 |
| Правая.Ru | Владимир Карпец | 09.11.2007 |
Так вот, в те времена, позднесоветское политическое устройство — в принципе, после «перемены имен», оставшееся таким же по сей день, — было фактически основано не на одной партии, а на двух — «русской» и, скажем так, «антирусской»; при этом к каждой из них принадлежали люди самых разных политических взглядов, а «марксизм-ленинизм» использовался в качестве некоего «конвенционального языка», в который вкладывали все, что угодно, — последние носители собственно коммунистической идеологии были уничтожены в 1937−38 гг., причем, кто есть кто и что есть что, всегда было понятно. Причем как та, так и другая, «партия» были представлены на всех уровнях — от самиздата и уголовной среды до Политбюро ЦК КПСС и руководства КГБ — и в принципе между ними поддерживалось равновесие — поддерживалось самим же Политбюро, видевшем в таком равновесии гарантию от внутренних потрясений и внешнего вмешательства.
Собственно, советский режим как таковой все более ветшал и разлагался, будучи как изначально нелегитимным — от 2 марта 1917 года и далее — так и все более обретавшим качества дегенерации — после ХХ съезда КПСС. Безусловно, перемены, причем радикальные, были необходимы, однако их ни при каких условиях нельзя было начинать до победы в холодной войне, к каковой у России (под оболочной СССР) были все предпосылки (сегодня многие западные аналитики прямо говорят, что если бы США не удалось организовать «перестройку» в СССР, то аналогичный процесс распада начался бы в самих США уже в начале 90-х). Иными словами, речь шла о том, чтобы «день простоять и ночь продержаться», — что такое полтора-два десятилетия в истории? — а дальше путь к расчистке политико-исторических завалов открылся бы сам собой. Отсюда проистекала решительно просоветская и антидиссидентская позиция «русской партии» («коммунистические сверхортодоксы» от Суслова до Кочетова тоже, на самом деле, относились к ней), отталкивавшая многих в либеральный и антирусский стан, но чтобы тогда это понять, надо было обладать величайшим умом (понимали это уже умиравший тогда Алексей Федорович Лосев, Леонид Леонов, Олег Волков, Владимир Микушевич). Ситуация была парадоксальна, даже сверхпарадоксальна: за «сверхкоммунистической ортодоксией» (употребляем это слово, разумеется, не в значении Православия, хотя и тут, как выясняется, не так все просто) стоял на самом деле национально-консервативно-революционный антикоммунизм, а за умеренным, представавшим тогда как «демократический социализм» антикоммунистическим либерализмом, включавшим в себя также и требования религиозной свободы, — те же самые силы, что в 20-е годы — за «мировой коммунистической революцией». Стратегия этих сил, разработанная на самом деле в недрах спецслужб стран Запада и аналитических структур международных финансовых организаций, за которыми стояли иные люди «без лиц и спин», а за этими последними уже совсем не люди, заключалась в том числе в том, чтобы абортировать растущий тогда во всех слоях общества — сверху донизу — русский патриотизм, патриотизм государствообразующего народа СССР, что было через тогдашний гимн Союза признано официально, — включавший в себя, хотя и неявно, также православную монархическую составляющие — и через либерализацию общества в оболочке «социализма с человеческим лицом» добиться распада страны. Делалось это в том числе так. Соответствующих людей вызывали «куда следует» — а там также действовали «агенты влияния» глобализма, они-то в основном и «сидели на идеологии», в т.н. Пятом управлении, в то время как патриотические, евразийские силы в основном были сосредоточены во внешней разведке — и сводили беседу примерно к следующему: «Мы вас поддержим, только давайте поменьше про царей, зачем они нам нужны? давайте побольше про жидов»; после этого незадачливые патриоты, в основном кандидаты технических наук, и были рады стараться — ну как же, нас же поддержали… Однако после публичного чтения, например, на собраниях «Памяти» «Протоколов сионских мудрецов» печать — криптолиберальная, от «Правды» до «Московского комсомольца» — разворачивала направленную обработку общественного мнения по «маргинализации» патриотических движений в целом, а затем, что самое главное, наносился мощный удар по позициям «русской партии» уже внутри собственно советских структур, в том числе путем физической ликвидации, как это было, например, с членом Политбюро П. М. Машеровым.
В результате либералы неуклонно, «медленно и печально» шли к власти, а русские силы все более превращались в изгоев и объект «пристрелки», причем в русских организациях образовалась особая прослойка лунатических и запрограммированных «профессиональных антисемитов», после разгрома одного крыла «русского фронта» перекочевывавших в другие, ибо они получили особые индульгенции, позволявшие им полубезсознательно и, если не умышленно, то, во всяком случае, безответственно пролагать на деле путь к «перестройке» в ее яковлевско-ельцинском варианте. Так впервые проявились разрушительные, антирусские, в конце концов, плоды того, что Александр Дугин называет «национализмом ненависти», с помощью которого очень широкое в середине 80-х годов движение за русское национальное возрождение было приведено к поражению.
