 |
| Правая.Ru | Владимир Карпец | 15.11.2007 |
Как «восхождение», так и «убывание» неизбежно про-исходит во времени, но во времени происходит только частичное восхождение и частичное убывание, поскольку полнота бытия (и небытия) существует в начале, искони, то есть вне времени, где не может не царствовать «анархо-монархия» (выражение Б.В.Микушевича) — это «эдем» Книги Бытия, «золотой век» Гесиода. Поэтому во времени происходит только убывание, у-ход, за-кат в их полной, окончательной тотальности, которую можно «удержать», но не отменить. Следовательно, это всегда «отчуждение» власти от бытия и ее неизбежное умаление, дробление, у-ничто-жение.
Преемственность же власти, ее легитимность, на-след-ование мы можем определить как присутствие в ней следа, от-света ее бытийной полноты искони. Это монархия как тотальное присутствие власти и анархия как ее тотальное отсутствие, в котором, впрочем, вечно рождается «золотой зародыш» присутствия, то есть, монархии. В библейском контексте он связан, конечно же, не с установлением монархии Саула, но с Мелхиседеком, который пред-шествует Аврааму и всей «авраамической традиции» и благословляет эту последнюю лишь для «области времени». Мелхиседек — это монархия и анархия, Авраам — демократия («договор»). «Светская монархия, называемая обычно империей, есть единственная власть, стоящая над всеми властями во времени и превыше того, что измеряется временем». (Данте Алигьери. «О монархии»).
Демократия в ее либеральном значении — если «отмыслить» демократию как «демотию», то есть, тотальное волеизъявление общности (от коллективного насилия до «сельского схода») — есть у-ничто-жение, неотменимый зов заката. Характерно при этом, что сами глашатаи наступления демократической эпохи еще отдавали себе в этом полный отчет: «Нет такой совершенной формы правления, — писал Томас Гоббс в „Левиафане“ (гл. 19), при которой право определения порядка наследования не принадлежало бы царствующему суверену. Ибо если это право принадлежит какому-либо отдельному человеку или частному собранию, то оно принадлежит подданному и может быть присвоено сувереном по его желанию. Следовательно, указанное право в данном случае принадлежит суверену. Если же право определения наследника предоставлено не особому человеку, а новым выборам, то это означает распад государства, и указанное право будет принадлежать тому, кто присвоит его себе силой, что противоречит намерениям первых основателей государства, желавших создать этим не временную, а вечную гарантию безопасности. При демократии все собрание не может умереть, поскольку не вымерла управляемая им людская масса. Вот почему при этой форме правления вопросы о праве наследования не могут иметь места».
В современном российском политическом контексте это внутреннее противоречие можно определить как противоречие между непреходящим монархическим содержанием, сущностью российской государственности, и ее республиканской, конституционно-демократической, либеральной формой. В русской философии вопрос о соотношении сущности и формы был со всей мощью поставлен в XVIII веке Григорием Саввичем Сковородой в его учении о «сродности», то есть, приведении вещей к единству. Разрыв «сродности» ведет к смерти вещей, их у-ничто-жению. Это в полной мере относится к власти, государственности, праву.
Для того, чтобы понять, о чем идет речь, мы должны прежде всего отказаться от принятой сегодня в теории государства и права категории формы правления и ввести понятие типа правления, соответствующее аристотелевой классификации государств. Согласно Аристотелю, монархический тип правления «сроден» большим пространствам, в то время как демократический уместен в малых государствах, в идеале — в рамках одного города-полиса: отсюда «полития» как синоним демократии. Россия, до последних лет простиравшаяся на одной шестой части суши вокруг центральной оси Евразийского «Великого континента», в принципе демократией быть не может — слишком велика и глубока — до бездонности — «тяга земная»: в монархии же «юрисдикция ограничена лишь Океаном» (Данте Алигьери. Указ. соч.). «Ограничение юрисдикции Океаном» — свидетельство того, что в монархии, в отличие от ориентированной на линейное время (и «прогресс») республики, господствует пространство, в том числе спроецированное на время. Если всякое республиканское мышление делает упор на исторические обстоятельства, политическую выгоду, заслуги или, напротив, преступления того или иного лица, обуславливающие более или менее представительный выбор должностных лиц или политического направления, то для сознания монархического важны не обстоятельства времени, но «длящаяся вечность», эон. «Если Бог живет в вечности, эта живая вечность должна превосходить противопоставление движущегося времени и неподвижной вечности, — писал В.Н.Лосский. — Святой Максим Исповедник подчеркивает, что вечность мipa умопостигаемого — вечность тварная; пропорции, истины, неизменяемые структуры космоса, геометрия идей, управляющих тварным мipoм, сеть математических понятий — это эон, эоническая вечность, имевшая, подобно времени, начало (выделено нами — В.К.). (Отсюда и название — эон: потому что он берет свое начало „в веке“, εν ανοναи переходит из небытия в бытие), но это вечность не изменяющаяся и не подчиненная временному бытию». Монархическое правосознание и есть применительно к государству и праву, прежде всего, правосознание длящейся вечности.
