Свобода, равенство и..панибратство?

На мысли о том, что подобный «лозунг» вполне может появиться в современной церковной среде, автора этих строк натолкнул, возможно, не типичный, но достаточно показательный случай. Как-то в нашем храме принял крещение один довольно немолодой человек. Всех присутствующих, в том числе и батюшку, пригласили на устроенную по этому случаю трапезу. Первое впечатление, возникшее за праздничным столом — событие планируется хорошенько «обмыть сорокаградусной». Молодой, прослуживший всего пару лет, священник попытался объяснить собравшимся, что нехорошо новокрещённому начинать христианскую жизнь в таком «контексте». И получил в ответ внезапную, резкую реплику «из зала»: «Дома будешь учить!» Пытаться переубедить её автора в обратном не имело смысла. Для полноты картины не хватало только расхожей фразы: «Традиция такая, сынок…»

Процесс утраты неких рамок общения в современном мире очевиден многим людям. Даже молодым, родившимся уже в обстановке нравственного хаоса.

Более всего «безрамочность» сегодня наблюдается в отношениях «учитель — ученик». Например, покурить с преподавателем на крылечке или в положенных n метрах от института, обсуждая при этом последние новости, уже не кажется целому ряду студентов «чем-то слишком». Общение на «ты» в вузовской среде нередко сопровождает образ «неконсервативного» преподавателя. В других, чаще элитарных, заведениях, воспитатели чуть ли не с трёх лет говорят ребёнку «Вы», как маленькому барчуку. И это тоже считается прогрессивным для развития личности. Этические нормы, правила нестабильны уже на уровне школы. Серьёзный сигнал тревоги.

В семье, кажется, всё проще. Есть схема «мама-папа-я». И если ребёнок становится «маленьким царьком», обращаясь к родителям, как к прислуге, это уже однозначно не «инновация», а проблема. Хотя, среди моих знакомых есть одна творческая, богемная семья, где трое детей с рождения называют маму по имени. Только звучит здесь, по-моему, не «творческий подход», а странное желание женщины не ощущать вместе со словом «мама» свою «обременённость детьми».

Мы вряд ли определим, что виновато в господствующем в наши дни духе панибратства. Англоязычные ли фильмы, в которых ребёнок вполне может выбежать навстречу незнакомой тётеньке с криками: «Привет! Я — Кэти!» Или молодое поколение, привыкшее к общению в интернете, где люди предстают под «никами», за которыми часто не видно ни пола, ни возраста. А может быть, те представители старших, которые в последнее время всё более отказываются «стареть», облачаясь в «элегантные шорты» и усваивая словечки из молодёжного жаргона. Важно другое: эту «дурную привычку» мы вместе со всем прочим приносим в Церковь.

— Эй! Слушайте, мне это…

Мужчина в летней рубашке топчется у солеи с «карманным иконостасом» в руках. Священник устало кивает головой и скрывается в алтаре. Он уже знает, что в переводе с «захожанского» сие означает: «Освятите мне машину. Немедленно». И что после этого удовлетворённый «водила» достанет из кармана несколько смятых ассигнаций со словами: «Ты… этта, не обижайся…как говорится, от щедрот…» И исчезнет в неизвестном направлении, даже не потрудившись узнать, как к батюшке обращаться-то. Зачем, ведь всё и так «понятно»: ты мне — я тебе…

В духовной литературе наших дней можно встретить термин — «мнимый демократизм». Мнимый потому, что подобная «демократия» скрывает в себе одну из опасных тенденций в духовной жизни. Тенденцию воспринимать священника просто как профессионала в своей сфере, как «исполнителя духовных услуг». Которого, словно коллегу по работе, можно «подколоть», «пожурить» или «похлопать по плечу».

