 |
| Фома | Мадлен Кайар | 13.11.2007 |
В сентябре в Челябинской области широко отметили юбилейную дату — 1600 лет со дня преставления святителя Иоанна Златоуста. Этот святой — один из наиболее почитаемых в Православии, автор самого «популярного» в Православной Церкви текста Литургии. Он жил и трудился в IV веке в Антиохии, был сослан в Армению, скончался близ нынешнего Сухуми. Но почему этого святого особо почитают в Челябинской области? Дело в том, что на ее территории находится крупный город, центр промышленности и художественной резьбы по металлу, под названием Златоуст. В XVIII веке тульские промышленники Мосоловы построили здесь завод, который назвали Златоустовским (краеведы считают, что икона Иоанна Златоуста была фамильной святыней дома Мосоловых). С тех пор святителя Иоанна почитают как небесного покровителя города. Прибытие в сентябре этого года его честных мощей в Златоуст, а также Челябинск, Троицк, Магнитогорск, Миасс и другие города области стало настоящим событием, которое готовилось совместными усилиями епархии и администрации области. В наше время, когда споры о светскости государства уже набили оскомину, такое единение обретает особенное значение.
Нынешний Златоуст известен прежде всего производимым здесь искусно украшенным оружием. А раньше, в советское время, здесь делали в основном танки и ядерные ракеты — один из главных аргументов СССР в холодной войне. В их производстве было занято несколько заводов и множество людей. Что стало с ними потом, после распада Союза? Чем живут они теперь? В канун торжеств, связанных с именем Иоанна Златоуста, мы задались этими вопросами и выяснили, что волнуют они не только жителей России. В 2006 году фильм о городе Златоусте и его обитателях сняла французская режиссер-документалист Мадлен Кайар. В «РИА Новости» ей заказали картину о России и предложили на выбор несколько городов. Она остановилась на Златоусте. Почему? Чем заинтересовал ее уральский промышленный центр? Что узнала она о нашей жизни после четырех недель съемок? На эти и другие вопросы Мадлен Кайар ответила «Фоме» в своем интервью.
После ракет
— Идея этой картины принадлежала агентству «РИА?Новости». Задачу сформулировали так: нужно показать Западу «другую» Россию. Не страну преступности, олигархов, Куршевеля, Чечни и бомжей, а ту, что живет нормальной человеческой жизнью, о которой Запад почти не знает. Мы решили, что картина должна быть о людях, которым сейчас около пятидесяти. Они работали в советское время и продолжают работать сейчас, они пережили разрушение огромного государства и его экономики, и это было для них потрясением. Ведь раньше они жили в патерналистском обществе, где власть «по-отечески» заботилась об их трудоустройстве, образовании, здравоохранении… И вдруг никто больше ни о ком не заботится, и нужно уметь самому продать свои навыки и знания. То есть человек должен был учиться быть конкурентоспособным, учиться выживать. Все герои нашего фильма так или иначе этому научились.Я выбрала Златоуст, потому что, как мне показалось, в этом городе сконцентрированы все эти черты: в советскую эпоху практически все население города было занято в «оборонке». Что же происходит теперь? Где работают люди? Довольны ли они новой жизнью? Фильм пытается дать ответ на эти вопросы.
— Наверняка у Вас было свое представление о России, когда Вы взялись за эту работу…
— До этого я уже бывала в Москве и Санкт-Петербурге, так что этот приезд не был первым. Но раньше я довольно мало общалась с русскими — только во время экскурсий и в ресторанах. Именно пребывание в Златоусте помогло мне увидеть настоящую Россию. Никогда еще я так долго среди русских не жила — съемочный период длился четыре недели. За это время я получила важный опыт… Первое впечатление было поразительно контрастным. С одной стороны — много бытовой грубости, я бы даже сказала, жестокости. Когда в транспорте тебя толкают, старшим не уступают место, на улице никто не извинится, если заденет… А с другой стороны — невероятное радушие, расположение к тебе людей, которые тут же приглашают к себе домой на обед или ужин. Каждый, кого мы снимали, звал нас к себе в гости, открывал перед нами свой дом. Благодаря этим людям я понемногу узнавала каждодневную реальность вашей страны.