В истории новейшей российской государственности восстановление ее исторической сродности подспудно началось уже сразу после катастрофы 1991 года, и началась не благодаря, а вопреки ельцинской конституции, причем внутри самого же ельцинского руководства. «Отступлению от демократии, — писал в 2006 г. (10.06) украинский выпуск газеты „Коммерсантъ“, — старт дан был еще тогда, в 1996 г., а вовсе не на протяжении последних лет „путинского порядка“ <…> Главным лозунгом выборов 1996 года стала „преемственность курса“. И с тех пор этот политический флаг на башне Кремля не менялся. Под ним же происходила операция „Преемник“ в 1999—2000 годах. Под тем же знаменем проходило и мало похожее на выборы голосование 2004 года. Ключевой принцип демократии — сменяемость властей предержащих — был заменен на принцип преемственности».
Если говорить об «Операции „Преемник“ 1999−2000 гг.», то она, по сути, если отбросить конституционно-правовые напластования, была направлена на восстановление завещательной монархии, установленной Петром I в 1721 году, — не случайно она была связана с приходом во власть «петербургской команды» (всякое по видимости совпадение есть знак). Но переход от наследственного принципа к завещательному привел в эпоху господства «голштинцев», по сути, к катастрофе России, и Императору Павлу пришлось восстанавливать прямое преемство наследования Престола уже законодательно (что в условиях России не всегда хорошо — закрепленное в писаном законе, как правило, рушится под тем же самым «давлением земной тяги») — «Операция „Преемник“» была только началом обратного хода — в условиях абсолютно разрушенной преемственности — на самом деле, со 2 марта 1917 года — она была неизбежным и необходимым первым шагом. Обратим внимание на особое обстоятельство. В отсутствии видимой формальной преемственности власти — в виде монархии или «партийно-государственного правления» — в качестве гаранта преемственности выступала невидимая властная сила — российские спецслужбы. Отсюда и сейчас либеральные (и сепаратистские) нападки на «кровавую гебню» с одной стороны, попытки столкнуть одни спецслужбы с другими — с другой. Так получилось — и, по-видимому, какое-то время так будет и впредь — что с развалом государства и общества судьба преемственности власти оказалась в руках спецслужб.
Обратим внимание и на то, что такой «первый шаг» хотел сделать незадолго до своей смерти Иосиф Сталин, и этот планируемый, но так и не сделанный первый шаг тоже был связан с городом на Неве. Речь идет о попытке завещать власть в стране т.н. «ленинградской группе», репрессированной вскоре по т.н. «ленинградскому делу» за «русский национализм». Анонимный сетевой автор так характеризует эту историю: «Дав ход „Ленинградскому делу“ (и пойдя на поводу у своей „старой гвардии“), Сталин подписал смертный приговор себе и своей Империи, прервав преемственность политических поколений, сорвав назревшую (и практически уже подготовленную им) очередную ротацию элит и не обеспечив передачу дел в надежные русские руки. А уж космополитическая его челядь быстро — по историческим меркам — довела загубленное на корню дело до логического конца — либерального разложения и государственного распада. Как и империя Карла Великого, Империя Иосифа Сталина была делом рук одного человека, недолговечным геополитическим сооружением, и довольно скоро, при его внуках, распалась на части и прекратила свое существование <…> „Ленинградское дело“ — это поворотный, ключевой момент всей послевоенной советской истории. А его как-то привычно и небрежно затушевывают и принижают. Благодаря ему случилось все то, что случилось после (вплоть до краха), а этого не понимают или не хотят понять».