Следует в связи с этим напомнить, что Константин Леонтьев еще в конце ХIX века называл «национальную политику» «орудием всемирного разрушения». Сам величайший русский реакционер — в самом высоком смысле этого слова — имел в виду, прежде всего, национально-освободительное движение в Греции и на Балканах, и история в 1914—1918 гг. полностью подтвердила его правоту. В 1914 году Российской Империи через Антанту была навязана атлантическая и, по сути, либеральная политика поддержки национальных устремлений (на Балканах) против имперских Германии и Австро-Венгрии, что привело к уничтожению в Европе имперской «цветущей сложности», гибели всех трех Империй и временному — примерно до середины 30-х годов — торжеству «мирового Заката».
Но дело не только в этом. «Национальная политика» есть лишь часть «глобальной политики» Капитала как демиургического принципа отчуждения («большого взрыва», big bang’a), диалектически включающей в себя дробление имперских катехонических могуществ на национальные сгущения и размывания этих же сгущений витриолическим рынком и «кочевничеством». Не случайно само понятие нации — nation — и национального государства, точнее, нации-государства — nation-etat — возникают в Европе в эпоху буржуазных, то есть, капиталистических революций, вместе с понятиями «прав человека», «правового государства», «гражданского общества» и проч. Этого не скажешь о понятии раса как свойства крови и рода, синонимически объединяемых в понятиях Surya, Rosh, Rus или Русь («раса Русь») и выступающем в качестве государство-образующего имперского и царского (sar = sur = rus) принципа. В этом смысле, например, сама идеология германского национал-социализма носила в себе изначальное внутреннее противоречие — она отождествляла расовое с национальным, имперское с, по сути, «местечковым», и не могла не потерпеть поражение от имперского русского начала, сокрыто движущего Красной, т. е., Русской, Армией (ros, rosh — также и «красный») и не могущего быть отождествленным с началом узко национальным. Именно в этом и состоит германский урок, который до сих пор не могут усвоить многие нынешние русские патриоты, находящиеся под чарами лунатически-деструктивного национализма.
Парадоксально, но после катастрофического крушения Советской Империи обрубленная и истощенная российская политическая структура осталась той же самой двухпартийной, точнее, двухсоставной, при том, что конвенциональный политический язык («демократия», «соблюдение прав человека», «конституционный порядок», «толерантность» и проч.) оказался еще беднее и уязвимее, в том числе потому, что заимствован у прямого политического противника, организовавшего и осуществившего — не без внутреннего содействия, разумеется, — распад страны. Сегодня на роль самостоятельных отдельных наций начинают претендовать не только те, которые образовали свои политические структуры после распада Союза, но и чисто русские территории: мы слышим о том, что самостоятельные нации — не только украинцы, но и сибиряки, поморы, казаки и проч. Когда механизм «самоопределения» и национального психоза запущен, его уже не остановить. И в этой ситуации этнический русский национализм начинает играть ту же самую роль, что он сыграл в конце СССР, но только вместо «союзного центра» он направляется против все той же Москвы, пускай представляемой в качестве «глобалистского», «космополитического» центра, «центра мигрантов» и проч. Сторонники т.н. «Русской Республики», например, считают Москву главным «распространителем азиатского влияния», начиная чуть ли не с Ивана Калиты (характерно, что выдвинувшая идею «Русской Республики» так наз. «Национально-республиканская партия» поддержала «оранжевую революцию» на Украине). Все это происходит под растущей аккомпанемент мировой и местной либеральной прессы и под раскрутку общественного мнения против т.н. «русского фашизма». Причем очень характерно следующее: о русском фашизме заговорили до того, как под это определение были подверстаны вызванные сложной демографической ситуацией в крупных городах эксцессы.
Кто в первую очередь является жертвами этих эксцессов? Те, кто, на самом деле, вовсе не собирается здесь жить, в частности, студенты из стран Азии, Африки и Латинской Америки, бывших в советские годы главными союзниками СССР в противостоянии атлантизму, а также и сегодня могущих потенциально быть областями приложения российского имперского влияния. Давайте называть вещи своими именами: те, кто устраивает нападения на иностранных студентов, лишают Россию агентуры влияния в мире. В русских ли это интересах?
И не является ли такой национализм просто перенесением на совершенно иную почву ситуации американских — и отчасти европейских — городов, американской, то есть WASP (white, anglo-saxon, protestant) — ненависти к «ниггерам», «латиносам» и проч., то есть, не есть ли это тот же самый атлантизм, который купил номенклатуру «собственностью» и «рынком», интеллигенцию — «свободой», а теперь покупает молодежь вот этим? Само слово «скинхед», между прочим, взято из английского языка.
«Убили негра». И, быть может, вместе с ним — русскую ракетную базу в Западной Африке. Убили «латина». Быть может, будущего Уго Чавеса или субкоманданте Маркоса.
