 |
| Вода живая | Мишель Обри | 06.11.2007 |
— Господин Генеральный консул, в нынешнем своем качестве вы приехали в наш город в конце прошлого года. Приходилось ли бывать здесь раньше и какое впечатление производит на вас Северная столица?
— Первый раз с супругой мы посетили Санкт-Петербург лет десять назад, тогда город казался «спящей красавицей». В те годы я работал в Москве, которая менялась прямо на глазах. По сравнению с ней здесь перемены происходили гораздо медленнее. Но когда мы опять приехали сюда в декабре прошлого года, увидели разительные перемены. При этом, несмотря на бурное развитие, Санкт-Петербург остается городом, если можно так выразиться, «в человеческих» размерах. Например, здесь свободно можно перемещаться пешком, тогда как в Москве это уже практически невозможно. Конечно же, нам повезло — мы живем в самом центре, на набережной Мойки. Мы можем ходить в театр, на концерты, в церковь, за покупками, не пользуясь машиной, — все это находится в 20 минутах ходьбы. Все-таки это очень приятно. Но более всего я не устаю восхищаться красотой города. Из окон резиденции открывается великолепный вид на храм Спаса-на-Крови, который каждый раз предстает в новом свете. Понимаешь, какое счастье хотя бы некоторое время пожить среди такого великолепия.
И еще я очень люблю белые ночи, сказочный свет северных стран. Мы полюбили его, когда жили в Норвегии.
— А есть что-то, что вам здесь не нравится?
— Честно говоря, да. Например, когда в магазинах люди… как бы это лучше сказать… отвечают очень грубо, недоброжелательно. Но, по-моему, это тоже наследство советских времен. И еще машины на ваших улицах — это что-то ужасное. Французские водители тоже не подарок, особенно в сравнении с аккуратными немцами. Но то, что творится здесь, в Питере, — это вообще кошмар. В рабочие дни меня возит шофер, а по выходным я сам вожу машину, но очень осторожно, потому что боюсь. Хотя по сравнению с Москвой десятилетней давности разница все равно есть. А в целом я чувствую себя в России хорошо. Я всегда интересовался вашей страной и очень ее люблю.
— При всем дефиците свободного времени, чем вы занимаете свой досуг?
— Я очень люблю классическую музыку, с удовольствием бываю на концертах. Музыка вообще в моей жизни значит очень многое. Сам я немного играю на фортепиано, а по субботам и воскресеньям пою в церковном хоре.
— Все-таки довольно необычно видеть на клиросе православного храма Генерального консула Франции. При этом создается впечатление, что вы чувствуете себя в наших храмах как дома. Как вы познакомились с Православием?
— Православное богослужение я открыл для себя благодаря монастырю Шеветонь в Бельгии. Впервые я побывал там еще в начале 1970-х годов, в бытность свою студентом. Несмотря на то что в последующие годы мне подолгу приходилось жить за границей, эта связь никогда не прерывалась. Выходит, я был знаком с Божественной литургией святого Иоанна Златоуста еще задолго до своего приезда в Россию.
Когда мои родные уезжают на каникулы во Францию, и я остаюсь один, то с удовольствием в субботу вечером и в воскресение утром хожу на богослужения то в один, то в другой приход Православной Церкви. Я по-настоящему чувствую себя как дома в православном храме, но при этом остаюсь верным той Церкви, в которой принял крещение. Такое действительно бывает довольно редко. При этом часто людям, которые переходят в другую Церковь, бывает нелегко определиться по отношению к той традиции, с которой они порвали. Они либо становятся критичными, либо испытывают некое смущение. В Париже, например, у нас есть знакомые, которые, всецело оставаясь католиками, ходят на Божественную литургию византийского обряда. Им было трудно привыкнуть к тем литургическим новшествам, которые имели место в католических приходах после Второго Ватиканского собора. На меня же лично какие-то моменты в богослужении производят более сильное впечатление в одной традиции, а какие-то — в другой.