Но урок «ленинградского дела» состоит не только в этом. Его главный смысл заключается в том, что любая диктатура — если мы говорим по Карлу Шмитту о «суверенной», а не «комиссарской», т. е. делегированной диктатуре, — неизбежно кончается со смертью диктатора, и, не имеющая исторического продолжения, ведет после нее к государственной расслабленности и в конечном счете государственному распаду. Поэтому необонапартизм или неосталинизм могут быть хороши только как временная мера, позволяющая остановить движение к пропасти, но не более.
Напомним, что и «регулярное государство» Петра I, как и «красная Империя Иосифа Сталина», тоже было выстроено «под одного человека». Поэтому политическое будущее нынешней власти — если она хочет его иметь — лежит через Петербург (как одну из вех), но далее должно двигаться вперед, к Москве. Имеется в виду про- и праобраз русской государственности, явленный — но не развившийся (до срока?!) полноценно — в эпоху Царей с земскими и церковными соборами («Царь и Советы, а правительство рабочее» — в смысле без «министров-капиталистов»). Будет ли выход на этот путь возобновлением политической судьбы Владимира Путина? Комментарии на этот счет разные, но на некоторые стоит обратить внимание. Вот один из них: «Решение Владимира Путина возглавить партию „Единая Россия“ говорит только об одном. Путину нужно конституционное большинство (75% депутатов) в Государственной Думе. Для чего нужно конституционное большинство, если законы принимаются простым большинством? Ответ очевиден: для изменения Конституции, которое произойдет в ближайшие два года. О том, что Путин начал реализацию монархического проекта, говорилось неоднократно, особенно после его известной речи в Мюнхене и ежегодного послания Федеральному Собранию», — комментирует информационное агентство «Планета».
Восстановление монархии — это не реставрация в узком смысле этого слова как буквальное воспроизведение действия Закона о престолонаследии и Императорской фамилии 1796 г., хотя бы потому, что нынешняя территория России не соответствует территории Российской Империи. Это единый общенародный учредительный — точнее, возобновительно-учредительный — акт, в котором должны быть явлены все исторические потенции Русской истории: восстановление исторической династичности всех ее эпох, геополитическое наследие Ордынской эпохи, православные и соборные традиции Москвы, юридическое преемство Петербургской империи и советский социально-управленческий и военный опыт. Это возобновительно-учредительный акт «во времени и превыше того, что измеряется временем», в эоне как тварной вечности сущего между сверхвечностью бытия и ничтожеством собственного временного и временного". «В этом смысле, — указывал Лев Александрович Тихомиров, — истинная монархия может быть только одна. Это именно и есть та монархия, в которой одно лицо получает значение верховной власти: не просто влиятельной силы, а власти верховной <…> Посредством династии единоличный носитель верховной власти становится как бы безсмертным, вечно живущим с нацией. Государь является преемником всего ряда своих предшественников, он представляет весь дух верховной власти, тысячу лет управлявшей нацией, как сами подданные представляют не свою личную волю данного поколения, но весь дух своих предков, царям служивших. Духовное единство власти и народа получает тут величайшее подкрепление. Устраняя по возможности всякий элемент „избрания“, „желания“ со стороны народа и со стороны самого Государя, династическая идея делает личность Царя живым воплощением того идеала, которого верховенство нация поставила над собой. Государь одновременно и обладает всею властию этого идеала, и сам ему всецело подчинен».
Как это может произойти и какова в этом истинная миссия нынешней — очевидным образом — переходной власти, которая именно в качестве переходной способна обрести печать вечности (если же она упрется в собственную юридическую неизменность, она провалит всё!)? На этот счет существуют разные суждения, но нельзя не обратить внимания на некоторые появившиеся на этот счет высказывания (впрочем, автор этих строк еще в 1989 году писал о чем-то подобном в журнале «Родина»).