На самом деле такой «патриотизм», равно как и охота на «азеров», «хачей», «чурок» только лишь способствует утверждению в России т.н. «антифашистского проекта», ибо мобилизует в число «антифа» огромное количество сторонников, прежде всего тех, кому так или иначе дорогa победа в Великой Отечественной войне.
Что такое «антифашисткий проект»? Фашизм как явление принадлежит истории и конкретным обстоятельствам Германии и Италии. Антифашизм же в отсутствие фашизма неизбежно превращается в левый проект, поскольку сам антифашизм был исторической формой борьбы левых сил — от либералов до троцкистов — против конкретных режимов в Германии и Италии. Если же мы вспомним, что собственно фашизм был характерен только для Италии, а у нас Германию называли «фашистской» для того, чтобы лишний раз не употреблять выражение «национал-социализм», то окажется, что современный российский антифашизм, который пытаются навязать в качестве официальной идеологии государству, это вообще бой с призраком, который нужен только для того, чтобы вместе с антифашизмом вновь и вновь навязывать стране лево-просвещенческую и леволиберальную идеологию и ее носителей, как правило, «этнических» или «профессиональных» антифашистов, в свое время, кстати, сумевших мастерски отвести удар от себя и направить его на кавказцев и мусульман. Антиисламизм, как и антифашизм, — это их идеология. И русский парень, бездумно идущий громить «черных» и «муслов», действует по их наводке.
В свое время мировое кровавое шоу под названием «Нюрнбергский процесс», в котором пришлось принять участие и Советскому Союзу, — и Сталин как расчетливый политик не мог не пойти на это для того, чтобы потом, овладев атомными секретами, отмежеваться от «нюрнбергских заправил», — был задуман для того, чтобы открыть им новую эру. Тогда они просчитались. Новой эры по их рецептам не получилось. Советский Союз не принял «плана Маршалла» и окончательно (до своего падения) воспринял миссию катехона. Теперь они вновь собираются сделать то же самое. Только на место Германии ими уготовлена Россия. И Россия — русские! — не должны поддаваться на их мирового масштаба провокации.
Действуют эти силы нагло и напористо. Не случайно Общественная палата выступает с инициативой принятия закона о проверке всех школьных и вузовских учебников на «политкорректность» и «толерантность», то есть, на самом деле на лояльность к «новому мировому порядку». Совершенно очевидно, что это коснется, прежде всего, учебников по истории, политологии, теории права. «Русский фашизм» нужен на самом деле только для того, чтобы под предлогом борьбы с ним навязывать государству либеральную и левую идеологию, более того, попытаться перейти к окончательному установлению либеральной диктатуры, а, быть может, и прямого внешнего управления. С кровавым судилищем над русской жизнью, русской культурой, русской мыслью, которые будет судить Гаагский трибунал — новый Нюрнберг.
России нужна имперская, а не национальная политика. В свое время Царь Иоанн Васильевич Грозный селил немцев на востоке, предлагая им отвоевывать земли у «диких варваров», а татар — на западе своего царства, так, что одни совершали «Drang nach Osten», а другие — путь «к последнему морю». Можно было бы и сегодня предложить исламистам (в том числе и новообращенным из НБП) «немножко побеспокоить» Европу, а скинхедам — отправиться повоевать за Россию на ее южные и восточные границы. И дать им там землю. А каждого скинхеда спросить: «А ты жениться вообще-то собираешься? И сколько у тебя будет детей? Сколько Бог даст или будете „планировать“ семью?»
Этот последний вопрос, на самом деле, является основным для каждого, кто считает себя русским патриотом. Конечно, могут быть исключения, но в их число попасть можно позволить только гениям, а их на поколение — один-два, ну, пять (если в разных областях).
Обобщая, можно было бы сказать так: «фашизм» нам подсовывают только для того, чтобы заставить играть на поле «фашизм-антифашизм». И проиграть, поскольку фашизма как такового давно нет, даже в Италии. А антифашизм с его огромным аппаратом, огромными деньгами (80% мирового капитала), управляемой псевдокультурой, военно-политической организацией (НАТО и ЕС) есть. Конечно, имя «антифашизм» условно. Как и все, лишенное онтологии, он не имеет имени. Как и лицa. Как и, собственно, идентичности.
На самом деле «антифашисты» идут по тому же пути, по которому они шли к власти в конце 80-х, создавая приманки и видимости, покупая и провоцируя, а затем вовлекая всех и вся в борьбу с тем, что сами и спровоцировали. Но одно сегодня очень сильно изменилось: сегодня нет конкуренции КПСС и КГБ. А значит, сама эта сила («антифа»), которую использовали в подземной борьбе между собой советские структуры, сегодня никому в стране по-серьезному не нужна и в конечном счете обречена была бы на поражение, если бы не поддержка извне. Но все же она существует и никуда не делась.
На данный момент цель этой силы — вновь обрушить Россию в ситуацию 1991 года, а затем добить совсем. Поэтому цель истинных патриотов сегодня — пройти испытание национализмом и опрокинуть его в Империю.