Конечно, неправильным было бы и отношение к священнослужителям как к представителям «некой элитарной церковной касты». Ведь иерей и миряне вместе участвуют в храмовом богослужении и, причащаясь, становятся единым Телом Христовым. Но чаще встречается другая крайность. Принятие священного сана уже не воспринимается многими как обретение иного качества жизни. Священник, конечно, может «не устраивать» нас по каким-то человеческим качествам. Кроме того, он может казаться слишком «юным» для решения проблем «зрелых» людей или же, наоборот, консервативно-келейным, не знающим «реальных» проблем. Но отношение к нему всегда должно оставаться духовным.

Только вот как понять слова «духовное отношение» человеку, недавно пришедшему в храм? Ведь к Богу мы все приходим бездуховными.

Философ И. А. Ильин определял как «вернейший признак духовности» отношение почитания и благоговения: «Человек, умеющий трепетно и благоговейно предстоять, сумевший утвердить своё духовное достоинство через жажду священного и познавший радость верного ранга, уже научился чувству ответственности и вступил в сферу религиозного опыта».

Мы редко осознаём себя ответственными за то, что происходит в Церкви. Для нас это — «она», со своими ошибками и проблемами, нас не касающимися. А между прочим, многие из этих трудностей ведут начало как раз от наших «дурных церковных привычек». А также от того, что обвинять Церковь или говорить от её имени берутся люди, ничего о ней не знающие. Как писал тот же Иван Ильин, «нигде беспочвенные фантазёры и болтуны не приносят такого вреда, как в религии: здесь они компрометируют не столько самих себя, сколько ту сферу духа, в которой они якобы пребывают».

И всё-таки, в чём мы ответственны перед священником, к которому ходим в храм? Или с которым вступаем в общение где-то ещё, включая просторы интернета. Ведь каждый из нас всего лишь частица людского потока, подходящего после воскресной службы к Кресту…

Первым батюшкой, к которому я регулярно приходила исповедоваться, был настоятель храма в женском монастыре. Исповедь там начиналась с вечера и продолжалась всю длинную монастырскую службу. Прихожане были просто счастливы от возможности столь подробного общения с духовником. Но меня, подростка-неофита, «грызли» мысли о своей «ненужности» в Церкви, о равнодушии батюшки к моим проблемам.

«Послужили — и разошлись по домам. И если завтра умру, никто из них не придёт на мою могилку…» С этими мыслями я не появлялась в храме почти полгода. А потом, исповедавшись наконец, услышала от батюшки:

— В тот, прошлый раз мне очень не понравилось твоё состояние. Пришёл домой. Обычно, снимаю крест, и всё, я муж и папа. А тут — думал, думал… А ты бы и ещё полгода не приходила, да?

Эта небольшая «исповедь», произнесённая «с той стороны», во многом изменила моё отношение к людям в духовном сане. Прежде всего, позволив понять, какой груз в душе несёт священник за всех нас. А мы часто не отвечаем ничем. О взаимной ответственности, существующей между пастырем и пасомыми, замечательно сказал святитель Иоанн Златоуст: «Скажи же мне: почему, тогда как наставник твой подлежит такой опасной ответственности, ты не хочешь даже слушать его, и притом — для твоей же пользы? Хотя бы все, касающееся его, было исправно, он беспокоится, пока все, касающееся и тебя, не будет исправно, и отдаст двойной отчет. Представь, сколько ему надобно трудиться и заботиться о каждом из подчиненных. Какую же ты можешь воздать ему честь, какую услугу, которая была бы равносильна таким опасностям? Не можешь предложить ничего равного; ты еще не положил за него души своей, а он полагает за тебя душу свою.»

В любом, пусть даже случайном, соприкосновении с человеком священник — «при исполнении». И за исполнение это будет серьёзнейшим образом отвечать. Вот почему так горько для него и наше равнодушие, и общение в духе «равенства и панибратства», словно не замечающее его «духовных погон». Нелишним было бы вспомнить и другие слова одного из великих отцов Церкви: «Кто почитает священника, тот постепенно будет почитать и Бога». А также духовное правило, единое для церковных и совершенно светских людей: не искушай (или, другими словами, не провоцируй) ближнего твоего. В том числе и «похлопыванием по плечу».

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4388&Itemid=4