— Это многообразие можно воспринимать как богатство?
— Да, разумеется. Только становится грустно от осознания нынешнего разделения Церквей. Одна моя знакомая была изумлена, увидев меня в православном храме. А потом рассказывала друзьям о том, как была тронута увиденным. Все-таки между нами остается много общего, и братское единство христиан само по себе является замечательным свидетельством о Христе.
— Что вы думаете о жизни Православной Церкви в России? Каким видится ее будущее?
— У меня есть некоторые наблюдения, но все-таки мне не хотелось бы обобщать, опираясь только на свои собственные впечатления. Я много путешествовал, когда был студентом. Три года жил в Албании в эпоху, когда любые формы религиозной жизни там были под строжайшим запретом. В 1980-е годы жил в Болгарии, где коммунисты с терпимостью относились к Церкви, но весьма ограничивали ее деятельность. Я понимаю происходившее тогда и понимаю нынешние трудности. Любые перемены требуют времени.
За эти годы количество действующих церквей умножилось как минимум в десять раз. Вместе с тем, можно наблюдать, что Церковь молодеет — на службы стало приходить больше молодежи и людей среднего возраста.
Появилось целое поколение людей, которые в эти годы пришли к вере. Однако нередко можно видеть в храмах молодых людей, которые не совсем понимают, что именно происходит в тот или иной момент богослужения, и от этого чувствуют себя неловко, не знают, как себя вести. Язык и содержание богослужения для многих остаются иностранной грамотой, поэтому, на мой взгляд, в храмах непременно должна проводиться катехизация. Так, с большим интересом я читаю в вашем журнале рубрику «Литургия: шаг за шагом», в которой объясняется, что происходит за богослужением. Но главное — что чувствуется тяга и жажда веры.
Если учитывать разрыв между тем, как наши современники живут вне Церкви, и тем, что говорится за богослужением, эта духовная жажда, бесспорно, является знаком доброй надежды.
— А как вы видите для себя роль и место христианства в будущем Европы? Это нечто реальное или только красивые слова?
— Определенно, это — реальность. Будущее трудно предсказать, но следует помнить, что именно христианству наша Европа обязана самим своим существованием. Христианство на протяжении веков определяло ее историю, культуру, архитектурный облик. Недаром недавно всерьез обсуждался вопрос упоминания о христианских корнях Европы в конституции Евросоюза. Даже если и прошли времена, когда сами слова Европа и «христианский мир» были синонимами, христианство продолжает играть существенную роль, например, в важнейших вопросах этики.
При стремительном развитии науки, техники и технологий роль христианства во времени и вопреки духу века сего будет становиться еще более актуальной в будущем. Прежде всего это касается понимания сущности человека и человеческих отношений. И перед лицом вызовов нашего времени разделение христиан значительно ослабляет силу нашего свидетельства.
Хотим мы того или нет, Европа задает тон всему мировому сообществу, европейский образ жизни распространяется за пределами нашего континента. Поэтому на плечах европейцев лежит особая ответственность за то, насколько мы окажемся на высоте своего призвания. Об этом недавно напомнил всем и Святейший Патриарх Алексий во время своего визита во Францию.
— В Санкт-Петербург вместе с вами приехала ваша супруга и младший сын, его, кажется, зовут Христо…
— Да, когда мы жили в Болгарии, у нас был друг, которого звали Христо. Это имя прекрасно тем, что оно созвучно имени Христа. Мы усыновили его, когда жили в Москве. Моя жена вместе с другими французскими женщинами регулярно ходили помогать в детский дом, где находятся больные дети. И вот однажды она подумала так: поскольку в нашей семье все сложилось так благополучно, все мы здоровы, то почему бы не поделиться счастьем с этим ребенком, которого родители оставили в роддоме. Допустим, он родился с синдромом Дауна, но ведь тоже имеет право на свою семью. Тогда ему было 16 месяцев. Когда он приехал вместе с нами во Францию, он не говорил и был почти неподвижен. Сейчас ему уже девять лет. Он очень веселый и подвижный ребенок, прекрасно адаптировался во Франции. До нашего приезда в Петербург он посещал школу. Ему действительно необходимо уделять большое количество времени, и моя жена много занимается с ним. Таким детям вообще трудно говорить, но при этом он все-таки говорит, у него проявляется сильный характер. Он знает несколько русских слов, которые выучил уже здесь, в Петербурге.
