозах на каждом этапе лечения, и пациент должен получать всю информацию о всех возможных последствиях. В случае абортов женщинам не сообщают всю картину возможных последствий, и они лишены права на информационное согласие, которое является нормой для цивилизованных государств США, Европы, где пациент всегда подписывает бумагу, из которой он узнает все возможные последствия медицинского вмешательства на понятном ему языке, не на латыни. Если этого нет, он имеет право подать в суд на врача, который его ввел в заблуждение. Наша кафедра инициировала введение в стране специальной ознакомительной процедуры всех возможных последствий операции прерывания беременности, из которой женщина должна хотя бы понять, что ей угрожает, какие могут быть последствия для ее здоровья, но список уже сократили и убрали, в частности, летальный исход. Один их аргументов защитников абортов, это право женщины распоряжаться своим телом, право на аборт, а эмбрион — часть ее тела, как ногти которые она может отрезать. Это расхожий аргумент сторонников аборта, но эмбрион даже генетически может не быть частью тела, и более того, это может быть мальчик. И после удаления папиллом и маникюра женщина не переживает такую же сильную депрессию, как после аборта, существует абортный синдром, вплоть до суицида. Против абортов выступают в США, в половине Америки запрещены аборты, запрещены аборты в Исландии, Ирландии, Португалии, Польше, сложно сделать аборт в Греции, Германии и Италии… В России аборт считается естественной операцией. Если снова напомнить о проблеме сознания, то беременная женщина — это женщина, осознавшая себя матерью, а быть матерью — это уже двухсубъектные отношения. Есть ребенок, значит, решение об аборте, уничтожении новой жизни женщина не может принимать, она не может за ребенка решить его судьбу: хочет ли он быть убитым?

Люди не хотят иметь много детей, потому что не так богаты, но даже в Церкви священники советуют прихожанам предохраняться, чтобы не совершать греха убийства: не хотите зачинать детей — не зачинайте. Как Церковь, отец Михаил, рассматривает контрацептивное предохранение?

Этот вопрос никакими церковными канонами не регламентируется, они говорят только о том, что супружеская жизнь — личное дело семьи. Единственная оговорка в каноническом праве, когда идут супруги к причастию, накануне Евхаристии супружеские интимные отношения не рекомендуются. В постель Церковь не лезет, но если говорить о контрацепции как новой реальности, а это технология XX века, то, следуя опять же социальной концепции, Церковь разрешает использовать неабортивную контрацепцию: внутриматочные спирали, гормональные таблетки первого, второго дня неабортивного действия, и в тех случаях, где женщина не может рожать по медицинским показаниям. Надо знать, что любое контрацептивное вмешательство, естественное или искусственное, есть некая регуляция, есть вмешательство в волю Творца. Следуя «Основам социальной концепции» Церкви и пастырскому опыту некоторых священников, надо проявлять некоторое пастырское снисхождение к людям, которые не могут иметь детей по медицинским показаниям, чтобы не лишить верующих людей вообще супружеской интимной жизни, но употреблять супругам контрацепцию надо осторожно, с учетом ситуации.

Отец Михаил, есть ли такие формы протеста против абортов, против которых Вы?

Конечно, есть. Нельзя убивать врачей, которые делают аборты, нельзя сжигать абортарии. Есть случаи в США, где фанатики убивают врачей, делающих аборты. В нашей стране проблема абортов все-таки вопрос ментальности сознания и наплевательского отношения когда — то советской власти, а теперь либерально — демократической к своему населению. Поэтому, мне кажется, что протест против абортов в той или иной форме хорош тем, что он заставляет людей задуматься. Даже если они будут искать аргументы в пользу абортов, оправдывать самих себя — это уже хорошо, потому что они увидят проблему и им понятна будет наша аргументация. Если будем замалчивать проблему в целях толерантности и потому, что все замечательно, чтобы никого не травмировать, не касаться этой темы, тогда мы себя сами закопаем, а это реально. Еще пять- шесть лет, и с Россией будет закончено. Если ситуация не поменяется, мы исчезнем с лица земли. В пользу репрессивных мер могу сказать, что знаю людей, которые родились, благодаря Сталину, который запретил аборты с 1936 года по 1955. После войны плохо и бедно жили, появились и поздние дети, которые родились в период запрета абортов в СССР. Идеология тогда была уже советской, коммунистической, аборт не воспринимался как грех, и только юридический запрет сдерживал вал абортов в СССР. Должны быть какие-то формы правовой регуляции, должны быть. Мы говорим о женщинах, лишившихся возможности после аборта быть матерью, и убитых детях, но еще есть врачи, а в России неважно — атеист ты или верующий человек, и если отказываешься делать аборт по нравственным соображением, то можешь лишиться работы. На Западе у врачей есть право отказа делать операцию по прерыванию беременности, у наших врачей в России — нет такого права.

