 |
| Патриархия.Ru | Михаил Моисеев | 16.11.2007 |
Ленты информагентств пестрят сообщениями о возвращении в Россию человека, судьба которого за последние годы оказалась в центре внимания всех российских СМИ. Виталий Калоев, потерявший в авиакатастрофе над Боденским озером свою семью — жену, сына и дочь — превратился в одну из наиболее часто упоминаемых в сообщениях информагентств фигур. При этом тон сообщений постепенно менялся. По мере того как вопрос о досрочном освобождении В. Калоева приобретал все более ясные очертания, накал страстей в СМИ усиливался.
Наконец, мы стали свидетелями того, как в московском аэропорту В. Калоева встречали с транспарантами: «Вы настоящий человек!». В чем «настоящесть» личности Калоева и почему человек, совершивший убийство — по понятным, в общем, мотивам, но все же убийство — становится центральной фигурой новостных лент?
Дефицит героических личностей — вот что остро ощущает современное общество. А без личности героя созидание какой бы то ни было идеологии невозможно. Как известно, каждая эпоха рождает своих героев. Древний Рим, эллинистическая культура, Средневековье, эпоха Просвещения, наконец, коммунистическая пропаганда — всем этим культурам были присущи свои герои, символизирующие особенности национального мышления и олицетворяющие некие морально-нравственные идеалы, характерные для той или иной формы общественно-политического устройства. Всегда были люди, о которых можно было сказать «настоящий человек» — в конце концов, хрестоматийный образец советской литературы — повесть Б. Полевого — даже называлась именно так.
Трудно сказать, на какую идеологию ориентируются нынешние СМИ, когда создают вокруг личности В. Калоева некий ореол героизма. Похоже, в данном случае срабатывает «рыночный» механизм, когда кричащий заголовок — это уже половина успеха в деле привлечения аудитории.
При этом трагическая судьба семьи осужденного становится лишь инструментом в формировании общественного мнения.
«Убийство <…> рассматривалось как тяжкое преступление пред Богом уже на заре священной истории, — сказано в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви. — „Не убий“, — гласит закон Моисеев (Исх. 20. 13)». В том же документе говорится: «Главным источником преступления является помраченное состояние человеческой души: «Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф. 15. 19).
Поэтому все произошедшее с Виталием Калоевым верующему человеку трудно воспринимать как-то иначе, кроме как страшную личную трагедию человека, который не справился с обрушившимся на него горем и совершил грех убийства. Он отомстил за гибель своих родных человеку, пусть даже ответственному за свершившуюся катастрофу, но далеко не единственному, — и убил диспетчера «Скайгайда» Петера Нильсена. А убийство в христианской традиции относится к смертным грехам — грехам, которые наносят тяжелейший вред душе согрешившего. Даже в ходе справедливой, освободительной войны человек, убивая, вредит своей душе — поэтому Церковь традиционно уделяла большое внимание духовному окормлению воинства. Тем более тяжелым является убийство умышленное — здесь в оценках сходятся Божественное право и нормы уголовного законодательства.
Но — налицо феномен героизации преступника. Героизации просто за то, что поступок, который он совершил, по-житейски понятен каждому, но далеко не каждому по плечу. Многие из наших современников переживали потерю близких по чьей-то преступной вине, но далеко не всякий решался на жестокую месть. Заметим: слава Богу, что не решался. С этой точки зрения Виталий Калоев выделяется из общей массы. И — что, только ради этого отличия он становится в глазах общества «настоящим человеком»?
В очередной раз драматическая или даже трагическая форма затмила собой весьма не героическое содержание. В очередной раз журналисты «отработали» тему по всем правилам искусства (искусства?) манипуляции массовым сознанием. Снова мы сталкиваемся с примером нравственной фикции, подделки, смысловой подмены, ненастоящести, — несмотря на то, что нас пытаются убедить в обратном с помощью ярких плакатов, крикливой мозаикой расползающихся по телевизионным экранам и новостным лентам.
Самому «герою» журналистских репортажей остается только сочувствовать — и в связи с его личной трагедией, которая раз и навсегда изменила всю его жизнь, и в связи с той незавидной ролью «настоящего человека», которую ему уготовали недобросовестные средства массовой информации.
Думается, ситуация вокруг личности В. Калоева еще и потому возымела такой серьезный резонанс, что его фигура во многом действительно символична. Рубеж тысячелетия, произошедшая смена политического строя в стране и последовавшие социальные потрясения оказались тяжелейшим испытанием для многих наших соотечественников. Многие столкнулись с проблемами, о существовании которых не подозревали еще пятнадцать-двадцать лет тому назад. Кто-то противостоял этим испытаниям, не желая их принимать; кто-то «ломался» под их тяжестью, кто-то учился приспосабливаться к новым условиям жизни. Но, видимо, подспудно каждый из нас все равно пытается найти объяснение своим бедам и трудностям где-то вовне. Отыскать виновного и дать выход накопившимся эмоциям, в какой бы форме они ни выражались — в виде демонстраций, митингов или в каких-то более радикальных и экзотических формах — соблазн для каждого из нас. Поэтому для многих, вероятно, пример Калоева на подсознательном уровне соблазнителен.
И все же подлинный подвиг — это принять все, что посылает Промысел Божий — трудности, испытания, болезни, потерю родных, житейские неурядицы — и жить с этим, сохраняя душевный мир — мир в себе, мир с Богом и мир в отношениях с окружающей действительностью.
Мы устали от безнаказанности зла и готовы вернуться в те далекие времена, когда кровная месть была едва ли не единственным ответом на несправедливость или жестокость — иначе чем объяснить бурный успех фильма С. Говорухина «Ворошиловский стрелок», где герой М. Ульянова берет на себя функции прокурора, судьи и палача? Но не зайдем ли мы в тупик, восхваляя вендетту как дело, достойное «настоящего мужчины»?
P. S. Во всей шумной акции «встречи героя» как-то забылась деталь, которая, возможно, имела лично для В. Калоева самое важное значение: он попросил прощения у детей Петера Нильсена. Искреннее раскаяние в содеянном — единственное, что способно сделать из преступника и грешника «настоящего человека».