Я открыла для себя интереснейший тип человека — пролетария-интеллектуала. Это образованный рабочий, который прекрасно разбирается не только в своей специальности, но и в политике, экономике, имеет собственные суждения в самых разных сферах, обладает художественным вкусом… Когда мне было лет двадцать, я придерживалась крайне левых взглядов. И Советский Союз был для меня и моих друзей воплощением справедливости, идеалом из какого-то другого мира, лучшего, чем тот, в котором живем мы. Потом нам рассказали, что это глупость и люди в СССР живут плохо. Но теперь я вижу, что не все в наших юношеских мечтах было утопией. Я увидела, что образованные рабочие — это не просто один-два человека, это целое общество. А ведь большинство этих людей пришли на завод в четырнадцать-семнадцать лет и образование получали в вечерних школах. Это не миф и не сказка — и это удивительно.
«Вы показали мне мою страну»
— Мы в России часто говорим о нашем «удивительном менталитете», о «загадочной русской душе"… Во время работы Вы сталкивались с этими «загадками»?— Миф о русской душе распространяется прежде всего самими русскими. Вообще я считаю, что в каждой культуре есть свой аспект гениальности и неповторимости, связанный с языком и многими другими факторами. Про каждую страну можно сказать, что у нее есть какая-то особенная душа. Но в работе над фильмом я изначально не искала никакой экзотики. Мне важно было открыть и показать другое — энергию, человеческие таланты, инициативы, те «неграненые алмазы», о которых нигде не пишут и не говорят и которых нигде больше не найти.
— Почему Вы сумели их заметить, а Ваши коллеги не замечают? Ведь западные журналисты пишут о России совсем другое.
— У документалиста, в отличие от журналиста, есть большое преимущество — он не находится в погоне за сенсацией, не ищет «жареных» фактов. Он не ограничен во времени и имеет достаточную свободу для творчества. Я попыталась всем этим воспользоваться. Я, кстати, не уверена, что российские документалисты в полной мере осознают, что у них есть эти же инструменты. Я пыталась понять, у всех спрашивала, почему в России так мало хорошего современного документального кино, ведь есть и замечательные операторы, и технические возможности… И чаще всего мне отвечали, что это кино просто не имеет спроса. Если же оно появляется, то больше напоминает пропаганду, чем произведение киноискусства. Я подумала тогда, что у российских документалистов подход в целом еще очень советский. У них слишком много табу, много страхов по поводу того, что можно показывать в кино о своей стране и чего нельзя. Я не сразу поняла, что причина этого — не в примитивном ура-патриотизме или национализме…
— А в чем Вы видели проявление национализма?
— Я судила по Франции. Для нас национализм — это защитная реакция, недостаточно умная, недостаточно критичная, характерная для людей, которые кричат: «Не трогайте мою страну, не говорите о ней плохо!» Но таких немного. В большинстве своем французами все-таки владеет критический дух, и свою страну они оценивают с этих позиций. Хотя при этом, конечно, все французы считают, что Франция — это лучшее место в мире.
Поэтому меня потрясла реакция русских людей на мой фильм. После просмотра многие подходили и говорили: «Спасибо, что Вы рассказали мне о моей стране столько хорошего». Во Франции такой комментарий немыслим… Во-первых, нет нужды кого-то уверять, что он живет в лучшей стране на свете. Во-вторых, сами документалисты не склонны идеализировать мир.
Так вот, я судила по Франции… И мне действительно потребовалось время, чтобы понять, что такая реакция русских — от недостатка художественных произведений, фильмов, книг, сюжетов, которые бы вообще рассказывали о России что-то отличное от криминальной хроники, терроризма и коррупции.
«Русские — такие же люди, как мы»
— Был интересный эпизод. На Новый год ко мне пришли гости, и среди них был один наш очень известный экономист, который регулярно публикуется в «Le Monde» и выступает по телевидению. Он знаменит своими резкими оценками и острым языком. Как правило, он начинает разговор с того, что ему не понравилось, сразу замечает недостатки. А тут он вдруг попросил показать ему этот фильм. Я даже вышла из комнаты, потому что знала, что он скажет, — меня ждал «расстрел в упор», но деваться было некуда. Когда фильм закончился, я вернулась и дипломатично осведомилась: «Ну как?» На что он сказал: «Очень хорошо. Из этого фильма я понял, что русские — такие же люди, как и мы…» Такой высокой похвалы я не ожидала.
— Неужели русские до сих пор представляются западным европейцам медведями среди снегов?