Отец Михаил, есть известный пример в истории, как больная мама родила слепого ребенка, два ребенка у нее умерли, она снова забеременела — приговор медиков сейчас был бы однозначен? Но та мама родила Людвига ван Бетховена.

Ее муж был наследственный сифилитик. У нас есть свой пример, ближе: представьте, родится ребеночек слепой, недоразвитый, ножки ручки коротенькие, все время сидит или лежит. Чтобы посоветовало массовое сознание? Конечно, убить, но поскольку в начале XX века абортов и УЗИ не делали, родилась блаженная Матрона московская, которая помогла тысячам, люди обрели через нее смысл жизни, ее молитва перевернула души и тысячи спасла, сама она была в великой святости. Мы делим людей на удачников и неудачников, олигархов, бедных и богатых, продвинутых и инвалидов, а Бог людей не делит. Он всем дает благодать, какой бы человек не пришел в мир. Как аргумент можно слышать: аборты прекратим делать, знаете, сколько даунов будет рождаться в России! А по статистике всего рождается 2400 даунов в год, а это самая распространенная деформация, остальных детей с отклонениями — еще меньше. В России таких детей мы можем содержать в золоте, чтобы не совершать почти два миллиона абортов в год. У Бога все люди Его дети, дауны и не дауны, и часто молитва этих неполноценных детей гораздо глубже, чем молитва полноценных детей. Есть дети, больные ДЦП, которые готовятся к причастию три дня, в день прочитывают один канон, и когда спрашивают наших студентов, помогают ли они этим детям, они отвечают, что сами учатся у них молиться. Это полезно знать, когда мы говорим о «пользе абортов» больных детей, может, такие дети ходатайствуют за нас перед Богом. Больные люди зачем — то посылаются в мир, наверное, ради того, чтобы мы, здоровые, остались людьми, чтобы в чем — то мы им отдавали себя. Если мы этого не будем понимать, мы развалимся, как общество, как социум, поэтому надо возвращаться к христианским корням. Представьте, каждый год в России будут рождаться на 2 миллиона больше человек, чем сейчас, и через 20 лет на 60 миллионов нас будет больше, а это уже другая страна, другая жизнь, другой мир.

Руководитель информационной службы Псковской епархии протоиерей Андрей Таскаев благодарил отца Михаила за проведенную конференцию и пригласил в Псков для встречи с медицинскими работниками, если наши врачи захотят встретиться с отцом диаконом. Умных людей нам явно не хватает, так что встречи на виртуальных и не виртуальных конференциях по больным проблемам нашего общества продолжатся, даст Бог, и если журнал «Фома» поможет.

Из общения с отцом Михаилом по проблемам биоэтики, мы вынесли представление о весьма опасных перспективах введения эвтаназии в нашем непредсказуемом государстве: сегодня еще и разговора нет, а завтра уже закон принят. Так что наша Церковь беспокоится заранее, зная российскую страсть к повторению ошибок европейского мира, с которого мы ныне обезъянничаем нашу жизнь. Хоть мы и задавали вопросы отцу Михаилу о преждевременности рассмотрения проблемы эвтаназии, но понимаем, что боязнь смерти в нашем современном обществе принимает параноидальные формы: здесь и сложные косметические операции, культ молодости, неравные возрастные браки… Совершенно правильно сказал отец диакон, исследуя проблему эвтаназии, что сейчас время умирания крайне значимо для современного человека, потому что мы разучились понимать смерть и разучились переживать ее. «Проблема смерти — проблема массового сознания и журналистов», — сказал отец Михаил. Мы можем добавить, что и проблема абортов — это проблема глухого непонимания практически каждым человеком смысла содеянного, что называется отцом Михаилом «проблемой сознания». Надо уточнить, атеистического сознания. Есть вероятность, что с введением законодательно эвтаназии врачи превратятся в легитимных палачей, это уже происходит в нашей стране, первой в мире по абортам, по убиению младенцев.

http://www.pskov-eparhia.ellink.ru/browse/show_news_type.php?r_id=3389