— У вас ведь четверо родных детей, и как они относятся к своему младшему брату?
— Сейчас они очень радуются, хотя поначалу старшие боялись. По-настоящему они не знали, что такое синдром Дауна. Однако когда появился Христо, они сразу увидели, что он такой же ребенок, как и другие дети. Мне приятно, что все наши дети очень тесно связаны друг с другом. Когда старшие приезжают к нам в Петербург на каникулы — это для всех большой праздник.
— Как семья отнеслась к вашему назначению в Петербург?
— Больше всех радовался Христо. Ему очень хотелось поскорее полететь на самолете. И в течение нескольких месяцев он каждый день спрашивал: «Мы сегодня полетим?». Труднее всего было жене, потому что до этого мы всегда ездили за границу вместе со всеми детьми. И вот в первый раз пришлось оставить всех, кроме Кристо, во Франции. Они уже взрослые, старшему — 26, младшему — 20. Санкт-Петербург им очень понравился, поэтому они с удовольствием приезжают сюда на каникулы и в отпуск.
— На семейной фотографии один из ваших сыновей одет в монашеское облачение.
— Да, эта фотография сделана в тот день, когда наш сын Ксавье вступил в монашескую общину братьев святого Иоанна. Три года назад, когда ему было неполных 17 лет, он объявил нам о своем решении переехать на юг Франции для обучения в выпускном классе школы, чтобы утвердиться в подлинности своего призвания. Для нас это было некоторым потрясением.
Конечно, мы видели, что он уже достаточно созрел в вере, что всегда в его жизни важное место занимала молитва. До этого он несколько раз участвовал в летних лагерях, организованных братьями святого Иоанна и общиной Эммануэль, но мы не ожидали, что он примет решение столь скоро и определенно. После сдачи бакалаврских экзаменов один год он провел в Женеве, в школе при братстве, где молодые люди и девушки живут в общине, совмещая учебу с молодежным служением. Ему потребовалось два года на то, чтобы принять решение вступить послушником в монашескую общину. Итак, в этом году на праздник Пятидесятницы он принял монашеские одежды и стал послушником. В следующем году на Пятидесятницу он принесет свои первые монашеские обеты.
— Он счастлив?
— Да, он очень рад. Он приезжал к нам в Санкт-Петербург в декабре прошлого года, как только мы переехали сюда. Затем мы виделись на его постриге.
— Можно себе представить, как нелегко родителям принять такой выбор?
— Конечно, к тому же это совпало с нашим отъездом в Россию. Когда мы приезжали навестить его в прошлый раз, он был окружен множеством людей. Сейчас мы планируем поехать к нему на несколько дней на Рождество, и, может быть, тогда будет хоть немного поспокойнее.
В некоторых семьях, где родители не являются верующими, подобное событие может восприниматься драматически. Но наш сын счастлив. Его общину мы знали немного еще до того и, по правде сказать, рады за него.
— В заключение нашей беседы что бы вы хотели пожелать нашим читателям?
— Читателям вашего журнала логично было бы пожелать всегда испытывать жажду в Воде живой и распространять ее вокруг себя.
И по нашей доброй традиции я мысленно поручаю будущее и вашего журнала, и его читателей под молитвенный покров Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии.
Иерей Димитрий Сизоненко, клирик собора Феодоровской иконы Божией Матери