Александр Казаков: «4 ноября — попытка манифестации» («Русский журнал», 1.11.07): «„Консервативный курс“ Путина ассоциируется, помимо всего прочего, с декларациями о том, что ВСЯ история России является нашей историей и всю ее мы должны принять как свою, со всеми ее победами и трагедиями. Однако <…> нынешнее наше государство — Российская Федерация — объявило себя правопреемницей СССР. <…> Самое печальное заключается в том, что в последней Конституции СССР (1977 год) черным по белому записано: „Великая Октябрьская социалистическая революция, совершенная рабочими и крестьянами России под руководством Коммунистической партии во главе с В.И.Лениным, свергла власть капиталистов и помещиков, разбила оковы угнетения, установила диктатуру пролетариата и создала Советское государство — государство нового типа…“ Стоит подчеркнуть — государство в октябре 17-го было создано заново, а не воссоздано или реформировано. Тем самым вся предыдущая история была признана другой историей <…> История наших предков — это да, но с правовой точки зрения — не наша».
И хотя автор этих строк, в отличие от А. Казакова, не склонен воспринимать «советский период» как исключительно негативную страницу истории — по отношению к периоду после 1991 г. скорее, как раз, наоборот — не согласиться с ним в главном невозможно. Как невозможно не согласиться и с его основным «практическим» выводом: необходимо «созвать Всероссийский Земский собор и решением выборных от всей Земли Русской (вариант — от всего русского народа, в том числе в рассеянии сущего) восстановить правопреемство Верховной власти, национальный правопорядок и, в конце концов, связь времен. Для того, чтобы начать подготовку этого Земского собора, у нас есть законным образом (всенародно) избранные власти, которые могут принять все необходимые законы и другие решения <…> Поэтому следовало бы собрать Предсоборное совещание, в задачу которого вошли бы разработка выборного механизма и собственно подготовка Земского собора. И возглавить это Предсоборное совещание должен самый авторитетный человек в России, у которого как раз скоро появится свободное время для новых трудов на благо Отечества».
Действительно, это могло бы стать тем завершением президентства Владимира Путина, которое, подведя черту под неорганичным и сугубо временным президентским правлением как таковым, открыть путь и для его будущего участия в управлении действительно новой (и старой одновременно) России в качестве премьер-министра (Председателя Совета министров, канцлера и т. п.).
Что же до самого носителя Верховной власти, то речь вовсе не должна идти об определении (а именно определением, а вовсе не выборами его должен заниматься Земский собор) наиболее внешне талантливого. Совсем нет. Собор указывает на Царский род. Л.А.Тихомиров писал: «Для монарха, как власти верховной, необходимейшее качество составляет духовное единство с подданными, при котором он может выражать народный идеал, и сознание своей обязанности давать в управлении выражение именно этого идеала. Спокойное исполнение этой обязанности требует нравственной высоты и уверенности в прочности своей власти, а это возможно лишь тогда, когда в стране становится почти невозможной борьба за власть (верховную). Все это достигается твердой наследственностью престола и укоренившимся чувством легитимности. Отправление верховных обязанностей при этом не требует от носителя верховной власти никаких особых выдающихся деловых способностей. Хорошо, если они есть, но в них нет непременной надобности, ибо в стране всегда найдется достаточно способных людей, которые исполнят все дела управления под надзором Верховной власти». В этом смысле монархия, в отличие от цезаризма и бонапартизма, не «выстраивается под одного человека».
Единственным возражением против такого сценария является то, что он слишком гладок и не учитывает многих обстоятельств, в том числе возможности большой войны, которая неизбежно будет спровоцирована против России, если также развитие событий будет совершаться открыто и на глазах враждебного мира. Впрочем, возможны и иные варианты — «оранжевый» сценарий или взрыв сепаратизма, в том числе псевдорусского. Тем не менее, все это способно лишь замедлить — быть может, впрочем, наоборот, ускорить — но никак не отменить Великого Возвращения Государя, залогом какового является неотменимая тяга земная. Это произойдет вопреки за-паду, дабы «золотой зародыш» перешел в море бытия по ту сторону за-ката. Если сегодняшняя власть «не познает посещения своего», это произойдет уже без нее.