— Как Вам сказать… Этого человека можно понять. Он ведь печатается в газетах и выступает по телевидению, соответственно, сам очень много читает газет и много смотрит телевидение. И для него важно было увидеть, что русские тоже ведут дела, организуют малые и средние предприятия, живут, выживают, устраиваются, — словом, они похожи на людей с соседней улицы, а не на олигархов из Куршевеля.
Вы поймите, Европе малоинтересны разговоры о русской душе. Там ждут другой информации. Например, французы знают, что есть какие-то очень богатые русские, которые покупают виллы на Кот-д'Озюр и в других самых дорогих местах Франции, прогуливаются с длинноногими девушками по Елисейским полям… Знают, что есть президент, и воспринимается он как прямой наследник и последователь линии Советского Союза, и потому вызывает довольно негативную реакцию, ведь все истории политических убийств, отравлений и так далее в сознании европейцев так или иначе связаны с СССР. Наконец, есть представление о том, что простой народ в России живет очень плохо, что он притесняем, несвободен и беден. Между этими карикатурными полюсами — вакуум. Но именно такой образ «полярной» России в Европе понятен и ожидаем. Задача же документалистов в том, чтобы рассказать о золотой середине, зачастую вопреки ожиданиям. А это всегда риск.
— Вы тоже рисковали?
— Конечно. Об этом можно судить хотя бы по тому, что до сих пор ни один французский канал не дал согласия показать этот фильм. Но мне важно другое. Те, кто его видели — на фестивальных, на закрытых или частных просмотрах, — говорят, что хотели бы получше узнать такую Россию. Хотели бы отправиться в эту российскую глубинку, чтобы увидеть все своими глазами. И речь не о красивых пейзажах, а именно о желании увидеть этих людей, моих героев, к которым раньше не испытывали никакого интереса…
— Для меня Ваш взгляд тоже был удивителен. Потому что от иностранца, который снимает фильм о России, я, каюсь, ожидала привычного коктейля: матрешки, гармошки, баня и яйца Фаберже на завтрак олигарху. Ну еще пара бомжей в метро — для колорита.
— Да, предрассудки… Знаете, это ведь порочный круг: мнение, что иностранцам интересны только бомжи и матрешки, приводит к тому, что сами русские с какой-то особенной навязчивостью предлагают именно эти темы. Поскольку на Западе иного не показывают, создается впечатление, что ничего другого в России и нет. Даже когда мы вели переговоры о фильме с «РИА Новости», мне предложили снять сюжеты о народных танцах, резьбе по металлу и сувенирах из кожи. Пришлось потратить много сил, прежде чем российские партнеры поняли, что снимать об этом я не буду. Я ведь никому не смогу во Франции доказать, что стотысячный город, который производил ракеты и другую сложную военную технику, в постсоветское время нашел для себя выход в том, чтобы рисовать по металлу или плясать «калинку».
— Вы даете портреты разных людей: от директора завода до юного модельера. Как Вы выбирали героев фильма?
— Это была одна из самых интересных и в то же время самых сложных сторон работы. Мы долго переписывались с Рустемом Сафроновым, который представлял «РИА Новости» и который сам родом из Златоуста. Кого-то посоветовал он, кого-то нашли мы сами, когда приехали на съемки. Конечно, в идеале мне хотелось бы с неделю просто пожить в этом городе среди людей. Приглядеться к ним, понять, чем они живут. Например, два поколения внутри одной семьи: как у них выстраиваются отношения? О чем они говорят? Куда ходят на работу? Как покупают продукты? В какую школу отдают детей? Как видят их будущее?.. Если фильм об этом, то он дает возможность увидеть человека в его социальном контексте, а не как насекомое под микроскопом.
Мне, к сожалению, не удалось оставить эпизод, в котором одна семейная пара признается, что и они, и их дети многое потеряли с распадом СССР. И продолжают каждый день терять, потому что школы, высшее образование, хорошая работа — все это стало куда менее доступным, чем в советское время. Возвращается неравенство… Из разговора можно было понять всю глубину их ностальгии. На мой взгляд, это тема для отдельного фильма.
И еще я хотела бы снять картину о русских женщинах. О таких, с какими познакомилась в Златоусте. Ведь во французской прессе часто публикуют фотографии ваших соотечественниц. Либо это представительницы древнейшей профессии, либо бизнес-вумен, зашитые в брюки и с непременной сигаретой в зубах. А мне хочется рассказать о тех, кто умеет принимать гостей, терпеть и всё понимать.
Подготовила Алла Митрофанова
http://www.foma.ru/articles/1289/
